Вечная жизнь не обещает вечного счастья

Обстановка в кабинете донельзя интимная: шторы задёрнуты и плотный бархатный мрак стелется по углам. В вычурно декоративном камине пляшут причудливые языки пламени. Они будто танцуют, сливаясь друг с другом в одним им известном ритме трещащих поленьев и огненных всполохов. Ещё издавна люди любили смотреть на огонь. Природная мощь и покорная кротость слились в нем, порождая вечного покровителя человека. А сейчас Роберт затаив дыхание смотрит на заливающее дрова марево. Пламя такое гибкое, что кажется будто оно течёт подобно водопаду откуда то извне. Тепло обволакивает, а глаза от близости жара начинают слезиться. Но это мелочи. Он закрывает глаза и вслушиваясь в музыку трещащих брёвен начинает легонько постукивать носком тапочки по полу. Голова тяжелеет и его начинает клонить в сон. Но буквально спустя секунду дрёма проходит, когда в кабинет гремя клетчатой шахматной доской вваливается Джозеф. Фигуры внутри стучат об деревянные стенки и мальчик ещё пару раз погремев ими смотрит на Спидвагона и широко улыбается. — Дядь Спидвагон, а давайте сыграем! Он подбегает к массивному креслу и не без труда залезает в него, пару секунд ёрзает, устраиваясь поудобнее и наконец усевшись выжидательно поднимает на Спидвагона глаза. Тот мягко улыбается: — Джозеф, я бы рад, но ты же знаешь я полный профан в настольных играх. Мальчик пару секунд молчит, и на освещённом огнём личике играет крайняя задумчивость. — Зачем ты мне врешь? В голосе нет и нотки обиды, a простое желание узнать правду. Роберт теряется и растерянно бормочет: — Но с чего ты взял? — Бабушка Эрина сказала, что в юности был жуликом, а жулик это тот, кто хорошо играет. Спидвагон нервно смеётся: — Жулик здесь ты, Джозеф. Мальчик обиженно поджимает пухлые губы и украдкой показывает язык. — Ладно, так уж и быть, сыграем партейку. Может что-то я все-таки усвоил, из объяснений мисс Эрины. Джозеф, просияв не хуже начищенного пятака вытряхивает лакированные фигуры на стол и начинает расставлять их на позициях. От усердия он даже высунул кончик языка. И всякий раз проделанная работа не устраивала его и он небрежным жестом смахивал фигуры с предназначенных им клеток и начинал расстановку заново. Спустя несколько минут, прошедших под усердное пыхтение Джозефа, последняя белая фигурка короля, с крохотным крестом на макушке заняла своё место на доске и тот довольно шмыгнув носом уставился на Роберта, ожидая похвалы. Тот незамедлительно выразил свой восторг по поводу результата трудов мальчика. Пересчитывая про себя фигуры Роберт невольно запнулся и удивленно уставился на доску. И правда, клетка предназначенная для коня чёрной стороны пустовала. Джозеф же с самым что ни на есть невинным видом рассматривал узор на обоях. — Юноша, а где с вашего позволения мой конь? Джозеф удивленно сморгнул и с искренним изумлением посмотрел на доску. — Его нет? Спидвагон, с трудом сдерживая улыбку хмыкнул: — Что-ж ну и ладно, на нет и суда нет, позвольте пожелать вам хорошей игры мир, пожмём же руки в знак уважения. Джозеф помедлил, пожевал губу и с нескрываемой досадой посмотрел на протянутую ему ладонь. В конце концов ему ничего не оставалось, кроме как протянуть руку в ответ. Роберт встряхнул руку мальчика, и из рукава с пышной отутюженной манжетой с громким стуком выпала чёрная лакированная фигурка коня и покрутившись немного на доске остановилась прямо около Спидвагона. Джозеф вытаращился на фигурку и еле слышно пробормотал: — Боги, как она оказалась у меня в рукаве? Чудеса да и только. Спидвагон еле сдерживая смех выдавил: — Я понятия не имею, где ты понабрался этих шулерских штучек, но на будущее в рукав прячутся карты, а не шахматные фигуры. Лицо Джозефа исказила гримаса досады, выдавшая неудачливого хитреца с головой. Когда потерянный конь был поставлен на соответствующую клетку мальчик сразу же подвинул вперёд пешку. — Не торопись, думай над ходами и разрабатывай стратегию боя, нравоучительно вещал Спидвагон. Джозеф лишь отмахнулся, — Но это слишком скучно, гораздо интереснее импровризировать! — Импровизировать, не задумываясь поправил Роберт и тоже сделал ход. Часы на стене