Вечная жизнь не обещает вечного счастья

— «А ну просыпайся, ты идёшь с нами». Спидвагон открыл глаза и пару раз наигранно моргнул, имитируя заспанность. Его грубо хватают за плечо и силком стаскивают со стула. Роберт неловко дергает связанными руками молится всем богам, чтобы ослабленная рубашка не развязывалась прямо сейчас, иначе его план побега будет обречён на провал ещё в зародыше. Его выталкивают вперёд, и другой солдат тут же ловко хватает его за другую руку. Роберт обводит всех присутствующих хмурым взглядом. Трое здоровых детин… Многовато. Видя изучающий, будто примеряющийся взгляд, один из солдат осклабился и протянул: — " и даже не думай пытаться сбежать! Клосс рассказал о твоих грязных приёмчиках, пальцы в рот тебе никто совать не собирается». Спидвагон хотел было возмутиться и сказать, что солдат сам сглупил и пытался глумиться над беззащитным, но его бесцеремонно обрывали, вытолкнув в холодный бетонный коридор. Внешне все вокруг похоже на бомбоубежище: каменные стены, от которых веет затхлостью и холодом, пустые и безжизненные коридоры тянущиеся во все стороны, куда только не бросишь взгляд. Даже не за что глазу зацепиться, одно слово — удручающе. Шаги глухо отдаются под бетонными сводами, и Спидвагон невольно вспоминает ту самую пещеру, где они нашли Сантану и где Стрейтс столь вероломно их предал. Он рвано выдыхает, и по спине вновь пробегает предательская дрожь. От порождений каменной маски веяло нечеловеческим холодом и первобытной мощью. Чудовища… За этой приятной, красивой оболочкой молодости скрывается настоящий монстр. Этими тварями движут лишь инстинкты, правда животным свойственно самосохранение и какое никакое, но чувство привязанности, а кровопийцы унаследовали лишь один инстинкт — жрать. Дио был другим, необычным вампиром. Барон Цеппели был прав, Брандо был машиной для убийств, топливом которой служила кровь и безмерная ненависть ко всему миру. Спидвагон порой удивлялся, как кровососа тогда не разорвало от такой концентрации злобы на одно тело, пусть и вампирское. Бруфорд и Таркус, пробужденные им от вечного сна, были лишь безвольными марионетками в руках умелого кукловода. Дио — истинное зло, он убивает медленно, разъедает изнутри подобно раствору борной кислоты, которой травник Ля Фу травил неугодных ему клиентов вместо лекарств от чахотки или простуды. Этот ублюдок дёргает за ниточки судьбы, вынуждая людей сворачивать с проторённой дорожки и пускаться по пути его слуг. Человеческий разум это как орган или клавесин. Невероятно сложный инструмент, который для начала нужно отладить, настроить, а только потом садиться на место музыканта. И Дио был своего рода виртуозом, выжимал из клавиш всевозможные мелодии боли и сонаты страданий. Нота за нотой, звук за звуком ломается человек. А сломанный инструмент как известно никогда вновь не станет столь певучим и мелодичным, даже после починки. Да и возможно ли вообще починить что-то такое хрупкое и сложное как человеческая душа? И Спидвагон как никто другой знает ответ на этот вопрос. Его между тем заталкивают в лифт, больше похожий на каторжную каморку. Такой же тесный и мрачный. Стрелка, показывающая этаж дергается и медленно ползёт вверх. -1, 0, 1, 2. От перегрузки неприятно может под ложечкой. Наконец лифт дергается в последний и резко останавливается. Когда створки открываются, Спидвагон удивленно поднимает брови, антураж третьего этажа значительно отличается от -1… Грязные бетонные стены сменились на дорогие малиновые обои, тут и там висят картины во внушительных позолоченных рамах, пол покрыт паркетом из темного дуба. Лампы, вмонтированные в стены у самого потолка, окутывают помещение тёплым светом. Солдаты вновь хватают за предплечье, и тащат внутрь коридора, то и дело переговариваясь между собой по-немецки. Спидвагон вертит головой по сторонам, пытаясь запомнить как можно деталей окружения, мало ли вдруг пригодится в будущем. Тем временем они минуют статую какому-то низкому немцу со стоящими дыбом волосами, заворачивают за угол и упираются в полированную дверь с медной табличкой гласящей: «офицер герр Рудольф фон Штрохайм». Немец помоложе деликатно стучится, и из-за двери слышится раздражённое «Войдите». Роберт почти злорадно отмечает, что этот самый офицер явно не в