Аи перевернулась с живота на спину и рывком села на кровати. Немного закружилась голова.
Дверь захлопнулась изнутри, и по щелчку выключателя кромешная тьма комнаты растворилась в блёклом жёлтом свете. Непривычные свету глаза разъело неяркой вспышкой. Аи сощурилась и только через пару секунд, привыкнув, смогла лицезреть во всей красе своего незваного названного братца.
— Что лупалки красные? Ревела что ль?
— Пыталась, но кое-кто меня прервал.
— Ну блять, реви, я-т чё тебе.
Джуна в детстве разуваться при входе в дом не учили. Прямо в ботинках с видом хозяина Вселенной и этой квартиры включительно он преступил гэнкан*, прошёл в комнату и опустил на кухонный столик пакет из супермаркета.
— Что это?
— Еда. Ты ж всё ныла, что я сижу у тебя на шее и ничего не делаю — вот, продуктов купил.
А нос-то как высоко задрал — хоть штукатурку с потолка соскребай. Что он хочет, чтобы она сделала? По головке погладила? Или косточку в зубы дала?
— Спасибо, — сухо отозвалась Аи. Джун презрительно цыкнул на такую неблагодарность — видимо, он думал, что совершает великое дело.
— Чё глазеешь?
— Ты уйдёшь или я?
Сёцу отмолчался, но плохо сдерживаемая ухмылка на его лице вещала не хуже громкоговорителя: никто отсюда не уйдёт — ни ты, ни я.
Все проблемы померкли, и осталась только одна — Джун.
Парень достал из магазинного пакета банку самого дешёвого пива и сел на кровать-раскладушку рядом с Аи. Та потеснилась от него к краешку.
Щелчок. Банка открылась, и пивная пенка запузырилась из круглого горлышка, проливаясь на пол. Джун поднёс банку ко рту и отпил три крупных глотка. Немного облился, срыгнул, как свинья помоями, и отставил полупустую банку на пол.
Он многозначительно посмотрел на Аи. Казалось, он ждал, пока она что-то спросит, но она хотела только уйти, а не спрашивать.
— Тебя Майки бросил — поэтому ревела?
Все клеточки организма Аи обратились в чистейшее напряжение. Лицо стало холодным, как лёд, но в груди, в голове, в руках и ногах — везде, всем и вся она чувствовала, как только что страшно ей стало.
Рандомное предположение? Конечно нет. Такое не угадывают, такое либо знают наверняка, либо имеют достаточно предпосылок для предположения. В любом случае — дерьмо дерьмом.
— Бросил? Бред какой. Выебал слишком жёстко — да и только.
Был ли взгляд Аи враждебным? Пожалуй, раз Джун так осклабился и снова схватился за пиво. Удивительная сдержанность. Она была уверена, он её ударит.
«Скалится, как кобель на суку».
Почему-то Аи могла сравнивать Джуна только с животными, пусть даже это наверняка оскорбляло последних.
— Шлюха.
— Тебя ебёт? Или ебёт, что ты единственный, кого не ебут?
— Реально хочешь, чтобы я поверил, что вы трахались?
— Была бы не против, но поверить в столь явный сарказм мог бы только дебил. Ах да—
Джун продолжал демонстрировать чудеса самообладания. Обычно уже сто раз бы ударил, а Аи только этого и добивалась. Сначала бесится, потом бьёт, потом отходит, остывает, и его можно выпроводить. Пока не будет пройден рубеж, ей не уйти.
— Не еби мне мозг, сука. Ты трахаешься только с бабами.
— А тебе откуда знать? Проверял? К гинекологу моему ходил? Или следишь за мной?
Последний вопрос риторический —
уже нет. На остальные же ответ вполне мог оказаться положительным.
— Просто знаю, и всё.
Аи готова была поклясться, что слышала, как скрипела эмаль на его зубах.
— Тебя обошли, чел, смирись.
Затрещина была болезненной. Особенно на уже больную голову. Особенно на невыплаканную больную голову.
С комом в горле и тупым ужасом в голове Аи почувствовала, как теплеют глаза. Вот только, блять, этого ей не хватало — при Джуне расплакаться. В прошлый раз слёзы при нём закончились катастрофой.
— Чего бесишься? Я ж правду говорю.
— Пиздишь, как дышишь. Он бы тебя не трахнул. Попользованные шлюхи никому не нужны, а таким как он — особенно. Нахера ему ты, если таких дохуя?
А действительно, зачем? Даже как-то грустно.
В глазах Аи мелькнула тень улыбки. Когда-то ей и правда казалось, что это, быть может, взаимно, но ведь правда — где она, а где Майки. В этом Джун прав. И тот поцелуй — простое тому доказательство.
