***
— Окей, — выдохнул Хосок, не выдерживая тишины, которую снова нарушил Тэхен. Он хрустел уже третьим огурцом и очень нервировал Чона-младшего, — А теперь объясни мне тупенькому, почему мы не можем просто завалиться к этому мудаку домой и убрать его? Забор вы уже снесли, дело осталось за малым. Сенатора Сокджин убрал, значит, осталось разобраться только с Енсу. Чонгук тяжело вздохнул и потер переносицу. Он объяснял все это Сокджину и повторять второй раз не было никакого желания. Но Хосок так испытующе смотрел, что у Чонгука, судя по всему, не было выбора. Тэхен откусил огурец громче обычного, создавая шум, который уже начинал нервировать всех вокруг, но Хосок ничего не мог ему сказать, потому что тогда они с Чонгуком поругаются, а им нужно обсудить важные детали. — Потому что вопрос теперь не только в дележке территорий и войне между кланами, вопрос в политике. Ты сам сказал, что Енсу объединился с партией конкурентов. Демократы, что поддерживают нас, конечно, обладают бо́льшим влиянием, чем Свободные, но это не панацея. В политике все не так просто, слишком много факторов, слишком много звеньев. Тем более Свободные настроены по отношению ко мне очень агрессивно, потому что они знают, что мой бизнес не совсем легален. Сенатор был единственным мостиком к их главе, но мне пришлось его убрать и теперь мы вообще не знаем, что они могут нам готовить, — Чонгук вздохнул. Все молчали и бункер погрузился в тишину. Даже Тэхен перестал хрумкать, слушая мужа. Чимин снова варил рамен. Он не участвовал в беседе, но внимательно слушал ее и понимал, насколько плачевно их положение на данный момент. — Я уверен, что Свободные сейчас потирают ручки и ждут, когда я совершу ошибку, чтобы они смогли упечь меня за решетку и будь уверен, они сделают это так быстро, что я даже не успею подумать об отъезде. Демократы, конечно, помогут мне, тут я не сомневаюсь, потому что они мне должны, но если начнется война политических партий, границы кланов, которые негласно установлены между нами, сотрутся и всем нам придется делить территории заново. Ты понимаешь, чем это чревато? Недалеко и до гражданской войны, Хосок. Нам надо действовать осторожнее. Хосок вздохнул. Ситуация была хуже некуда. Енсу, конечно, молодец, он отлично все продумал, просчитал и обзавелся необходимыми связями и поддержкой. — Подожди, — окликнул Чон-младший, и Чонгук, кусающий губы, поднял на него глаза, — Почему партия Свободных так сильно ненавидит тебя? Из-за того, что им известно о твоем черном бизнесе? — Да. Они там все помешаны на силе закона и правосудия. Хосок сосредоточенно посмотрел на Чонгука, Чонгук на него, и Тэхен готов был поклясться, он слышал тихий «дзынь», оповещающий о синхронизации этих двоих, потому что их лица просияли одновременно. — Это значит, — сказал прозревший внезапно Чонгук, — что для Свободных Юн Енсу — кристально белый и законопослушный бизнесмен и все, что нам необходимо сделать — это накопать на него достаточное количество информации и ее подтверждений о том, что он замешан в черном бизнесе и является главой мафиозного клана! Тогда его люди его же и уничтожат. И они не только лишат его свободы, но и заберут в пользу государства все его имущество. Но нужно сделать так, чтобы мое имя, твое или партнеров, которые мне нужны, там не мелькали, и это единственная весомая загвоздка. Тэхен тоже является его партнером, мы должны быть осторожны. — Точно! Надо будет зачистить следы и дело в шляпе, — усмехнулся Хосок и потянулся, как будто ему было действительно скучно. — А когда его заключат под стражу, мы сможем его грохнуть. — Нет, — Чонгук недобро усмехнулся и качнул головой, — Смерть для него будет милосердием. Я сделаю все, чтобы Юн Енсу лишился всего, что имеет. Всего, что ему дорого. Чтобы он каждый день просыпался и вспоминал о том, что сам все погубил. — Жестоко. Но мне нравится, — Хосок оскалился и расслабленно сполз в кресле пониже. Все складывалось идеально, а трудности лишь усиливают азарт, но ни в коем случае не пугают. Тэхен брезгливо посмотрел на кастрюлю, которую Чимин поставил на стол. Рамен пах для него омерзительно, а с мясными консервами и подавно. Плавающая в бульоне лапша виделась то ли сваренными извилинами из человеческих мозгов, то ли кишками, Тэхен так и не смог определиться, и вызывала только рвотные позывы. — Пойду в комнате посижу, — сообщил он, поднявшись с места, — Почисти, пожалуйста, зубы после еды. Хосок мерзко захихикал и подъехал к письменному столу, решив не вмешиваться в семейную драму, а Чимин проводил омегу удивленным взглядом, но быстро вернулся к своему занятию. Он накладывал для Хосока рамен в отдельную тарелку, так как тот предпочитал есть у компьютеров. — Я не так плохо готовлю, — возмутился парень, и, отдав мужчине его порцию, обиженно сложил руки на груди, — В следующий раз пусть сам делает себе еду. Чонгук тяжело вздохнул и взял поданные ему палочки. — Не обращай внимания, ему просто не нравится запах. Хосок вот тащится от твоего рамена. Да, Хосок? — две пары глаз уставились на Чона-младшего так пристально, что ему на мгновение показалось, будто кожа на спине накалилась до невозможности и вот-вот вспыхнет. — Лучшая еда на свете. Есть рамен от Мини в разы приятнее, чем кончить в шлюху, — серьезным голосом поделился своими наблюдениями альфа, показав присутствующим большой палец, но поворачиваться не спешил. Как и приступать к еде. — Фу! Ну ты и мерзкий тип, Чон Хосок, — фыркнул Чимин и, сев рядом с Чонгуком принялся есть, — Нормальный рамен! Чонгук тихо засмеялся и втянул лапшу с тихим хлюпаньем. Это, конечно, не шик, но есть можно. Младший брат главы клана вдруг с мычанием выпрямился, обращая на себя всеобщее внимание. Он обернулся на брата и, оставив свою тарелку на письменном столе, подъехал прямо на стуле к дивану. — Чонгук, — сказал он совсем тихо, наклонившись к альфе и понижая тон голоса едва ли не до шепота. В конце концов, Тэхену знать о том, что