⊹──⊱✠⊰──⊹
Вечер воскресенья подходил к концу. Солнце давно скрылось за горизонтом, оставив после себя лишь несколько облаков розоватого оттенка. Заварив себе чай со вкусом черной смородины, я плюхнулась за рабочий стол и открыла крышку ноутбука. Пальцы тихо заклацали по клавиатуре, проверяя социальные сети и сообщения, пришедшие за последние несколько часов, пока я была у Даши. Я откидываюсь на спинку стула с грустью вспоминая, что завтра понедельник. Однако была и хорошая новость, словно лучик солнца во тьме, — завтра всего три пары, вместо должных четырех. Кроме того, третья пара — Актерское мастерство с Горошко. Но до этого придется отсидеть пару на философии, а потом ещё и на психологии. И если к философии я относилась неплохо, то психологию не любила от слова совсем. Накидываю на плечи плед и обхватываю керамическую ручку чашки пальцами, делая несколько небольших глотков. Чай согревает, разливаясь внутри медовым теплом. Не такой, как у Горошко, но в целом тоже неплохой. Я невольно усмехаюсь.⊹──⊱✠⊰──⊹
Раннее утро, пропитанное редкими лучами Петербургского солнца. В театральной школе ни души, от того в здании стоит звонкая тишина, которую нарушает лишь еле слышное эхо от шагов Серёжи. Мужчина заходит в свой кабинет, расположенный недалеко от актового зала, дабы забрать необходимые вещи перед парами в университете. Его рабочий стол усыпан сценариями грядущей пьесы, документами об оплате за аренду помещения, договорами насчёт покупки определенных декораций и костюмов и прочими бумагами, разобрать которые у Горошко все никак не получалось. Он смеряет взглядом настенные часы, решая, что до второй пары в университете, которую он должен вести у третьего курса, ещё есть время. Мужчина разбирает бумаги, собирая белоснежные листы в толстые стопки, распихивает документы по папкам, а те убирает на полки. Его взгляд скользит по столу, внезапно цепляясь за листочек, прикрепленный к монитору ноутбука. Брови Серёжи съезжаются к переносице, а рука рефлекторно тянется к экрану, дабы сорвать записку. «А время идёт, актер.» Мужчина перечитывает текст на листе, написанный торопливым почерком раз за разом, словно ожидая что содержание записки изменится. Он был здесь. От осознания этого факта хочется выть. Горошко неосознанно сминает листок и бросает комочек в сторону, безразлично наблюдая, как он отскакивает от стены, отлетая куда-то в другой конец кабинета. Протяжный выдох в попытках успокоиться. Не помогает. Он злится. Злится, потому что не может защитить Еву. Злится, потому что Лёше и его отцу всё сходит с рук. Злится, потому что искренне не понимает, что ему делать дальше. Мужчина издает раздражённое рычание, точно дикий зверь, загнанный в угол. Его тело рефлекторно разворачивается, а кулак летит в стену. Удар. Где-то под потолком кабинета осыпалась штукатурка и шумно приземлилась на пол. Ещё удар. Он бьёт по бетону ещё несколько раз, рычит от боли, замахивается, и ударяет снова. На белоснежной стенке появляются багровые разводы, а на костяшках ссадины, из которых начинает сочиться тёплая кровь. Он сдавленно шипит, стиснув зубы, от чего на скулах выступают желваки. Серёжа не отрывает кулаков от бетонной стены, просто упирается в нее руками, загнанно дышит, опустив голову, и мысленно пытается привести себя в порядок. Мужчина отшатывается, делая несколько неловких шагов назад и ухватывается за край стола, чудом не теряя равновесие. Неприязненный взгляд из-под опущенных ресниц цепляется за стену на которой красуются немного смазанные, ржаво—красные отпечатки крови. Сережа морщится то ли от боли, то ли от отвращения к своему внезапному проявлению слабости. Ненависть к себе и пульсирующая боль, охватившая всю кисть — пожалуй всё, что сейчас ощущает Горошко. Переводит взгляд на тоненькую полосочку крови, медленно тянущуюся от костяшек к кончикам пальцев. Нужно