мерно тикали, отбивая счёт минут, а фигур у Джозефа остаётся все меньше и меньше, постепенно почти все пешки перекочевали Спидвагону в коллекцию, состоящую из слона, неосмотрительно потерянной Джозефом королевы, одной ладьи, двух коней и шести пешек. Фигуры мальчика перемещались по доске в хаотичном порядке, то и дело нарушая правила хода. В очередной раз указав на это, Роберт тяжело вздохнул: — Шах и мат Джозеф вытаращился на свою фигуру короля и грустно шмыгнув носом отдал её Спидвагону. — Ну вот и все, — хлопнул тот в ладоши, — Давай, собирай фигуры обратно. Но Джозеф помотал головой и выпалил: — Я требую реванша! , и в подтверждение серьезности своих намерений он легонько стукнул кулачком по столу. Король подпрыгнул в такт удара и потеряв устойчивое положение скатился к краю стола, там пару секунд побалансировал и упал прямо в подставленную Спидвагоном ладонь. Тот задумчиво покрутил фигурку между пальцев и наконец согласно кивнул: — Хорошо, одна партия погоды не сделает, но только одну! Джозеф не дослушав до конца опять начинает расставлять фигуры, придирчиво поправляя их и выравнивая. На этот раз Роберт внимательно смотрел за количеством фигур, цепко подмечая их текущее положение. Когда мальчик закончил с расположением фигур, Роберт перевернул доску. На удивлённый взгляд Джозефа и обиженное: — Хей, а почему?.. Спидвагон пояснил: — А потому что каждую партию цвет фигур меняется — Вот как, обиженно протянул Джозеф, с кислым мирной крутя перед глазами абсолютно некрасивую по его мнению фигурку. — Ну и ладно, буркнул он ставя пешку обратно на доску. — Я делаю ход. — Погоди, Погоди, Спидвагон перехватил чёрную пешку и вернул её на клетку назад. — С чего это? Возмущенно воскликнул мальчик, подскакивая с места. — Белые всегда ходят первыми — Расист, буркнул Джозеф плюхаясь обратно в кресло и скрещивая маленькие руки на груди. Спидвагон удивленно хлопает глазами и сам для себя отмечает не оставлять Джозефа один на один с телевизором. Не стоит ребёнку забивать мозги всякой чушью с федеральных каналов. Роберт же в свою очередь делает ход, выдвигая лакированную пешку вперёд на две клетки. — А почему на две подвинул? Пешка же вроде на одну ходит, ты что жульничаешь? Спидвагон смеётся. — По себе людей судишь? Первый ход пешки может быть растянут на две клетки. Джозеф удивленно смотрит на фигуры и буркнув что то о сложности и глупости шахмат хватается за свою пешку и тоже двигает её на две клетки вперёд. Последующие десять минут проходят под напряженное пыхтение Джозефа и звонкое постукивание фигур. И с каждой минутой складка, залёгшая меж светлых Робертовых бровей все росла Пока наконец с его плотно сжатых губ не слетело тихое ругательство. Джозеф же не в пример дяде становился всё довольнее и довольнее с каждой съеденной им фигурой. Спидвагон сначала разумеется поддавался и активно поощрял правильные ходы мальчика, но в один момент до него вдруг дошло, что поддавки закончились, а фигуры продолжают убывать. Причём не мистическим образом пропадать подобно тому коню, а съедаются фигурами Джозефа. На первый взгляд всё честно, не придраться. Но Спидвагон шестым чувством понимает, что маленький Джостар жульничает. И причём самое обидное что понять то он понял, но вот суть этого жульничества раскрыть так и не смог. С каждой потерянной фигурой внутри всё ярче разгорается детская бессильная обида. До чёртиков глупая причина, кому скажи — не поверят, не смог уличить мелкого пацана на жульничестве. Он, изворотливый хитрец для которого маски и лживая лесть, застилающая людям глаза стали хлебом и билетом в жизнь. Раздражение тонкими иголочками впивалось в кожу, заставляя нервозно ёрзать. Ещё не злоба, но уже и не спокойствие. Спидвагон чувствует, что догадку уволят прямо у него из-под носа. И забывшись в попытках разыскать в ходах Джозефа шулерский подтекст и совершенно потеряв ход игры, Спидвагон отступается и делает наиглупейшую ошибку — пропускает рокировку и подставляет своего короля прямо на линию хода ладьи противника. Роберт ещё даже не оторвал руку от фигуры, а Джозеф с радостным вскриком: — Шах и мат! , таранит чужого короля ладьёй, буквально сшибая