— Ага, — что проку спорить, — Но сейчас ты скажешь что-то типа «такие как ты
ты нужны мне»; я пошлю тебя, а ты разозлишься, и только чаще станешь называть меня шлюхой. Признайся, тебя заводит меня унижать?
Джун хохотнул. Аи повернулась в его сторону и столкнулась лицом к лицу с пугающе вызывающим оскалом и таким же пугающе сальным взглядом.
— Знаешь, благодаря тебе я многое переосмыслил за эту неделю.
— Оу, ты умеешь мыслить?
— Смейся, сколько влезет, только вот руки-то всё равно дрожат, как у лихорадочной. Смех от страха не поможет, — и последнее несказанно его радовало.
Он был прав, руки дрожали. Аи сцепила их в замочек, чтобы не было так заметно, но гусиная кожа на предплечьях по-прежнему была на виду.
— И что ты там переосмыслил? — фальшиво-скучающе спросила она.
— Тебя.
Аи сглотнула.
— Я проебал два года: ждал всё, когда ж ты «ментально созреешь», а ты всё нет, да нет. Хует, блять. Говорила, что тебе не нравятся парни, отшивала меня, сколько бы я не старался, а теперь, оказалось, вот какие тебе «девушки» нравятся.
— Имеешь что-то против низких парней с хвостиками?
— Имею что-то против парней у тебя.
— Тогда имей что-нибудь ещё. У тебя нет права ревновать меня. Мы никогда не были в отношениях, а я не являюсь твоей собственностью.
— Да неужели? Мне так не кажется. В тот раз ты ничего не рассказала взрослым, потому что я тебе нравился.
— Потому что я тебя боялась, нарцисс ёбаный.
На сим терпение Джуна истощило все ведомые человечеству резервы.
Сёцу резко схватил её за запястье и дёрнул на себя. Аи не сопротивлялась: смотрела в потолок, старалась ни о чём не думать.
У него были мокрые губы. Мокрые, горячие, липкие. Слава богу, он не полез целоваться. Впился зубами в шею и присосался, как пиявка. Интересно, какую реакцию он надеялся получить? Раз знал, что она его ненавидит — наверняка отвращение.
Джун отстал от неё и в предвкушении многого посмотрел, какое впечатление произвели его выкрутасы. Никакого. Его лицо перекосило досадой.
И правильно. Когда хотела,
его Аи могла воспринимать как съемную дешёвую блядь; могла не думать о нём, когда он был рядом; могла игнорировать его существование, пока они находились в десяти сантиметрах друг от друга.
Но с кем другим так не получилось бы. Будь это кто-то другой, кто ей не безразличен
Майки, например, игнорировать его у неё бы не вышло.
От мыслей о Майки глаза снова закололо. А ведь он поцеловал её. Поцеловал, быть может, потому что она ему нравилась. Может, когда-нибудь он мог предложить ей стать его девушкой, и, пусть даже, она отказала бы, это
могло быть.
А теперь нет.
Теперь она сидит на раскладушке в этой убогой квартирке, рядом с ней человек, от которого её тошнит, а вокруг ни души (у Джуна души не было, он не в счёт).
— С чего ты взял, что Майки меня бросил?
Из-за мыслей о канувшей в лету любви Аи совсем перестала контролировать связь мозга и языка. И вот, вопрос прозвучал раньше, чем в голове образовалась мысль.
Джун тряхнул головой и отодвинулся от неё ещё на двадцать сантиметров. Дышать стало легче.
— Знакомые кое-что наболтали.
Ну, что уж тут, назвался груздем — полезай в кузов.
— Из Иста или из Тосвы?
— Из Тосвы.
— И что же они тебе наболтали?
— Не твоего ума дело!
Аи хмыкнула. Вот оно как обернулось.
— Скотина.
Джун повесил голову, но раскаяние было ему незнакомо.
— Да что я-то сразу?!
— Я ничего не рассказала Майки, а ты уже пришёл сюда с уверенностью, что меня изнасиловали, и поэтому он меня бросил. Если не знает Майки, откуда знать тебе?
Она блефовала — да; судя по его вопросам, Майки уже был в курсе всего. Но он-то узнал об этом пару часов назад. Откуда об этом знать Джуну? — понятно, что из первых уст. Или этими устами был он сам.