обработать. Он торопливо выдвигает ящик, где лежит аптечка, стараясь не заляпать кровью оставшиеся бумаги, которые он не успел разгрести. В небольшом чемоданчике размером с книгу и красным крестом посередине, среди активированного угля, баночки зелёнки аспирина и ношпы, Серёжа обнаруживает несколько запечатанных бинтов и бутылёк с перекисью. Достав всё, что он посчитал необходимым и зубами вскрыв упаковку от бинта, Серёжа принялся рассматривать гематомы и покраснения. Мужчина выставляет руку вперёд, задирая белоснежный рукав рубашки и опирается на край собственного стола, без помощи которого, как ему казалось, он бы просто рухнул. Он жмурит глаза, мысленно считая до трех. Один. Два. Три. Он обильно поливает раны перекисью, от чего те начинают шипеть и выделять розоватую, из-за крови, пену. Горошко тихо стонет, запрокидывая голову и невольно сжимает бутылочку со средством чуть сильнее. Он морщится, кусая и без того искусанные губы, отковыривая зубами корочку только недавно зажитых ранок, и продолжает дезинфицировать воспаленную кожу вокруг своеобразных порезов. Вдруг на столе раздается тихая вибрация. — Не сейчас.— Шепчет Серёжа, отматывая нужное количество стерильного бинта. Заматывать руку самому — определенно не самое удачное решение. Настойчивая вибрация продолжается ещё какое-то время, пока Серёжа, разочарованный в своих навыках медика, не хватает телефон, дабы отключить звук. — К черту. — Шепчет он, наблюдая номер ректора на экране смартфона. Он вспоминает, что должен был подъехать к первой паре, чтобы обсудить с ректором какие-то вопросы. Однако метаться поздно. Перевязка длилась ещё минут десять, пока Серёжу не устроил конечный результат. Правая рука перебинтована. Теперь он, без преувеличений, чувствовал себя зайцем из «Айболита». Только зайцу переехал ноги трамвай, а Горошко просто выплеснул агрессию на ни в чём невинную стену. Мужчина грустно усмехнулся этой мысли, переводя взгляд на всё ещё неразобранные бумаги, произвольно разбросанные по столу. В голове Серёжи сейчас масса мыслей разной степени важности, они кружат так быстро, что он не успевает уцепиться хоть за одну, и весь этот сумбур приводит лишь к одному выводу — он обязан защитить Еву. Он устало потирает виски, сощуривая серо — голубые глаза. Сейчас перед ним стоял выбор и решение, которое он обязан был принять только ради девушки и её безопасности. Серёжа испытывал неимоверную тяжесть и тоску, однако понимал, что другого выхода он не видит. Он выходит из кабинета последний раз смеряя отпечатки на стене пренебрежительным взглядом, мысленно напоминая себе вытереть их, как только он вернётся. Не хватало ещё, чтоб это кто-то увидел.⊹──⊱✠⊰──⊹
Я захожу в аудиторию, на двери которой висит табличка «Актерское мастерство» и тут же прохожу на третий ряд, плюхаясь рядом с Артёмом. Серёжа входит в аудиторию следом, за несколько минут до начала пары. Поднимаю голову и наши взгляды неловко встречаются. Горошко выглядит уставшим и явно чем то обеспокоенным. Я сощуриваю глаза, а мой взгляд вдруг цепляется за перебинтованную правую руку. Озадаченно хмурюсь, а мужчина, уловив мой взгляд, рефлекторно прячет руку в карман пиджака. Становится не по себе, я отвожу глаза, поджимая нижнюю губу. Артём, сидящий рядом, всей этой ситуации не замечает, усердно заучивая какие-то конспекты в своей тетради. Звенит звонок, осведомляющий о начале пары, и я вновь поднимаю взгляд на преподавателя, параллельно вытаскивая из сумки тетради и пенал. — Доброе утро! — бодро поприветствовал собравшихся преподаватель, кладя на стол папку с распечатками, и тут же вынимая верхний лист. Он смотрит на меня в последний раз, словно обдумывая что-то, после чего отворачивается и начинает выводить на доске тему сегодняшней лекции. Однако вместо идеального, почти каллиграфического почерка, которым владел мужчина, на доске