Светя другим, сгораю сам.
Были вещи, которые я так
хотела рассказать ему.
Но я знала, что они ранят его.
Поэтому я похоронила их,
и позволила им ранить меня.
Они так и остались погребенными
внутри меня, не увидев свет.
18 лет назад
— Мне сказали, Вы можете мне помочь — молодой альфа мялся у двери, не решаясь войти. Он все еще был не уверен в своем решении. Но последние неутешительные прогнозы врача, толкнули его на отчаянные меры. И вот он, лицом к лицу с тем, о ком уже говорят шепотом, кого боятся и уважают, и кому уж точно не стоит переходить дорогу и беспокоить без повода. Но разве у него есть другой выход? Разве он не должен попробовать все варианты, даже такие безумные? Если есть хоть один шанс спасти жизнь, можно пойти на любые жертвы, особенно если безумно любишь, ведь так? Именно эти вопросы, как причина оправдания своего решения, проносятся в его мыслях. А может он поступает так, потому что его истинная пара на грани смерти, и в крови уже начал выделяться отравляющий токсин, который затуманил сознание? Какой бы не была причина, альфа, не зная об этом, уже стоит в своей личной камере пыток. — А у тебя есть, что мне предложить за помощь? — альфа не на много старше просящего пристально его рассматривает, склонив голову к плечу. Его взгляд, сканирующий, направленный прямо в душу, вызывает мерзкие мурашки. Мин Кихёк тяжело сглатывает, чувствуя более сильного альфу перед собой. Этот мужчина подавляет его внутреннего зверя одним лишь взглядом, он уже готов позорно скулить, атмосфера в комнате накалена до предела. Мысли парня мечутся, а копившиеся волнение и страх, наконец, находят выход. В безвыходной ситуации ты идешь на крайние меры, не так ли? В отчаянии ты готов просить и унижаться, лишь бы это помогло. А Хёк только сейчас понял, что окончательно сломался, от одной только мысли о смерти своей любимой. — Можете забирать все… дом, машину… — упав на колени, слезно умоляет Кихёк. — У меня этого в достатке, если бы было иначе, вы бы не обратились ко мне, не находите? — усмехается хозяин просторного кабинета, с отвращением смотря на развернувшуюся перед ним картину. Происходящее его лишь забавляет. Мин дергается от этих слов, как от пощечины. Он не может уйти ни с чем. Это будет значить лишь одно — он смирился и принял, что его омеге придется умереть. Этот вариант не для него… Этот вариант он не рассматривает… если его просьбу не удовлетворят, то пусть убьют. Живым и без положительного ответа, альфа отсюда не выйдет. — Если надо — мою жизнь — в отчаяние выдает Хёк. Его трясет. Он знает, что ему больше нечего предложить. А этот человек его единственный и последний шанс. Шанс спасти жизнь его жены и еще не родившегося малыша. — Твою жизнь? — усмехается альфа, качая головой. — Слышал, шавка? На что готов влюбленный альфа ради своего омеги. Вот она настоящая любовь. Вот она настоящая преданность. Учись! Кихёк все еще стоит на коленях, опустив голову в пол. Он чувствует на себе цепкий взгляд мужчины, слышит усмешку в его голосе, и лишь продолжает молиться, чтобы сегодня удача была на его стороне. — Что ж… мне не нужна твоя жизнь — безразлично бросает альфа, наслаждаясь реакцией. — Куда больше мне интересен вопрос, как ты смог на меня выйти? И с чего взял, что можешь вот так меня беспокоить? — раздраженно интересуется он, жестом указывая своему помощнику поднять, наконец, пришедшего с колен. — Извините …я… простите мне мою бестактность — Кихёк несколько раз низко кланяется, заикаясь от волнения. Но выпрямившись, он весь подбирается, находя в себе крупицы мужества, чтобы не только поднять голову и встретиться взглядом с альфой, но и задать дерзкий вопрос: — Но разве