За закрытой дверью

Чанёль снисходительно ждал, пока цельный ком паники, испуга, непонимания и ярости выпадет осадком, испарится, протиснувшись между молекулами воздуха, сделав его ещё тяжелее и плотнее. Тогда-то он наконец сможет доступнее объяснить правила игры, положив жестокие и черствые слова на тягучую и вязкую мелодию атмосферности. Он ждал, пока содержимое комнаты (он давно не считал этих людей за одушевлённое, да и себя тоже) успокоится и выдохнет умиротворённостью. Но со временем Пак понял, что это нереально, инстинкты, как правило, заставляют до последнего биться в конвульсиях и попытках выжить. Он осмотрел просторную гостиную, смежную с кухней, болезненным, со вспышками агонии, взглядом. Кофейные обои с золотистым узором, из-за которых так долго Чанёль и Бекхён плевались пеной изо рта друг на друга в магазине. Чёртовы магниты, их общая масса превышает вес холодильника, на котором они и висят. Даже потёртый годами диван кажется Чанёлю живее, чем Чен, развалившийся на нём. Печальный фикус, вечно наказанный жизнью в углу, не видящий солнца с рождения, Чанёль любил поливать его остывшим чаем из недопитых кружек, на что Бекхён орал фальцетом. Остатки той самой отравленной заварки Пак тоже вылил в растение. Теперь он называл его Бекки, поливал три раза в день и протирал каждый листик влажной тряпочкой. Но внезапный порыв любви окончательно добил фикус, он доживал последние дни. Чанёлю думалось, что всё, что дорого ему, рано или поздно пускается в компост. Всё в комнате - Бекхён, и это откровенно невыносимо. Даже ковер со следами от потушенных сигарет. Даже шторы, которые мертвым пыльным грузом скрывали немытые залапанные окна. Даже чайный столик из хрен его знает какого красного дерева (ставь свои чёртовы кружки с чаем на подставку, а не на стол, Пак Чанёль!). Но больше всего Бекхёна было в Чанёле. Ему кажется, что если он посмотрит в зеркало, то обязательно увидит груз мёртвого тела Бёна на своей спине, настолько это было ощутимо. - Б-б-бекхён действительно умер? – Кёнсу старается смотреть куда угодно, но не на Чанёля. Пак не чувствует, как ноет в судороге оцепенения его рука, держащая пистолет. Он давно перестал осознавать своё тело, живя одной болью и потребностью к мести. - Каждую минуту задаю себе этот вопрос, - еле слышно одним хрипом говорит Чанёль, но в какое-то мгновение передёргивается всем телом и продолжает своим привычным насмешливым тоном. – Его отравил один из вас. Я знаю кто. Но мне вдруг подумалось, что после этого инцидента с Бекки, мы вряд ли сможем все быть друзьями, как раньше, так что хорошо было бы в последний раз встретиться и провести прекрасный вечер. - Чанёль, все мы очень сочувствуем тебе, - оглядываясь на остальных, осторожно начал Исин. – Но я уверен, что никто из нас не хотел смерти Бекхёна. Ты можешь ошибаться. - Если бы ты видел, как он умирает, - бас Пака дрогнул на последних буквах, - то вряд ли бы подумал, что я могу ошибаться. Не беспокойся, я сопоставил все, что можно было сопоставить. Виновник бесспорно находится в этой комнате. Где-то в углу, с неподдельной заинтересованностью рассматривая фикус, громко и наигранно хмыкнул Чунмён. - Вот бы и разобрался с этим гадом сам. Зачем впутывать нас? – Крис плевался ядом, до гематомы сжимая запястье рядом стоящего Сюмина. - Просто Чанёль перечитал Агату Кристи. Мне удивиться, если я вдруг найду в комнате статуэтки десяти негритят или можно не утруждаться? - О, это было бы плагиатом, - Чанёль одобрительно подмигнул Сехуну за его бесценные литературные познания. – Не забывайте, что если убийца сейчас сознается, никто не пострадает, даю своё сознательное слово. - Ну и какой идиот в таком признается? Как пить дать, что ты в живых его не оставишь. - Неужели за себя беспокоишься, Крис? – Пак едко хохотнул. – Но мы же все