духе. Солдат осторожно, будто боясь обжечься берётся за ручку и открывает дверь. Яркий свет сначала ослепляет, и Спидвагон жмурится с непривычки. В кабинете Штрохайма пахнет дорогим парфюмом и канцелярскими чернилами. Обстановка вычурная, будто кричащая, что здесь работает некто высокого звания. Пол устлан охровым ковром, обои отдают в изумрудные оттенки, а мебель выглядит чрезмерно дорогой. По центру всего этого великолепия за массивным столом сидит сам Рудольф фон Штрохайм. Руки облачённые в перчатки чинно сложены на столе, испорченная недавним инцидентом с хамоном причёска вновь идеально уложена, а запонки на лацканах сияют ярче лампочек в коридоре. Колкий, изучающий взгляд. Он кивает на стоящий перед столом стул, и нацист подталкивает к нему Роберта, с силой давит на плечо вынуждая сесть. Штрохайм секунду думает, затем отдаёт приказ на немецком, и солдат достаёт из внушительных размеров кармана формы стальные наручники. Только теперь до Спидвагона дошло, зачем было нужно небольшое кольцо на завязке рубашки. Стоп. Завязка. Его раскроют. Штрохайм перехватывает испуганный взгляд и ухмыляется. Роберт буквально поверхностью кожи чувствует, как нацист удивленно замирает и перебирает ремешки. Но спустя несколько секунд видимо решает, что ничего в этом необычного и щёлкает кольцом наручников. Не приминует дернуться, что Роберт в ту же секунду и делает. Лязг металла и натянувшаяся рубашка лишь убеждают в крепости завязок. После очередного приказа все три солдата синхронно отдаёт честь и повернувшись на 180 градусов встают около двери как безмолвные стражи букенгемского дворца. С офицером взглядом встречаться категорически не хочется, и Роберт старательно из Египет зрительного контакта, с наигранным интересом рассматривая обстановку. Но через минуту неловкая тишина затягивается и начинает в серьёз давить. Спидвагону ничего не остаётся, кроме как прекратить игру в гляделки с картиной какого-то там фюрера. Он переводит глаза на Штрохайма. Тот на удивление не буравит юношу взглядом, а читает какую то бумажку. Спидвагон нетерпеливо ёрзает на жёстком стуле и поджимает губы. — Вот я чего не могу понять, -разрывает тишину Штрохайм, -так это того, как ты простой карманник сумел выбраться из трущоб, в кресло главы собственного фонда.? Вопрос о том, откуда немец знает столь щекотливые факты его биографии застревает в горле. Ну конечно, их информационные поля сильно разнятся между собой. — Мне просто повезло. — Ну нет, -усмехается Рудольф, -если ты однажды своровал, бросить это уже невозможно. Жажда лёгких денег как правило вскружает людям голову, вор единожды — вор навсегда. Тем более я не верю в судьбу и её трюки с везением. Так что? Спидвагон качает головой, -мне нечего больше сказать. — Правда? Штрохайм приподнимает брови. Последний шанс. В ответ ему лишь упрямое молчание. -Что ж, я предложил мирный исход, ты сам отказался. За спиной возникает человек в белом халате, по видимому медик. Он подвозит к столу каталку на колесиках. Рука в латексных медицинских перчатках, терпко пахнущих нафталином поднимает с металлического подноса шприц с лиловой жидкостью, легонько постукивает по тонкому медицинскому стеклу, проверяя герметичность. Из на кончике иглы появляется крохотная капля препарата. Пальцы покалывает. Спидвагон не любит иголки, не потому что больно, а потому что гадко. В дворовых мальчишеских братствах имелся строгий кодекс чести. Для вступления туда нужно было доказать серьезность своих намерений и свою верность товарищам. Испытанием было выдержать иголку, запускаемую под ногти. Хоть было это и не слишком болезненно, но вот игла, редко когда была стерильной. Если ты доверился товарищам, значит принят в братство, испугался — останешься один. Он это испытание выдержал, правда после этого провалялся с лихорадкой две недели. -Что это? Очередной транквилизатор? -Гораздо круче, - усмехается медик, - Это наша инновационная разработка. Офицер Штрохайм предупредил меня о твоих необычных…способностях, но поверь, этот препарат уникален и эксгуэляции не подвержен. — Доктор Хауц, довольно болтовни, приступайте. Медик кивает и нащупывает вену. Игла входит под кожу и впрыскивает препарат. Вену неприятно распирает и Спидвагон отчаянно втягивает воздух в лёгкие. Джонатан использовал