Перевоспитанию не подлежит

            Руки, как шпильки: слишком тонкие, слишком худые. Ему нравилось, как эти шпильки обвили его торс и сомкнулись на животе в крепкий замочек. Так трогательно. Так близко. Она схватилась за него, как утопающий за прогнившую балку разрушенного корабля, и сидит, вжавшись всем телом в его спину, словно в единственное спасение посреди бескрайнего бездушного океана.       Абсурд. Она такого не заслужила. Перепуганная девочка, по воле случая оказавшаяся сидящей с ним на одном мотоцикле этой холодной дождливой ночью, не заслужила того, чтобы жизнь вытирала об неё ноги, как о половую тряпку. Как же он рад, что она оказалась здесь, а не в чужой постели.       Глушащий всё и вся звук мотора в одну секунду умолк. На мгновение показалось, что стало тихо, но только показалось. Шум ливня. Чудовищно громкий, всепоглощающий шум стеной стоящего ливня. Он был настолько громким, что создавал в себе искусственную тишину: пространство, где нет ничего, кроме шума.       Шума и, быть может, их двоих.       На остановку Сёчикара никак не отреагировала. Не уснула, нет — объятие по-прежнему было крепким.       — Аи, приехали, — слишком тихо, чтобы она его услышала.       Сано опустил руку на плотно сжатые в замочек пальцы и аккуратно попытался их расцепить. Безуспешно: руки слишком заледенели на холоде. Но Аи заметила его попытку, тут же разжала пальцы сама.       — Извини.       — Ничего. Сама слезешь?       Слезет, конечно.       Майки слышал, как она встала в лужу, и как ругнулась не очень громко тоже расслышал. У него на ногах сапоги — не промокнет — а вот на ней тряпичные кеды, и только. Наверняка уже насквозь. Надо поскорее добраться до дома и отправить Аи в душ.       — Пробежимся?       Сано обычно так и делал: от навеса, под которым он бросал мотоцикл, до дома бегом было две минуты. Но Аи качнула головой:       — Нет, пошли пешком.       Похоже, ей не до пробежек. Устала? Плохо себя чувствует? Да наверняка всё и сразу.       — Ну, пешком так пешком. — И зачем-то добавил: — Ты говори, если что: я и на руках могу донести.       Аи не ответила, только улыбнулась. И правда, бред какой ляпнул…       По улице они шли плечом к плечу, с каждой секундой промокая и замерзая всё сильнее. Он мокрый, она такая же. Холодно. На мотоцикле, пока Аи его обнимала, было куда теплее, несмотря на бьющий в лицо ветер и отмёрзшие до самых костей пальцы.       Майки подумал раз, а не взять ли ему Аи за руку — хоть какое-то тепло — но обе руки девушки оказались в карманах. Он даже немного расстроился.       Шли они, конечно же, дольше двух минут. Минут пять — минимум.       — Твой дом? Такой огромный, — почему-то её это удивило. А она думала, он ютится в съёмной квартирке? О нет, он не настолько самостоятельный. — В таких домах обычно живут большими семьями.       Майки горько усмехнулся.       — Нас здесь живёт трое.       — Ясно… Одиноко, наверное.       «Ты даже не представляешь, насколько».       Сано нащупал на мокрых перекладинах давно заржавевшую щеколду: отодвинул в сторону, та упёрлась в железку, раздался режущий уши звук удара металла о металл. Парень распахнул калитку перед девушкой: «Давай, бегом на террасу». На его указание Аи отреагировала смешком и как ни в чём ни бывало пошла дальше вразвалочку к этой самой террасе. Так что, пусть он и завозился с обратно задвижкой секунд на десять, под козырьком они оказались одновременно.       — Вот охота тебе заболеть, — Майки нашарил в кармане связку и завозился в поисках нужного ключа. Аи стояла рядом, смотрела почему-то на дорогу, хотя ничего интересного там не было.       — Проходи.       Галантный жест: «Дамы вперёд».       