её с доски. Фигура с оглушительного громким стуком падает на паркет, буквально светящийся от каминных всполохов. В кабинете воцаряется тишина, нарушаемая лишь треском поленьев да мерно тикающих стенных ходиков. Джозеф ликуя бросается за укатившейся фигуркой под стол и мгновенно осекается под тяжелым взглядом Спидвагона. Тот смотрит затравленно, с толикой детской обиды. Мальчик замирает, буквально секунду смотрит на фигуру, а затем медленно поднимается с пола и подходит ближе, садится на колени на манер молящегося и укладывает голову Роберту на колени. Молча. Секунды звенят натянутыми струнами и вот вот кажется оборвутся. Напряжение вмиг слетает как шляпа от порыва ветра, стоит ладони Спидвагона по-отцовски опуститься на макушку мальчика и снисходительно потрепать её. Тот мигом расплывается в глупой широченной улыбке и уперевшись подбородком в острые колени из-под чёлки смотрит на Спидвагона. В чьих глазах больше нет никаких эмоций кроме задумчивой нежности. Он переводит взгляд с Джозефа на костёр и в тёмных зрачках пляшут свой безумный танец блики огня. — Красиво… Джозеф задерживает дыхание и вновь переворачивается на щеку. От застиранных брюк Роберта, с их идеально заглаженными стрелками пахнёт стиральным порошком, временем и чем то ещё неуловимо приятным. Так наверное пахнула мама. Внезапно в маленькую голову ударяет очередная бесшабашная мысль. Он резко вскакивает, одергивает брючки, трёт покрасневшие от сидения коленки и смотрит на чужие ноги, будто примеряется. Затем сжавшись подобно пружине вскакивает вверх и хватается за брюки Спидвагона чуть повыше колен и торопливо перебирая ногами по штанине в поисках опоры, взбирается на чужие колени. Спидвагон ничего не говорит, лишь перехватывает Джозефа под мышками и усаживает себе на бёдра. Тот довольно лыбится и приваливается к Спидвагону как к стене. Роберт тёплый и несмотря на некоторую угловатость форм достаточно мягкий. Джозеф хватается маленькими кулачками за парчовую старомодную жилетку и впечатывает себя в чужие рёбра. Льнет как сытый кот, требуя ласки. Роберт тепло улыбается и заключает мальчика в кольцо объятий, прижимая к себе. Джозеф прислоняется щекой к груди мужчины затаив дыхание втягивает носом воздух и закрыв глаза еле слышно шепчет: — Знаешь, ты пахнешь наверное как мама. Роберт чувствует как глаза начинает жечь изнутри, он растроганно выдыхает и поджимаем губы, чтобы позорно не разрыдаться от столь искренне милого жеста в его сторону. Джозеф не открывая глаз устраивается удобнее, укладывая голову на сгиб Робертовой руки и начинает тихо посапывать. Пышные темные ресницы дрожат, отбрасывая на пухлые детские щёки колеблющиеся тени. Спидвагона с головой накрывает волна эмоций и тот наклонившись еле ощутимо целует Джозефа в лоб, слегка прикрытый каштановыми прядями. Мальчик в полудреме причмокивает губами и бормочет: — Я люблю тебя, дядь. Спидвагон с тихим, растроганным вздохом шепчет: — Я тоже тебя, маленький жулик. Он осторожно перехватывает ребёнка, перекладывает его голову себе на плечо и взваливает тело на сложённые руки. Он идёт в дальний конец комнаты и отодвигает ширму, за которой прячется тёмная кушетка. Он хочет было переложить на неё Джозефа, но тот мертвой хваткой цепляется за жилетку, обвивая ногами чужой торс и еле слышно шепча: — Не пущу. Роберт тяжело выдыхает и осторожно, пытаясь не придавить не одну из конечностей Джозефа укладывается вместе с ним на кушетку. Мальчик получив больше пространства тут же растекается по чужой грудной клетке подобно жидкому тесту. Он просовывает голову Роберту под подбородок и тот забавно фыркает, когда несколько каштановых волосков попадают ему в нос. Мальчик расставляете ноги и они безвольно свисают по обе стороны Спидвагоновской талии. Тепло, удобно, мягко и пахнёт приятно. Джозефа неуклонно тянет в сон, а Роберт приходит к выводу, что ему отдых тоже не повредит и закрывает глаза, убаюканный треском поленьев и размеренным сопением Джозефа. Мир вокруг подергивается мутной дымкой дремоты, а звуки сливаются в одну единую какофонию. Роберт ещё раз убедившись, что Джозеф не упадёт с него во сне, сам проваливается в лоно сонной неги.

