Дотла🔥

Пробуждение выходит мучительным, нет, просто отвратительным. Тупая боль разливается по затылку, а тошнота противным комком оттягивает желудок. Питер не может пошевелиться, он крепко привязан. Кажется, его так и оставили висеть на столбе посреди топей. Если это так, то его смерть будет страшной и отвратительно долгой. И за что тёмный мир так суров к нему? Но постепенно до его заплывшего болезненным туманом мозга доходят противоречивые истины — воздух слишком душен, его руки распяты, а колени стоят на твёрдом полу. Питер свистяще вздыхает и пытается открыть глаза, в которые будто кто-то старательно набил стекла вперемешку с опилками. Зрение возвращается не сразу, сначала всё вокруг смазано. Чтобы хоть что-то разглядеть, приходится много раз моргать и непроизвольно плакать от сухости и раздражения в глазах. Сквозь рассеивающуюся дымку он видит под ногами серый пол, справа бьёт яркий настырный свет. Он поворачивает голову — внутри черепа будто перекатываются штыри арматуры с невыносимым звоном. Слёзы застилают глаза, но он видит яркие прожекторы и силуэт человека, висящего на коротком кресте, кажется, к такому же привязан он сам. Питер закрывает глаза, немного отдыхает, затылок продолжает тупо пульсировать. Привязанные руки ломит, и это с каждой секундой становится всё больше похоже на агонию. Омега вновь смотрит в сторону. Теперь он уже хочет закрыть глаза из-за липкого ужаса, а тошнота приходит с новой силой. Человек на кресте — один сплошной ожог, у него больше нет кожи, видны оголённые мышцы, запечённые коркой, кое-где ещё сочится кровь. К удивлению, он дышит. На него направлены два мощных прожектора с невыносимым ярким светом. В отличие от Питера, к кресту он прикован тяжёлыми цепями. — Чёрт! — шипит сквозь зубы Паркер, догадываясь, кого пытают таким зверским способом. Сердце заходится от ужаса, в груди становится больно, на языке горько. Ему вдруг начинает казаться, что его кожа тоже горит и плавится. Рядом на кресте умирает его альфа, а Питер буквально чувствует агонию Старка всеми своими взбесившимися без подавителей инстинктами. Нет, эта пытка не только для Некроманта, эта пытка для них двоих. Сзади с протяжным скрипом распахивается дверь. Кто-то медленно, шаркающей походкой, стуча чем-то деревянным, обходит их по кругу. Он будто издевается над их нервами протяжной паузой. — Свершилось. Боги сжалились над нами. Прокажённый, источник всех наших горестей, пойман, — знакомый противный скрипучий голос, так похожий на несмазанную дверь. Седовласый старец вплывает в границу света. Позади него маячат верные стражники. Питер переводит взгляд на Некроманта. Его голова опущена, он молчит, только тяжело дышит сквозь зубы. — Прокажённый, не хочешь ли ты что-то сказать? Столько лет не виделись. Не соскучился по старому другу? — продолжает вкрадчиво допытываться Истинный. Некромант продолжает молчать, возможно, он даже пребывает без сознания. — Ладно, — поворачивается старец к омеге. — Не хочешь говорить, заставим, — бледная рука тянется к голове Питера, слишком длинные узловатые пальцы зарываются в густые кудри и с силой дёргают. Питер сдавленно шипит, неприятно, но эта такая ерунда. — Что ты от меня хочешь услышать? — раздаётся севший голос Старка. — Сразу заговорил, — расплывается в гадливой улыбке сумасшедший старик. — Просто хотел услышать старого друга, — с издёвкой продолжает. — Я тебе не друг и никогда им не был, — хрипит Тони. — Тогда хотелось бы услышать, за что ты навлёк проклятие на родное племя? — старик двигается крючковатой хищной тенью к застывшей фигуре Некроманта. Как судья в длинной рясе он склоняется над невинно обвиняемым. — Я прекрасно знаю, что проклятье притащил именно ты, — почти уже шепчет Старк. — Чушь! — взвивается старик. — Это твоя мамаша выплюнула на свет тебя, проклятое отродье! Ну какой праведный человек будет бояться солнца? — Ультрафиолета, точнее. Да, умно было поймать меня ультрафиолетовыми лампами. — Хотя бы посмотри на нас, на своё племя, что ты прячешь свои бесстыжие глаза? — тыкает крючковатым пальцем Истинный. И как же он похож на тех самых чёрных больших страшных птиц. Рукава балахона — смоляные крылья! — Я не могу видеть, у меня выжжены