Аи щёлкнула выключателем, безошибочно определив его местоположение. В комнате стало светло. Тихо. Похоже, в доме они были одни. С дедушкой всё ясно: он вернётся из Вакаямы через несколько дней, а вот Эмма, похоже, опять осталась у Тачибаны, хотя обещала, что сегодня-то уж точно переночует дома. Если бы не Аи — спать бы ему снова одному в этом «огромном семейном гнёздышке».       Сано тут же снял с себя столько мокрой одежды, сколько мог снять перед девушкой, и швырнул всё к стенке, дав себе обещание убрать это потом (когда-нибудь).       У Аи такой возможности не было. Оно и понятно: под ветровкой ничего кроме тонкой белой майки не было, а штаны при парне не снимешь. Будь его воля, наверное, он бы снял с неё всё прямо здесь и сейчас. Не из похоти и не из тайной жажды вживую поглазеть на голую девушку, а из тупейшего желания её согреть. Раздел бы, тут же закутал бы в одеяло и усадил бы у обогревателя с чашкой чего-нибудь ядрёно-горячего, пока не согреется.       Но если он так сделает, его примут за извращенца, а то и к животному приравняют. Она сегодня и так много из-за него натерпелась. Сегодня, вчера, да и вообще. Держи себя в руках, Сано, имей совесть и делай так, как учил тебя брат.       

~About five years earlier~

      — Ши-и-ин. А где лицо?       — Какое лицо?       — Твоё лицо! У тебя лицо — не лицо, а лопух бесцветный. Что за кирпичная морда?       Шиничиро с натугой улыбнулся на «приветствие» вернувшегося со школы брата и притянул это белобрысое чудо к себе, усаживая на колени.       — Сейчас твой старший брат даст тебе совет. Слушай внимательно и запоминай.       — Ты всегда советами раскидываешься, когда тебя бросают, — Майки язвительно хихикнул, — Из-за чего на этот раз, Мистер Неудачник?       — Ну Майки-и, — совсем уж жалобно, — не издевайся над братом.       — Понял, понял, молчу. Валяй свой совет, — благородно «разрешил» Сано-младший. Надо же этому неудачнику Шину кому-то выговориться. А кому, если не ему?       — Ну, так слушай… Помнишь, на той неделе я таскал тебя на романтическую комедию с Нацуной, и в этой комедии была такая сцена, где парень с девушкой промокли под дождём?       — Вчера был ливень… — напомнил Майки, уже понимая, чем это закончится. — Ты же не пялился на её грудь под промокшей кофтой, как тот парень из фильма?       — Боже, нет, Майки, нет! Я не настолько дурак!       — А насколько?       — Ну…       <…>       — Да ты и правда пустоголовый!       Шиничиро спорить особо и не пытался.       — Ты же сам терпеть не можешь, когда тебя трогают! А её ты раздеть решил! Я бы руки тебе переломал, как пить дать!       — Хах… Спасибо за поддержку, Майки… ты как всегда сама доброта…       Майки закатил глаза к небу, удивляясь, как Судьба могла быть к нему настолько неблагосклонна, что дала такого старшего брата. Небо в тот день было удивительно ясным.       …                           Вообще, в своё время Шиничиро надавал ему много дельных советов из своего «ценнейшего жизненного опыта» по типу «не раздевай девушку, она сама прекрасно с этим справится». Пользоваться ими Майки доселе не пользовался, но в голове держал и, как оказалось, не зря. Не будь этих советов, он едва ли сообразил, как вести себя с Аи теперь, когда он понял, что она ему нравится. Наверное, как брат тогда, полез бы «помогать ей со снятием одежды».             Майки вернулся из комнаты дедушки с полотенцами. Аи, уже разутая, стояла всё там же, ждала. Она рассматривала стоявшую рядом с дверью вазочку с икебаной*. Сано намеренно тихо остановился в коридоре сбоку и исподтишка всмотрелся в ничего не подозревающую девушку, пока та стояла неподвижно.       