имеет значение, как я Вас нашел, когда я уже стою перед Вами? Повисает недобрая тишина. Кихёк уже в мыслях слышит щелчок затвора, жалея, что позволил себе ляпнуть такое. — Нашел смелость посмотреть мне в глаза…. — усмехается мужчина. — Похвально… И ты прав, это уже не имеет значение… Скорее всего это стоило тебе не малых усилий… Я оценил твои старания — альфа расслабленно откидывается на спинку стула, устало прикрывая глаза. Хёк облегченно выдыхает, скрестив пальцы, он в надежде ожидает продолжения. — Моя шавка успела рассказать мне о твоей проблеме… И знаешь, тебе несказанно повезло, сегодня у меня весьма хорошее настроение. И даже нет желания больше тебя мучить. Поэтому я снизойду до того, чтобы помочь тебе и твоей супруге. А долг — спрошу позже. — Спасибо… Боже, большое спасибо… — лепечет молодой альфа, падая обратно на колени и снова начиная рыдать, не веря своему счастью. Его накрывает волна облегчения, груз беспокойства, страха и отчаяния сваливается с плеч, давая вздохнуть полной грудью. Хёк сейчас настолько счастлив от услышанного, что всё происходящее «до» кажется лишь страшным сном. — Вы спасли жизнь моей жене и ребенку…. — Уведи его — скривившись и окончательно потеряв интерес, бросает мужчина.***
— Гуна? — альфа в нетерпении заглядывает в светлую палату. — Хёк… — молодая девушка широко, но измученно улыбается, роняя слезы. — Боже, ты в порядке? Как себя чувствуешь? Наш малыш? Как всё прошло? Меня так долго не пускали к тебе и не говорили как ты и ребенок — Кихёк оказывается рядом, обеспокоенно бегая глазами по супруге. — Омега, Хёк… У нас родился омега…. Наш Юнги… Смотри, какой крошечный…. — Гуна аккуратно подносит сверток к альфе, открывая личико новорожденного. — Юнги… — заворожено выдыхает Мин, пробуя имя сына на вкус. — Но, Хёк, я не понимаю, как тебе удалось положить меня в эту больницу? К самому известному гинекологу Сеула? Тогда в приемной нам сказали, что запись к нему забита на год вперед. Как ты выбил место? — Это уже не имеет значение, милая. Главное, что ты и наш сын здоровы. Он смог совершить чудо и спасти и тебя и нашего ангела. Спасибо, что подарила мне еще один смысл жизни. Люблю тебя. Всё теперь позади. — Но, Хёк… Ты же не влез в долги? Не связался с плохими людьми? Что ты мне не договариваешь? — обеспокоенно сжимает его ладонь девушка. — Гуна… Твоя жизнь и жизнь нашего сына куда важнее каких-либо денег… Не переживай, тебе надо отдохнуть, набраться сил. Теперь у нас все будет хорошо — альфа поднимается, нежно целуя жену в лоб, и уходит. — Я придумаю, как решить эту проблему. Главное, что тебе теперь больше ничего не угрожает — закрывая дверь, шепчет себе под нос Кихёк, успокаивая то ли жену, то ли себя. — Я со всем справлюсь… Теперь, когда у меня есть вы…. Всё обязательно наладится…***
Небольшой уютный домик с милым садом расположился недалеко от центра Сеула. С улицы он ничем не отличается от домов поблизости, но внутри — это другой мир, самый настоящий уголок чистого счастья и искренней любви. Волшебный мирок счастливого детства. — Юни, малыш… Ку-ку, ты где спрятался? — девушка мило хихикает, видя торчащие ножки из-за занавески. — Где же мой любимый сынок? — она тихо крадется к его укрытию. — А вот ты где! — Гуна резко дергает занавеску и хватает громко визжащего малыша. Он заразительно смеется, брыкаясь и пытаясь увернуться от щекочущей его мамы. Стены этого дома слышат лишь искренние звуки любви молодой семьи. Здесь не бывает ссор, криков и скандалов. Все плохое остается за порогом. Мин Юнги уже 3 года. И, по прогнозу гинеколога из Дэгу, он мог не родиться на свет, но силами Суельских врачей малыш закричал и открыл глазки