Перевоспитанию не подлежит

      Конец августа 2003 года был до того жарким и знойным, что любая пустыня позавидовала бы. В воздухе витал запах жжёного асфальта, на улицах города Токио в полуденные часы повисала тишина, достойная кладбища. Именно в такое время в такую погоду двенадцатилетняя ученица начальной школы в белом платьице и соломенной шляпе с широкими полями шагала в окружении трёх подруг по тротуару в тени клёнов. Девочки оживлённо о чём-то спорили, и со стороны могло показаться, что кроха в белом платье здесь лишняя, но это было далеко от правды. Спор вёлся из-за неё.       — Говорю же, в Сабузу! А-чан понравилось там клубничное мороженое! Правда же, А-чан?       — Нет-нет-нет, никакой Сабузы. Нам надо в Джу-джо. Там вкусные молочные коктейли. В такую жару молочный коктейль — это то, что нужно. В прошлый раз А-чан выпила два, и мне тоже понравилось. Куриру, я помню, ты заказывала банановый. Ты же сказала, что вкусно.       — Вкусно-то вкусно, но я всё равно за Кирубу-Чо. Уже обед, надо что-нибудь серьёзное, а не сладости. А-чан, помнишь, там было вкусное карри? Мы заказывали его на двоих в тот раз.       — Какое ещё карри?! Она не любит острое!       — Это было сладкое карри, Момо, не лезь!       А-чан (или просто малышка Аи) не имела никаких претензий ни на одно из этих заведений, и для неё всегда было удивительно, что споры по поводу её вкусов разверзались даже тогда, когда ей было всё равно. По неведомым ей причинам, каждый знакомый ей человек считал своим долгом угодить именно её вкусам. Откуда такое влияние? Сложно сказать. Она просто всем нравилась, и все хотели с ней дружить — неминуемое проклятие всех экстравертов с красивым личиком, приятным голосом и милой улыбкой.       — Сабуза!       — Нет, Джу-джо!       — Хватит спорить. Давайте завтра сходим в Гинзу? Там есть и основное, и сладости — закажете, что захотите.       Все три пары глаз, устремлённые на неё, выражали удивление.       — Завтра? Почему не сегодня? А-чан, ты обещала!       — Да-да, обещала! Ещё во вторник!       Аи с сожалением улыбнулась:       — Сегодня онни-чан вернулся с учёбы. Хочу побыть дома, пока он снова не уехал.       Любые препирания моментально прекратились, и все понимающе кивнули. Брат — это святое. По крайней мере, для маленькой Аи это было так. Если остальные мальчики и девочки больше любили родителей, нежели братьев и сестёр, то для неё брат замещал и мать, и отца, и ни для кого это не было секретом.       Распрощавшись с подругами, Аи свернула на узкую улочку вдоль канала, по правую сторону от которого ровной чередой стояли дома. Её дом немного выделялся среди прочих и заметен он был издалека: большой участок, три этажа, сад, гараж, пристройка — поистине европейский размах, не свойственный крохотным японским кварталам. Роскошный дом, нечего и говорить. В те времена они жили достаточно хорошо, чтобы позволить себе такой.       Девочка прошла внутрь и разулась у двери. С порога были слышны разлетавшиеся по всем комнатам голоса: оба родителя дома. В выходные Аи старалась гулять подольше и возвращаться домой только к вечеру, чтобы не слышать их ругань, но сегодня повод был особенный.       Малышка прошла в дом и заглянула на кухню. Они были там, но ни один из них её даже не заметил. Как всегда. Ничего нового. Они жили так уже пять лет. Аи особо не вслушивалась в содержание ссор, но обычно на повестке дня стояли любовники матери, маленькая зарплата отца, «брак не по любви» и «брошенные на произвол судьбы дети». С последним Аи была полностью согласна, хотя и не понимала, почему, обсуждая это, никто так и не надумал подобрать этих брошенок.       