— Дай-ка угадаю, — Аи хмыкнула, прочувствовав на себе всю иронию происходящего, — ты состоишь в Исте, а в Тосве был шпионом или что-то типа того? Подвернулся шанс выслужиться, ты сдал им меня как девушку Майки (я же помню, я от тебя первого это услышала) и вуа-ля: парня у меня нет, меня-плохую-девочку проучили, а теперь, когда я должна быть брошенная и изъёбанная, ты пришёл ко мне на ковёр лизать мне пятки — вдруг дам, — от сюра ситуации и истерического напряжения Аи со смеху прыснула в кулак.
Джун выглядел расстроенным. Наверняка не оттого, что сожалел, а оттого, что теперь будет больше сопротивления.
Он был прав. Будет.
Не считаясь ни с чем, Аи резко вскочила с кровати и прямо в одной майке на голое тело рванула к двери. Расстояние маленькое — тут главное выбежать наружу, а там хоть с этажа прыгай.
Она не добежала до двери каких-то два шага.
За волосы дёрнули, как за веник, но упасть не дали — за волосы же потянули вверх, тряхнули посильнее и головой припечатали в стену. Перед глазами поплыли чёрные круги. Снова встряхнули. Поставили на ноги, облокотили о стену, похлопали по щекам. Больно.
Что-что, а так часто припечатываться к стенам после сотрясения мозга точно вредно.
— Куда намылилась?
— Воздухом подышать, а то душно стало, — хрипло огрызнулась Аи. Голова раскалывалась, как надтреснутый грецкий орех под молотком. Ну и обязательно было прям об стену бить? Хоть бы в живот ударил, а то ведь голова, глаз, зрение… Придёт в больницу, а там уже не семьдесят тысяч чек будет, а сто пятьдесят — Джун ей его точно не оплатит. — А ты что разбегался? Тоже на прогулку?
— Ага. Только сделаю кое-что, и пойдём погуляем.
Обе ладони Джуна легли на её грудь, колено раздвинуло ноги в сторону и упёрлось в пах.
Какой красивый потолок. Да, потолок — это именно то, на что стоит смотреть, когда тебя насилуют. Главное, не паниковать, не плакать, не дёргаться, не вырываться — тогда не должно быть больно. Давно, ещё когда ей было тринадцать, она снимала номер с одной женщиной: ей было около тридцати, но о жизни она знала всяко больше Аи: она-то и рассказала маленькой девочке, как вести себя при изнасиловании. Маленькая девочка ни разу не пользовалась этим знанием, но вспоминала его часто, часто молясь, чтобы и в этот раз пронесло, часто убеждая себя, что ей-то уж точно всё равно.
— В прошлый раз это плохо закончилось, — шёпотом напомнила Аи.
Джун остановился, замер. Они пересеклись взглядами, и его взгляд тут же полетел вниз. Стыд у него всё-таки был. Какая жалость, что, чтобы он у него проснулся, надо было почти-убить человека.
— Ну что? По старым граблям? — вызывающий сарказм был явно не к месту. — На этот-то раз я пойду в полицию, ты в курсе, да?
Джун апатично пялился в спущенное декольте майки на тонких бретельках и молчал. Взгляд был уже не сальный, а потерянный, но Аи знала, что внезапный приступ совести скоро закончится. Времени было мало, сил вырываться — тоже. Но надо было попробовать.
Аи тихонько переменила положение ног и опёрлась на правую ступню, в то время как левая осталась болтаться в воздухе. Схватившись за Джуна, чтобы наверняка удержать равновесие, девушка резко подняла левое колено и постаралась с как можно большей силой попасть Джуну в пах. Не зря в детстве камнями по банкам кидала.
— Блядь!
Джун согнулся в две погибели и с подкошенными ногами рухнул коленями на пол. Маты, маты, ещё раз маты.
Аи вырвалась из его хватки и со всех ног бросилась к двери. Чуть не упала, когда та открылась слишком легко, а на пороге Аи попыталась влететь в сланцы. Ноги подкашивались, не слушались. Зараза, всё-таки успела перепугаться.
Аи предприняла последние усилия, чтобы выскочить из квартиры.
От влаги и ветра на улице глаза горели на холоде. Бежать. Бежать. Бежать. Бежать в безопасность.
***
Прошло уже пять минут, как Сонг Су, не прекращая, названивал Аи на сотовый, но та не брала. В конце концов мужчина сдался и убрал телефон в карман.
— Бесполезно. Она либо уже «занята», либо не возьмёт, пока не успокоится.
Майки сидел в глубоком кресле и, стараясь не демонстрировать переполнявшее его волнение, думал на тему: «Что он знает об Аи и её предпочтениях в публичных домах?» Ясен пень, он не знал ничего, и волнения от этого меньше не становилось.
— А она не могла поехать домой?