хамон, чтобы вытолкнуть из вен яд змеи, может и у него получится? Голова тяжелеет, а лёгкие обдаёт жаром. Хамон теплится внутри них, но что-то мешает его импульсам разойтись по коже. Чрезмерная усталость? Действие препарата? Кто знает… Голова идёт кругом, а в груди раскрывается тошнотный бутон спазма, сковавший хитросплетение артерий и капилляров. Он кашляет надсадно и громко. Горло уже дерет, а в глазах неприятная муть. Желудок вновь сокращается, в попытках извергнуть рвотные массы, но сделать этого попросту нечем. Поэтому Спидвагону только и остаётся давиться воздухом в тщетных попытках сделать вдох. — Не слишком ли это расточительно? -недовольно подаёт голос Штрохайм, -испытывать образец препарата на владельце некой секретной техники? А что если что нибудь пойдёт не по плану и у него вдруг откажут органы? Или разовьётся анемия? Не правильнее было бы сначала проверить препарат на рабах? У нас их как крыс, пусть дохнут на здоровье. — Как раз таки потому что этот человек необычный, - произносит доктор Хауц, потирая руки и наблюдая за тем, как Роберта буквально выворачивает наизнанку, - Какой бы комплексной не была эта его техника, препарат в первую очередь заблокирует её для работы с мозговыми клетками. Сознание плывет, а перед глазами как картинки в калейдоскопе вспыхивают причудливые фигуры, разных форм и размеров. Будто из-за плотной ваты слышится голос медика -"Препарат под серийным номером 564 вступил в действие с нервной системой и мозгом пациента, осталось только проверить его действии.» -Проверим. Штрохайм встаёт и подходит к окну, разворачиваясь к присутствующим спиной. -Это наша новейшая разработка, обращается он к Спидвагону, сыворотка правды нового поколения. Ты расскажешь мне все что знаешь о каменной маске, но сначала меня все же интересует твоя личность. Поведай мне свою историю, загадочный воришка. Начнём с твоего знакомства с Джонатаном Джостаром, насколько я знаю, вас много что связывало. Говорят, алкоголь развязывает язык и раскрепощает людей, поэтому Роберт никогда не пьёт, мало ли вдруг разболтает чего лишнего. Он крепко крепко сжимает зубы и на всякий случай зажмуривает глаза. Голова раскалывается на кусочки, но он упрямо скрипит челюстями. В мозгу будто разливается тёпло, а конечности пробивает лихорадочной судорогой. Внезапно сжатые челюсти сами собой расслабляются, а рот открывается сам собой. Гортань напрягается, и из неё с хрипом вырывается первый звук. — Я… Если руки были бы свободны, Спидвагон испуганно зажал бы себе рот руками. Попытка заново сжать челюсти не увенчалась успехом. Штрохайм нетерпеливо стучит по полу носком сапога. — «Ну же давай, мы все ждём». Спидвагон зло мотает головой и дергается всем телом. Рудольф хмурится и перехватывает довольный взгляд врача. Тот с интересом следит за метаморфозами, происходящими с пациентом и утвердительно кивает Штрохайму. — «Препарат вступил в заключительную фазу, задавайте необходимый вопрос, и мозг автоматически сгенерирует ответ на основе данных памяти. Врать он не сможет. -Да уж, -гордо произносит Штрохайм, подходя ближе, -Германская наука творит чудеса. Он садится перед Спидвагоном на корточки и пытливо заглядывает ему в глаза. — Эй, -он щёлкает пальцами привлекая внимание мужчины. Роберт переводит на нациста замутнённый взгляд. Штрохайм радостно вскакивает и хлопает в ладоши подобно маленькому ребёнку, получившему желанную игрушку. — У него глаза как у душевнобольного! Так хочется плюнуть нацисту в лицо, но собственное тело слушается крайне плохо, хватает лишь на неопределенный жест головой и сдавленное «Пшел ты». Штрохайм вмиг мрачнеет и зло гаркает что-то солдатам, стоящим у двери солдатам. Те торопливо покидают кабинет. Медик подхватывает каталку и спешит за ними. Когда кабинет пустеет, Штрохайм зло поджимает губы и обходит мужчину на стуле со спины. Рудольф укладывает руки на чужие плечи и склоняется ближе. Он может чувствовать запах светлых волос и слышать хриплое дыхание. — «Итак приступим?» Ответа не следует, но офицера это ничуть не расстраивает. — «Как ты познакомился с Джонатаном Джостаром?» Роберт будто слышит свой голос со стороны, а он оказался более писклявым чем ему когда-то казалось. Слова идут сами собой, он даже не задумывается об их смысле. — «Я…