вовремя. Из-за чего стал самым любимым и опекаемым ребенком своих родителей. Сразу после его рождения семья Мин решила остаться жить в Сеуле, Кихёк продал дом и машину в Дэгу, купив этот милый домик, нашел хорошо оплачиваемую работу и содержит своих любимых, которые ни в чем не нуждаются, хоть и живут не богато. — Я дома! — Па! — тут же раздается радостный визг. — Юнги. Сынок — подхватывает его Кихёк. — Как твой день? Не сильно доставал маму? — ерошит волосы малышу альфа. — Мы с мамой иглали в плятки! А еще ходили на качели. Па! Па! Пути, я покажу, какую машинку мы сегодня купили! — Юнги смешно лепечет, в нетерпении ерзая в руках отца. — Я смотрю, вы без мня не скучаете — усмехается Хёк, опуская ребенка. — Он такой непоседа — смеется Гуна, целуя мужа. Идеальная семья. Идеальная жизнь. Идеальное беззаботное детство. Утопия, которую создали родители Юнги и в которую сами же поверили, вырастив изнеженного ребенка. Если бы люди обладали достаточно хорошей памятью, чтобы помнить свое ранее детство, то, возможно, у них было бы чуть больше счастливых моментов в своих воспоминаниях. И если бы Юнги обладал этим даром, то, когда у него спросили бы, что ты запомнил из своего детства, он непременно бы ответил — теплую улыбку мамы, их мини походы с папой, пикники всей семьей у моря, много смеха и захватывающие сказки на ночь. Пусть даже если его яро и намеренно ограждали от всего плохого, Юнги вырос в действительно теплой атмосфере. Но его память, к сожалению или счастью, не такая долгосрочная, поэтому из своего детства, до кошмарных событий которые вытеснили собой все хорошее, он запомнил лишь нежный голос матери и теплые руки отца. Именно такое детство подарили ему родители. Правда, продлилось оно не долго. Каких-то 4 года…***
— Гуна! — Не прикасайся ко мне, Кихёк! — Не начинай! Я спасал твою жизнь! И жизнь нашего сына! — Ты мог посоветоваться со мной! Да даже просто мог хотя бы рассказать мне! — девушка раздражено ходит кругами по комнате, размахивая руками от возмущения. — Гуна… — мягко тянет альфа, снижая тон голоса. — Ты же посчитал правильным решать все самому. А как же «и в горе и в радости»? А как же «никаких тайн»? Твои клятвы перед алтарем были пустыми? — с горечью в голосе спрашивает она. — Гуна… — Кихёк тянется к ней, чтобы обнять. — Что, Хёк?! Что?! Я разве не имела права знать, с кем мой муж заключил договор и на каких условиях?! Разве я не имею права участвовать в жизни своей семьи?! — отталкивает его руки Гуна, не переставая вытирать дрожащими руками дорожки слез с щёк. — Тебе нельзя было волноваться… Да, и что еще мне оставалось делать?! Ты могла умереть! Наш сын мог умереть… — Это не оправдание. Почему ты ничего не рассказал позже? — цокает она языком. — Всё ведь было хорошо… всё наладилось… Тихая, спокойная, счастливая жизнь… Я был так счастлив, смотря на тебя и нашего сына. Не хотел омрачать твои дни… Забылся… Посчитал, что все уже позади… — Какой же ты дурак, Хёк… — обессилено качает головой омега. — Милая, я… — Мамочка! Папочка! — Юнги, проснувшись один от громких голосов и испугавшись, вихрем влетел в комнату. — Юни, ты почему не в кроватки? — альфа подхватывает сына на руки, нежно поглаживая по голове. — Малыш, иди в кровать, нам с папой надо поговорить. — Гуна, прекрати! Давай не при ребенке — Кихёк недовольно смотрит на супругу, чуть повысив голос. — Долго от серьезного разговора со мной тебе не удастся бегать. И сыном не стоит прикрываться — девушка раздраженно поправляет прядь выбившихся волос, смягчаясь и переключая свое внимание на сына. — Солнышко, пойдем, я уложу тебя — она нежно целует в нос малыша, забирая из рук отца. Это было впервые, когда Юнги услышал, как ругаются родители. Первый тревожный звоночек… Впервые, когда их счастливый дом накрыла черная туча, а стены отразили эхом не веселый детский смех… А потом…***
