Лишнюю пару минут

Я очнулся с тёплым ощущением полного спокойствия в душе, лёжа на мягком покрывале, словно на облаке. Со всех сторон меня обволакивала густая, бездонная темнота, и лишь далёкое свечение крохотных тусклых огоньков, то и дело расплывающихся перед расфокусированным взглядом, заметно выделялось на общем фоне. Вызванные минутой безмятежности, в памяти тут же всплыли приятные картинки того, как мы с моей сестрёнкой Арниллой, ещё маленькими, включали в её комнате проектор звёздного неба и, погасив свет, лёжа на спине, любовались бесчисленными космическими галактиками на потолке и стенах, полные неподдельного детского восторга. После чего обычно так и засыпали, совершенно забывая выключить устройство. Сколько же мне тогда было, лет пять или шесть? Эх, вот бы сейчас вернуться в то время, когда всё легко и просто, и нет почти никаких проблем... ...Не всегда возможно до точности отследить момент пробуждения. Вот и я только сейчас осознал, что не сплю, а уже минуты две как лежу и пялюсь на звёзды за толстым стеклом иллюминатора. И тогда до моего уставшего, измученного сознания наконец начало доходить: иллюминатор, корабль, космос, практика... ...Ронтур... Ронтур — мёртв?.. Вмиг меня будто окатили холодной водой, и внутри всё снова оборвалось, когда я понял, что это был не сон, что все те переживания, тот леденящий душу страх, что я испытывал, были на самом деле. Сломанный корабль, предатель, устраивающий всё это... Ронтур... От мысли об Оранжевом у меня невыносимо кольнуло в груди, и дыхание спёрло так, что я в ту же секунду захрипел, резко садясь на постели, в попытке впустить в лёгкие воздух. И чтобы добить уже окончательно, мозг решил сыграть злую шутку и подсунул мне ту жестокую картинку, чей образ, казалось, теперь уже навсегда отпечатался на моей сетчатке. Ронтур, неподвижно лежащий на полу в море собственной крови... И этот взгляд... Тяжёлый, наводящий ужас взгляд глаз, которые больше никогда не увидят мир... Тело вновь сковала дикая паника, и я, наконец откашлявшись и кое-как наладив дыхание, без движений остался сидеть на краю кровати, сложа ноги, а мгновение спустя, ничего не сумев с собой поделать, разревелся. В комнате было темно, так как я не включал свет, когда вернулся сюда по указанию Синего, однако слабого мерцания космических объектов за окном хватало, чтобы придать очертания находящимся здесь предметам. На тумбочке у кровати Ронтура по-прежнему покоились недопитая бутылка воды, которую он всегда ставил, чтобы ночью, в случае внезапной жажды, не наматывать километры до столовой, и книга, которую он читал, заложенная закладкой. Кажется, он рассказывал, что то был какой-то очень полезный психологический тренинг для познания себя. Смотря на всё это размытым от слёз взглядом, с раздирающей всё моё существо болью я не мог перестать думать о том, что мой сосед никогда больше не зайдёт в эту каюту, что никогда он не дочитает свою эту книжку, и что в том шкафу у стены до сих пор лежат его вещи, к которым он тоже больше никогда не притронется... Я накручивал себя неистово и беспощадно, не зная, как остановиться, не зная, сколько у меня ещё в запасе осталось слёз, чтобы плакать и сил, чтобы всё это терпеть. В один момент мечущийся по комнате взгляд случайно коснулся настенных часов. Подсвеченные зеленоватым цветом цифры показывали «одиннадцать». Выходит, спал я совсем недолго, хотя сам даже не помнил момента, когда отрубился. Вернувшись в каюту после обнаружения тела, я просто рухнул на кровать и продолжил заходиться в рыданиях, и, видимо, настрадавшейся психике на каком-то этапе срочно потребовалось перезагрузиться. Однако целесообразность этого действия сейчас ставилась под большие сомнения, потому что едва ли я мог сказать, что мне от этого стало хоть капельку лучше. От простой жалости к