еще он смог вытащить из пленников, не стоит, а он почти забыл об этом, — Есть еще кое-что. Чонгук тоже склонился к Хосоку, хоть и не особо понимал, к чему шепот. Но всему ведь есть причина, верно? Просто так Хосок не вел бы себя подобным образом, тем более в той ситуации, в которой они оказались. — Юн в курсе беременности твоего муженька. Сказал, они планируют каким-то образом избавиться от наследника так, чтобы это не повлияло на состояние твоего ху… ты понял. Короче, тебе надо что-то придумать. А еще он часто отсылает охрану, поговори с ним об этом. На скулах заходили желваки, но глава клана лишь кивнул, полностью погружаясь в свои мысли. Раз так, он обязательно усилит все меры безопасности, связанные с его мужем, и раздумья об этом даже не позволили разозлиться на младшего брата за то, что из его рта вновь едва не вылетело это мерзкое прозвище. От мыслей отвлек Чимин, который, кажется, последнюю крупицу информации от Хосока пропустил, уйдя глубоко в свои мысли. С тех пор, как они здесь оказались, омега был чересчур задумчивым. — Когда мы вернемся домой, Чонгук? — спросил Мини. Ему хотелось вернуться в особняк еще сильнее, чем когда они с Юнги были на той квартире, да и необходимо было побыть одному, наконец. Но еще более невыносимо было слушать, как Чонгук и Тэхен занимаются сексом, а происходило это почти каждый раз, как эти двое оставались в закрытом помещении наедине. Да еще и так громко! — Когда они закончат с ремонтом. Думаю, еще пару дней побудем здесь. Везти вас всех в гостиницу я сейчас не рискну, сам понимаешь. — произнес Чонгук. Чимин только угукнул в ответ и тихо вздохнул, отправляя в рот палочки с раменом. Мысли о произошедшем не отпускали его, как и размышления над тем, о чем сказал ему Юнги. Мужчина клялся, что он больше не сотрудничает ни с кланом Мун, ни с Юн Енсу, тогда почему на душе скребли кошки, и мысли каждый раз возвращались к тому, что все это могло произойти по его вине? Чимин тяжело сглотнул еду, поморщившись от боли в горле, и тихо прокашлялся. Снова он думает об этом. Даже аппетит пропал, и он стал как-то неуверенно ковыряться палочками в лапше, опустив взгляд в стол. — Что такое? — негромко поинтересовался Чонгук, заметив, как Чимин вдруг поник отчего-то, но парень в ответ лишь качнул головой. — Все хорошо, просто ситуация угнетает. Хочу домой, — негромко пробормотал он, поджимая губы. «Хочу домой, чтобы поговорить с Юнги.» — добавил его мозг недостающие слова, и он тяжело вздохнул. — Что, сам приготовил и теперь понимаешь, что это невозможно жрать? — хмыкнул Хосок и вернулся к своей еде, не обратив внимание на убийственный взгляд омеги, — Да ладно, Мини, не все так плохо. Пахнет приятно, Чонгук все еще не бьется в конвульсиях, значит, твой рамен так же неплох, как и всегда. — успокоил Хосок, принимаясь за еду.***
Неделя. Прошла ровно неделя, прежде чем они наконец смогли вернуться в особняк. Чимин хотел поговорить с Юнги сразу, как только представится возможность остаться с ним наедине, но сейчас даже язык не поворачивался обвинить его в чем-то. Когда Юнги приезжал в бункер, сделать этого не вышло, потому что рядом сидел Тэхен, которому было слишком скучно в отсутствие Чонгука, а теперь… Юнги старался быть рядом каждую свободную минуту, заботился еще больше и приносил Чимину собственного приготовления чай от простуды, потому что когда они сбегали из особняка ночью, легко одетый Мини слегка застудил горло. Вряд ли кто-то будет заботиться настолько трепетно, если до этого сделал все, чтобы ты не остался в живых. Омега сидел на краю постели, что все еще была смята после совместной ночи с Юнги, и кусал губы, разглядывая их фотографию с Чонгуком и Хосоком, стоящую на тумбочке у кровати. Там они трое, стоя прямо у особняка, счастливо улыбались, глядя в камеру, а в руках Чимина красовался небольшой бисквитный торт, который заказали ему братья Чон ко дню рождения — он отмечал свои двадцать лет. Его первый по-настоящему счастливый день рождения, и их единственная совместная фотография. Парень тихо усмехнулся своим воспоминаниям и сильнее прикусил губу, сдирая зубами корочку от ранки, из-за чего губа вновь треснула. На языке почувствовался противный металлический вкус. Он больше не говорил с Юнги о его прошлом, но думал о том, что делать, как и обещал. И этой ночью, когда мужчина засыпал рядом с ним, крепко держа в своих объятиях, не сдержался от тихих слез. Казалось, этот выбор был самым сложным в его жизни. С одной стороны родные, ставшие семьей люди, а с другой стороны мужчина, который, казалось, действительно готов положить к его ногам весь мир, не требуя ничего взамен. Чимин никогда не чувствовал того, что чувствует сейчас. Любовь ли это? Когда ты начинаешь бояться за сохранность человека, когда каждое его слово или нежное прикосновение вызывает улыбку, и хочется дарить такое же счастье в ответ… как правильно назвать эти чувства? Чимин шумно выдохнул, проведя по лицу руками, и упал спиной на кровать, прикрывая глаза. Нужно мыслить рационально. Если он сейчас промолчит и скроет от Чонгука правду, рано или поздно он все равно узнает, особенно сейчас, когда бросает часть своих сил на поиск того, кто был подослан к ним много лет назад. Он делает это тихо, чтобы не спугнуть ту самую, как он говорит, крысу. И если он узнает, что это Юнги, надеяться будет не на что. Убьет. Мгновенно. Даже шанса на жизнь не оставит. Чонгук никогда не прощал предательств, даже с Чимином он условился на том, что если вдруг омега решит когда-то покинуть его, воткнув нож в спину, вряд ли ему удастся бежать живым. А Юнги? Кто он такой Чонгуку? Простой телохранитель, наемный рабочий. Он и глазом не моргнет, вынесет ему мозги, а то и хуже — отдаст Хосоку, который уж точно не станет долго размышлять об очередном мучительном способе лишить предателя жизни. От одних лишь картинок перед глазами к горлу подкатывал мерзкий комок, и Чимин зажмурился, силясь отогнать от себя эти