Чёрные прядки волос, где были достаточно длинными, прилипли к её лицу, вымокшая насквозь ветровка и спортивные штаны облепили тело. Аи была худенькой. Достаточно высокой (почти как Майки), но худенькой для своего роста, словно мало ела или очень много нервничала (или и то, и то сразу).       А глаза… Вернее, один глаз: он какой-то мутный. Блестит на свету, как лихорадочный, но ей-богу, мутный, как болотный омут.       Ей плохо.       По лицу видно, что плохо. Майки и сам это знает. Слезами и объятиями проблемы не решаются: они всё ещё тут, с ней, давят ей на плечи своим весом, не давая спокойно вздохнуть.       — Идёшь в душ? — Аи повернулась на его голос.       Улыбнулась.       Снова эта улыбка измученного пытками висельника. Зачем она улыбается, когда ей плохо? Чтобы он не волновался? От этого он будет волноваться в разы больше.       — Пошли, пока не околела, — Сано махнул ей рукой, приглашая за собой в дом. Благодаря Эмме у них было чисто, и краснеть ему не пришлось (живи он один — было бы по-другому).                    Ванная, самая дальняя комната по коридору и самая ближняя к заднему выходу во внутренний садик, делилась на две части бамбуковой ширмой: в одной части напротив двери была раковина, вешалки и место для переодевания, в другой — душ и ванна.       — Мокрые вещи брось в раковину, потом с ними разберёмся. Так… Ты иди тогда в душ, а я схожу за чем-нибудь, во что тебе переодеться. Вы с Эммой вроде одной комплекции… не против, если принесу вещи сестры?       Аи кивнула, сказала «Спасибо».       Улыбнулась.       — Не торопись с этим, — бросил он, прежде чем уйти, — отогрейся как следует.       — Ты разве не пойдёшь?       — Нет.                    Руки Сано отогрел в раковине на кухне. Потом покопался у Эммы в шкафу (за что та позже непременно его убьёт), нашёл чистую пижаму, вместе с ней — новое, ещё не распакованное нижнее бельё (точно убьёт); он оставил всё это перед ширмой в ванной и только тогда пошёл переодеваться.       Домашние шорты по колено и мятая толстовка — не самое приличное, что он мог на себя напялить, но домашняя одежда на то и домашняя, чтобы чувствовать себя в ней комфортно. К тому же время уже позднее и желания торчать перед комодом и ломать голову, «что бы такого приличного надеть в третьем часу ночи», не было ну вот ни капли.       Пока выдалась минутка, он снова сходил в комнату к сестре и поменял постель. Эмма и так заправляет новую каждые пять дней (не то что он), но всё-таки лучше на чистом.                    Аи всё равно вышла из ванной быстро. Они столкнулись в коридоре. Она закинула полотенце на шею, волосы растрепала, чтобы быстрее высохли; жёлтая пижамка Эммы была ей немного маловата (всё-таки Аи выше), но всё равно села хорошо.       «Милая.»       Только красные зарёванные глаза портили всю картину. Майки сделал вид, что не заметил. Вряд ли сейчас ей хотелось акцентировать на этом внимание.       — Куда ты так быстро выскочила? Я только-только переодеться успел.       — Я подумала, может, тебе тоже лучше сходить всё-таки? Просто мы оба промокли…       — Глухомань, сказал же: не пойду, — Майки дотянулся рукой до её макушки и потрепал остановившуюся рядом девушку по мокрым волосам. Кажется, ей нравилось, когда он так делал. — Пойдёшь со мной на кухню или в комнате отдохнёшь?       Ей явно хотелось согласиться на первое, но усталость брала верх.       — Отдохну.                    Комната Эммы изначально была больше чем у Майки и Шиничиро. Оправдывалось это тем, что она девочка и ей нужно пространство для творчества, полёта мысли и чего-то там ещё, чего общество мальчикам не присваивает. Ну и ладно. Никто не спорил.       