— Ну и?! Ты придумал, что будешь делать?! — Я ищу выход! Кихёк нервно расхаживал по комнате, держа стакан с виски в одной руке. Последнее время все пошло под откос. И он не знал, как они докатились до этого. Как счастливый брак стал тюрьмой строго режима. Утопия дала трещину… Идеальный мир рухнул… — Это мой сын! Гуна вся в слезах не переставала кричать на него уже больше часа. Последнее время это стало ее обычным состоянием. Вечные слезы, крики и раздражительность. Кихёк так и не выяснил, как она узнала про ту сделку. А самое главное, как узнала о том, какой должна быть плата за нее. Но факт оставался фактом, Гуна раскрыла правду, скрываемую им на протяжении четырех лет… И небо над ним потемнело и разверзлось, и обрушился гнев Божий… И вспомнил он, что сам лично заточил себя в эту камеру пыток… Сам лично, своими руками закрыл за собой дверь… А теперь пожинает плоды… Но ведь какой благородной была цель! — Это и мой сын, если ты не забыла! — терпение альфы лопается. Это было последней каплей. Он со всей дури запускает стакан в стену, впервые позволив внутреннему альфе зарычать на свою омегу. Он зол, чертовски зол, что его любимая не понимает, перед каким выбором он тогда стоял, и как тяжело и страшно ему было потерять ее и их ребенка. Гуна так и застывает, мелко дрожа и всхлипывая. В ушах все еще стоит злой рык мужа и звон разбившегося стакана, вместе с которым разбился и идеальный брак. А сердце, не переставая, сжимается от страха за своего любимого сына. — И почему я вышла за тебя?! — переступая осколки, горько бросает девушка. — Разберись с тем, что натворил, Хёк… Иначе, ты увидишь меня в могиле сразу после того, как он заберет нашего сына… — отрезает Гуна, хлопнув дверью. — Ма? — не успевает она сделать и пару шагов, как на нее натыкаются два испуганных глаза. — Малыш? Боже, иди сюда. Прости, мы с папой немного не сошлись во мнении — Гуна растягивает губы в извиняющейся улыбке. — Папа нас больше не любит? — хлопая заплаканными глазками, грустно выдает Юнги. — Нет, что ты, солнышко. Папа нас очень любит — девушка успокаивающе поглаживает сына по спине и волосам, нежно покачивая в руках. — Просто папа очень плохо поступил когда-то давно… Но он безумно тебя любит, не переживай… Я никому тебя не отдам и не дам в обиду… Все будет хорошо… Это была их самая масштабная ссора, но после, по обоюдному решению, они старались не скандалить при ребенке, выстроив еще одну стену перед ним, теперь не только от внешнего зла, но и от самих себя. Каждый из них всё больше стал закрываться в себе. Сошли на нет теплые вечера и беседы по душам. И самые близкие люди вдруг превратились в незнакомцев, знающих друг друга наизусть.***
Раннее теплое утро. На траве не сошедшая роса, только-только пробивающиеся лучи солнца ласкают молодую листву. В этот весенний день, ровно 5 лет назад, вопреки всему, на свет появился омега. — Малыш…. — теплый голос мамы вырывает из сладких грез. — Ма? — Юнги сонно моргает. — С днем Рождения, милый! Сегодня так много всего надо успеть сделать, так что вставай, мой хороший. Этот день, как и предыдущие, только твой. Давай наполним его яркими воспоминаниями. Что нужно для счастья маленькому мальчику? Куча подарков, полный дом друзей и затягивающие развлечения. Лучший день в году среди таких же прекрасных. Именно так было в этой семье. Пусть если последний год это всё было дешевой постановкой, глупым и неумелым спектаклем двух взрослых людей. Это не мешало малышу верить в мир во всем