Фусимэги, не долго думая, ответил:
— С её слов, она боится ходить домой из-за Джуна, поэтому ночует где угодно, но только не там.
Последние десять минут Майки только и слышал это имя — «Джун». Теперь оно вызывало у него патологическую неприязнь. Своя собственная ненависть к этому человеку в нём пока не выработалась, но рассказ Сонг Су и его личное отношение к Джуну внесли свою лепту в отношение к нему Майки. Отношение глубоко негативное, с примесями отвращения и желания кого-нибудь (весьма определённого) убить.
— Значит, поеду туда.
— Ты меня слушал? Сказал же — не бывает она там.
Майки кивнул. Да слушал он, слушал. Но разве альтернативы у него было? Ни адреса борделя, ни имени любимой шлюхи — только улица и номер дома.
— Попытаю удачу. Лучше так, чем сидеть тут и ждать, пока она соизволит ответить.
Фусимэги мог бы принять это как упрёк в свой адрес, но он слишком хорошо понимал его чувства, и потому сердиться на разгорячённого подростка не стал. Да и спорить было бесполезно. Что проку? — всё равно до утра не дотерпит и сорвётся куда-нибудь. Так пусть хоть попробует.
— Если встретишься с ней, не напирай на неё расспросами. Извинись сначала, скажи, что был не прав, а потом уже выясняй, как всё было на самом деле. А, и она не из тех девушек, которые любят крутышей вроде тебя за их силу. Не дави на неё и не пытайся прогнуть под себя: она воспримет в штыки, и тогда вы точно не помиритесь, — говоря эти советы, Сонг Су напоминал заботливого папашу, хлопочущего над сыном перед первым свиданием. Но, как бы не странно это было, папочка волновался больше о девушке сына, чем о самом сыне.
Майки смотрел на него серьёзно-скептическим взглядом, но не перебивал и слушал внимательно. Ему казалось, что всё это очевидно и всё это он знает, но в то же время облечённые в слова мысли звучали внятнее и понятнее, чем в голове. Короче, он был не особо доволен, что его же мысли ему разжёвывают как ребёночку, но был благодарен за то, что разжёвывают.
— Сразу с объятиями (или чем ты там собрался её успокаивать) не лезь. Она плохо реагирует на телесный контакт с парнями. Лучше подольше поговорите, а там уже как-нибудь аккуратненько доберётесь до этого. И не вздумай целовать её, пока она тебе не разрешит! Тогда точно истерика будет.
Майки хмуро кивнул. Пункт про поцелуи Сонг Су уже не первый раз упоминал, но ни разу почему-то не пояснял до конца.
— То есть, мне просто с ней нежничать?
— То есть да, просто нежничать, — подтвердил Сонг Су. — Ты уже пошёл?
— Ага. Заколебала нервотрёпка, хочу со всем разобраться.
Прохладные потоки вечернего воздуха обдували лицо, не защищённое шлемом. Воздух отяжелел, и скоро, видимо, должен был пойти дождь. В куртке было жарко.
До этого в Минато он бывал редко — по праздникам, разве что (тут много храмов). Сёчикара жила в крохотном, но густо заселённом спальном районе. Дома тут были преимущественно старые — либо под съём, либо под снос.
Майки слез с байка в половине первого ночи. Всего десять минут блужданий, и он нашёл предположительно нужный ему двухэтажный домик с открытым подъездом и ржавой лестницей с облупившейся на периллах жёлтой краской.
Пока шёл по ступенькам наверх, только и мог удивляться, какие же тяжёлые у него ноги, и как беспорядочно в голове, когда мыслей-то там и не было.
Одни чувства.
На площадке перед квартирами пахло чем-то странным, у квартир всюду стояли пакеты мусора, хотя законом это запрещено — сразу видно, что район тут не самый благополучный. Даже сейчас в одной из квартир кто-то срался.
Майки шёл вдоль ряда квартир и сверялся с именными табличками*, когда одна из последних дверей по ряду настежь распахнулась и оттуда выбежала полуголая девушка в одной ночной сорочке/майке или что это вообще было.
Сначала он посмотрел на неё мельком. Посмотрел и не узнал. Руки, ноги девушки — все были в синяках, а на шее, кажется, алел след укуса. На ней живого места не было. Домашние насилие или попытка изнасилования — в принципе, это могло быть что угодно. В таких районах это не редкость.
И он бы не удивился, даже не подошёл бы, если бы всё-таки не узнал девушку.
Сердце ухнуло в пятки, руки похолодели.
— Аи! — выкрик получился слишком резким, слишком громким.
Она услышала.