***

— Бесчувственный! — кричит Эрина, срывая голос, — Как ты мог?! Она оседает на пол и заходится в рыданиях. Роберт стоит около колыбели Джозефа, изредка покачивая её и молчит. Он не бесчувствен, злые слова Эрины режут и жгут не хуже кнута, с раскалённым набалдашником. Кожа горит, а под ней раскалённой лавой по венам растекается обида. Слова так и просятся наружу. " Но я же все сделал правильно! Почему ты?..» Эрина резко вскакивает с места и подбегает к Спидвагону. Её ладонь взмывает вверх и со свистом разрезая воздух, звонко бьет Роберта по шрамированной щеке. Он с лёгкостью мог бы перехватить руку Эрины, но отойти от колыбели, показать свою слабость он не мог. Признать поражение гораздо унизительнее. Поэтому он стиснув зубы терпит обжегшую щёку боль. — Я поступил правильно! — шипит он сквозь зубы. — Ты мог помочь ей! Скрыть её в Лондоне или где-то поблизости, но ты прогнал её! Прогнал мою дочь как позорную шавку! Кто ты такой чтобы так распоряжаться чужими жизнями?! Меня тоже со свету сживешь когда понадобится?! Эрина сама на себя не похожа — волосы растрепались, глаза лихорадочно блестят от слёз, a зубы сжаты до скрежета. Она делает ещё шаг вперёд и вновь замахивается. Роберт против воли дергается в сторону, заслоняя собой колыбель. Вжимает голову в плечи, даже не пытаясь закрыться от удара. Только за бортик колыбели хватается, чтобы опору не потерять. Спустя секунду боли не следует, и Роберт осторожно прикрывает глаза. Эрина обнимает себя руками и тихо поскуливая, опускает голову. Её горькое отчаяние такое плотное, что кажется протяни руку, коснись и тебе разъест пальцы. И Роберт касается. Падает перед скорчившейся в рыданиях Эриной на колени и обнимает её. Воспалённый мозг кажется слышит шипение обожженной плоти, но Роберт игнорирует это. — Мы защитим его, клянусь, — успокаивающе шепчет он, поглаживая Эрину по голове, — Я понимаю, как тебе больно, я сам не могу смириться с уходом Элизабет, но пойми так будет лучше для всех: для неё, для нас и главное Джозеф будет в безопасности. Эрина запрокидывает голову и ревет в голос, как девчонка, разбившая коленку. — Почему? Почему они все уходят Роберт? Почему я по итогу остаюсь одна? И Роберт заверяет её, что они с Джозефом всегда будут рядом, что они вместе вырастят из него человека достойного гордой фамилии Джостар, и что малютка Джозеф никогда не будет в опасности пока они живы. Эрина кажется всё ещё зла и напугана, но готова поверить Спидвагону. Эрина Педлнтон по истине женщина достойная восхищения: она стольких потеряла и стольких похоронила, что назвать её слабой язык не поворачивается. Но слова о том, что Роберта нисколько не колышет случившееся были неоправданно жестокими. Колышет это слабо сказано, он был буквально выжжен изнутри. После ухода Элизабет он всерьёз начал задумываться о том, чтобы наложить на себя руки. Но тогда, в момент крайнего отчаяния ему на глаза попалась кроватка с плачущим младенцем. И в тот миг Роберт решил, что его жизнь для себя закончилась, теперь он все без остатка отдаст этому мальчику, последнюю каплю крови, вдох и ясную мысль, все это он готов положить в изголовье кроватки юного Джостара. А сейчас… Сейчас безумно хочется закричать в лицо Эрине, что его тоже разрывает на куски и выворачивает наружу от собственного поступка. И ведь правда выход был, была возможность сделать все так, как умоляла Эрина. Это было в его силах, но вот… Глядя на