мире и всегда и всех побеждающее добро. Даже спустя много лет, Мин помнил, не сами события в этот день, но эти переполняющие тебя всего чувства: радость, предвкушение чуда, счастье, азарт и восторг. Но всегда и у всего есть конец, не так ли? Рано или поздно розовые очки спадают. А став взрослее, понимаешь, что всё, что шло до того самого «но…» уже не имеет такой большой смысл, потому что события «после» (чаще всего болезненные) окрашивают в черный все воспоминания. Интересная штука память. Даже самые счастливые воспоминания сделает самыми болезненными, а всего-то надо, познать немного горя. Сейчас, уже пройдя этот путь, Юнги бы сказал, что это был лучший из самых худших дней, наверно, потому что это было только начало. Но тогда… Тогда, для ребенка, росшего в любви, оберегаемого от худшего в этом мире, этот день стал самым кошмарным в жизни.***
— ЧТО?!!! — малыш резко вздрагивает, стоя за дверью и невольно подслушивая. Он слегка бьется головой об косяк и болезненно шипит. Уже давно за полночь, он проснулся на полу в зале в куче новых игрушек и пошел искать родителей, а теперь испуганно жмется к стене, смаргивая выступившие слезы и слушая их громкие крики. — ТЫ ЧТО НАДЕЛАЛ!!! ТЫ СКАЗАЛ, ЧТО РЕШИЛ ВОПРОС!!! — Гуна в остервенении бьет кулаками в грудь мужа, громко плача. — ТЫ СКАЗАЛ, ЧТО БОЛЬШЕ НЕ О ЧЕМ ВОЛНОВАТЬСЯ! ЧТО ОН НЕ ЗАБЕРЕТ НАШЕГО СЫНА! КИХЁК! — у нее срывается голос. — Я думал, что договорился с ним… — обессилено говорит альфа, сдерживая свою жену. Он сам узнал о том, что альфа (теперь все называют его Жнецом) не принял его деньги, а в качестве долга уперто требует их сына, всего пару часов назад. От этой новости Кихёк рвал и метал, чуть не нарвался на пулю от его шавки, но ничего этим не добился. На самом деле, Хёк знал, что так будет. Знал, что деньги не помогут еще тогда, когда ему впервые озвучили, какой должна быть плата за сделку. Он предполагал, что все его попытки провалятся, поэтому начал готовится к плану «Б» задолго до этого. И оберегал жену от убивающей правды всеми силами, и вот час настал… Сейчас Кихёк остыл, вернее, спрятал свой гнев внутри, чтобы быть сильным и стойким. Он придумал выход, который ему не нравится, но который может спасти жизнь его сыну. Ведь безвыходных ситуаций не бывает, есть лишь те, выход из которых нам не нравится. Но альфа даже представить не может реакцию супруги на его план. Но это всё, что им остается… — Гуна… — устало трет глаза Хёк. — Он заберет нашего малыша…. Он его заберет у нас… Я его никогда больше не увижу… Этот монстр убьет его или сделает таким же как он… — измученно шепчет девушка, задыхаясь в истерике. — Мы спасем его от этого монстра. Я не позволю ему его забрать — альфа рычит, пытаясь привести в чувства жену и дать понять ей, что он серьезен в своем решении. — Н. но к.как? — заикаясь, поднимает в надежде она глаза на него. — Мы отдадим его в детский дом — альфа задерживает дыхание, готовясь к новой вспышке гнева и истерики. — Ч.что? — коченеет Гуна. — Милая… — Хёк… Что ты такое говоришь? — Послушай, мы подкинем его в детский дом. Сегодня ночью. Я взял машину со свалки, она рабочая, ее никто не отследит… — Нет.нет.нет… Боже… — Потом утопим ее где-нибудь. А Жнецу скажем, что ребенок погиб. Я подготовил документы и нашел тело, его кремируют. — Ты что?! Хёк… — Никто не сможет узнать правду. Когда всё уляжется, мы заберем его, усыновив. Для всех будет казаться, что мы пережили потерю сына, взяли себя в руки и продолжили жить дальше. — Нет. Нет. Нет… — девушка как помешанная продолжает мотать головой. — Гуна — встряхивает ее Кихёк. — Нет.