Девушка обернулась в его сторону — и правда Аи.
Её лицо было бледное, как полотно, но с эмоциями на нём творилось что-то непонятное: ни то напугана, ни то злится. Но идти к нему навстречу она, похоже, не собиралась. Впрочем, он сам уже бежал к ней, на ходу снимая с себя куртку.
Увидев его приближение Сёчикара было хотела побежать в противоположную сторону, но почему-то не сделала этого. Он подошёл к ней и накинул на голые плечи девушки куртку: полуголое тело это не очень прикрывало, но лучше, чем ничего.
— Что ты здесь делаешь? — строгим сиплым полу-шёпотом спросила она. Словно само его присутствие здесь было проблемой. — Я думала, «нам больше не стоит общаться».
— Неважно. Что случилось? — против воли в голосе оседало волнение, но он всё ещё говорил твёрдо. Сбоку из распахнутой двери квартиры вылетали крики. Аи тревожно косилась на захлопнувшуюся по инерции дверь и, кажется, совершенно не понимала, что ей теперь делать. Она не выглядела напуганной, но что-то в ней пугало его. — Аи, — он позвал, и она задержала свой взгляд на нём, — я пришёл извиниться.
— За что? — она не понимала, но искреннего интереса узнать у неё не было. Была только сосредоточенность на проблеме — как поскорее отсюда убраться — и ничего кроме.
Дверь снова ударилась о стену от удара. На пороге стоял раскрасневшийся Джун с красным взбешённым, как у быка, взглядом.
— Когда ты его позвала, блядь?! Уже своего языка нету?! Это наши проблемы, со мной их и решай!
Аи едва-едва вздрогнула от горластого выкрика и обречённо осмотрелась по сторонам, словно ища, куда бы спрятаться. Спасательный круг тут был только один и звали его Майки.
— Майки, послушай…
— Отойди от него, сука! Мы не договорили! Ты не можешь липнуть к другим мужикам, пока я здесь!
Майки раздражал его голос, само его присутствие здесь раздражало, раздражала невозможность поговорить с Аи из-за него, а то, как у Аи от него плечи дрожали — выбешивало в край. Почему она должна бояться, когда он, Сано, уже здесь?
Чтобы Аи не отвлекалась на внезапно обретший голос мусор, он обошёл девушку и встал между ней и квартирой.
— Договаривай, я слушаю.
Аи подняла на него взгляд. Чего он только не прочёл в этом взгляде. И благодарность, и стыд, и сожаление, надежду, слабость, страх. И слова уже были лишними. По крайней мере сейчас он их слышать не хотел.
— Ты его боишься?
Аи сомневалась, можно ли было назвать это чувство страхом, но кивнула.
— Кажется, он из Иста, и позавчера меня побили по его указке. Это немного напрягает.
Вот такое вот определение дала девушка своему избиению-почти-изнасилованию. Либо она была бесстрашной, либо сумасшедшей. А может всё вместе. Без разницы. Ему нравилось есть с ней тайяки и болтать на перроне — это важно. Пусть даже она будет ненормальной, неправильной девчонкой, она будет ему нравиться. Это нельзя исправить, пока она сама не убедит его в обратном.
На лице Майки мелькнула странная улыбка. Садистская какая-то улыбка. Но она тут же исчезла и появилась нормальная — рядовая, спокойная, светлая и успокаивающая.
— Вот что, — он приятельски положил руку ей на плечо, стараясь подбодрить, — иди вниз и подожди меня там. Я быстренько побеседую с этим парнем и спущусь.
Аи посмотрела на него косо. До этого Майки с Джуном виделись всего один раз, и о чём он там мог с ним говорить — неясно. Разве что о её синяках и укусе на шее.
— Если ты его убьёшь, у меня будут проблемы.
— Постараюсь не убить, — с самой что ни на есть ангельской улыбкой пообещал Майки. — Можно я снова кое-что сделаю?
— В прошлый раз после этих слов ты меня поцеловал.
— Хочешь сказать, не понравилось?
Аи отвернулась от него в сторону. Вот каким дураком надо быть, чтобы такие вещи в лоб спрашивать?
— Ладно, не буду. Отблагодаришь своего принца на белом коне потом.
— Давно этот принц стал «моим»?
— Только что.
Улыбка ангела стала улыбкой Суккуба. Майки последний раз улыбнулся и повернулся к ней спиной, рукой слегка коснувшись бедра, чтобы она уходила.
Аи быстрым шагом ретировалась с этажа, лишь мельком обернувшись на них перед лестницей.