Элизабет, с бесконечной грустью глядящей на ребёнка у него в тот момент не было ни жалости ни сожаления к этой дурёхе. Иначе и не скажешь. Ты отомстила за мужа, вернула Дио должок, утолила жажду правосудия, но скажи, Элизабет Джостар, имело ли все это смысл? Ты хоть понимаешь, что поставила на карту? Роберт был искренне зол и сбит с толку. И самый главный вопрос, ответ на который он никогда не получит: почему злодеем по итогу оказался он? Он ведь всего лишь хотел спасти малютку Джозефа от всех ужасов, которые пророчило имя Дио. Почему Элизабет, по итогу оказалась жертвой его здравомыслия? Неужели они думают что это ревность? Что он ревнует Джозефа к его собственной матери? Глупость! Глупость же? Да, но сколько не тверди об обратном, желание защитить Джозефа любой ценой было не единственным мотивом его действий. Отнюдь и вопреки. Когда Эрина чуть подуспокоилась, из кроватки послышалось сопение и тихое хныканье. Таким образом Джозеф намекал на свою готовность покушать. Роберт встрепенулся и подскочив с места бросился к кроватке. Детская смесь купленная им в ближайшем семейном магазинчике была поспешно разогрета, проверена на съедобность и скормлена младенцу. Джозеф ел плохо, плюясь, пуская пузыри и размазывая смесь по цветастому слюнявчику. Даже старый добрый приём с самолетиком не работал, ложка была капризно отброшена от лица. Спидвагону пришлось битых про часа сидеть возле Джозефа, не теряя надежды и упорно пытаясь скормить ему это дурацкую смесь. Наконец съев половину тарелки, а другую ровным слоем размазав по щекам, одежде и Спидвагону, Джозеф счёл себя непобежденным, довольно причмокнул губами и прямо для столиком для кормления заснул. Роберт кое как отмыв все поверхности от засохшей комками смеси, поднял Джозефа на руки и отнёс в кроватку. Эрина, тоже с помощью Спидвагона, доковыляла до своих покоев и едва коснувшись головой подушки, тут же провалилась в беспокойный сон. Роберт погладил Эрину по волосам и уселся в кресло возле её постели. Он секунду напряжённо молчит, а затем издаёт усталый стон и роняет голову на ладони. Как же всё сложно! Сейчас хочется пойти в бар, напиться, выкурить пачки две папирос, снять девку, облоколоться. Да что угодно, лишь бы хоть на одну ночь забыть о тяжести собственных ошибок и решений. Элизабет женщина сильная, она точно справится. А вернётся ли она когда нибудь на порог родного дома? Увидит ли каким вырос её сын? Придёт ли на его могилу? Ответ он и так прекрасно знает: вряд ли. Жестокая и искренняя правда. Глядя на Эрину в голове внезапно всплывают её недавние слова: «я так боюсь одиночества». А боится ли его сам Роберт? Боится ли остаться совсем один? Сколько там на земле человек? Четыре миллиарда? * Огромная цифра для статистики и столь незначительная для него самого. Из четырёх миллиардов лишь три человека беспокоятся о нём. Два. Джозеф ещё наверное даже не знает кто вообще такой Спидвагон. Он поднимает взгляд и внезапно на глаза ему попадается старая фотография со свадьбы Элизабет и Джорджа. Спидвагон встаёт с места и задумчиво крутит рамку в ладонях. А затем хмурится и засовывает её за пазуху. Джозефу вовсе не обязательно знать, что за люди были его родители. Были. С данного момента у него больше нет матери. А отцом станет он сам. И родитель из него наверняка получится лучше, чем кто бы там ни было. А пока нужно быть сильным, нужно стать для маленького Джостара примером для подражания.