Ронтуру и себе я перешёл к поднятию вопросов, нахождение ответа на которые уже изначально приравнивалось к невозможному: почему он, почему именно мой сосед по комнате, почему Ронтур вообще пошёл гулять по кораблю ночью, неужели ему настолько не дорога была его жизнь?.. Нет-нет, тут же одёрнул я самого себя, нельзя обвинять его в этом, он ведь никак не мог знать, что у нас теперь уже не только корабль ломают, но и убивают людей!.. И тут в голове у меня словно внезапно что-то щёлкнуло. «Убивают», медленно повторил я про себя ещё раз, будто бы чтобы лучше понять и запомнить. В этот момент я осознал, что всё это время не замечал самого главного. Я так переживал из-за смерти приятеля, что не обращал внимание на тот факт, что, судя по состоянию тела, умер он явно не сам, и не нужно было быть следователем, чтобы это понять. Выходило так, что я как бы неосознанно игнорировал то, что Ронтура убили. И это непосредственно означало, что убийцей мог быть только один из нас, что в свою очередь влекло за собой то, что, так как мы были заперты вместе на относительно небольшом куске пространства, следующей жертвой предателя мог стать и я. Эта ужасная мысль заставила меня вмиг покрыться холодным потом. Неужели... Неужели и правда в случившемся был повинен кто-то из членов экипажа, кто-то из тех мальчиков, которые недавно казались мне такими хорошими?.. Невозможно, не верю, не хочу верить!.. Но как бы мне ни хотелось и дальше это отрицать, в надежде сохранить хоть какое-то самообладание, вскоре здравый смысл всё же взял своё. Я понял, что если сразу исключить совсем уж невероятные теории о пробравшихся на корабль злобных пришельцах, то никак по-другому быть не могло, и этим предателем, этим чудовищным извергом, убившим Ронтура, определённо был кто-то из студентов. Меня затрясло с удвоенной силой; каждой клеточкой тела, казалось, целиком и полностью овладело всепоглощающее отчаяние. Я придвинулся к спинке кровати и, обняв руками подушку, прижимая её к груди так, словно она была способна защитить меня от всех тех ужасов, что творились за пределами этой комнаты, надрывно рыдал, не понимая, чем же я заслужил такое, как же так получилось, что из десяти тысяч участников именно я был выбран для отправления в космос. И ведь я мог отказаться, я ведь с самого начала твердил родителям, что не хочу на эту чёртову практику, будто заранее чувствуя, что должно произойти что-то плохое. Но нет же, они ж меня заставили!.. Зато теперь я здесь наверняка умру, вот ведь они тогда будут счастливы!.. Грудную клетку неприятно сдавило; от таких рассуждений мне сделалось очень больно. Ведь на деле вовсе не важно было, что там подумают родители, и будут ли они чувствовать себя виноватыми, важным являлось лишь то, что я сам совершенно не хотел умирать, мне ведь было ещё так мало лет... Именно поэтому я принял решение, что, если я хочу здесь выжить, то не должен доверять никому. Даже Жёлтому, даже Чёрному. Даже Синему. Да и вообще, самым оптимальным вариантом мне виделось, не высовывать нос из каюты до тех пор, пока корабль, обогнув Систему, не приземлится на Фардроне. Однако, понимая, что скорее всего мне этого сделать никто не даст, я просто представить не мог, как я теперь должен буду взаимодействовать с другими ребятами, зная, что один из них — кровожадный убийца. Но долго подумать об этом мне не удалось. Мои моральные муки вдруг были нагло прерваны прорезавшим воздух звуком дверного звонка. Это громкое, навязчивое пиликание метко ударило по моим ушам, заставив кровь застыть в жилах, а сердце — пропустить пару ударов. Я мигом прекратил всхлипывать, замер, стараясь не шевелиться и по возможности даже не дышать, и просто выпученными глазами, не моргая, вытаращился на входную дверь. Сомнений не оставалось: кто-то пришёл. Никогда бы раньше не подумал, что