глаза. — Вот! — взвивается в радости старец. — Вот! Почувствуй, каково нам, почти слепым, копошиться в ядовитой грязи! — Вы сами виноваты. — Ладно, Прокажённый, у тебя будет шанс искупить свою вину. Чем дольше и мучительнее ты будешь умирать, тем быстрее уйдёт от нас проклятье. — Можешь убить меня, но отпусти омегу, — вдруг тихо говорит Старк. — Он не виноват в наших разборках. Старец пару секунд смотрит на поверженного Некроманта, а затем громко и хрипло хохочет. — Отпустить его? Отпустить блудницу зверя? Ты хоть слышишь себя? В лучшем случае он умрёт не так мучительно, как ты. И это зависит от тебя. Сердце Питера падает, он обмякает в верёвках, уже не замечая чудовищной боли в суставах рук. Они оба умрут здесь, в сердце логова кровожадных сектантов, которые поклоняются страшным уродливым богам. Ведь не могут добрые боги просить таких жертв? А всё из-за чего? Из-за того, что Питер не желал принять свою судьбу. За своё упрямство он заплатит страшную цену. Раздаётся страшный низкий рык, альфа дёргается в путах, крест трясётся и трещит. — Это ты притащил хворь! Ты убиваешь моё племя! Вы сами виноваты! — повторяет в гневе Некромант. — Вы все сдохнете из-за своей глупости! «А мы сдохнем из-за моей опрометчивой ошибки», — проносится набатом в голове Питера. — Да как ты смеешь! — воет старец, замахиваясь посохом и наотмашь ударяет по лицу Старка. Удар такой силы, что капли крови долетают до Паркера. Ноздри щекочет запах железа, капли будто жгут кожу, а юноша содрогается от ужаса и нового приступа тошноты. Некромант пошёл за ним даже зная, что здесь его ждёт смертельная опасность из-за чёртовых фанатиков. Он и сейчас, будучи на последнем издыхании, пытается спасти омегу. Никто раньше так не заботился о Питере, не защищал его даже ценой своей жизни, он единолично влачил тяжёлый груз на своих хрупких омежьих плечах. — Выбирай! — рявкает старец. — Кого сегодня пытаем, тебя или омегу? — Меня, — ослабевшим голосом отвечает Старк без промедления. Питер теряет дыхание на пару секунд. — Тони! — вдруг непроизвольно вырывается из омеги. Он впервые назвал альфу по имени. — Не надо. — Только меня, всегда меня, — непреклонен Старк. — Посмотрим, как ты заговоришь через пару дней, — хмыкает Истинный. — Радуйся, что я даю тебе выбор. Вносите инструментарий! Сказать, что следующие два часа были самими чудовищными в жизни Питера, это ничего не сказать. Он не смотрел, но вот зажать уши не мог. Его бы стошнило, но нечем. Оставалось только плакать, роняя под ноги на серый бетон слёзы. С каждым стоном, вскриком, шипением альфы, в Питере всё больше разливалась жгучая ненависть. Ох, как жалеет он, что не имеет более полезные способности, например, сжигать лишь по желанию. Он бы с превеликой радостью превратил в пепел это место. Первого бы он сжёг треклятого старикашку. — На сегодня достаточно, — кажется, Истинный произносит это через целую вечность. — Продолжим завтра. Омегу отвяжите и посадите на цепь. Я хочу, чтобы он дожил до момента смерти Прокажённого. Чтобы зверь видел, что оставляет свою блудницу в этом мире одну. Когда путы исчезают с рук, Питер валится на ледяной пол. Колени невыносимо ломит от долгого стояния на бетоне, но это ерунда по сравнению с тем, что пережил Тони. Паркера приподнимают, заковывают запястья в тяжёлые кандалы. Он снова падает на пол, так и не открыв мокрые глаза. Всё, во что он свято верил. Всё его представление о мире. Все его мысли об альфах. Всё это — лишь жуткие фантазии, взращенные на грустной истории его жизни. Всю жизнь он утопал в своём горе, холил и лелеял страх перед альфами, и в итоге этот страх его же и сожрёт. Да, он хотел совершить самоубийство в пустыне, ему было плевать на свою пару, но не теперь… Если бы он только мог вернуться в тот храм, он бы немедленно сел на байк и поехал назад, домой. С другой стороны, ему страшно, что все эти чувства, мысли, вся эта боль — может быть и не его, а рождено бурей инстинктов. Неужели он теряет себя? Даже когда дверь в комнату захлопывается, Паркер всё равно не находит силы подняться или посмотреть на Тони, но второе, скорее, из-за стыда. — Не лежи на ледяном полу, — тихая заботливая просьба бьёт хлыстом, даже после пыток альфа заботится только об