мысли. С другой стороны, что, если он скажет сейчас? Чонгук всегда к нему прислушивался, часто пытался угодить, порадовать, дорожил им самим и его мнением. Быть может, если он пойдет к Чонгуку прямо сейчас, расскажет все как есть, убедит его в том, что Юнги уже много лет предан лишь их семье, тот помилует его? Отправит куда-то подальше, но он все равно будет жить. Да, Чимин лишится его, но лучше уж знать, что он сделал все возможное, чтобы сохранить любимому человеку жизнь, чем будет ненавидеть себя и Чонгука за то, что тот убил Юнги из-за трусливого молчания самого Чимина. От мысли о том, что сегодня, быть может, Юнги обнимал его в последний раз, перед глазами появилась пелена, а Чимин рвано выдохнул, сжимая руки в кулаки. — Да почему же все так? Почему все так, черт возьми? — тихо зашептал он, проведя ладонями по лицу и тихо всхлипнув. Все это было так несправедливо! Хотелось возненавидеть Юнги за то, что он привязал к себе, показал каково это, когда безоговорочно любят, а потом рассказал суровую правду о себе. И теперь Чимин метался между тем, что хочется и тем, что правильно. Он был словно мотылек меж двух огней — неминуемо сгорит при любом раскладе. Но выбрать что-то одно было необходимо, хоть он все еще верил, что сможет одним выстрелом убить двух зайцев разом. Утерев слезы, Чимин поднялся с постели. Перед тем, как идти к Чонгуку лучше бы ему умыться, чтобы не выглядеть таким опухшим, но сделав пару шагов в направлении ванной комнаты, парень остановился. В голове мелькнула мысль о том, что он лишь находит отговорки для себя самого, чтобы еще немного потянуть время, а это неправильно. Если он сейчас же не расскажет Чонгуку, потом, вероятно, не сможет на это решиться. Ему всего лишь нужно было пройти несколько дверей по коридору, войти в кабинет и рассказать все честно и без утайки. Всего лишь… Возможно, это спасет Юнги, иного выхода Чимин не видел. Он готов был на все, что угодно, даже упасть Чонгуку в ноги, только бы он жил. Постучав в дверь кабинета главы клана, Чимин вошел после позволения и сел перед письменным столом в удобное кресло. Обычно удобное, но сегодня казалось, будто бы он сидит скорее на железном стуле, устроиться комфортно на котором не представляется возможным. — Что-то случилось? — спросил Чонгук, подняв на омегу взгляд. Он сразу заметил следы припухлости и красные глаза, — Ты плакал? Юнги обидел? В голосе Чонгука слышалось беспокойство и теперь за свое молчание было чертовски стыдно. Совесть мгновенно активизировалась и принялась активно пожирать изнутри. — Нет, я просто… хочу кое-что рассказать тебе. Это важно, но я не знаю, как мне начать, поэтому дай мне минуту, чтобы я собрал свои мысли в кучу, хорошо? Пожалуйста. Чонгук кивнул, но все еще хмурился. Хотя не торопил. Он закрыл ноутбук и, отложив документы в сторону, закурил. Чимин вел себя странно, но он не стал давить, ведь раз он пришел, значит, действительно хочет что-то рассказать. Шумно выдохнув и опустив глаза, Чимин приступил. Он поведал Чонгуку обо всем, что узнал от Юнги. О том, как он попал в клан, какие цели преследовал с самого начала, помогая тогда еще новоиспеченному главе клана Чон подавить восстание, как он отказался поставлять информацию в родной клан и полностью перешел на сторону Чонгука. Чимин на него не смотрел, не хотел видеть его глаз, не хотел знать, что теперь Чонгук ненавидит Юнги и хочет убить его, хотя только что сам отдал самого дорогого сердцу человека на суд. — Я знаю, что он сделал, но… он столько лет защищал нас. И тебя. Он рисковал жизнью, закрывал тебя собой, и я уверен, он будет верен тебе до конца дней, если ты оставишь его работать здесь и дальше. Я сам возьму на себя ответственность и… — Давно ты знаешь? — перебил его Чонгук. Он затянулся и выдохнул струйку дыма в сторону, думая лишь о том, что лучше бы Чимину сказать, что он узнал об этом только что. — Больше недели, — на губах альфы появилась горькая усмешка. Он был настолько слеп? — Но я клянусь, я точно знаю, что он никак не замешан в нападении на особняк! Чимин поднял взгляд на Чонгука и потянулся к нему, чтобы взять за руку, но мужчина не позволил. Он отмахнулся от тянущейся к нему ладони и поднялся из-за стола. Чимину сейчас лучше бы не трогать его. — Вот как… Я понял. Чонгук не выдавал реакцию, не было ярости, не было криков и злости. И лучше бы он избил Чимина за молчание прямо сейчас и самолично, чем эта звенящая, оглушающая и слишком тяжелая тишина. — Чонгук, я… — Заткнись, Чимин, — строго и раздраженно бросил глава клана и достал телефон из кармана. Он набрал чей-то номер и прижал смартфон к уху, затягиваясь поглубже. Сигарета догорела до фильтра и Чонгук недовольно оглядел предательницу в его пальцах. Пришлось возвращаться к столу, чтобы оставить окурок в пепельнице. — Хосок. Юнги уже уехал по моему поручению? Отлично. Скинь Чимину адрес. Прямо сейчас. Чонгук сбросил вызов и убрал телефон обратно, так и не повернувшись к своему другу лицом. Хотя так ли уместно называть его другом сейчас, после всего, что он узнал? Это вряд ли. Альфа задумчиво смотрел в окно, как Тэхен, сидящий на краю бассейна болтал ногами, опущенными в воду и подставлял лицо солнцу и теплому ветерку. Можно ли быть уверенным, что и он однажды не воткнет ему нож в спину? — Поедешь на точку, — сообщил Чонгук, возвращаясь к их разговору. — Он сейчас направляется в наш учебный центр, чтобы набрать новых людей в охрану. Их должны были подготовить. Там хороший обзор, чтобы снять его. Ты знаешь, что делать, Чимин. Его голос был твердым. Чонгук уже решил: Мин Юнги предатель. Он был предателем с самого начала, а значит, может предать еще раз. Предателей нельзя оставлять в живых, предателей нельзя прощать. Тот, кто предал однажды, обязательно предаст снова, так учил его отец с самого детства и так думал сам Чонгук. Он был глубоко убежден в истинности этой мысли и во многом благодаря ей все еще был жив. Лишь услышав слова Чонгука, Чимин