Майки щёлкнул правым из двух выключателей, и приятный жёлтый свет двух настенных светильников пролился на пастельно-розовые обои и белую мебель.       — Кровать и стол в твоём распоряжении, — проинформировал Сано на всякий случай, краем глаза заметив, как застенчиво Аи косится на комнату, словно зарекаясь ничего чужого и пальцем не трогать. — Женские причиндалы вон в той тумбочке, если тебе надо, — он указал пальцем, — бери, не стесняйся, Эмма не жадная.       — Похоже, этот дом встречает меня теплее моего собственного… — она пролепетала это почти шёпотом, но Майки расслышал прекрасно. Стало не по себе. Грустно стало.       — Я загляну минут через десять (и постучу, так что делай, что хочешь).       Всё-таки в жизни с Эммой под одной крышей было много плюсов: начиная заботой и пониманием и заканчивая кое-какими полезными знаниями о жизни тех самых пятидесяти двух процентов населения земного шара, с которыми сам Майки был знаком пока плоховато.                    Чай травяной, ромашковый, пока ещё тёплый, но не горячий. Вместо сахара — липовый мёд. Майки размешивал тягучую массу в насыщенно-жёлтом напитке и думал о чём угодно кроме мёда и чая. В основном об Аи.       Кому он врёт…       Он думал только об Аи. Дурачьё… Ну влюбился и влюбился — зачем столько думать о ней? Как будто больше не о чем… И всё же.       Он тот ещё мудак.       Не успей он, задержись на десять минут, Аи он сегодня уже бы не увидел. Вообще возможно не увидел бы.       Джун. Скотина. Всё-таки слабо он ему врезал. А тот уёбок, Хими. Она же не просто так с ним пошла. Наверняка доверяла ему, раз оставила Дракена ранним утром посреди красного квартала. Если будет возможность, он сделает инвалидами их обоих. Возможности не будет — создаст возможность и сделает.       Только бы об этом Аи не узнала…       Чай был готов. Настало время похлопотать над закусками (не предлагать же девушке пустую воду). На кухне Майки застрял ещё минут на пятнадцать в попытках выродить из своих кулинарных способностей хоть что-нибудь съедобное.       Выродились тосты с джемом и пара порезанных яблок. Да, Майки не умел готовить, обычно этим занималась Эмма, но, раз уж Эммы дома нет, выбора у Аи тоже нет. Слышал, девушки не едят после шести? Ну вот, отличная возможность похудеть. Хотя куда уж ещё больше…                    Правой рукой искусно удерживая в равновесии поднос с чаем и псевдо-ужином, левой Майки постучал в дверь спальни.       — Можно? — вроде бы он спросил достаточно громко, но Аи не ответила.       Стук снова. В ответ тишина. Сано тихо приоткрыл дверь и одним глазком заглянул внутрь: в комнате было темно, одна настольная лампа горела; Аи лежала на кровати поверх одеяла, обняв подушку, и, кажется, спала.       «Так быстро уснула. Устала, видимо».       Стараясь не скрипеть половицами, Майки дошёл до рабочего стола и поставил поднос на него.       Правду говорят, что во сне люди красивее. В прошлый раз, когда они спали в одной комнате, он не особо обратил на это внимание, но сейчас почему-то заметил. И никакие бинты, повязки и пластыри не испортят его впечатления. Она красивая. Точка. И далеко не только красивая.       Сано подошёл к кровати и бесшумно присел на край. Пусть потом ему оторвут за это руки, ну а пока вы в жизни не убедите влюблённого мальчишку, что что-то делать нельзя, не стоит или неправильно.       Пальцами он убрал с её лица мокрую чёлку. Волосы холодные, кожа горячая.       Слишком горячая.       Майки положил ладонь полностью ей на лоб. Чёрт.       Он согнулся всем туловищем, наклонился вниз, сухими губами коснулся её лба. Касание почему-то задержалось. Целовать спящую девушку — это как-то немного…       — Что ты делаешь? — её голос прозвучал шёпотом. Она не дёргалась, не мешала ему. Просто наблюдала и ждала, что он будет делать дальше.       