омеге. Питер тяжело садится, смотрит на поблескивающие кандалы сквозь пелену слёз. — Прости, — произносит юноша. Всё равно этого слишком мало, он бесконечно виноват. — За что? Как Старк после таких издевательств может вообще говорить или находиться в сознании? — Прости за мою глупость, — шепчет юноша. — Раньше же тебе не казалось это глупым? Значит, у тебя на то были веские причины. — Ерунда, — всё же смотрит на Тони, точнее на то, что осталось от альфы. Весь пол под его коленями забрызган кровью. — Давай не будем спорить. Уже не важны причины того, как мы попали сюда, — вкрадчиво продолжает альфа. — Давай просто поговорим, проведём последние часы вместе. Сначала Питер кивает, забывая о том, что альфа больше не видит. — Да, хорошо. — Расскажи немного о себе, то, что тебе кажется важным. — Я… — Питер теряется, хмурится, он никогда не считал свою жизнь настолько важной, что о ней стоит рассказывать. — Никогда не считал себя важным, — честно озвучивает своим мысли и печально улыбается. — Омега без семьи и крова, остался практически один на улице, ну, с Нэдом. Нам приходилось трудно, конечно. Помогали мои способности… — Способности? Извини, перебил. Что у тебя за способности? — кажется, альфа искренне интересуется. — Не такие классные, как у тебя, конечно, но я вполне зарабатывал с их помощью на жизнь. Я могу дотронуться до предмета или человека и узнать их прошлое. — Ого, человека? Можешь читать мысли? — Ну, что-то типа этого. Могу даже просмотреть определённый отрезок памяти. Это помогало достать информацию без допросов, иногда даже человек не понимал, что читаю его мысли, его прошлое. За это меня ценили в бандах. В клане мы с Нэдом не состояли, это было очень опасно для меня. У меня не было родителей, некому было защитить, любой альфа мог бы забрать и присвоить. Я этого очень не хотел, — говорит Питер, пытаясь исполнить последнюю просьбу Старка. — Ты сильный и необычный омега, — выдыхает Тони. — Без поддержки альфы и клана смог так долго продержаться. А почему ты так боишься альф? — Мой альфа-отец… — шепчет Паркер, закусив губу. — Он… он убил моего омега-отца на моих глазах. С тех пор я больше его не видел, — мучительно признаётся юноша. Кровь на сером бетоне невольно возрождает страшные воспоминания. — Чудовищно. Я понимаю, почему ты так боялся меня. — И куда нас привела эта боязнь? Я ещё, дурак, друга бросил, своего практически брата. — Нэда? — Ты видел его? — тут же взвивается Питер. — Что с ним? Как он? — Он в порядке под защитой моего клана. Я исцелил его от хвори, он полностью здоров. Питер раскрывает рот от восхищения и одновременно ужаса. — Так ты правда можешь лечить хворь? — Ну, не лечить, а, скорее, выжигать. Но да, если процесс не терминальный, я могу помочь. Питер медленно подходит ближе, а затем в ярости ударяет цепями по полу, ещё и ещё, тщетно пытаясь разорвать оковы, бьётся в железных путах до крови и боли. — Сука! — ревёт он. — Блять! Ненавижу себя! Я убил единственного, кто может изничтожить эту чертову заразу! — А ну заткнитесь! — кричит кто-то за дверью. Теперь уже хочется сжечь себя заживо от стыда. — Питер! Пожалуйста, не надо! — повышает голос Старк, пытаясь успокоить омегу. — Сделанного не воротишь. Пожалуйста, не истязай себя. — Ненавижу! — повторяет Паркер, он садится на корточки и закрывает глаза. Он сегодня пролил столько слёз, сколько не проливал за всю жизнь. Некогда было раскисать и слёзы лить. — Пожалуйста, — уже слабее повторяет альфа. — Давай продолжим наш разговор. Я просто хочу поговорить с тобой. — Ладно, — смиренно соглашается Питер, давя силой в себе истерику. — Расскажи теперь ты о себе. — Что ты видишь, если просто без цели дотрагиваешься до человека? — вдруг задаёт вопрос Тони. — М-м-м, — глупо тянет омега. — Наверное, это самые яркие воспоминания. — Тогда зачем говорить, если можно показать. Просто дотронься до меня. — Я-я-я, — совсем теряется Паркер. — Если не хочешь, то не надо, — без злобы или какой-то обиды успокаивает Старк. — Понимаю, что сейчас до меня страшно дотрагиваться, не очень я приглядно выгляжу. — Нет, — тут же качает головой Питер. Наверное, Тони думает, что омеге противно. — Я просто боюсь сделать тебе больно. — Поверь, больнее мне