обычный звонок в дверь будет способен вызвать во мне столь мощную бурю эмоций. Но сейчас, находясь в такой ситуации, я совсем не был уверен, что хочу открывать незваному гостю, причём вне зависимости от того, кто именно решил почтить меня своим визитом. В какой-то момент я подумал, что, быть может, мне вообще почудилось, и что за дверью никого и нет, но повторившийся мерзкий звонок вмиг вернул меня назад в чувства, а из коридора донёсся заглушённый толстой железной перегородкой разъярённый голос Синего: — Эй, Фиолетовый, ты там что, совсем сдурел?! Слышь, а ну открывай! И далее последовала серия настойчивых ударов кулаком по металлической поверхности двери. Обычно жутко нервничающий в присутствии капитана, в этот раз я на удивление был даже рад, что ко мне пришёл именно он, а не кто-то другой, потому что в списке моих подозрений Синий стоял, считай, на последнем месте. Конечно же, это не значило, что я совсем его не подозревал, но всё же, напуганный его решительным настроем в отношении попадания в мою обитель, я нехотя сполз с постели, напялил на себя обувь и, покачиваясь, побрёл к двери, всё это время слыша приглушённые звуки его недовольства моей медлительностью. Наконец, миновав всю каюту, я приложил к электронному считывателю карточку и надавил на ручку. Через приоткрытую щель в комнату просачился луч света, и мне потребовалась пара секунд, прежде чем я немного привык к столь яркому свечению ламп в коридоре и начал что-то там различать. Как только дверь была открыта, Синий тут же заткнулся на полуслове, застыв с поднятым в воздух кулаком, а миг спустя быстро опустил руку и уставился злыми глазами на меня. Не думаю, что дело было в том, что конкретно я успел ему чем-то насолить, ведь всё же я прекрасно отдавал отчёт, насколько ужасно было для него происходящее при условии, что он, как главный, нёс за нас ответственность, а теперь, когда Ронтур... Я не закончил свою мысль. За спиной у капитана я увидел Белого и Цианового, потрёпанный внешний вид которых только оставлял желать лучшего. Я побоялся представить, каким они видели сейчас меня, ведь они-то по крайней мере не были такими зарёванными. Кардаас, кажется, изо всех сил старался изображать своё былое безразличие на лице, однако дергающееся нижнее веко и бегающий взгляд выдавали его волнение с потрохами. В то же время Циан стоял, скрестив на груди руки, и упорно хмурился, украдкой косясь в сторону Белого, демонстрируя миру своё недовольство. И стоило мне вспомнить, что один из них мог убить Оранжевого, как у меня тут же невольно стали подкашиваться ноги, вынуждая схватиться за дверной косяк. — Мы собираемся в столовой, — без лишних предисловий обьявил Синий, напряжённо изучив меня взглядом сверху донизу. — Так что выходи уже и захлопывай эту сраную дверь! Давай, пошевеливайся! От жёсткой интонации сказанного я вздрогнул и, не смея с ним спорить, тут же последовал этим указаниям. Добыв наконец из комнаты меня, капитан направился дальше по коридору общежития, приказав нам троим следовать за ним. Я понял, что после случившегося Синий не мог позволить подчинённым дойти до столовой самостоятельно, поэтому и решил сначала собрать всех сам, а потом уже отвести в нужное место строем, как в детском саду. Я не мог не отметить, что это было крайне умно с его стороны, и то, что мы шли компанией, давало мне уверенность, что сейчас, конкретно в данный момент, меня скорее всего не убьют. Прибыв всем коллективом в кафетерий, мы остановились, и тогда Синий, подойдя к центральному столу и небрежно махнув рукой в его направлении, бросил, обращаясь к нам: — Ну садитесь, чё уж тут. Весь его вид, голос, его рваные движения, сведённые к переносице брови и залёгшие на лбу морщины говорили о том, что капитан, как и я, как и все другие ни в чём не повинные ребята, был сейчас на