почувствовал, как внутри все вдруг похолодело. Он будто бы слышал звон в ушах, не понимая, что Чонгук говорит ему, а взгляд застекленел, словно мгновение назад ему пустили пулю в самое сердце, не оставляя возможности выжить. — Чонгук, я не смогу… — сипло произнес он, сжимая пальцами край своей рубашки. Он держался из последних сил, правда пытался собраться, но у него не вышло. На что он надеялся? На то, что Чонгук, всю жизнь презиравший предательства, скажет ему, что все в порядке и отпустит с миром? Глупо, очень глупо! Хотелось выть от бессилия, и он даже не понимал, как вдруг зашелся в тихих всхлипах, пытаясь схватить ртом воздух и вдохнуть так, чтобы в груди не было больно. Чимин плакал. Уронив голову на руки, он тихо плакал, сжавшись в маленький комок, словно это хоть как-то могло разжалобить человека, что повернулся к нему и взглянул с таким отвращением, словно все эти годы дружбы стерлись из его памяти по щелчку пальцев, и секунды не прошло. — Однажды я сказал тебе, что дам дом и семью, но лишь до того момента, пока ты сам не предашь меня, Чимин. Ты знал об этом неделю и молчал, не говорил ничего. Так может быть, ты с ним заодно? Может, и ты предатель? Если ты хочешь, чтобы у тебя и дальше были дом и семья, Чимин, тебе придется исполнить мой приказ и доказать преданность мне. Если ты откажешься, я запишу тебя в один ряд с Мин Юнги. — Я не смогу, — продолжал всхлипывать Чимин, качая головой, скребя пальцами по собственному запястью. Он никогда не чувствовал такого бессилия, как сейчас. — Сможешь, блять! — внезапно рявкнул Чонгук, отчего омега сжался еще сильнее. Чонгук никогда не повышал на него голоса, что бы он не творил, и сейчас весь его хрустальный мир, собранный с таким трепетом, рушился на глазах. — О чем ты, черт возьми думал?! — воскликнул Чонгук, упершись руками в стол, гневно глядя в сторону омеги. Его распирало такое дикое чувство злости, что он едва мог контролировать себя, сорвавшись. Он был уверен в Мин Юнги столько лет, доверял ему свою жизнь, Тэхена, все самое дорогое, что имел, чтобы в итоге узнать о том, что этот человек мог убить каждого из них, не моргнув и глазом? Откуда в словах Чимина такая уверенность в том, что тот, кто предал их доверие, не продолжал сбрасывать информацию Юн Енсу? Откуда-то ведь этот ублюдок узнал, что его не будет в особняке в тот самый вечер, кто-то ведь нарыл информацию о его складах, о его передвижениях по городу, о дороге, которой Хосок ездил в бордель Тэхена. Они искали людей, находили тех, кто мог быть информатором вражеской стороны, убивали, не щадя, но откуда им было знать, быть может, и те люди были лишь подставными, прикрывая главный козырь в рукаве Мун Тэиля? Мун Тэиль… Гадюка, нашедшая себе удобное место и положение, за которыми ни один человек не мог даже подумать о том, что на деле за большинством неудач Чонгука мог стоять именно он. Мог ли быть Юн Енсу марионеткой в умелых руках омеги? Мог ли он быть той самой шеей, что поворачивала голову своего мужчины в нужную сторону, спуская с цепи, словно гончего пса? — Сука, — тихо прошипел Чонгук, потерев переносицу, а Чимин, подумав, что это обращено к нему, заплакал с новой силой, содрогаясь всем телом, не в силах остановить свою истерику. — Чонгук, прошу тебя… Он не виноват, он так долго… — Или туда едешь ты, или я отправлю к нему Хосока, — шикнул Чонгук, прерывая Чимина на полуслове, — Поверь, при втором варианте этот ублюдок будет мечтать о быстрой смерти. Он знает слишком много, Чимин. И он не уйдет от меня живым. Чонгук прикусил щеку, снова закуривая, и прикрывая глаза. Жестоко? Быть может. Хосок и Чимин были лучшими среди всех, кто у него есть. Учитывая, сколько раз Мин выходил сухим из прошедших сражений, без единой царапины на теле, в том, что он киллер с огромным стажем, сомневаться не приходилось. Подослать к нему любого другого из тех, кто имеется у Чонгука или найти наемника — значит изначально потерпеть поражение. — Чонгук, — в последний раз попытался Чимин, сжимая свои ладони, утирая опухшие от слез глаза и щеки, едва видя хоть что-то перед собой от прозрачной влаги. — Пошел вон, Чимин. Говорить больше не о чем. Не уберешь его в течении двух часов — клянусь, тебе лучше сюда не возвращаться. Чонгук даже не взглянул в его сторону. Лишь слышал, как тот, продолжая всхлипывать, поплелся к двери, и вышел прочь. Взгляд скользнул по Тэхену. Он отошел от бассейна и заинтересованно разглядывал что-то у шезлонгов, сложив руки за спину и наклонившись. Хотя бы ради его безопасности и безопасности их еще не рожденного ребенка, Чонгук должен был поступить именно так. Построить их счастье на несчастье близкого человека. Мерзко? Однозначно да, но разве хоть когда-нибудь он был другим? Нет. Но у Чимина не было возможности защитить то, что ему дорого. Он бегом пустился по коридору в свою комнату за винтовкой, которую сейчас всей душой ненавидел. Хотелось сломать ее к чертям, выбросить в ближайший мусорный бак и сказать, что он не в силах сделать что-то в ее отсутствие. Могло ли все быть иначе, не будь он киллером? Не подари ему Чонгук оружие, могла ли его жизнь сложиться по-другому? Если бы он тогда в тире не кичился перед сыном главы мафии своими умениями стрелять, какая судьба ждала бы его? Может быть, он сбежал бы от тирана-отца в какую-нибудь провинцию и встретил бы там хорошего человека, вышел бы замуж и сегодня думал бы лишь о том… о чем думают простые люди каждый день. А быть может, он бы умер в один из дней, когда отец вышел бы из себя и до смерти забил его, и никто бы не пострадал и не умер от его руки. Быть может, тогда Юнги не влюбился бы в него и остался жив, а они с Чонгуком даже не знали бы о существовании друг друга. Хотелось повернуть время вспять, принять любое решение, которое только могло помочь ему не попасть в ситуацию, где между семьей и любимым ему придется выбирать. Его сердце предало его же самого. Оно выбрало не того человека для