уже не станет, — усмехается Старк. — Да, ладно, — шепчет Паркер и делает шаг. Цепи звенят о бетон, а юноша боится, что их длины просто не хватит. Он идёт вперёд, с ужасом взирая на то, что натворил. Нет живого места на теле Тони из-за постоянного ожога, да даже ему, простому человеку, некомфортно стоять под светом ламп — кожу ощутимо печёт, а глаза слезятся. Питер задыхается, лёгкие будто в колючей проволоке, в животе ворочается липкий страх из-за груза вины. Цепей хватает, даже ещё с запасом. Омега тянет руку к лицу Старка, непроизвольно, просто ему кажется, что сейчас так правильнее всего. Он кладёт ладонь на щёку альфы, тот поднимает голову, но смотреть ему просто нечем в ответ, вместо глаз — тёмные провалы. И тогда Питер заглядывает прямиком в душу альфы. Он смотрит на себя в зеркало, точнее, Тони смотрит на себя в зеркало, только вместо глаз — чернота, которая струится чёрными слезами. «Монстр! Тварь! Чудовище! Выродок! Проклятый!» — кричат разномастные голоса со всех сторон. Он горит на костре заживо, кричит от чудовищной боли. И нет спасения, он не может умереть из-за постоянной регенерации, но и не может выпутаться из оков. Вокруг сплошь знакомые лица, они улыбаются и радуются его боли. Его родное племя верит, что он принёс хворь, и сейчас эти люди, бывшие верные друзья, пытают его и мучительно убивают. Нахождение на границе между жизнью и смертью что-то пробуждает в нём, несравненная тёмная мощь вырывается и окрашивает пламя в чёрный цвет. Оковы рассыпаются, а он готов мстить. «Монстр!» Он идёт через пустыню. Без еды и воды. Днём зарывается в песок под скалы или самые глубокие норы, а ночью уверенно движется на запад. Сама тьма ведёт его вперёд. Он пребывает в некоем трансе, на границе яви и бреда, он полностью покорился своим инстинктам. На исходе пятого дня он видит непостижимое. Вдалеке ворочается что-то огромное, оно открывает огненную огромную пасть и дышит жаром. Зверь смерти, отец, ты пришёл поздороваться с сыном? «Тварь!» Огромный город, сколоченный из бетона и железа, высится над ним. Там кипит жизнь, он чувствует это всеми своими обострёнными инстинктами. А ещё здания такие высокие, что скроют его от выжигающего солнца. Это его конечная точка, тьма привела именно сюда. Он окружит себя верными людьми, которые, в отличие от его родного племени, никогда не предадут, потому что он будет владеть их душами. Он силён, как никогда, ведь встреча со Зверем смерти вновь толкнула его на границу между жизнью и смертью. Интересно, именно этот падший монстр был его отцом? «Чудовище!» Мёртвый восстаёт. Через час после смерти он открывает глаза и делает вдох. Сердце бьётся вновь только по одному его приказу. Тони Старк умирает, рождается Некромант, который может управлять мёртвыми и даровать им новую жизнь. «Выродок!» Перед ним сидит тонкая фигурка омеги, в руках — младенец, странный, его кожа синего оттенка. Омега смотрит зелёными глазами, в которых застыли слёзы. — Снова мёртвый ребёнок. От тебя рождаются только мёртвые дети. «Проклятый!» Одиночество, всепоглощающее, бесконечное, бескрайнее, он тонет в нём. Он разменял третий десяток, но его метка так и не проявилась. Он знает, он уверен, Тёмный мир не даст ему пару. Его одарили умением воскрешать мёртвых, но забрали возможность даровать новую жизнь. Питера выбрасывает из чужих воспоминаний резким рывком, его рука непроизвольно падает с лица альфы. Сначала он даже не понимает, где он и кто он на самом деле. Так всегда бывает после чтения мыслей сторонних людей. Эта комната, эти цепи, эти жуткие пытки — стойкое ощущение, что всё это неправильно и происходит не с ним. Его взгляд падает на те самые лампы, которые приносят сейчас нечеловеческие муки альфе. Небольшие прожекторы привинчены к полу шурупами с раздвоенной головкой. Сами лампы защищены мелкой решёткой, чтобы их нельзя было разбить. Питер вновь смотрит на кандалы. В голове зреет безумный план. — Тони, как быстро ты сможешь регенерировать? — Что? — растерянно произносит Старк. Кажется, не такой он реакции ожидал. — Если прекратить светить на тебя, как скоро ты сможешь воспользоваться своими силами?  — Не знаю, я слишком травмирован. — Уж постарайся. Кандалы, которыми скованы его руки, сделаны из обычного тонкого, но жёсткого железа. Концы куска железа согнуты и соединены болтами, которые закручивали уже на запястьях омеги по типу браслета. И вот этой жёсткой торчащей частью можно будет попробовать открутить шурупы. — Что ты задумал? — шепчет Старк. — Освободить нас, — очень тихо отвечает Питер. — А теперь собирай остаток сил в кулак и готовься. Когда Питер подносит кандалы к шурупам, он тихо молится про себя — тёмным богам, зверям смерти, да хоть самому пустынному дьяволу, только бы сработало. Они не должны здесь умереть. Конец кандалов встаёт в паз, а Питер стонет от облегчения. Он чуть поворачивает запястье, шуруп хоть и с трудом, но поддаётся. Паркер осторожно, но методично откручивает шурупы. Запястьям больно, их сводит судорогой, они не предназначены для таких усилий, но он привык быть терпеливым. Кажется, прошла целая вечность, когда Питер осторожно двигает лампу в другую сторону, напряжённо смотря на дверь. Главное, чтобы в этот момент кто-нибудь не пришёл их проведать. Юноша принимается за второй прожектор, жесткие края кандалов впиваются в кожу, ранят, капли крови срываются на пол. — Отворачиваю второй прожектор, — предупреждает Паркер. — Будь готов. Альфа кивает. Питер направляет свет лампы на стену, а Старк погружается в полумрак. Проходит минута, вторая, третья. Тишина, только тяжёлое дыхание их двоих раздаётся в камере. Ещё минута. Теперь за дверью слышатся быстрые шаги, какие-то вскрики. — Тони! — моляще шепчет Паркер. — Что-то не так! Открывай дверь! Ключ проворачивается первый раз. С громким хлопком прожекторы лопаются, в абсолютной темноте раздаётся мелодичный звук падающего россыпью на пол стекла. Второй поворот ключа. Рядом с тяжёлым звоном валятся уже толстые цепи. Дверь в камеру распахивается рывком… Питеру мерещится, что на него направляют пистолет. А затем силуэты вошедших падают на пол. — Протяни руки, — тихая просьба. — Как… ты? — омега почти глотает фразу от волнения. — Кажется, я только что в третий раз переродился, так что всё в порядке, — Старк фиксирует одной рукой запястье омеги, а другой пытается сорвать кандалы. Он непроизвольно касается кожи юноши, в голове которого тут же расцветают образы. Бесконечная пустыня, алое умирающее солнце от которого больно глазам. Солнце вдруг исчезает, а через мгновение потом является вновь. То лишь зверь смерти щёлкает гигантской пастью. — Что? — после растерянной паузы спрашивает Паркер, когда второй «браслет» падает с руки. — На границе между жизнью и смертью я обретаю будто второе дыхание, становлюсь сильнее и получаю новые способности. Так было уже два раза. Хотя это сейчас не важно, надо убираться отсюда. Ты можешь идти? — Да, — ступает вперёд Паркер, а на плечо, мягко подталкивая, ложится горячая ладонь, будто Старк хочет показать, что он здесь, рядом. Около бездыханных тел Питер замирает, наклоняется и поднимает пистолет. Он старательно отгораживается от образов, которые тут же заполоняют его мысли. Не хватало ему сейчас читать историю какого-то фанатика. — Не понадобится, — комментирует альфа. — Мне так спокойнее, — переступает через тела Питер. Коридор освещён одной слабой лампочкой, но Паркер всё же проверяет магазин пистолета, который на счастье оказывается полным. Юноша смотрит на Тони, который так и не убирает руки с его предплечья, будто боится потерять. Омега встречается взглядом с живыми голубыми прозрачными глазами, альфа лишь кивает. Мужчина выглядит обычно, будто и не бывало на нём страшных ожогов и ран. — Накинь, — стаскивает с вешалки какой-то чёрный балахон Старк и отдаёт Питеру. Юноша благодарно кивает, ведь он абсолютно обнажён под пристальным взглядом альфы. Омега кутается в слишком длинное одеяние, пряча в глубоких карманах пистолет. — Куда мы? — спрашивает Паркер, когда они оказываются снаружи — прохладный воздух, пахнущий гнилью, треплет волосы, а небо над головой всё такое же низкое и тёмное. — Найдём какой-нибудь транспорт и уедем к чёртовой матери отсюда, — осматривается альфа и принюхивается, будто таким способом ищет безопасную дорогу. — Ладно, просто идём, — тянет его Старк за собой. Питер следует за альфой по одной из тёмных улиц города, хоть повсюду фонари, но они