взводе. Ему необходимо было определить наш дальнейший план действий, и поэтому, не сопротивляясь, как и было велено, я направился к столу, хотя лишь мысль о том, что мне предстояло сидеть на одной скамье с убийцей Ронтура, заставляла содрогнуться. И это чувствовал не я один, наблюдая, с каким животным страхом и неприязнью пожирали друг друга глазами рассаживающиеся студенты. За весь наш путь от общежития и до сего момента никто не проронил ни слова. — Я так понимаю, — тяжело вздохнув, заговорил Синий, когда все расселись по местам. — Что спрашивать сейчас, кто это сделал, абсолютно бессмысленно, — он обвёл стол выпытывающим взглядом и, не получив никакого ответа, прямо-таки истерически усмехнулся. — До чего предсказуемо, — произнёс он почти неслышно, склонив голову. Его губы искривились в каком-то подобии дерганой, нервной улыбки, но, постояв так мгновение и, похоже, всё же найдя силы совладать с собой, капитан резким движением откинул назад волосы с лица и, вновь устремив на нас источающий злобу взор, рявкнул так, что я подскочил на месте: — Ну раз так, то в таком случае сейчас самое время остальным поделиться со всеми своими наблюдениями! Всё, что вы знаете, видели или в конце концов просто подозреваете; сейчас значение имеет абсолютно всё! Он замолчал и снова выжидающе на нас уставился, и я, часто и тяжело дыша, с замиранием сердца приготовился слушать то, что скажут другие. Первое время все продолжали непреклонно хранить молчание, переглядываясь, гадая, кто же осмелится высказаться первым. И вот, после недолгих колебаний, с лавки поднялся Чёрный и вполголоса произнёс, мигом приковав к себе всеобщее внимание: — Мне кажется, что это Красный. Прошлой ночью он крайне странно себя вёл, да и в каюту нашу вернулся уже после начала отбоя, и этот факт мне покоя не даёт, ведь, подумайте, у него как раз было время, чтобы... — Чего?! — Красный вскочил, полный неподдельного возмущения, не дав Чёрному закончить. — Чел, да ты головой хоть подумай, чё ты несёшь?! Я опоздал-то ну максимум минут на двадцать — в столовке задержался, но ты прикидываешь, какие тут расстояния? Не рассчитал чутка со временем и чё?! Теперь ты думаешь, что я за те двадцать минут успел сбегать в оранжерею, грохнуть там Оранжа и вернуться?! Совсем что ли конченный или как?! — Ну, я не знаю, — ответил Чёрный, опустив глаза, руками оперевшись о стол, видно, обдумывая сказанное. Голос его слегка подрагивал. — Я ни в чём не могу быть уверен, на самом деле я, блин, в полном замешательстве, и... — Н-не думаю, что Красный м-мог... — я не узнал собственный голос, настолько он был дрожащий и севший, а страх и подступившее волнение от того, что взгляды всех парней переметнулись ко мне, ещё больше усугубляли ситуацию, сковывая мою речь. — М-мы с Р-ронтуром вчера в-вернулись в каюту вместе, ещё д-до одиннадцати. — Угу. Ясно, — Синий кивнул, над чем-то глубоко задумавшись, и оба оппонента, Красный и Чёрный, ни к чему не придя, вновь опустились на скамейку. — А мне вот тоже, если хотите знать, Красный в последнее время кажется странным, — вдруг вставил Циановый. — Зовите это чутьём, ну или как хотите, но я своё предположение высказал, — он поднял руки и беспокойным движением заправил за уши волосы. — Да как ты только смеешь говорить такое?! — глаза Красного налились кровью. — Я говорю, что думаю. Или же ты не слышал, что любое мнение можно и нужно сейчас высказать? — Циановый кинул взгляд на капитана, словно ожидая услышать от него подтверждение своих слов, однако тот предпочитал наблюдать за разгорающимся конфликтом со стороны. — Ах так?! — вспылил Красный, вновь поднимаясь на ноги, дабы возвыситься над своим уже бывшим товарищем, сидящим за столом. — Ну тогда ты мне тоже кажешься странным, и ещё каким! Да и вообще, хоть кто-нибудь тут доверяет этому зелёному