любви. Человека, которого теперь он вынужден лишить жизни. Flashback — Ты знаешь легенды кроме той, что уже рассказал мне о ликорисе? — спросил Чимин. Уснуть сегодня выходило с трудом и он совсем не мог понять, почему. И пусть объятия Юнги дарили покой и умиротворение, в сон так и не клонило. Если бы папа не умер, он бы рассказывал маленькому Чимину сказки на ночь, и он под нежный голос мирно засыпал бы. Ему всегда нравилось представлять, какие удивительные истории любящий родитель мог бы поведать, придумывал их сам и засыпал. Тогда он был счастлив. Быть может, во всех нормальных семьях так и происходило? Ребенок слушает от родителя сказку, засыпая рядом, чувствуя себя в безопасности, нужным и любимым. И сегодня хотелось, чтобы сказку на ночь рассказал ему Юнги, потому что чувствовал он себя так же. Сейчас он в безопасности и любим человеком, чьи пальцы мягко скользят по спине. Чимин устроил голову на его плече. — Знаю одну. Ложись удобнее и внимательно слушай. Она очень красивая. Чимин завозился в кольце крепких рук, устраиваясь удобнее и забавно пыхтя. Юнги начал свой рассказ только когда тот успокоился и улегся, закинув ногу на бедра мужчины, готовый слушать. — В Небесном царстве у короля был сын. Омега. И звали его Ханьюл. Он был очень умен, красив и прекрасен душой. И был у Ханьюла возлюбленный, которого звали Кёну. Эти двое так сильно любили друг друга, что оставляли все свои дела и обязанности, чтобы проводить вместе все свое время. Но настала пора королю Небесного царства выдавать Ханьюла замуж за достойного жениха, и Ханьюл рассказал отцу о Кену. Но Кену был обычным пастухом и не годился в мужья принцу. Король Небесного царства очень рассердился на Ханьюла, ведь тот так долго скрывал от него Кену, который ко всему прочему был простолюдином. И тогда он отослал их обоих: Ханьюла на западный край небес, а Кену — на восточный. Но король так сильно любил своего сына, что позволил влюбленным встречаться один раз в году, седьмого июля по Лунному календарю. Но у пары не было ни моста, ни лодки, чтобы перейти Млечный путь. Они не могли встретиться, видели друг друга, но не могли дотянуться. От боли разлуки оба так горько плакали, что слезы их превратились в ливень и этот ливень обрушился на землю, вызывая наводнение. И тогда птицы взлетели и построили из своих тел мост, жертвуя собой, во имя влюбленных. С тех пор птицы каждый год седьмого июля по Лунному календарю взлетают ввысь, чтобы стать мостом через Млечный путь. И день этот называется Чильсок. В Чильсок всегда идет дождь. Это не наводняющий ливень, но напоминание о боли влюбленных, которые могут провести вместе лишь один день в году. — Почему все твои легенды такие грустные? — тихо вздохнул Чимин, поджав пухлые губы и проведя пальцами по груди мужчины, по его плечу, нащупывая шрам от пулевого ранения. Кажется, в тот раз он получил пулю за Хосока, когда они пытались спасти свои жизни из засады в злополучном кафе. — Жизнь сама по себе не очень веселая вещь, — негромко усмехнулся Юнги, повернув голову в сторону омеги и заглянув в его лицо. Все еще не верилось, что он вот так может смотреть на него вблизи, касаться и в открытую говорить о своих чувствах. Пальцы скользнули по подбородку, по мягкой щеке и виску, убирая светлые пряди за ухо. — Но сейчас я счастлив, — негромко шепнул он, вызывая на губах омеги улыбку. Такую же счастливую, как и у него самого. Жаль, что они упустили шесть лет. Шесть лет, когда они могли бы быть счастливы. Настоящее время Чимин не имел понятия, как вообще смог доехать до нужного адреса и не разбиться: слезы застилали глаза так, что дорогу он едва мог разобрать, а воспоминания о той легенде сейчас были слишком болезненными, невыносимыми. Ноги едва гнулись, когда он поднимался на крышу здания и, казалось бы, привычно оглядывал город с высоты. Нет, сейчас даже чувства были другими. Хотелось встать на самый край и шагнуть вниз, быть может, это бы уберегло его от принятия решения? Но разве он мог? Быть может, хотя бы сейчас еще не поздно исправить ситуацию, или он лишь врет самому себе, уже давно все решив, выбрав сторону в своей голове? Стрелок уже подготовил свое оружие. Натянув на голову капюшон, он был готов исполнить преступный приказ. Ради себя и ради Юнги. Можно ли убить человека ради него самого? Можно ли отправить его на тот свет, пустив пулю в лоб и назвать это милосердием? Это почти тоже самое, что отправить узника на гильотину, развести руками и радоваться, что он умрет от безжалостного лезвия, а не от топора нерадивого палача, не умеющего еще отсекать голову с одного удара. Глядя в прицел винтовки, Чимин умолял Юнги не приезжать сюда. Мысленно он просил альфу свернуть не туда, поехать в другое место, сбежать из Сеула. Да все, что угодно, только не попадать в его прицел. Но знакомая до боли машина заехала на парковку. Омега тихо заскулил, роняя голову. Зачем он приехал сюда? Чтобы найти смерть от рук того, кого безответно любил шесть лет и взаимно любил этой ночью? Несправедливо. Взяв телефон дрожащей рукой, Чимин позвонил человеку, научившему его любить, человеку, которого собирался убить собственными руками. Он натянул улыбку на губы и прижался к прицелу, чтобы видеть его. Это будет их последний разговор, потому что… он должен исполнить приказ и ни на что другое не имеет права. Ответив на звонок, Юнги, судя по движениям его рук, заглушил двигатель. Альфа расслабленно откинулся на спинку водительского сиденья. Кажется, он улыбнулся. — Привет, малыш. Что-то случилось? Обычно ты не звонишь, — по голосу, обволакивающему слух через наушники, и правда улыбался. Юнги был искренне рад его слышать, Чимин был в этом уверен. И от этого на душе заскребло лишь сильнее. — Мне скучно. Поболтай со мной немного, можешь? Десять минут, — попросил омега. Его голос вряд ли выдавал его моральное состояние сейчас. — Хорошо, давай поговорим. Десять минут у меня для тебя точно есть. Чем занимаешься? Юнги не