до сих пор не могут разогнать зернистую дымку, зависшую в воздухе. Женщина с большой корзиной в руках и причудливом тюрбаном на голове видит их и визжит. На них сразу же смотрят десятки пар глаз. — Не делайте попыток напасть на нас! Мы просто пройдём вперёд, и вы не пострадаете! — громогласно предупреждает Старк. Раздаётся громкий хлопок выстрела, Питер хочет автоматически отшатнуться, но незачем — пуля за несколько метров эффектно рассыпается искрами. Мужчина с пистолетом в руках, притаившийся на крыльце ближайшего дома, валится безжизненным кулем на деревянный пол. — Я же сказал, не делайте попыток напасть! — рычит альфа. — Где у вас стоит транспорт? — задаёт вопрос Старк женщине, которая испуганно замерла в паре метров от них. Она картинно вскрикивает и закрывает иссушенные губы руками, будто боится произнести хоть слово. — Где? — громче рявкает Тони. — Или сдохнешь! — Т.т.там, — тыкает она грязным пальцем в длинное бетонное здание, которое находится почти на окраине селения и заметно только из-за того, что выше остальных хилых хибар. — Прекрасно, — хмыкает альфа и идёт дальше. Питер делает шаг, который оборачивается для него неожиданной агонией. По животу разливается жуткая обжигающая боль, от которой подворачиваются ноги и темнеет в глазах. — Питер! — тут же хватает его за руку Старк. Паркер вновь падает в водоворот чужих воспоминаний. Он смотрит на крест, на котором догорает тело его матери. Сладкий аромат горелой плоти скручивает его желудок, а сердце пронзает из-за того, что только что сожгли единственного человека, который искренне заботился о нём. Она лишь полюбила тёмного бога пустыни и дала жизнь плоду их запретной страсти. И никто не спас её. Он ненавидит их всех — своё племя, своего отца, который не защитил свою возлюбленную, слабого себя. Питер снова видит перед собой яркие голубые глаза, а морок чужих воспоминаний постепенно растворяется. В реальности прошли лишь несколько секунд. — Тебе плохо? — обеспокоенно спрашивает Старк. — Вроде нормально, — кивает Питер, ведь спазм действительно отступил, оставив лишь лёгкую слабость в мышцах. — Живот, да? Идти можешь? Питер неуверенно кивает сразу на два вопроса. — Чёрт, ты отходишь от подавителей, надо скорее доставить тебя в укромное место, где ты переживёшь ломку, — снова шагает вперёд альфа. — Какую ломку? — быстро семенит следом Питер, потому что у крупного высокого Старка шаг намного больше. — После подавителей всегда страшная ломка. Надо было инструкцию читать, когда начинал принимать эту дрянь! — Так значит надо найти подавители, — холодеет Паркер. — Если бы я не принимал подавители, то уже бы умер от когтей какого-нибудь другого альфы! — Если сейчас опять начнёшь принимать таблетки, это убьёт тебя. — Ну, воскресишь меня. Ты же умеешь. — Нельзя, — обрубает Старк. — Что? Почему? — Давай потом, очень долго объяснять, — буркает альфа, сосредоточенно шагая дальше. Питер замирает и смотрит на его поджарую спину, на сильные мышцы, на смуглую кожу под слоем засохшей крови. Он непроизвольно не может отвести взгляд от выточенного тела мужчины. Его омежья сущность бунтует после долгого сна и буквально вопит в голове, что его альфа самый потрясающий на свете. — Исцели тогда! — не унимается Паркер, смаргивая внезапный морок. Перспектива испытывать какую-то ломку посреди пустыни его вообще не радует. — Я могу исцелить раны, но не могу починить гормональную систему организма, уж извини. Они выходят на ту самую круглую площадь. Люди отшатываются от них, роняют вещи, кто-то сам падет, но молча освобождают путь, будто боятся дотронуться и подхватить заразу. Это смешно, потому что больными выглядят они, но никак не смуглый статный альфа. Все они такие одинаковые — измотанные, иссушенные, напуганные, будто на последнем издыхании. И, кстати, вообще не видно детей. — Прокажённый! — окликает их скрипучий ненавистный голос. Сверху включаются мощные прожекторы, которые направлены только на Старка. Питер кричит, потому что вновь ожидает, что мужчина забьётся в припадке от адской боли, а его кожа будет плавится под ультрафиолетом. Но ничего не происходит, Тони никак не реагирует, даже не щурится. Его голубые глаза ясны и шарят по испуганным лицам некогда