Вечная жизнь не обещает вечного счастья

Помещение допросной всегда вызывало у Штрохайма непроизвольные мурашки и гордость одновременно. Слабо освещенное, сырое и воняющее чем-то непонятным. Такое место должно выбивать из душевного равновесия и пробивать дрожью тех, кому не посчастливилось попасть туда, и архитектор справился со своей задачей настолько хорошо, что Рудольф лично пожал ему руку. Штрохайм проходит по сети коридоров, спускается при помощи лифта на пару этажей вниз, и наконец оказывается перед перед тяжёлой, кованной дверью. Он выжидает пару секунд, поправляет воротник, и только после этого с силой давит на дверь, отворяя её. В лицо сразу же ударяет запах сырости и каких-то медикаментов. Штрохайм морщится и проходит вглубь помещения. Картина открывшаяся перед его глазами, бросает сначала в недоумение, а затем в злобу. Солдат с грушеобразным носом, который при их телефонном разговоре назвался Клоссом, с громкими и не совсем цензурными криками машет рукой. Второй, отчаянно пытается застегнуть на вырывающемся юноше со светлыми волосами лямки смирительной рубашки. — Он меня укусил! Чёртов ублюдок! Да я ему зубы выбью! — Если такой умный, иди и сам затягивай эту сраную рубашку! — Да как я по твоему буду это делать буду, с покусанной то рукой?! — А мне какая разница? Сам виноват! Каблуков тебе не хватило?! — Я-то думал он после транквилизатора поспокойнее будет! «А ну заткнулись оба! — рявкнул Штрохайм, которому порядком надоело это безобразие, -Вы солдаты великой Германской империи или кто? Бескультурный сброд? Отвечать!» Солдаты вмиг забыв про Спидвагона вытянулись по струнке и хором отрапортовали: «Цель успешно и без потерь доставлена!» «Ну или почти без потерь» -прогнусавил солдат, потирая пострадавшую дважды конечность. «На выход! -прошипел Штрохайм, указывая на дверь, -Живо! Ещё раз увижу столь недостойное поведение — лишу почетного солдатского звания!" Обоих как ветром сдуло. Лишь гнусавый перед выходом остановился и погрозил Спидвагону кулаком. Тот в ответ показал язык. Штрохайм следил за этой картиной с нечитаемым выражением лица. Сегодня тел в труповозке станет на одно больше. Когда нестройный стук каблуков окончательно стих, когда обратил наконец внимание на сидящего перед ним человека. Какого?... Он почувствовал как его брови против воли заламываются к переносице, а челюсть непроизвольно отвисает. В глаза сразу бросилось отсутствие седины, свойственной для столь пожилого возраста. И морщин. Мужчина перед ним выглядел как живое воплощение фотографии, лежащей за пазухой. Но у Роберта Спидвагона разве не было детей? Внебрачный сын? Но слишком уж фотографичное сходство. Даже шрам на щеке тот же. Один в один. От яростного сопротивления светлые, почти пшеничные волосы сильно растрепались, а на щеках проступил лихорадочная краснота. На шее ярко выделялся след от укола. Кто этих придурков учил инъекции делать? Сто процентов ведь мимо сонной артерии промазали, вон какой синяк остался. Спидвагон вскидывает голову и возмущенно вопрошает: -"Вы тут главный? Если нет, но я требую встречи с ним! Поведение ваших людей возмутительно! Похищение, введение мне неизвестного препарата против моей же воли, незаконный перевоз через границу. Мне продолжать? Этого недостаточно?!" - Во-первых замолчите. Во-вторых я тут задаю вопросы, а в-третьих моя цель и общее дело гораздо важнее вашей персоны, будь вы хоть Иисусом Христом. Спидвагон задыхается возмущённым выдохом. - Итак начнём. Отвечай правдиво, не заставляйте меня применять жёсткие методы. Как вас зовут? На лице у Роберта отражалась тяжелая мыслительная деятельность. Сейчас лучше выполнить требования солдата, нацисты это не те люди, с которыми стоит качать права. "Моё имя Роберт Спидвагон". Значит ошибки быть не может. Но от этого становится лишь непонятнее. - А лет тебе сколько? - 74. - Ты врешь мне. Спидвагон неловко, настолько насколько это позволяет рубашка пожимает плечами. - Я не поверю, что у вас не было на меня досье. - Если там написано, что родился 24 октября 1873 года, то я подтверждаю правдивость этой информации. - Но ты хоть понимаешь, насколько твои слова неправдоподобны? - Это сложно объяснить. - Уж постарайся. Спидвагон вздыхает, и с мыслительной задержкой