догадывался, что происходит, просто говорил, интересовался. Как и всегда принимал участие в жизни омеги. Он обещал, что они постараются друг для друга, и он правда старался. Да, возможно он был не идеальным партнером, но ведь ко всему можно прийти. Он так долго грезил об этом омеге, что не мог позволить себе оплошать. — Ничем особенным. Читал книгу, а в конце романа муж главного героя умер, представляешь? Пятьсот страниц текста были написаны зря, концовка разочаровала меня. Теперь всегда буду читать последнюю главу перед тем, как приступить к произведению, чтобы не расстраиваться больше, — Чимин прикусил губу, услышав смех в ухе. Реальность перестала восприниматься как реальность. Они просто болтают, никто не собирается никого убивать. Это просто не может быть правдой, совершенно точно не может. Наверное, ему снится сон, на мгновение так показалось. Сейчас он проснется и весь этот кошмар исчезнет, а Чимин окажется в постели мужчины, который как всегда будет крепко обнимать его со спины и дышать в его шею, а Чимин долго будет лежать, не шевелясь, и чувствовать его сердцебиение. Живого, теплого, любимого. — Да, очень несправедливо, я согласен. Раз ты позвонил… У меня сегодня свободный вечер, так что я забронировал нам столик в ресторане. Помнишь, ты говорил про местечко с живой джазовой музыкой? Пришлось дать взятку, у них, оказывается, бронь на месяц вперед, но это ничего. Надень сегодня что-нибудь красивое? Покатаемся по ночному Сеулу и переночуем в отеле с панорамным видом на город. Хочу сделать тебя счастливым. Уверен, небольшой отдых пойдет тебе на пользу. Юнги был искренним, честным. Он и правда хотел, а Чимин едва удержался от того, чтобы не разрыдаться от бессилия прямо сейчас. Он искусал все губы, слушая его и крепко сжимая оружие онемевшими пальцами. Альфа вышел из автомобиля и закрыл дверь, все еще держа телефон у уха, прислушиваясь к повисшей тишине на линии. Он сказал что-то не то? — Чимин? — Хорошо, я… — омега прочистил горло и зажмурился, но лишь на мгновение. Нельзя закрывать глаза, он хочет его запомнить, — Я выберу что-нибудь. — Мне уже пора, малыш, я… — Стой! — закричал вдруг Чимин и увидел в прицел, что Юнги остановился. Он навел оружие ровно на его голову, чувствуя слезы, стекающие по щекам. Не сдержался, не смог. И руки дрожали сейчас так, что прицел ходил ходуном, скользя то по его голове, то по лицу и шее. Пришлось шумно выдохнуть, чтобы взять себя в руки и заставить тело перестать так сильно дрожать. Палец уверенно лежал на спусковом крючке, готовясь нажать его, чтобы оружие оборвало столь ценную жизнь. Был готов палец, но не Чимин. Только вот выбора у него не было, даже если сейчас необходимо свое собственное сердце разорвать на куски. — Я люблю тебя, Юнги. Ты знаешь? Я, блять, никогда не испытывал этого, но точно уверен. И одновременно так сильно ненавижу тебя сейчас… Смотрю на тебя и ненавижу, Юнги. Мужчина поднял голову. Осознание пришло за один короткий миг и он, поджав губы, повернулся вокруг своей оси, видимо, пытаясь высмотреть его. Он не был уверен в своей догадке, точнее, хотелось надеяться, что он был не прав, но от одного только осознания, что он сейчас на мушке у Чимина, заставило где-то внутри растеряться на одно мгновение. Ведь сколько б раз он не закрывал других от пули, умирать вот так не хотелось. Наверное, было бы легче умереть глядя Чимину в глаза, чтобы последним, что он увидит, был любимый долгие годы человек. Но жизнь, видимо, распорядилась так, что и этому сбыться не суждено. — Где ты, Чимин-а? — тихо спросил он, поджимая губы. Он мог умереть в любую секунду, стоит Чимину произвести выстрел. Быть может, его ненависть была действительно настолько сильна после признания, но Юнги не чувствовал ее этой ночью, когда Чимин, путаясь пальцами в его волосах, тяжело дыша, суматошно шептал что-то ему на ухо. Не чувствовал ненависти и тогда, когда он после занятия любовью крепко прижался к нему, обнимая, пряча лицо на его плече. Что могло произойти всего за несколько часов разлуки? Значит, и Чонгук уже знал о его проступке. — Чимин, ответь мне, прошу. Где ты сейчас? — спросил он, но вопрос прозвучал словно в пустоту. Ему на него не ответили, и, казалось, даже вряд ли услышали, заходясь в слезах. — Беги. Слышишь, Юнги? Пожалуйста, беги и не оглядывайся. Пожалуйста, — умолял его Чимин, срываясь на громкие всхлипы и опуская прицел ниже. Он не хотел видеть его лица, когда выстрелит. Не мог справиться с собой. Юнги успел сделать лишь два шага, когда стрелок на крыше произвел выстрел. Хлопок раздался в переулке, птицы взлетели высоко к светлому небу, испугавшись громкого звука. Чимин, отпустив винтовку, горько, навзрыд плакал на крыше здания, сжимаясь в комок. Никогда ему не суждено быть счастливым. — Даже если нас с тобой разлучат, я клянусь, что сам построю любой длины мост, даже через самую быстротечную реку, чтобы добраться до тебя. Чтобы никогда твои глаза не знали слез. Всегда будь уверен, как бы далеко мы не были друг от друга, я всегда смогу до тебя дотянуться и спасти, Чимин. Что бы не произошло. И даже если в конце мне придется отдать свою жизнь и покинуть тебя в этом мире, знай, что моя душа найдет мост через Млечный путь, чтобы я мог оставаться рядом с тобой и всегда заботиться о тебе. В крепких и нежных руках Чимин сладко засыпал, зная, что так и будет. Что бы ни произошло, как бы их не раскидала жизнь, они всегда будут рядом. Юнги поклялся. Доехав до борделя, Чимин вбежал в фойе, пробрался сквозь беснующуюся толпу и громкую, отдающую в израненное сердце басами музыку. Его перехватил Тэмин, просто чудом узнавший омегу. Чимин смог только произнести имя Тэхена сквозь непрекращающиеся рыдания и, крепко держа парня за руку, пошел за ним к кабинету человека, который мог помочь. Единственного шанса на жизнь, избавиться от которой не хватало смелости. И стоило Чимину войти в кабинет, удивленный его состоянием Тэхен оказался рядом в