соплеменников. — Второй раз я в эту ловушку не попаду. Я больше не боюсь ультрафиолета и солнца. Хотя да, предусмотрительно было обвесить всё поселение ультрафиолетовыми прожекторами. Когда Питер чуть привыкает к свету, то вырисовывается перед глазами серое и постылое лицо чёртового старца. Истинный опять подкрался слишком незаметно, будто он появляется из отравленной грязи под ногами. — Но по-прежнему не можешь убить меня, — произносит старик. Яркий свет превращает его лицо в восковую маску, будто старец настолько древний, что даже видел старый свет. — Да, не могу, нельзя убить то, что уже мертво, нельзя убить падальщика! — выплёвывает Старк. — Можно только пулей в лоб, а потом сжечь. — Нет! — шипит в гневе Старец, его глаза навыкате поистине безумны. — Меня защищает истина! Питер фразу про пулю воспринимает буквально, он отточенным движением выхватывает пистолет и стреляет чётко в лоб сбрендившего старика, выпуская сразу всю обойму. Истинный валится на спину. Толпа вокруг взрывается криками и воем, но люди не могут ворваться в круг света, будто их сдерживает невидимая стена. — Омега ты, что надо, — произносит шокировано Старк и смотрит со странным раболепным восхищением. Жуткий булькающий хрип заставляет их оторвать друг от друга взгляды. Старик корчится на земле, хватает воздух потрескавшимися губами, человек ни за что бы не пережил восемь пуль в лоб. Зрачки его глаз теперь ярко-красные, а кровь такая же чёрная, как и грязь, в которую она стекает. Люди больше не кричат, они молча смотрят на своего падшего вождя, который только сейчас раскрыл свою истинную сущность. — Падальщик! — шипит Старк. — Как и говорил, это падальщик! — уже кричит Тони своему племени, которое его так низко предало. — Это он притащил хворь в наши цветущие сады и отравил прекрасные голубые озёра! Он медленно убивал вас всех, а вы верили ему! — расставляет руки в стороны альфа, отдавая весь свой праведный гнев толпе. — Вы решили убить меня, ребёнка, которого подарил вам тёмный бог пустыни! За это он вас покарал! Вы сгниёте здесь заживо за свои грехи! Питер с сомнением смотрит на Тони. Неужели он сам уже уверовал, что рождён от зверя смерти? Хотя если так подумать, откуда у Старка настолько сильные способности? У всех бывает по одной, максимум две способности, а он умеет воскрешать из мёртвых, выжигать хворь, убивать одним взглядом, и тёмный бог знает, что ещё. Завравшийся Истинный продолжает корчиться в грязи, не имея возможности сдохнуть от страшных ран. Хворь пропитала его тело насквозь и старательно оберегает своё вместилище. — Идём, — кивает уверенно мужчина. Он взмахивает рукой — толпа образует для них проход. — Что ты сделаешь с ними? — спрашивает тихо Питер. — Ничего. Они сами себя наказали. Хворь сожрёт их заживо. В ангаре Питер у самого входа находит свой мотоцикл. Наверное, фанатики погрузили его на другую повозку и тоже приволокли в поселение. — Мой байк, — нервно кивает Паркер. — Он должен быть на ходу. Его немного потряхивает от всех событий, что произошли с ним за считанные дни. — Отлично, а то остальное выглядит, как давно сгнившее барахло. Выводи байк, я найду бензин. Когда Питер садится на мотоцикл, то его живот вновь пронзает острый приступ боли. Паркер чуть не валится вместе с огромным байком на землю. В этот раз спазм скручивает его дольше и ещё болезненнее. — Больно? — Старк вовремя придерживает его услужливо за плечо, хорошо, что заметил, когда заправлял байк. — Дыши глубже. — Сойдёт, — кряхтит Питер сквозь зубы, пропуская через себя боль. — Есть у меня место, где ты сможешь переждать ломку. Только бы дотянуть, — садится сзади мужчина, буквально заключая Питера в удушливые объятия. Омега от неожиданности выдыхает, радуясь про себя, что он одет, иначе бы впал в бесконечные видения из-за контакта кожи к коже. Но всё равно ситуация до ужаса неловкая, если учесть, что это первые объятия с альфой в его жизни. Кажется, он даже краснеет. Старк предпочитает не замечать его стеснения, лишь резко стартует с места. Они проносятся мимо поселения — над центральной площадью до сих пор горят яркие прожекторы, они мчатся дальше — мимо гнилых болот, покорёженных деревьев, жутких птиц, фигур на ходулях. Конечности