***

Джозефу понадобилось приложить немало усилий, чтобы разлепить тяжёлые веки. Он зевнул, и сморгнув пару раз огляделся вокруг. Он умудрился заснуть прямо на груди у дяди Спидвагона. Джостар затаив дыхание дабы не тревожить сон Роберта слегка потянулся и задумчиво уставился на спящего. Дядя Спидвагон ужасно скрытный человек, о нем мало можно сказать по его действиям, манере речи, походке и увлечениям. Людям Роберт открывался неохотно, тактильный контакт на дух не переносил и испытывал ярое отвращение к всяческим разным светским мероприятиям. Вытянуть из него хоть толику информации казалось невыносимой задачей. Четкого ответа на вопрос он не давал, тему переводил, а разговор уводил в совершенно иное русло. И причём так мастерски, что лишь по завершению диалога Джозеф понимал, что по итогу остался ни с чем. Но Джозеф не был бы Джозефом, если бы не смог разглядеть незначительные мелочи, пусть и немного, но проясняющие картину. Например Роберт никогда не пожимает руки при знакомстве, будто боится, что сейчас его закуют в наручники. Если его резко окликнуть он непроизвольно прижмётся к стене, прикрывая спину, человека он начинает осматривать почему-то с ботинок, как бы проверяя, не вертится ли у ног зубастая псина. Ещё у него много шрамов, которые тот не любит показывать настолько, что даже в самое адское пекло носит закрытую одежду. Роберт не любит фотографии и портреты. Ещё в его кабинете в любую погоду горит камин, будто он компенсирует своё старое, продуваемое насквозь убежище. Не любит алкоголь и предпочитает шумным компаниям книги, имеет плохую память на даты и отличную на лица. Не слушает популярную музыку и что весьма парадоксально, неплохо танцует. Стоит человеку назвать свою фамилию, Спидвагон непроизвольно задумывается, словно перебирая все знакомые ему фамилии на предмет сходства с этой. Он никогда не заводил романов и не имел любовных интересов, и даже по слухам никогда не возлежал с женщиной, чтобы это не значило. Как не посмотри, типичный затворник с целой коллекцией скелетов в шкафу, так говорят о нем за спиной. И говорят неправду, нет там никаких скелетов, Джозеф проверял. И нашёл только книгу о строении мышечно-сосудистой дельты. И вообще, что все эти раздутые от денег и алкоголя люди могут знать о том, какой дядюшка Спидвагон замечательный человек? Сколько мальчик себя помнит, Роберт никогда не показывал ни слез ни злости. Хотя нет, один раз все же был, когда они о чем то спорили с бабулей Эриной, и дядюшка выбежал из её комнаты крайне расстроенный и испуганный, кажется. О чем же они разговаривали? На следующий день дядя Спидвагон к Джозефу в гости не пришёл, а навестить его бабуля почему-то не позволила. Она старательно пыталась сделать вид, будто на Роберта смертельно обижена и видеть его не желает, но глаза её, спрятанные за стёклами очков выражали искреннюю обеспокоенность. А на следующий день они с дядей Спидвагоном пошли в парк развлечений. И оказалось, что тот просто сногсшибательно метает ножи. И под аплодисменты случайной публики дядюшка отдал Джозефу выигранную игрушку. Правда хозяин был кажется немного недоволен. И задержавшемуся немного у аттракциона Джозефу показалось, что стоило спине дяди Спидвагона пропасть из виду, а зевакам разойтись, хозяин бросился закреплять мишени. Джозеф фыркнул и поспешил за Робертом. В целом тот день прошёл просто замечательно. Когда мальчик чуть ли не пинками загнал дядюшку на американскую горку, тот вмиг растерял весь позитивный настрой. Ибо с твёрдой земли глядя на несчастных, рвущий глотки и вопящих ругательства, Спидвагон лишь посмеялся, говоря о том, какие же они все трусы. А теперь, сидя в мерно покачивающейся на подъеме в гору вагонетке, Спидвагон наотрез отказался отпустить вспомогательный поручень, в который тот вцепился руками и ногами. Когда вагонетка замерла в высшей точке своего пути, Роберт приоткрыл зажмуренные глаза и осмотрелся вокруг. Увидев, что они остановились, он облегченно выдохнул и отлип от поручня. И в этот момент вагонетка скрипнула, накренилась и с бешеной скоростью понеслась вниз. Спидвагон истошно завопил, центробежной силой вжатый в кресло без возможности вновь воссоединиться с поручнем. Джозеф, сидящий рядом заливался смехом, глядя на перепуганного вусмерть дядю. Когда вагонетка закончила свой путь, Спидвагон наотрез отказался отпускать поручень, со стороны казалось, что они как минимум разлученные в детстве братья. Но стоило Джозефу намекнуть, что Роберт рискует повторным заездом, тот как ошпаренный подскочил и пулей вылетел с аттракциона. Затем Джозеф покатался на самолёте, закреплённом на балке и забавно махающим крыльями, они поели мороженого и купили мальчку несколько комиксов. Под конец дня Джозеф выразил желание, чтобы Роберт проводил его до дома и зашел на чай. Спидвагон тут же сник и пробормотал что-то про их с Эриной ссору. Но его слабые возражения разумеется были проигнорированы. Он ещё попытался что-то вяло возразить, когда его за рукав втаскивали на порог поместья Джостаров. Эрина ничего в тот день так и не сказала. Она не ругалась, не поздоровалась и не попросила уйти, она лишь молча сидела и смотрела, как Джозеф чаёвничает с растерянным порядком Спидвагоном.