появляются не очень ровные буквы, каждая из которых, как мне показалось, даётся ему с огромным трудом. Кажется, что руку он покалечил относительно недавно и теперь она отзывается болью при каждом его движении, даже в элементарном написании темы. — И так, господа, — Серёжа откладывает мел и садится на край своего стола, — Сегодня мы поговорим о сценическом движении и его особенностях. По аудитории раздаётся шуршание ручек о бумагу, когда ученики принимаются быстро конспектировать нужный материал. Всю оставшуюся пару я нахожусь в некой прострации, не переставая размышлять о руке Серёжи и о том, что могло случиться. Я больше не ловила на себе его взгляды. Это настораживало ещё сильнее.⊹──⊱✠⊰──⊹
Время пролетает как-то по особенному быстро. — На сегодня всё вы свободны. —В заключение долгой речи доносится со стороны кафедры. Серёжа поправляет пиджак и окидывает взглядом аудиторию, после чего добавляет, — Ева, будь добра, задержись. Сердце пропускает удар. Я медленно киваю, переводя взгляд на Артёма, торопливо скидывающего все свои вещи в рюкзак. — Я подожду тебя? — Вопросительно шепчет он, закидывая одну лямку рюкзака на плечо. — Не думаю, вдруг задержусь. — Пожимая плечами поясняю я, кидая тетрадь в сумку. Артём как-то грустно усмехается, после чего, кивнув мне на прощание, выходит из аудитории, последовав примеру остальных. Теперь в помещении стоит тишина. Я не спеша спускаюсь по ступенькам, немного робко подходя к кафедре. — Что с рукой? — Несмело начинаю я, опираясь на парты первого ряда. Серёжа отлипает от своего стола и делает несколько шагов, сокращая расстояние между нами вдвое. — Мы должны поговорить. — Не поднимая взгляда начинает он, оставляя мой вопрос витать в воздухе без ответа. — Только постарайся меня понять, пожалуйста. — Тихо просит он. Я вопросительно изгибаю бровь, продолжая стоять напротив преподавателя. — Мы должны закончить это. — Выдавливает из себя Горошко, наконец поднимая на меня пару голубых глаз, наполненных тоской. Его бледно-розовые губы с ещё незажившими ранками слегка подрагивают, а бледное лицо вызывает явный контраст с покрасневшими глазами. — Что? — Глупо переспрашиваю я, рефлекторно поправляя почти спавшую с плеча лямку рюкзака. — Отец Лёши был в театральном. — Объясняет он, невольно стискивая зубы. Слова даются ему невероятно тяжело, он запрокидывает голову и пыхтит, словно недовольный ёжик. —В смысле? Как? Ты видел его? — Уточняю я, ощущая неприятный холодок, прошедший вдоль позвоночника. — Он оставил записку. — Немного придя в себя отвечает мужчина. Мне не хотелось спрашивать о содержании записки. Лёша и его отец не оставят нас просто так. Осознание этого факта режет сильнее ножа, отрезвляюще врезаясь в сознание. — И. что теперь? — Боязно вопрошаю я, на самом деле безумно боясь услышать ответ на свой же вопрос. Серёжа томно выдыхает, оглядывая меня из полуопущенных ресниц. — Мы не можем общаться так, как общались раньше. — Хриплый шёпот эхом разносится по пустой аудитории. Тишина, повисшая в воздухе и пропитавшая все вокруг, кажется мне бесконечно долгой. Я жмурюсь, понимая, что молчу слишком долго. Стараюсь сказать хоть что-то, однако из горла, вместо слов, вырывается тихий всхлип, больше похожий на жалобный скулёж. Чувствую, что в уголках глаз медленно собираются слёзы, а сердцебиение учащается в разы, отзываясь между рёбер ноющей болью. — Нет. — Тихо произношу я, глупо мотая головой, — Нет, пожалуйста! Мы всё решим. Я заберу заявление. Заберу и всё будет как прежде. — Срываается с моих губ, а по щекам начинают неконтролируемо течь слёзы, оставляя после себя тоненькие дорожки туши на щеках. — Ты. нужен мне… — Продолжаю я и тут же замолкаю, прикусывая щеку со внутренней стороны. Я делаю несколько глубоких вдохов, ежась от пронзительного взгляда серо-голубых глаз Горошко.«Придурок. Какой же ты придурок.