произносит: " Я выгляжу так молодо благодаря старинной технике". Штрохайм напрягается. Люди веками пытаются с помощью технологий и медицины победить старение, а выходит способ есть, и на примере этого старика можно с уверенностью сказать, что способ этот рабочий. - Что за техника? И как ею пользоваться? Спидвагон сдерживая смех пародирует Цепелли. - Это искусство хамона, но овладеть им может не каждый, тебе понадобится не один год изучения теории и старательной практики, чтобы в полной мере раскрыть в себе потенциал. Штрохайм шутки не оценил, и сделав широкий шаг, хватает Спидвагога за руку. - "Ты со мной не шути, дедуля, я не люблю шутников". Пальцы сдавливают плечо с нечеловеческой силой, и Роберт не может сдержать болезненного вскрика. - "Отпустите, больно!"Немец выжидает пару секунд для профилактики и ослабляет хватку. - "Думаю посыл ясен. За каждую подобную выходку я буду ломать тебе по кости". Спидвагон бледнеет, но лица не теряет. Штрохайм непринужденно отходит на шаг назад - "Я повторю вопрос: как овладеть этой техникой? Ты вроде назвал её хамоном". Спидвагон сглатывает, криво ведёт пострадавшим плечом и произносит: -"Я не шучу, на овладение этой техникой уйдёт много сил, времени и тебе понадобится опытный учитель. Я таковым к сожалению не являюсь". Штрохайм прикладывает руку в белоснежной перчатке к подбородку и задумчиво произносит: -" Я не испытываю недостатка во времени или стараниях. Если я прикажу, ты обучишь меня?" Видя некоторое замешательство Роберта, Штрохайм вежливо подсказывает: - Выбора у тебя разумеется нет. - Я даже при всём желании не смогу обучить тебя. Штрохайм кажется опять не поверил. - "Но сам то ты как то обучился этой технике!" Спидвагон потупил глаза. Его опять ткнули лицом в больную тему. Действительно, раз ты используешь технику, значит должен быть способен обучить кого нибудь. Вот только Роберт понятия не имел даже как используется хамон, не говоря уже о чьём либо обучении. Может попытаться поводить нациста за нос, а если ничего уж не выйдет сказать мол: дело не во мне, а в тебе, не повезло с генами и все дела. - Не обещаю, но я постараюсь. - Ты не понял, -с нажимом произносит Штрохайм, -Ты не обязан научить меня, иначе последствия будут для тебя плачевны. - Если убьёшься меня, только потеряешь. Спидвагон говорит эти слова скорее для себя, нежели чтобы убедить нациста. - Ты меня недооцениваешь. Штрохайм наклоняется ближе и сильно сжимает Спидвагоновскую челюсть, вынуждая обнажить зубы. - "Сначала я один за другим вырву тебе зубы, затем, -он оглаживает шрам под веком, - создам тебе брат близнеца на другой. Я люблю симметричные вещи, от них веет правильностью и чётко построенной организацией. Потом переломаю все фаланги на пальцах и с корнем оторву ногти. А в конце отдам своим солдатам. Они уж решат что с тобой делать, а особенно те, кому ты их драгоценные шкурки подпортил. Штрохайм не поднимает голос, описывает все пытки с таким спокойствием. И от этого становится жутко. Не зря говорят, смерть немногословна. Удавы при глотании своей жертвы спокойны, а самые ужасающие маньяки в истории совершали свои преступления в тишине. Язык прилипает к нёбу. Спидвагону до дрожи в костях хочется отвести глаза. Нельзя. Он закусывает губу и поднимает на офицера глаза. И произносит чётко - "Ну и пожалуйста, не жалко, зубов да пальцев у меня много, а честь и гордость одна". Роберт ожидает чего угодно: удара, крика, боли, но Штрохайм превосходит все его ожидания. Он отдаляется, отходит на пару шагов назад и запрокидывая голову назад, заходится громким искренним смехом. -" А ты молодец, мне нравится. Но обещание есть обещание". Он заносит руку для удара. И Спидвагон крепко-крепко сжимает зубы, но головы все равно не опускает головы. В скулу прилетает оглушающе сильный удар кулаком. Да такой, что голова мотнулась в сторону. Щека горит, пульсирует. Кажется, кожа поцарапалась об острую кромку зубов. Рот заполняет мерзким железистым привкусом крови, и Спидвагон отвращено сплевывает. На бетонном полу останется небольшое кровавое пятнышко. - Слабовато. - Хочешь добавки? Штрохайм говорит совершенно серьёзно, без намёка на сарказм. Внезапно шутливые нотки из его голоса пропадают - "Что за черт?" Спидвагон вопросительно