***

А потом что-то пошло не по плану. Просто взяло и резко сменило вектор с положительного на отрицательный. И причём настолько глупо, что даже смешно становится. Джозеф нашёл фотографию. Три простых слова. Три слова, которые будут в гордом одиночестве высечены на надгробии Спидвагона. Он даже не до конца понял что произошло, когда Джозеф появился на пороге его комнаты. Даже не появился, бесцеремонно выбил ботинком дверь и влетел в помещение, споткнувшись по дороге об порожек. В кулаке у него был зажат какой то Лист бумаги, которым мальчик размахивал подобно флагу. — Смотри! — закричал он протягивая Роберту листок, а взял его в руки и обомлел, -Тут бабуля Эрина и ты, и дядя Стрейтс, слушай, а почему ты такой старый на этой фотографии? Ты выглядишь на ней как и сейчас, а сейчас тебе ведь 70 да? Десятки бессвязных слов потоком выливались из Джозефа, разбиваясь о молчание Роберта. Тот невидящим взглядом пялился на застарелую бумагу и кажется не моргал. — А-ага, -выдавил из себя Спидвагон, — Да, это давняя фотография Джозеф выдернул листок из дрожащих рук Спидвагона и задумчиво повертел перед глазами, выискивая дату. Брови мальчика заломились к переносице, а лицо вытянулось. — «1889?!» Воскликнул Джозеф протирая глаза и усердно вглядываясь в дату, что вдруг это просто ошибка. Но нет, глаза не обманули его, фотография, которую он сейчас держал в руках была 50-ти летней давности. — А кто это на руках у бабули Эрины? Вопрос растворяется в воздухе, оседая как пыль. Тишина звенит и этот звон с каждой секундой все отчетливее и отчетливее. Спидвагон не знает, что ответить. Ни одна пускай и идиотская ложь не приходит ему в голову. — Это неважно Джозеф хмурится и закусывает щеку/ — Нет важно, раз это младенец на нашей семейной фотографии, значит это мой родственник. Бабушка Эрина мне ничего не сказала — Боже, ты ещё и Эрине это фото показал! — вымученно стонет Спидвагон откидываясь на спинку кресла. Черт, теперь все точно закончится. Все его старания на смарку. С другой стороны скрывать факт наличия у Джозефа родителей вечно, было бы просто невозможно. Рано или поздно мальчик бы пошёл в школу да или просто на улице увидел бы семью и задался логичным вопросом: а где его родители? Роберт тяжело вздыхает. Сейчас или никогда. Он сглатывает и несколько раз открывает рот, все не решаясь начать столь тяжелый для него разговор. Наконец он решается. Подзывает мальчика к себе и усаживает на колени. — Этого младенца на руках дяди Стрейса зовут Элизабет Джостар. Да — да, она твоя мать. Джозеф удивленно хлопает глазами и неверяще смотрит на фотографию, на маленького младенчика в карих кудрях. — Моя мама? Роберт грустно улыбается и кивает, протягивая вперёд руку и кончиками пальцев касаясь изображения на фотографии. — Сколько я её помню, твоя мать всегда была сильной духом и твёрдой характером. Но внутри скрывалась хрупкая и ранимая девушка, способная на любовь до гроба и верность до последнего вздоха. Она… Спидвагон запинается и чувствует, как его голос дрожит. Джозеф задирает голову и смотрит снизу вверх на Роберта. — А что случилось с мамой? Где она? Почему мне о ней никто не рассказывал? А где мой папа? Почему они ни разу не навещали меня? Я им не понравился? Спидвагон ещё раз сглатывает острый ком в горле. Все эти вопросы такие наивные, правильные, беззлобные и совершенно ожидаемые. И каждый из них все дальше забивает раскалённый кол в сердце. В голове на миг вспыхивает мысль бросить все как есть, ссадить с колен Джозефа, наспех накинуть пальто и выбежать на улицу, где как раз начинала мести злая пурга. Снег заметёт следы и его никогда никто не найдёт, а особенно Джозеф с его пресловутыми вопросами, на которые Роберт прекрасно знает ответ. Или ещё как вариант сказать все как есть, вывалить на Джозефа всю правду и пусть делает с ней что хочет. Очистить разум от ненужных абсолютно воспоминаний, отдать тому, кому