патлатому чмошнику?! — он вопросительно посмотрел на каждого по очереди, а Циана, который до этого ещё хоть как-то умудрялся сохранять хладнокровие, после этой фразы уже было не остановить. — Ты кого сейчас зелёным назвал, даун?! — он яростно хлопнул ладонью по столу. — Я — Циановый, тупая твоя башка! — Да мне похрен! — возопил Красный, запрокинув голову и измученно подкатив глаза. — Хоть серо-буро-малиновый, хоть ещё какой, мне насрать! — Да ты!.. — казалось, Циановый был возмущён настолько, что даже не мог ничего толком возразить. — Мы не о том сейчас говорим! — гаркнул капитан, пытаясь достучаться до начавших тупой обмен оскорблениями парней. По всей видимости, это совещание он представлял себе немного по-другому. — А мне вот вообще кажется, что это Белый, — воспользовавшись секундным замешательством, негромко проговорил Литкум. Обычно всегда улыбающийся, сейчас он выглядел мрачнее тучи и, казалось, вот-вот готов был заплакать. И как же я его, чёрт возьми, понимал... Сидя тут возле препирающихся, орущих друг на друга людей, я уже не мог больше сдерживать слёзы, и солёные капли, одна за другой, начали приземляться на столешницу. Ронтур умер, а они устроили тут цирк. — Ну вообще да, — вдруг согласился с Жёлтым Циановый. — Мне Белый тоже совсем не нравится, действительно мутный какой-то тип. Я бы наверняка удивился тому, как быстро изменились его подозрения, если бы уже не был занят вновь начавшимся накручиванием себя и тщетными попытками сдержать рвущиеся наружу всхлипы, чтобы те не переросли опять в истерику прямо за столом, у всех на виду. Только не сейчас, думал я, опустивши голову и размазывая по щекам непрошеные слёзы. Только бы не здесь. Когда же капитан наконец обьявил об окончании собрания, я подорвался с места и быстро зашагал прочь от толпы людей, не желая, чтобы они видели мои страдания. Но поняв, что далеко уходить мне было строго настрого запрещено, я просто совершенно по-глупому зажался в углу столовой и там дал волю накопившимся эмоциям, зарыдав громко и безутешно, прекрасно осознавая, что всё равно делал это при всех. Это уже было неважно, тем более, что этим всем было на меня откровенно плевать. Я чувствовал себя таким несчастным и одиноким, что не понимал, как столько грусти и отчаяния могло поместиться в одном таком как я. Это конец, раз за разом проносилось в голове. Теперь меня уже ничто не спасёт. Внезапно до моего слуха донёсся звук чьих-то приближающихся шагов, и, не желая даже знать, кто это мог быть, я забился в угол ещё сильнее в надежде, что человек, поняв, что я не в духе, просто пройдёт мимо. Однако у того, похоже, уже были намечены другие планы. — Хей, Фиол, — вдруг прозвучал у меня над ухом мягкий приятный голос. — Ты чего тут стоишь? Не слышал что ли, что сказал Синий? Тот, кто останется один, автоматически будет приравнен к виновному. Задыхаясь от судорожных всхлипов, я нехотя развернулся к пришедшему парню лицом. Циановый. И что ему только от меня понадобилось? Никогда он со мной прежде не разговаривал. А сейчас я был явно не в настроении вести светскую беседу, но, так как парень стоял и терпеливо ждал от меня ответа, не собираясь никуда уходить, мне пришлось сделать над собой усилие и дать ему то, что он хочет. — Я знаю!.. — сквозь жгучие слёзы нечленораздельно прохрипел я, опуская голову и стараясь спрятать лицо за волосами. — Я... Я... Я скоро успокоюсь и приду!.. Но, вопреки сказанному, моё тело тут же сотряслось от ещё более мощной новой волны рыданий. А Циановый всё так же стоял и внимательно смотрел на меня, склонив голову набок. — Ну чего же ты, — наконец сочувственно произнёс юноша, сделав небольшой шаг навстречу. В следующую секунду он обвил меня руками за талию и притянул к себе, завлекая в объятия. От неожиданности я подавился собственным отрывистым всхлипом, застрявшим