резко холодеют, а тело выкручивает в новом приступе, теперь сводит уже все мышцы тела, а от боли трещат даже рёбра. Низ живота наливается и становится слишком чувствительным, к паху тоже так внезапно приливает кровь, тело покрывается испариной. — Держись, — шепчет альфа. — Нам надо доехать. Приступ заканчивается, но новый спазм подкатывает почти сразу же, не давая даже отдышаться. Питер несдержанно стонет, его колотит озноб, и только горячее тело альфы дарует живительное согревающее тепло. Кажется, весь жар его тела хлынул вниз живота, сосредотачиваясь там в тугой комок. Старк втягивает шумно воздух около его шеи, несомненно чувствуя, что инстинкты захватывают его омегу. — Всё будет хорошо, — шепчет альфа. — Ты веришь, что ты сын тёмного бога пустыни? — задаёт внезапный вопрос Питер на границе бреда. — А ты как думаешь? — голос рядом так похож на тихое рычание, или Паркер сходит с ума от боли. — Думаю, что да. Ты самый опасный зверь пустыни. — Ты ещё ничего не видел, — горячие губы касаются нежной кожи. Питер вновь выпадает из реальности в больные видения, что являются для него сейчас благословением. Тела сплетены в тёплом молоке, которое ласкает кожу невесомыми волнами, обостряя все ощущения на максимум. Это танец любви и страсти во славу богам пустыни. Ему дарят сладкий поцелуй с нежным ванильным привкусом. Омежичий аромат будит в нём зверя, заставляя брать свою жертву с рьяным остервенением. Тягучая пряная смазка смешивается с молоком, а запах и вкус сводят с ума. Удовольствие растекается белыми каплями молока и семени. Видение из купальни меркнет, и впервые в жизни Питер этому сопротивляется. Он хочет остаться там, быть той сладкой жертвой, стать частью противоестественного ритуала, что воздавал сын тёмного бога своему отцу. Питер открывает глаза, уже в который раз очухиваясь после чужих воспоминаний. Но от реальности он задыхается. Или он до сих пор плавает в видениях, или постыдный ритуал — правда. С каждой секундой омега убеждается, что он всё же проснулся — так реально пахнет молоком, а внутри почему-то горячо и просто много. Живот сводит спазмами удовольствия с лёгким оттенком далёкой боли. — Что происходит? — глупо спрашивает Питер. — А на что это похоже? — спрашивает тихий голос сзади. Омега пытается пошевелиться, но руки поперёк груди его держат стальным захватом. Внутри разливается будто жидкий огонь, около уха раздаётся полустон-полувыдох. Это не сон, он сидит на сильных бёдрах альфы, нанизанный на огромный узел. Он такой большой и так сильно давит на чувствительное нутро, что даже от дыхания омега чувствует трение о стенки и последующие всполохи наслаждения. — Я не давал согласия, — бесполезно скребёт короткими ногтями по сильным рукам. — Ты думаешь, я бы смотрел, как умирает мой омега от ломки и боли? — горячий шёпот на ухо. — Но я не хотел, — качает головой Питер, внутри зарождается лёгкая истерика, которая давится гормонами и близким присутствием альфы. — Я не хотел! — всё равно вскрикивает Паркер, воздух будто резко заканчивается в лёгких. Он, вопреки здравому смыслу, вновь пытается вскочить с узла. — Мы в сцепке, уже ничего не изменить, — тянет с силой на себя альфа, погружаясь, кажется, ещё глубже, хотя куда уже. — Я спас тебя, а ты изнасиловал меня, — несмотря на новый приступ оргазма горестно говорит Питер, солёные слёзы срываются в сладкое молоко. То, чего он так боялся, случилось. Его взяли без согласия и присвоили, он теперь собственность альфы. — У меня не было выхода, только так можно снять приступ ломки. Ты умирал у меня на руках. Пожалуйста, пойми. Питер от переполняющих чувств снова дёргается, внутренности отзываются резкой болью. — Тише-тише, ты делаешь себе хуже, не надо. У тебя сильное кровотечение, будь осторожен, — большая ладонь осторожно массирует живот, и омега вновь задыхается, рука будто через впалый живот может нащупать узел. У него нет моральных сил проверять это. — Прости меня, прости, но я просто не мог смотреть, как очередной мой близкий человек умирает. Шею справа саднит чуть выше метки принадлежности. Питер автоматически тянет пальцы, он чувствует подушечками неровность кожи от укуса, а касание рождает лёгкую боль. На руке остаётся кровь.