то же мгновение. Его рыдания разносились по всему помещению и он даже не мог объяснить, что произошло. Тэхен усадил его куда-то и вскоре протянул стакан с успокоительным, велев выпить, потому что пока Чимина душила истерика, он уж точно не мог рассказать всего, что случилось. Да и Тэ не смел даже предположить, что могло довести Пак Чимина, всегда гордого, немного высокомерного и острого на язык до вот такого состояния. Чтобы он в грязной отчего-то толстовке и спортивных штанах, растрепанный и с опухшим лицом прибежал сюда и так горько плакал. — Что случилось? — в который раз спрашивал Тэхен, чувствуя крепкую хватку дрожащих пальцев на своем предплечье. Чимин не заметил, как потрясенный увиденным Тэмин вышел за дверь. Во рту стоял мерзкий привкус успокоительного, но он, кажется, наконец мог говорить. — Юнги… Юнги, он… И снова рыдания. Тэхен тихо вздохнул и сел поближе, обняв за плечо, ведь как бы они друг к другу не относились при знакомстве, о человечности забывать было нельзя никогда и ни при каких обстоятельствах. В этом Тэхен был глубоко убежден. — Он обидел тебя? — предположил Тэ. — Он предатель. Тот самый предатель, которого ищет Чонгук и он… он сказал мне, что я должен убить его, и я… я поехал туда. И когда я с ним говорил, я… Я не смог… Не смог его убить, — Чимин снова зарыдал навзрыд. Не смог убить, но курок спустил. И дома лишился, и семьи. — Я прострелил ему плечо и уехал, потому что я… не могу его убить, ведь… я же люблю его. Если Чонгук узнает, что я отпустил его живым… Он сказал мне не возвращаться, я просто не знал, куда мне пойти… Тэхен собрал примерную картинку в голове, поджимая губы. Он прижал голову Чимина к своей груди и обнял омегу покрепче. Чимин был меньше самого Тэхена раза в полтора, хрупкий и маленький. Очевидно, что ноша, рухнувшая на эти худые плечи была для него неподъемной. И он был уверен, что если бы и сам Тэхен оказался в подобной ситуации, Чимин тоже помог бы ему. — Чонгук сказал, он пошлет Хосока, если я не смогу и я… я не убил его. И я теперь тоже предал его доверие. Тэхен, пожалуйста, помоги мне… помоги! — цепляясь за одежду и руки омеги, Чимин не мог успокоиться, боялся, что прямо сейчас, узнав все, Тэхен немедленно сдаст его Чонгуку и бросит к ногам главы клана, словно провинившуюся шавку. — Тише, Чимин-а. Сейчас тебе нужно успокоиться и отдохнуть, ладно? В новом крыле еще ремонт, но рядом с кабинетом комната пустует, поживешь пока там. А после того, как поспишь, мы с тобой сядем и спокойно обсудим, что делать дальше, хорошо? И ничего не бойся, даже Чонгук не имеет власти здесь. Пойдем. Утерев другу (а теперь даже в этом были сомнения) своего мужа щеки, Тэхен поднял его и, обняв, повел в место, где Чимин мог отдохнуть и прийти в себя. Мысли о том, что Чонгук поступил крайне жестоко, заставив Чимина поехать и убить своего возлюбленного собственными руками, не покидали головы. Однако, Тэ был уверен, что и на это была причина. Они с Чонгуком еще успеют об этом поговорить, но что бы ни было, Чимин останется в безопасности. Это Тэхен мог ему гарантировать.***
Так сильно Чонгук не злился даже когда узнал, что на его дом, мужа и ребенка, который едва дорос до фаланги пальца, напали ублюдки из клана Юн. Он вообще в принципе так сильно еще не злился. Никогда. Но сейчас был чернее судного дня и каждый его взгляд метал молнии. Мин Юнги благополучно скрылся, не оставив следов. Видимо, знание Хосока и его методов дало свои плоды, этот ублюдок не оставил им ни единой зацепки, кроме Чимина. Единственного, преданного Чонгуку, кто побывал на той треклятой квартире. И это, черт возьми, раздражало еще сильнее, ведь нет никаких гарантий, что омега все еще предан ему. Хотя, учитывая то, что приказ он так и не выполнил… его, на ряду с Мин Юнги следовало тоже записать в предатели, даже если сердце отказывалось это принимать. Как сказал когда-то отец: «Даже если ты будешь любить предателя больше жизни, прощать его нельзя». Чонгук едва ли не с ноги выбил дверь кабинета и вошел внутрь. То, как спокойно поднял на него взгляд Тэхен, неимоверно раздражало. Еще больше, чем есть, хотя секунду назад казалось, что больше быть и вовсе не может. Оказалось, он снова ошибся. — Где он? — с порога спросил Чонгук, не обращая внимания на то, как Тэмин, прижав ноутбук к груди, на цыпочках ретировался из кабинета и закрыл за собой дверь. Быть свидетелем семейных ссор и разборок он не хотел, тем более что Чонгук и правда был слишком зол, а Тэхен слишком спокоен. — Кто? — омега смотрел на мужа прямо. Он не боялся его, его взгляда, его власти, потому что они были равны. — Не притворяйся идиотом, пожалуйста. Я прекрасно знаю, что ты скрываешь Чимина. Блять, вы бы хоть его тачку от главного входа отогнали, раз ты его прячешь. Я хочу с ним поговорить. Тэхен ничего не ответил. Он, спокойно сохранив изменения в документе, опустил крышку ноутбука. Он не торопился отвечать и раздражал этим Чонгука еще сильнее. Играя с огнем, Тэхен изящно взял чашку, сделал глоток мерзкого чая с молоком и с тихим фарфоровым звуком вернул чашку на блюдце. Он едва слышно причмокнул губами и удовлетворенно улыбнулся, довольствуясь вкусом той мерзости, что он пил. Чонгук начинал закипать, но на Тэхена выплескивать этого не собирался. Только сжал зубы и очень терпеливо выдохнул, на мгновение прикрыв глаза. — Тэхен, — предупреждающе произнес он. — Я не понимаю, зачем мне нужно было отгонять его машину. Разве же я кого-то прячу? Если бы прятал, ты бы даже не знал, что он здесь. Омега пожал плечами и сел удобнее. Перед Чонгуком сейчас сидел не его муж, а глава нейтральной территории, бизнес-партнер. — Я не наврежу ему, Тэхен. Мне просто, блять, нужно поговорить с ним. Какого черта я вообще должен просить тебя об этом? — Чимин находится на нейтральной территории под моей личной защитой, Чонгук, и я не дам тебе ни поговорить с ним, ни увидеться. Не сейчас. Ты, черт возьми, не в себе. К тому же, ты подписал