Майки невозмутимо отстранился и даже посмотрел ей в глаза. В один глаз.       — Прости, что разбудил, — он обещал себе запомнить, как легко она просыпается от касаний, но воспоминание вылетело из утомленной головы быстрее пули. — У тебя температура. Высокая, кажется.       Её не удивила ни эта новость, ни его наглая близость. Что-то из этого ей даже пришлось по вкусу, потому что во вновь появившейся на лице улыбке показалось что-то искренне тёплое.       — Ага, уже давно. Не такая уж и высокая.       Дурочка.       Здоровье — не то, с чем можно играть, как клоун с мячиками, а потом уронить эти мячики себе на голову, не проломив череп.       — Сёчикара, ты меня убиваешь…       — Ты начал первый, теперь не жалуйся, — похоже, намёк на то, что он первым признался. Что ж. Он ни капельки не жалеет.       — Сейчас схожу за градусником. Не убегай.                    Майки вернулся спустя почти десять минут: с градусником и пакетиком какого-то лекарства. Градусник нашёлся быстро (он всегда находился в аптечке), а вот с поисками жаропонижающего пришлось попотеть.       — Держи, — он протянул девушке уже скинутый градусник, — мерь сейчас. Мне кажется, там далеко не тридцать семь и пять.       Сёчикара без видимого энтузиазма забрала градусник и спрятала его под пижамой. Белое порошковое содержимое бумажного пакетика оказалось в чае. Теперь чай не будет таким вкусным.       — Манджиро…       — А?       — Давай ты пойдёшь спать? Время просто уже…       Выглядело и звучало как попытка его спровадить.       — Всё в порядке. Я всегда поздно ложусь, — что правда, то правда. — Доставай.       Аи достала градусник и подслеповато пощурилась правым глазом, вглядываясь в ртутную шкалу измерения.       — Тридцать семь и девять.       — Не верю, — по ощущениям тридцатью семью там и не пахло. — Дай сюда.       Аи вздохнула как-то печально. Градусник отдала, но предусмотрительно отвернулась к стеночке лицом.       — Только давай без паники, ладно?..       Пальцы с градусником слегка побелели, Майки стало душно.       — Тридцать девять и шесть… Пиздец… — «без паники»? Это она верно угадала. — Тебе в больницу с такой температурой надо! Как ты ходила-то вообще?!       Аи пожала одним правым плечом.       — Прекрасно я ходила. Лучше всех.       — Несмешно, Аи. Давай в больницу?       — Я и не смеюсь. Это от стресса. Забей, со всеми бывает, — аргументация была ни к чёрту, и она знала об этом лучше него.       — Мне всё равно, из-за чего! С такой температурой люди долго не живут. Подскочит до сорока двух за пару часов, и всё. Это шутки по-твоему?!       Аи доводами рассудка не впечатлилась. Манджиро Сано — не Джейн Остин, ему можно и посопротивляться.       — Попробовал бы ты столько в один день нервных клеток вгрохать, у тебя бы тоже температура была. Относись к этому как к неприятному побочному эффекту.       Сарказм держался на грани. С шутками тоже стало туго: Майки на них не реагировал.       — Давай вызовем скорую?       — Отцепись, Сано. Просто температура. Не надо тут скорых и больниц: только деньги тратить*.       — Что мне с тобой делать, если она выше поднимется?! Ты знаешь?!       — Господи, успокойся, это всего лишь температура!       — С такой температурой и откинуться можно!       Он слегка повысил голос, она повысила в ответ. Невыносимо.       Сёчикара издала в стенку странный звук, похожий ни то на стон, ни то на мычание. Резко она села на кровати, тут же схватилась за голову и, придерживая пальцами висок, перевела поблёскивавший в сумраке взгляд на Майки. Взгляд не злой, нет конечно. Уж скорее умоляющий.       — Послушай, — голос провалился. Она коротко откашлялась, — Если меня сейчас осмотрят врачи, мне не сделают «просто укол в задницу», меня закроют в больнице и скорее всего надолго, а у меня нет на это ни денег*, ни времени. Пожалуйста, давай без этого?       Майки отложил градусник на стол, сам сел на кровать полу-боком к Аи.       — Почему тебя обязательно положат в больницу?       — Секрет.       — Ты же из-за этого секрета у меня дома коньки откинуть не собираешься, правда?       — Я не собираюсь откидывать коньки ближайшие лет сорок точно. И уж тем более не у тебя дома.       Ну, эта отмазка была хотя бы забавной. Сёчекаре бы на Мальдивах с бокалом вина в руке «коньки отбрасывать», а не у него дома, с температурой и заплаканными глазами.       Майки гуляющим взглядом поизучал пол несколько секунд, потом снова повернулся к ней.       — Давай так: если через два часа она не спадёт, мы везём тебя в больницу. Спадёт — смотрим до утра, а там по ситуации.       Аи кивнула, принимая такой компромисс.       — Славно, — Сано забрал со стола чай, протянул чашку Аи. — На. Бери смелее, он чуть-тёплый: тебе горячий нельзя.       Тёплая керамика, соприкосновение горячих пальцев с холодными, очередное «Спасибо», промедление, первый глоток, второй, третий, четвёртый; на шестом в кружке было уже пусто. «Вкусно», — ну и прекрасно.       Чай совсем разморил. Вряд ли она хорошо спала последние пару суток, а тут ещё и тело побитое, и стресс, и температура под сорок.       — Не спи. Температуру будем мерить каждые двадцать минут.       — Да не сплю я, не сплю, — Аи демонстративно потёрла глаза, но зевоту сдержала с трудом.       Милая, да. Он с детства был уверен, что всё «милое» ему не нравится. Ошибался.       — Сано, а у тебя синяки под глазами… — непонятно, к чему она это сказала? — Полежать не хочешь?       «Нет» он ответить не успел.       Тут же Аи зачем-то слезла с кровати. Не совсем «слезла», конечно, («кое-как сползла» тут подошло бы больше), но сам факт: постель она покинула.       — Ты чего вскочила?       — Сядь туда, — девушка указала на место, где она сама только что сидела, а точнее — на оставленную у изголовья кровати подушку.       Майки выгнул бровь, не очень понимая, от жара ли она творит чепуху, или в её просьбе есть какой-то смысл.       — Зачем?       — Просто сядь. Я же не звезду с неба прошу.       Майки пристально посмотрел на подушку, но подвоха не обнаружил.       Ладно, пусть.       Сано поставил подушку «стоя», расправил одеяло и устроил задницу на матрасе поудобнее.       Аи снова подошла к кровати, ручками раздвинула ему колени в стороны (ещё и так уверенно, словно раздвигать ноги порядочным людям для неё обычное дело), вскарабкалась на матрас и как ни в чём ни бывало устроилась у Майки между бёдер.       — Чёрт, а ты и правда тёплый.       Её знобило. Сильно. Всё тело было до того горячим, что Майки самому стало жарко. Или жарко ему стало не от этого.       Похоже, на мотоцикле она не задумывалась о вечности и не не отпускать его хотела: просто грелась, как кошка у хозяина на груди (в данном случае — на спине). А он-то себе уже напридумывал… Хотя она же сказала, что он ей нравится: имел полное право на «придумывания».       — Одеялом накрыться было не судьба?       — Не судьба. А ты против?       — Нет.       — Тогда ну эти ваши одеяла, когда у меня есть парень. Ну… не у меня… парень… точнее… блин…       — Я понял, не утруждайся, — Майки усмехнулся. Кто-кто, а он-то точно не против, чтобы она называла его своим парнем. Желательно почаще. Желательно нежно и не стесняясь. Желательно его ещё в щёчку при этом поцеловать, и тогда он точно будет самым счастливым болваном на свете.       