поднимает глаза и видит, что солдат напряжённо отшатнулся от него. Тело охватывает тёпло, а по коже вибрациями будто пробегают электрические импульсы. Хамон вступил в действие, не спрашивая у хозяина разрешения. Боль вся куда то уходит, оставляя после себя ощущение неприятной пустоты и обезоруживающей усталости. - "Да какого хрена?" Штрохайм не дожидаясь ответа осторожно вытягивает ногу и носком сапога касается чужой штанины, окутанной неизвестным свечением. Между кожей и тканью пробегает статический импульс, бежит вверх по военной форме и доходит до волос. Прилизанная шевелюра Штрохайма встаёт дыбом, пропитанная хамоном. Тот испуганно вскрикивает и бьет ладонями по голове, пытаясь уложить волосы обратно. Спустя несколько секунд, у него это выходит и тот со смесью страха и откровенного любопытства смотрит на Роберта, окружённого как защитным коконом разрядами невиданной энергии. Тот тяжело дышит, по виску скатывается капелька пота, очерчивает скулу, падает с острого подбородка и растворяется на коленях. Офицер чертыхается и зло сплюнув разворачивается к выходу. - "Сбегаешь?" Он оборачивается на голос. Спидвагон открыто издевается, глаза смеются, а на лице играет гримаса превосходства. - "Неужели бить беспомощного оказалось не настолько весело? Может продолжите? Вы кажется обещали сломать мне кости и пальцы. Но они целы. Парадокс, не находите?" Штрохайму кажется, что сжатые до скрипа зубы скоро раздробятся друг о друга. Он складывает пальцы в кулак с такой силой, что белоснежная ткань перчаток трещит по швам. Грёбаный недоносок! Он смеет обвинять его, Штрохайма в трусости? Желание набить наглому бриташке рожу, застилает разум. Но запоздало Рудольф вспоминает о таинственной энергии,и занесенная было для удара рука безвольно опускается вниз. - "Я вернусь позже, и будь уверен, в следующий раз я буду готов к твоим фокусам". Он ещё раз приглаживает волосы, одергивает полы мундира и идёт к двери. Когда он рывком открывает дверь, слышится глухой стук, крик боли и быстро удаляющиеся шаги. Нет, определённо тел в труповозке станет больше на два, а не на одно. Господи, помоги ему вытерпеть этих идиотов. Когда немец уходит Спидвагон откидывается назад и бессильно выдыхает. Второй раз такой фокус у него не выйдет. Сил ушло слишком много, даже на мысли их не хватает. Он мотает головой, пытаясь отогнать неприятную сонливую тяжесть. Все это очень плохо. Зачем он понадобился нацистам? Вряд ли за выкупом или чем то подобным. Очевидно не из-за хамона, тот немец походу видит его впервые. Тогда с какой целью? Ещё и Стрейтс объявился прямо в Лондоне, а Джозеф как назло куда то пропал. Спидвагон не может просто так сидеть и ничего не предпринимать. Плечо все ещё отдаётся неприятной ноющей болью, но Роберт игнорируя её, дёргает стянутыми рубашкой руками. У знаменитого фокусника Гарри Гудини же получалось выбраться из смирительной рубашки так и ещё и под водой. Значит и у него должно получиться. Роберт извивается как червяк, пытаясь хоть немного ослабить завязки. Неизвестно, может сказалась халатность солдата, затягивавшего узел, а может дело было в импульсах хамона, но спустя час сдавливавшая плечи завязка ощутимо ослабла. Получилось! Осталось ещё немного, и он освободится! Внезапно за дверью раздаётся непонятное копошение и засов со скрипом отодвигается. Роберт испуганно вздрагивает и опускает голову, делая вид что спит. Это должно вызвать меньше подозрений, ведь так? В помещение заходят несколько человек. Спидвагон напрягает слух, пытаясь определить точное количество людей. Около трёх, не больше. Он мысленно ухмыляется. Их боевая троица, он и мистер Кемпо и мистер Тату всегда наводили страх на одиноких путников, рискнувших срезать дорогу через Огр стрит. Но тогда их было трое на одного, максимум на двух, и его спина была всегда прикрыта надежными товарищами, да и оружие него при себе имелось. А сейчас он абсолютно безоружен, так и ещё и ослаблен использованием хамона. Голоса грубые, один с явной хрипотцой, другой на октаву повыше. Он чувствует сквозь кожу век, что человек остановился ядерен ним, закрывая плавный искусственный свет лампы. Его грубо встряхнули за плечо и на ломаном британском произнесли: - "Эй, ты, вставай, ты идёшь с нами".