договор со мной и любое его нарушение равняется разрыву всех деловых отношений и отсутствию убежища для тебя и твоих людей. А я совсем не хочу терять прибыльного клиента в твоем лице. Чонгук вскинул брови и, сухо усмехнувшись, отвел взгляд в сторону. Он думал, что подобный тон Тэхен с ним больше использовать не будет. — Прибыльного клиента, значит. Замечательно. Буду иметь в виду. Они оба одновременно вздохнули, и Чонгук, обернувшись на заглянувшую в кабинет охрану, коротко кивнул им, чтобы те убрались прочь. Дверь закрылась и лишь после этого мужчина, внимательно взглянув на Тэ, нахмурился, шагнув ближе. Мужчина присел на край его стола и, бросив еще один беглый взгляд на мужа, уставился на свои руки. Он заметно нервничал, Тэ впервые видел его таким. Кажется, даже когда на их дом напали нервозность не была настолько ощутимой. — Как он? — негромко спросил Чон, а Тэхен повернулся к нему в кресле и уставился в мужа внимательным взглядом, словно думая, стоит ли давать ответ. — А как может чувствовать себя человек, которому пришлось стрелять в того, кого он любит? — поинтересовался омега, вытягивая ноги. От долгого сидения за компьютером все тело затекло, а шея и плечи ныли тупой болью. Неприятно, — Это было очень жестоко с твоей стороны, Чонгук. Ты ведь знал об их отношениях. — А что бы ты сделал на моем месте? — тут же спросил Чон, изогнув бровь, — Стал бы ждать, когда этот ублюдок Мин подставит всю мою семью под удар? Если уже не подставил. — Но отправлять туда Чимина… — Я знаю, — перебил Чонгук, находя на столе Тэ какую-то скрепку и принимаясь гнуть несчастную в пальцах. Омега с интересом наблюдал за этим действием. Скрепка была ни в чем не виновата, но если Чонгука это могло хоть немного расслабить, ее жертва не будет напрасной. — Но он был единственным, кто справился бы с этим, уж поверь мне, я знаю, как работает Мин и чего от него можно ожидать. Или ты думаешь, он стал моим телохранителем только из-за того, что верой и правдой дослужился до чего-то подобного, раз за разом демонстрируя мне свою лживую преданность? Тэхен пожал плечами, как будто бы ответ его не удовлетворил, да и причины не особо волновали. В кабинете повисла тишина, нарушаемая только слишком громкими басами с первого этажа. Даже стены и мебель, казалось, вибрировали, но никто из присутствующих не обращал на это внимания. — Ты же знаешь, что он жив? — спросил Тэ, подняв глаза на альфу. Ответом был короткий кивок и поджатые губы. Чонгук таким раскладом был недоволен. Очень сильно недоволен. Совершенно очевидным было то, что и с Мун Тэилем необходимо разобраться. Очень аккуратно, так, чтобы Юн Енсу не имел возможности им помешать. Этот человек влез в дела чужого клана много лет назад, ему поставляли информацию прямо из особняка, что омерзительно. И даже если принять во внимание то, как самоотверженно Мин Юнги защищал семью Чон столько лет, нельзя быть уверенным и слепо доверять его словам, как делал это Чимин. Но подлец сбежал. — Мои люди так и не смогли отследить его. Даже Хосок. Чувствую себя идиотом, которого водили за нос восемь лет, — бросив выгнутую во что-то нечеловеческое скрепку на стол, Чонгук закрыл лицо руками и устало потер его. Тяжелый вздох говорил лишь о том, насколько трудным было его положение сейчас. Для Тэхена эта минутка искренности была очень важной и показательной, бесценной. Ведь каким бы грозным, строгим и всегда сильным ни был Чон Чонгук, он все еще был человеком и только рядом с Тэ позволял себе проявлять свои истинные чувства и эмоции. Мотнув головой, чтобы прогнать непрошенные мысли, альфа подошел к окну и сунул руки в карманы брюк. Наткнувшись пальцами на пачку сигарет, Чонгук сжал ее в ладони. Курить хотелось нещадно, но рядом с Тэхеном он не курил, придется терпеть. Что бы не происходило в его жизни, он не мог перестать заботиться об омеге и о человеке, который еще даже не умел ничего, даже самостоятельно дышать. Омега встал с места, хотя тело настойчиво требовало сесть обратно и также вытянуть ноги, и подошел к Чонгуку со спины. Тонкие ладони коснулись сильных плеч Чонгука, мягко массируя сквозь ткань рубашки, словно это могло бы снять моральное напряжение. — Тебе нужно отдохнуть, Чонгук. Хотя бы один день, просто отложи все это дерьмо и выдохни. Да даже если на пару часов ты отключишь голову, уже будет легче. Давай я приеду домой, как закончу с бумагами, и мы вместе обсудим все это, ладно? — тихо проговорил Тэ и, потянувшись, мягко поцеловал мужа в шею сзади. Чонгук не ответил, только мягко сжал руку Тэхена, чтобы тот отпустил его, и обернулся, мельком глянув на соседнюю дверь кабинета, что вела в комнату, раньше принадлежавшую Тэ. Вряд ли Чимин находился там. — Чонгук, — негромко окликнул Тэхен, заставляя мужа остановиться уже у самой двери. — Ты бы смог убить меня? Если бы я ошибся так же, как Чимин или… — спросил он. Тэхен уже задавал этот вопрос. Казалось, это было настолько давно, словно в прошлой жизни, хотя на деле прошло лишь несколько месяцев. Чонгук остановился, внимательно посмотрев на Тэхена и, кажется, сейчас в полной мере понял, что имел в виду отец, когда говорил о том, что любовь делает людей слабее. Не смог бы. Именно его он ни за что не смог бы убить, потому что тогда он лишился бы смысла всего своего существования, а Чонгуку было совершенно понятно, что даже если не рядом с ним, то он желает всем сердцем, чтобы Тэхен был здоров и счастлив. Чтобы он мог смеяться, улыбаться безумно красивой квадратной улыбкой, такой же уникальной, как и он сам. Чтобы он мог вернуться домой к тому, кто будет делать его счастливым. Все, что угодно, только бы жил. И он снова не ответил на этот вопрос, ведь сказать «нет», значит развязать руки, но ответ «да» причинит омеге боль. А ранить его Чонгук бы себе не позволил. Одно он знал наверняка: за предательством столь близкого и важного в его жизни человека, последовало бы глубокое разочарование. Еще более сильное, чем сейчас.