Сама себе противореча, Аи забрала это самое «ну одеяло» повыше, до самого подбородка, и знобко под ним поёжилась. При такой температуре вообще странно, что она дотянула вечер до этого момента. Эмма в детстве часто болела, болела сильно, и когда температура переваливала за 39.0, она переставала соображать совершенно. У него и самого было так же. А Аи, вон, ещё бодрячком. Может, у них организм устроен по-разному? Как-то по-другому на температуру реагирует? Да вряд ли. Наверняка она просто терпит.       Сано оторвал внезапно отяжелевшие руки от матраса и протиснул их под локтями девушки. Аи не возражала. Объятия есть объятия и ей они, похоже, нравились так же, как растрёпанные волосы на голове и вкусная лапша вок.       Пальцы Майки сцепились в замочек на её животе: так же она обнимала его, пока они ехали сюда. Жест получился аккуратным, совсем ненавязчивым и лишь на каплю — интимным. Откуда-то он знал, что Аи только такие жесты и оценит.       Ах да, Сонг Су…       Они оба замолчали. В тишине дыхание Аи казалось очень громким: дышала она глубоко, очень шумно (при температуре всегда так).       — Ты не хочешь поговорить?       Майки спросил, а потом только понял, что именно.       — Давай, — и конечно же она обеими руками ухватилась за возможность избежать тишины. — О чём?       — Обо всём. О чём хочешь.       «…О тебе».       Возможно, после таких запросов Аи будет считать его идиотом. Возможно. Ну и пусть.       Сано не умел вести задушевные разговоры. Тем более с девушками. Тем более с такими девушками. Он не хотел разговаривать, хотел только слушать. Как эгоист. Хотя почему «как»? Он и был самым натуральным эгоистом. Ему столько всего хотелось от неё услышать, а о себе говорить не хотелось вовсе. Эгоист? Да, самый настоящий.       — «Обо всём»… — повторила она его фразу; замолкла, задумалась, только спустя почти минуту заговорила снова: — Вообще-то кое-что я и правда хотела с тобой обсудить. Только вот, Майки…       — Да?       Снова пауза. Сколько бы не общались, он не мог никак угадать, что творилось у неё в голове, словно у неё там портал в другую вселенную, честное слово.       — Ну?       — Я знаю, что, скорее всего, да, но… Сонг Су рассказывал тебе обо мне? Нет. Вернее даже… Как много он тебе рассказал?       Наверное, портал всё-таки не в другую вселенную, а в голову собеседника. Иначе как ей удавалось каждый раз так удачно угадывать его мысли?       А между тем, вопрос был максимально неприятным.       На самом деле он знал уже всё. Ну, почти всё. Но услышать всю историю от Сонг Су — это одно, услышать её от Аи — это…       Если она расскажет ему всё то, что он услышал сегодня ночью в борделе от одного несносного сутенёра, тогда, наверное, он запишет Аи себе в спутницы жизни. Пока карандашиком, но запишет. Если она доверится ему настолько, чтобы такое рассказать, у него не будет другого выбора, кроме как оправдать её доверие. По правде говоря, он вообще сомневался, что такое доверие заслужил.       — Не ври только, — предупредила она, прежде чем он успел дать ответ.       Он и не собирался. Разве что совсем чуть-чуть.       — Знаю всё в общих чертах: про Джуна, Шина и про тебя немного… реально немного. Фусимэги сказал, подробности ты сама расскажешь, когда будешь готова. Если вообще захочешь рассказывать.       Аи откинулась головой на его плечо. Теперь она не улыбалась. Глаза были прикрыты, искусанные губы плотно сжаты.       — Это вообще долгая история. Сам-то не уснёшь?       — Я выпил кофе.       Аи ущипнула его за руку под одеялом. Слабенько так, играючи.       — Дурак? Кто пьёт кофе на ночь? Сердце не жалко?       — После тебя — уже не особо.