тут такие праведные и честные, сил нет. Почему бы и не покаяться? Чанёль задерживал свой взгляд на каждом, заставляя даже тех, кто сегодня впервые услышал о смерти Бекхёна, чувствовать вину. - Что? Никто? Нет? – он лениво поднялся на ноги, разминая свободной рукой затёкшую шею. – Тогда попробуем по-другому. Если убийца не признается в течение десяти секунд, то я застрелю невиновного. Итак. Один…. - Чанёль, не смешно ведь, - вопреки здравому смыслу, Чунмён издал пару контрольных смешков. - Два… Чонин понял, что всё серьёзно, когда неосознанно закрыл собой Кёнсу. Чен так и замер в неловкой развалившейся позе, закинув ноги на чайный столик. Он казался куклой, которую переломало и выгнуло, как будто секунду назад её оставил посреди игры заскучавший хозяин. - Три… Сехун уселся на одну из кухонных столешниц, поочерёдно наблюдая за реакцией каждого в комнате. Он знал, что убьют не его. Последние две подушечки мятной жвачки, и вот О Сехун надувает большой шар, секундой позже лопая его и начиная по новой. - Четыре… Исин лихорадочно смотрит то на пистолет в руках Чанёля, то на Чонина. Он не знает, за какие смертные грехи здесь находятся остальные, но насчёт отдельно взятого Кима уверен. Но он молчит, потому что понимает, что тоже может попасть под прицел, если выплюнет хотя бы слово. - Пять… Чунмён пересекает расстояние между собой и Тао в два шага, он хватает того за запястье и крепко сжимает, не давая сдвинуться с места. - Не делай глупостей, - Чунмён шипит, и у Кёнсу, стоящего совсем рядом, создаётся впечатление, что он видит у того раздвоенный змеиный язык между зубов. – Мы же не хотим устроить тут скотобойню. Местоимение «мы» бьёт Тао по темечку. Он сглатывает колкую жижу испуга, потому что, чёрт возьми, только что думал кинуться на Чанёля и свернуть тому шею, но как это узнал Чунмён – непостижимо. А Сехун, с высоты своей столешницы, смотрит прямо в глаза Тао. Его чёрные зрачки рвут радужку, заполняя собой всё пространство. Дурак не заметит, что тот испуган до смерти. До смерти Чанёля. О раздраженно сопит, когда вмешивается Чунмён. - Шесть… Сюмин потерял связь с собой ещё в начале отсчёта. Весь центр его сознания переместился в гематому на руке, за которую так яростно цепляется своими пальцами Крис. - Семь… - И разве этого хотел бы Бекхён?! – отчаянно выкрикивает Чен. На губах Чунмёна застывает ухмылка, которая разрывает в диссонансе его настоящие чувства, потому что ему сейчас хочется орать что-то вроде «Чен, какого хрена ты открыл рот!». Пистолет плавно, как секундная стрелка часов, передвигается в сторону Чена. А Чанёль продолжает считать, по-прежнему наслаждаясь процессом и предвкушая результат. - Восемь… - А может, это ты сам убил Бекхёна! Чёртов псих! - срывается на визг Сюмин, ему кажется, что под хваткой Криса расходятся трещинами его кости. И вот Мин встречается глазами с дулом пистолета, отсчитывающим уже его секунды. - Девять… Чанёль не знает точно, хотел бы этого Бекхён или нет. Он вообще многого не знает. А всё потому что Бён Бекхён умер. Он где-то там, а Чанёль где-то здесь. Хотя ему и кажется, что в любую секунду может услышать фальцет и что-то типа: «ПАК ЧАНЁЛЬ, ПОЧЕМУ ТЫ УГРОЖАЕШЬ НАШИМ ДРУЗЬЯМ ПИСТОЛЕТОМ, ИДИОТ!?». Он усердно не слышит ни звука. Какая бы тишина не была внутри него. Ни единой ноты. Есть вероятность того, что Бекхёну это совсем бы не понравилось. Примерно 99,9% из 99,9%. Да, наверное, так бы и было. Но Бекхёна здесь нет. Чанёль лишает его права слова. Чанёля не интересует, одобрили бы его или нет, но всё же до этого момента он упёрто поливал фикус и ставил горячие чайные кружки на подставки. - Десять. Чанёль ещё лишнюю секунду слушает тишину, думая о том, что это наверняка последний кусок спокойствия в его жизни. Спущенный курок, и о стены комнаты ударяется звук убийства.