Они остались одни. Он, Джун, желание Майки в срочном порядке кого-нибудь прикончить и такое же резкое, но ещё более сильное желание по-быстрому со всем покончить и пойти к Аи.
— Ну что стоим? Говорить будем?
«Говорить? Вот это самомнение».
Сано не церемонился: схватил высунувшегося на площадку парня за грудки футболки, тряхнул, как мешок дерьма, и втолкнул обратно в квартиру, захлопнув за ними дверь.
— Ты чего, блять?! Пусти, уёбок! — Джун не орал, только шипел грозным шёпотом. Кишка была тонка орать на главу Тосвы, а вот на девушку — это пожалуйста. — Она моя сестра! Это семейное! Тосва не должна вмешиваться!
— Она тебе не сестра — это во-первых, во-вторых, она моя девушка, а ты хочешь её трахнуть. Здесь и сейчас я подумываю оторвать тебе член.
Услышав, каким голосом Майки это произнёс, Джун ни на секунду не сомневался, что угроза реальна. Правильно. Она таковой и была.
Коленки у парня задрожали, но показывать страх — не по-пацански, поэтому он отреагировал агрессией.
— Да кто ты такой?!
— Её парень. Ты глухой? — невозмутимость Майки оставалась всё той же красной тряпкой.
— Херовый из тебя парень, раз твоя выебанная во все щели баба хуярит по борделям! Ну скажи, каково спать со шлюхой?! Каково?! Думаешь, если она только с тёлками трахалась, уже не блядь?! Думаешь, если стал у неё первым — уже всё, единственный собственник?! Да нихера! Я на неё раньше претендовать начал — катись в очередь!
Майки сжал правую руку в крепкий кулак и не щадя сил въехал им ублюдку в живот. Попал в солнечное сплетение. Джун схватил воздух ртом и тут же им задохнулся. После такого удара сложно стоять на ногах.
Второй удар туда же — Джун может только вскрикнуть. Губы посинели, кадык дёрнулся и замер наверху, как при удушье. В принципе, это оно и было.
Бил Майки, как хирург резал, и вполне мог этим гордиться.
— Вот теперь поговорим. Я задаю вопросы, ты отвечаешь. Не отвечаешь — получаешь по лицу. Понял?
Сёцу мог только кивнуть. Ещё один такой же удар, и он свалится.
— Только что. Ты пытался её изнасиловать?
Чёрные глаза Джуна панически забегали по потолку.
— Соврёшь — тебе пизда, — на всякий случай озвучил правила Майки.
Ничего кроме правды не оставалось, но что правда, что ложь — пизда в любом случае.
— Д-да, пытался.
Майки кивнул и не ударил. Только рука на плече Сёцу сжалась с такой силой, словно собиралась оторвать от руки кусок плоти от кости. Но не ударил. Сегодня он тоже играл в сдержанность со своим терпением.
— Следующий вопрос: что было позавчера? Какое отношение ты к этому имеешь и что сделали с Аи? — ледяной голос похолодел на пару градусов. Голос похолодел, а сам Майки улыбался от уха до уха.
Садист с большой дороги…
Отвечать на это было самоубийством. Джун замотал головой и постарался напустить на себя важности:
— Вот тут я не в курсах, клянусь, — и правда выглядело так, словно он верил в собственную ложь. — Отвечаю, сам ахуел, когда её сегодня увидел!
От напоминания,
какой он увидел Аи, в бездонных глазах заплясали черти, руки зачесались, а в груди заклокотало нечто острое. А Аи ведь
из-за него в таком состоянии, и, вполне возможно,
из-за него они сегодня едва не обосрались с Истом. По-хорошему, ему стоило оторвать не только член, но и руки переломать, а по-плохому — избить до такой степени, чтобы впал в кому и остаток жизни прокатался инвалидом в коляске. Зуб за зуб, глаз за глаз, жизнь за жизнь.
— Я не Папа Римский, чтобы мне клясться. Говори, что знаешь.
— Ничего не знаю, — он продолжал копать себе могилу, а могильщик стоял рядом, слушал, и запоминал над открытой могилой смертника последние слова последней исповеди. — Она мне ничего не рассказала. Пришла ещё, наехала, сука, говорит, что я виноват, но я не виноват, отвечаю!
Вот на том свете и ответишь. Там есть кому.
— Зато мне рассказала.