где-то посреди горла, и на мгновение замолчал, широко распахнув мокрые глаза. А Циановый в это время невозмутимо поднёс руку и принялся осторожно поглаживать меня по голове. — Не нужно так расстраиваться, — практически шёпотом ласково произнёс он рядом с моим ухом. — Всё будет хорошо. Правда. Такие странные внезапные действия со стороны парня в тот момент слабо поддавались объяснениям, однако, охваченный горем, я очень быстро решил просто не думать об этом и смело обхватил трясущимися руками его спину в ответ, кладя голову ему на плечо и невольно зарываясь носом в длинные кудрявые волосы. Циановый хотел успокоить меня, и на душе моей от этого действительно становилось намного легче. Возможно, именно этого мне так долго не хватало — простых объятий, чужого тепла и добрых слов поддержки. — Мне так страшно, — упавшим голосом признался я, когда бурная истерика постепенно начала сходить на нет. — Я знаю, — негромко промолвил юноша, продолжив прижимать меня к себе. — Поверь, мне тоже страшно, но... Всё будет в порядке. Я обещаю. Не знаю, был ли он вправе гарантировать подобное, однако говорил парень настолько сердечно и искренне, что невозможно было ему не довериться. Равномерные поглаживания по голове, нежный тон его голоса, тепло его тела и дурманящий сладковатый аромат мягких волос убаюкивали, даря ощущение защищённости, позволяя на время забыть о всех изводящих меня без конца страхах. Я сразу понял, что этот мальчик никак не мог быть убийцей, уж слишком хорошо он вошёл в моё положение и смог понять меня как никто другой. И никаких слов мне бы не хватило, чтобы выразить ему всю свою благодарность. Не знаю, сколько мы простояли так в углу кафетерия, но когда я окончательно успокоился и отстранился от Цианового, в помещении, помимо нас, уже никого не осталось. — Спасибо, — неуверенно промямлил я, вытирая с лица остатки солёной влаги. Отчего-то сейчас мне стыдно было посмотреть ему в глаза. — Спасибо, ты очень добрый. Я сказал это от души и тут же подумал, что прозвучала моя фраза весьма нелепо. Потому, смутившись от неловкости момента, я принялся нервно теребить внизу руки. Циановый же лишь снисходительно усмехнулся моим действиям, и тотчас его лицо озарила очаровательная улыбка. Какой же он всё-таки красивый... — Да не за что, — непринуждённо бросил парень, поправив чёлку. — Слушай, я тут в общем-то что предложить хотел, — вдруг начал он, посерьёзнев, и я тут же навострил уши. — Короче, ты ведь знаешь, что Синий сказал, что по кораблю теперь можно ходить только парами, ну и жить как бы тоже нужно обязательно по двое, — он сделал паузу и почесал затылок. — Ну и я как бы решил, что, раз уж в твоей каюте как раз освободилось место, то, может, ты не будешь против, если к тебе перееду я? — Циановый мог и не продолжать. После этих слов внутри меня всё затрепетало. — Ну и задания будем ходить выполнять вместе. Просто, знаешь, ты, походу, единственный, кому я могу тут доверять. Все другие могут что угодно выкинуть, когда не ждёшь, а по тебе-то сразу видно, что ты хороший человек, — он говорил это с непоколебимой уверенностью, а закончив, вновь обворожительно мне улыбнулся. — Д-да, да, конечно, — мигом среагировал я, не понимая, чем заслужил такое внимание с его стороны. — То есть да, я совсем не против, я тоже тебе доверяю!.. — заявил я решительно, нисколько не сомневаясь в собственных словах, и даже смог улыбнуться ему в ответ. Тогда же мне стало ужасно совестно за то, что ранее я, ни в чём не разобравшись, смел называть про себя Циана придурком. И хоть я и по-прежнему крайне мало знал об этом юноше, того факта, что он поддержал меня, когда все другие отвернулись, более чем хватало для того, чтобы составить о нём самое лучшее мнение. Ну разве мог такой парень после всего этого остаться в списке подозреваемых?