Она готова забрать заявление на человека, который пытался изнасиловать её, выслеживал и угрожал, просто потому, что ты чего то стоишь для нее.
Просто потому, что она хочет общаться с тобой как прежде.
Просто потому что ты ей.нужен?»
Серёжа молча ходит по аудитории, в конечном итоге останавливаясь у параллельной стены. Коротко окидывает её взглядом, замирает на несколько долгих секунд, после чего неожиданно, резко, совершенно без каких либо намёков, размахивается перебинтованной рукой и ударяет по бетону. Я вскрикиваю, скрываюсь с места и обхватываю спину преподавателя, тщетно стараясь удержать его. — Стой! Серёжа, пожалуйста! — В попытке достучаться до мужчины отчаянно кричу я, утыкаясь носом ему между лопаток. Тот, словно погрузившийся в некий гипноз, не слышит и никак не реагирует на меня. По помещению разлетается ещё как минимум три удара, заставляющих меня почувствовать фантомную боль. Горошко вдруг замирает, выпрямляется и тяжело дышит утыкаясь лбом в стену. — Серёж. — Я прижимаюсь к нему чуть сильнее, слегка дрожа, словно уличный котёнок, увидевший огромную овчарку. — Ненавижу себя.— Тихо хрипит мужчина. — Люблю тебя. — Так же тихо отвечаю я, тут же зажмуривая глаза. Осознание того, что я только что сказала приходит не сразу. Я неловко отлипаю от мужчины, приземляя взгляд на его руку. Сквозь бинты сочится алая кровь, выходя за контур и тоненькой ниточкой тянется на пол. Меня передёргивает. — Есть аптечка? — Дрожащим голосом спрашиваю я и тут же отшатываюсь, словно от удара. — В подсобке должна быть.— Не сразу отвечает преподаватель, словно переваривая услышанное. Я срываюсь с места и толкаю дверь в небольшую комнату, расположенную в углу аудитории. Без труда нахожу аптечку и возвращаюсь к мужчине. Осторожно разматываю бинты, неумело наложенные Серёжей ещё утром и тихонько выдыхаю, окидывая взглядом свежие гематомы. — Зачем? — Вырывается из меня, когда я достаю из аптечки дезинфицирующее средство. Вопрос прозвучал куда грубее, чем мне бы хотелось. — Прости, ты не должна была это видеть.— Виновато опуская глаза шепчет преподаватель. Почему-то я пропускаю это мимо ушей, сконцентрировавшись на опухших и до жути покрасневших участках кожи. Три открытые раны на костяшках кровоточили довольно быстро, заставляя болезненно морщиться. — Сейчас будет больно. — Предупреждаю я, вытягивая руку Серёжи вперёд. В другой руке у меня баночка перекиси, от перенапряжения сжатая чуть сильнее, чем следовало бы. Но он знает. Он уже проходил это утром. Я обильно поливаю руку перекисью, наблюдая как тот тихо стонет, сжав зубы. —Тшш. — Я подношу его кисть к своему лицу и осторожно дую на раны, стараясь хоть как-то затупить боль. Ещё никогда не видела Серёжу таким. Он всегда казался мне сдержанным и безмятежным, но, кажется, что эта самая безмятежность сегодня дала трещину. Мы обрабатываем руку ещё какое-то время, находясь в полной тишине. После чего я, не проронив ни слова, выхожу из аудитории, негромко хлопнув дверью. Просто пиздец.