Левой рукой Майки посильнее вжал громоздкое тело в стену, чтобы то не упало. Он не собирался бить во всю силу, даже не замахивался (нельзя было, чтобы он потерял сознание), но четыре резких удара по лицу превратили его в кровавую кашу. Первый — разбит нос, хлынула кровь; второй — носовой хрящ съехал в сторону, и Джун заорал, как резанный поросёнок, но Майки уже ударил в третий раз и выбил ему пару зубов; Джун попытался сплюнуть, и в этот момент четвёртым ударом вынесло два сломанных прямо во рту моляра. Разнесенная челюсть повисла, как у макетного скелета, и изо рта вывалились кровавые комки зубов и разодранных ими щёк, струи крови стекли по подбородку и змейками по шее побежали под белую футболку.
— Новая схема, — хладнокровно объявил Сано, — я задаю вопросы — ты киваешь, если да. Понял? Кивай, если понял.
Джун кивнул.
— Перефразирую вопрос: ты был в курсе, что должно было произойти сегодня? — кивок. — Знал, что Аи должны были изнасиловать и избить? — кивок. —
>Ты отдал этот приказ? — промедление. Пауза. Кивок. — Давно на Ист пашешь?
Джун на пальцах показал число три. — Три месяца.
— И кто тут ещё шлюха.
***
Небо было низким, тяжёлым, как будто что-то давило на него оттуда, сверху, желая промять серую перину под себя и раздавить ею всё живое, что попадёт под удар.
Аи смотрела на это гигантское угрожавшее опасностью небо и чувствовала себя маленькой девочкой, убежавшей от мамы и потерявшейся в большом городе накануне удара стихии. Её раздавит. Смоет потоком. Унесёт и больше никогда не вернёт обратно.
— Нашёл, — на её плечи поверх тяжёлой куртки Майки упала лёгкая пыльная куртка из синтетики. Это была её куртка — спортивная ветровка. Наверное, Майки нашёл её на кровати.
Он присел на ступеньку рядом с ней, их плечи соприкоснулись.
Аи продолжила смотреть в небо, не оборачиваясь на него и словно начисто не замечая. Ему долго пришлось ждать, чтобы снова её услышать.
— Я не хочу туда возвращаться. Вообще, — вполголоса сказала она. Не боязливо, не напуганно, а незаинтересованно, точно всё ей осточертело. — Подбросишь меня до борделя? Любой подойдёт — высади у первого по дороге.
До ушей Аи донёсся смешок. Она повернула голову и попыталась найти на лице Майки объяснение его смеху.
— Сонг Су как знал, что ты это скажешь.
— Вот как. И что он ещё тебе наговорил?
— Сказал не потакать просьбам одной капризной девчонки и держать её подальше от сомнительных заведений вроде алкомаркетов, кальянных, хостес-клубов, баров и книжных магазинов. А ещё запретил давать тебе много сладкого, потому что в детстве у тебя был кариес.
Уголки губ Аи слегка поползли вверх. Сонг Су опять заботился о ней. Пытался заменить Шина. А теперь ещё и Майки во всё это вплёл.
— За что ты хотел извиниться? — выныривая из своих мыслей, вспомнила вопрос Аи. — Наверху ты сказал, что приехал извиниться.
— А… ага… Мы, кажется, друг друга неправильно поняли. Я поторопился с выводами.
— Нет, я правда должна была тебе рассказать, — Аи подвинулась от него вправо на ступеньке. Майки без слов тоже подвинулся вправо.
— Я не знал, что тебя избили.
Мысленно Аи назвала бы это «неожиданным сюжетным поворотом».
— Ты знала, что Ист сговорился с Урагири вместе напасть на Тосву? Знала, что бой подставной?
О том и о другом Аи слышала впервые. Она покачала головой.
— Не знала. Надо было узнать?
— Да нет. Просто я решил, что ты их шпион. Извини.
Аи кивнула снова и предприняла попытку проанализировать услышанное, но уставший от стрессов и эмоций мозг отказывался думать. Поэтому она просто спросила:
— Значит, ты не злишься за то, что не рассказала?
— Разве что на себя за то, что не досмотрел. Ещё раз прости. Моя вина, что тебя в это втянули.
Ни в каких даже самых смелых мечтах Аи не надеялась на извинения. На извинение от Майки — и подавно. Он вообще казался ей не из тех людей, кто признаёт свои ошибки и летит вымаливать прощения.
— Ты мог и потом извиниться? Почему приехал сюда ещё и в такое время?
Если бы Майки сам знал… Да нет, он знал, конечно — влюбился, все дела, — но ехать в другой район через пол-Токио только ради «Прости» — и впрямь звучит и выглядит как абсурд.
— Ты мне нравишься, — слова дались с поразительной лёгкостью. Он не думал, что это так просто. — Только не отшивай меня слишком резко, окей? Я люблю, когда со мной помягче.