они без сомнения нужнее. Но он знает, что так не сделает. Пусть и сердце и мозг в унисон кричат одно, он пойдёт им наперекор. Просто потому что в бездонных карих глазах, смотрящих на него с искренним доверием он видит себя пару десятков лет назад, наивно ждущего возвращения того единственного. Не дождался… Он должен рассказать. Пусть жестоко, пусть не по-взрослому, пусть Эрина его хоть живьём съест после этого, но он откроет Джозефу все карты. Пойдёт ва-банк с одной тысячной шанса на выигрыш. Если жизнь это покер, то он дилетант на все 99%. А один процент ушёл на то, чтобы потрепать Джозефа по волосам. Обворожительная улыбка, брошенная крупье в самом начале игры. Смысла нет, но уверенности прибавляет. И он говорит, выкладывает все начистоту. И про смерть Джорджа и про уход Элизабет. И из последних сил о доле, которую сам Роберт Спидвагон сыграл в этих событиях. И на завершающих аккордах своей партии он произносит тихое «Мне жаль». А потом наступает тишина. Даже ходики на стенах притихли, отбивая привычный ритм в двое тише обычного. Или напротив, оглушительно. Роберт закрывает глаза и чувствует, как в носу щиплет, а глаза намокают. Он плачет. Сжимает глаза, а слезы все равно прорывают плотину ресниц и рвутся водопадом вниз по щекам. А Джозеф молчит. И в этом молчании Роберт слышит слова, произнесённые почему-то голосом старика Цеппели: — «Какой же ты друг мой непутевый простофиля!» И Спидвагон понимает, что теперь он точно останется один. Тяжесть с колен внезапно пропадает и он запоздало открыв мутные глаза, замечает фигуру мальчика, мелькнувшую в дверном проёме. А затем раздаётся хлопок закрывшейся двери. И про возьми, лучше бы Роберт услышал щелчок взведённого револьвера у своего виска, чем этот хлопок. Спидвагон слышит как топот детских ног быстро удаляется от его комнаты и срывается. Он не кричит, не бьется в истерике и не рвёт на себе волосы. Он лишь подтягивает колени к груди и уткнувшись в них лбом роняет горькие слезы. И идут эти слёзы не из каких то там желёз, а прямиком из сердца. Горячие как крутой кипяток и жгучие как кислота. Они прожигают себе дорогу сквозь глазницы, прогрызаются как голодные крысы на свободу. Ему больно. И страшно. И не с кем этот страх и боль разделить. Он остался один. «Мы сами творцы своей судьбы» Что-ж, видимо его кредо это саморазрушение, а отнюдь не созидание. Но внезапно сквозь пелену слез раздаётся еле слышный топоток ботинок по лестнице, затем тихий, еле слышный щелчок дверной ручки. Роберт никак не реагирует, сочтя все это слуховой галлюцинацией, заботливо подброшенной его воспалённым сознанием. А потом его легонько, робко дёргают за штанину. И это точно не галлюцинация. Он распахивает красные от слез глаза и неверяще смотрит на мальчика, дергающего его за штанину. Джозеф протягивает ему что то, зажатое в ладони и Роберт в порыве любопытства подавшийся вперёд буквально соскальзывает с кресла на пол перед мальчиком. В маленьком кулаке зажато печенье, взятое видимо из банки на кухне. — Когда мне было грустно, ты всегда давал мне печенье — тихо произносит Джозеф, вкладывая сладость в безвольно висящую руку Роберта. Тот медленно сжимает кулак и слышит как кусочек сладкого теста хрустит в ладони. Джозеф доверчиво льнет к груди положив голову на плечо еле слышно шепчет: — Ты не виноват. Роберт заламывает брови и поджимает губы, чувствуя как новые дорожки слез расчерчивают неровными линиями щеки. Он сгребает Джозефа в охапку и зажмурившись до звёздочек перед глазами сбивчиво шепчет, задыхаясь недавними рыданиями. — Спасибо! Спасибо! Спасибо!.. Слезы, теперь уже наверное радости, растворяются на отутюженном воротнике Джозефа. Ноги совершенно не держат, и тело безвольно сползает на пол, всё ещё прижимая к себе мальчика. На губах сама собой расползается донельзя глупая улыбка. От осознания, что среди миллиардов человек есть тот, кто не считает его плохим.