нет. Хёк… мой сыночек… мой Юнги… — Гуна падает на пол, сворачиваясь в позу эмбриона, не переставая безумно шептать одно и тоже. — Гуна, ты нужна мне и нашему сыну. Возьми себя в руки. Мы его обязательно заберем. Мы не оставим его там. Слышишь? Он останется цел, и через время снова будет с нами — Кихёк крепко обнимает супругу, сам еле сдерживая рыдания. Это как же сильно нужно любить своего ребенка, чтобы вот так добровольно от него отказаться? Хотя маленький омега в будущем будет задаваться совсем другими вопросами. Сейчас он больше не может сдерживать свои рыдания и скулеж из-за детского страха и непонимания происходящего, из-за чего его быстро обнаруживают. — Мин Юнги — отец строго смотрит на заплаканного мальчика. — Иди, одевайся — Кихёк старается быть более серьезным, в его голосн лишь сталь. — Па — а — п? — всхлипывает он. — Юнги, слушай отца — неожиданно Гуна поставленным голосом прерывает ребенка. — Но.мам?! — малыш от волнения и страха закусывает изнутри пухлую щёчку. — Ты слышал, что сказала мать — Хёк позволяет своему альфе рыкнуть на сына, он рад, что супруга, наконец, стала на его сторону и смогла взять себя в руки. Он знает, как нелегко ей это далось. Но сейчас лишь их слаженная работа спасет жизнь сына. А поплачут они потом. Юнги никогда так не боялся… Да, последнее время он заметил холодность в отношениях родителей, и порой слышал их ссоры, но они никогда не вели себя так с ним. Его никогда сильно не наказывали, тем более не били и не кричали. Тепличный мальчик. Сейчас мелко дрожа Юнги пытается застегнуть курточку. Омежка внутри него жалко скулит, все еще ощущая тяжелый аромат отца и его грозный рык. Но больше всего малыш не понимает, почему всегда добрая и ласковая мама, которая говорила, что всегда будет на его стороне и защитит, сейчас стоит рядом с отцом с таким же пугающе строгим видом. — Мааа… я что-то не так сделал? — заикаясь от плача, пробует снова омега. — Сейчас тебе нужно молчать и делать то, что мы говорим — даже не смотря в его сторону, отвечает женщина. Они покидают дом. Альфа уже ждет их в машине. Гуна не оборачиваясь, садится на переднее сиденье рядом с мужем. Юнги, громко рыдая, забирается в незнакомую ему машины. Едут в полной тишине. Только малыш скулит и всхлипывает, весь дрожа. — Выходи — вдруг слышит Юнги, подскакивая от неожиданности. — Па? Ма? — вертит он головой по сторонам, пытаясь понять, где он. — Выходи — теперь повторят ему мать. — Я не хочу… Я боюсь… Мамочка! Папочка! Пожалуйста! — хнычет омега. — ВЫХОДИ Я СКАЗАЛ! — альфа зло рычит, его аромат становится тягучим и горьким, он заполняет весь салон, отчего сжимается даже омега внутри его супруги. Юнги не может свободно вдохнуть, легкие дерет, омега внутри яростно скребется, скуля и метаясь. Ему надо на волю, надо бежать. Природные инстинкты трубят «опасность». А природный запах, который должен полностью открыться только к первой течки, обволакивает сознание малыша, спасая от губительного аромата отца. Это дает ему шанс сделать вдох, открыть дверцу и кубарем вывалится на улицу. Уже на улице он жадно глотает прохладный воздух, на четвереньках отползая подальше от машины. Его трясет, из-за сильного страха и истерики, что вызвали в его не только нервной, но и гормональной системе, сбои, у Юнги начинается кровотечение из носа, а перед глазами пляшут блики. — М м м а… — заикаясь, шепчет омега, во все глаза смотря на мать за стеклом автомобиля. — А ты? Как же ты? — не понимает Юнги. Машина срывается с места, поднимая пыль. — А как же я?! — пытается закричать малыш, но лишь хрипит, заходясь в кашле. От долгого плача и непрекращающейся истерики у него пропал голос. — Как же я? — измученно шепчет он, обхватывая колени и зарываясь в них головой.