Аи услышала это «нравишься», а дальше вроде бы и вовсе перестала слышать. Полчаса назад этот день был сущим кошмаром, а здесь и сейчас сам Манджиро Сано признавался ей в чувствах. А ведь это был первый раз, когда у неё с кем-то получилось взаимно.
Тёплая рука Майки легла ей на плечо. Неуверенно, совсем ему несвойственно.
— Не трогай меня, а то расплачусь, — осипло на одной ноте выпалила Аи.
Майки убрал руку.
— Не надо, — это была не беспомощная просьба, а прошение немного потерпеть.
Аи плохо выглядела. Не в том смысле, что была некрасива; просто в этот конкретный момент на кушетке психолога она смотрелась бы лучше, чем на ржавых грязных ступеньках.
Было дело, и Майки слышал, как Эмма растолковывала Кенчику, что такое нервные срывы и почему надо плакать. Жаль, он не дослушал до конца: теперь придётся самому додумывать.
Майки встал со ступеньки, и спустился на одну вниз, остановился, протянул вперёд руки и теперь обнял Аи покрепче за шею.
— Вот теперь можешь плакать, — совершенно спокойно, но в то же время понимающе разрешил он.
— Издеваешься?
— Нет. Поплачь, чтобы отпустило, а потом поедем ко мне — переночуешь у меня.
Его ладони оставляли на коже под одеждой настолько горячие отпечатки, словно одежды там не было и в помине.
Близость Майки, его тёплые руки, ровное дыхание и приятный голос над ухом. Кому нужны эти ваши психологи, когда есть майская ночь, ступеньки и крепкие объятия.
Давно застоявшиеся слёзы таки нашли выход наружу. Когда она последний раз плакала? Давно, ой как давно. Когда она плакала в грудь любимого парня? Никогда.
Стоять, согнувшись, Майки пришлось долго, но у него спина крепкая — не развалится. Время пролетело, а он его и не заметил. Она тоже не заметила.
Уже начал накрапывать дождь, а они всё не уходили и не уходили.
— Обычно меня успокаивают шлюхи, а сегодня успокаиваешь ты. Ты нахрена мне систему сломал?
Ещё и таким претензионным тоном было сказано, что Майки едва не рассмеялся. В горле запершило от холода.
— Тебе нравятся только шлюхи?
— Нет, ты тоже нравишься.
Кажется, у него из-под ног ушли ступеньки. Ан-нет, он всё ещё стоял.
С трудом Сано вернул разум на землю и раскопал в себе силы на отшучивания.
— Ну вот, меня приравняли к шлюхе.
— Ты нравишься больше. Просто нравишься.
Брыкался молодец, храбрился, да всё без толку.
— Теперь это похоже на признание.
— Оно и есть. Тебя что-то не устраивает?
Она оказалась не только сообразительнее его, но ещё и смелее. Какой же он всё-таки дурак.
— Только то, что по канонам жанра мне надо снова признаться в ответ. А так нет, всё просто прекрасно. Я круче шлюхи.
Аи усмехнулась, втянула воздух заложенным носом и задышала ртом ровнее и тише. Майки продолжал гладить её по спине, она продолжала цепляться за его рубашку сзади, а щекой упираться в торс. Тепло. Безопасно. С Майки ей было хорошо.
— А твои родители не будут против, если ты приведёшь на ночь девушку?
— У меня нет родителей.
— Извини…
— Да ладно, — Майки заботливо поправил свою куртку на ней и отстранился. — У меня дома только сестра. Могу отвезти тебя к Сонг Су или ещё к кому-нибудь, если ко мне не хочешь. Давай? Скажи, только адрес.
Он не хотел давать ей выбора. Хотел, чтобы сегодня ночью она ночевала у него, они могли поговорить, а он бы присмотрел за ней, и всё точно было бы в порядке. Но лишать Аи выбора — её не уважать.
— Поехали к тебе, — безо всякого стеснения согласилась Аи. Она слишком устала, чтобы далеко ехать, что-то кому-то объяснять, где-то пристраиваться. Зачем, когда есть Майки, который, кажется, не прогоняет её, готов помочь и даже обнимает. — Я только схожу за одеждой.
— Нет, давай я принесу.
Аи кивнула, не желая спорить. Уж больно много крови у Майки на рубашке — наверняка не хочет, чтобы она видела, что он там набедокурил.
— Ему, может, «скорую» вызвать? — чтобы успокоить совесть, предложила Аи.
Майки решил, что у них обоих совести быть не должно.
— Пошёл он в жопу. Жив — пусть спасибо скажет, —
«скажет, когда сможет говорить».