С булкой в одной руке и пакетиком сока в другой малышка Аи вышла на задний двор. Шин уже был там — сидел на скамейке под вишней, — а рядом с ним стояли ещё двое: Сонг Су и Джун. Они что-то активно обсуждали. Вернее, обсуждали Шин и Сонг Су, а Джун только делал вид, что принадлежит к их компании, и только изредка кивал головой или вставлял неуверенные комментарии, никогда не приходившиеся к месту.       Фусимэги часто бывал у них в гостях с тех пор, как они с Шином познакомились в старшей школе, но вот присутствие здесь Джуна Аи никак не могла себе объяснить. Он и его отец — коллега папы по работе — начинали бывать в их доме всё чаще и чаще; порой Джун оставался на ночь и спал на кухне на диване, но никто из домочадцев, включая Аи и Шина, не был заинтересован с ним в общении. Он просто спал, просто был, просто жил. Зачем и почему — вопросы в то время открытые. Но ладно бы он просто приходил, но эти взгляды, которые он бросал на неё, стоило только ей появиться в его поле зрения, её порядком пугали. В этих взглядах было что-то, чего она не понимала — слишком маленькая была, чтобы понимать. Да и даже если бы понимала, они вызывали бы у неё отвращение, а не страх — всего-то. Сейчас она назвала бы эти взгляды «сальными».       Уже тогда Джун по натуре своей был жалок. Ей не нравилось, как он говорил, как ужимисто усмехался, как смотрел свысока на Аи, когда они впервые встретились, и как смотрел на неё потом, когда продолжали общаться. В свои пятнадцать Сёцу был чуть ниже двадцатилетнего Шина, а по телосложению — даже крепче. Наверное, это было генетическое (а быть может, он просто не умел правильно качаться), поэтому его тело выглядело ломанным и неправильно скомплектованным, словно разные его части были сложены из разных материалов. В этом он был очень похож на своего отца; ему вообще многое передалось от родителя: большая голова, широкие плечи, непропорционально огромные руки, как у обезьяны, приплюснутый нос. Что Джун, что его отец выглядели как крестьяне в десятом поколении промывающие рис в мутных ручьях Мабэчи. Объективно, они не были красивыми людьми. Ну, или они не были людьми, которые нравились Аи.       Первым застывшую на террасе Аи заметил Фусимэги и приветливо помахал девочке рукой. В то время Сонг Су ещё не покрасился, и чёрные, как смоль, волосы придавали ему схожести с воронёнком.       Вслед за другом Шин тоже повернулся в её сторону и улыбнулся. Эта улыбка наверняка разбила немало сердец. Шин вообще был красивым парнем, если не сказать «смазливым». Аи видела фотографии мамы в молодости, и Шин был очень на неё похож, в то время как сама Аи пошла больше в отца. Гладкая кожа, мягкие тёмные волосы, серые глаза с двойным веком — как у Аи — и всегда будто приподнятые вверх брови, особо выразительно выглядывавшие над очками. С таким лицом он мог бы стать айдолом, актёром или певцом, но вместо этого он почему-то решил стать инженером-механиком. Кто бы что ни говорил, а Аи этот выбор одобряла. Как студенту технического ВУЗа, ему были выписаны бесплатные журналы математического и технического содержания; так как Шин с ними дома не жил, а журналы приходили именно туда, все они доставались Аи — несомненный плюс выбранной братом профессии.       Малышка подошла к Шину поближе и тот, подняв сестру на руки, усадил её к себе на колени.       — Привет, братик.       Шин улыбнулся ещё раз, на этот раз ещё нежнее, и с каким-то особым трепетом чмокнул сестру в макушку. Она обожала, когда он так делал, и возражений, разумеется, не было.       — И тебе привет, солнце. С остальными поздороваться не хочешь?       Аи кивнула и с улыбкой отвесила Сонг Су полувежливое ни то «привет», ни то «добрый день», тот сделал то же самое в ответ, только ещё менее формально. Они хорошо друг с другом ладили, и тут проблем не было.       — А с Джуном?       На это Аи поджала губы и упёрто помотала головой.       — Это неприлично, Аи.       — Ой, да отстань ты от неё, Шин. Мне, вот, он тоже не нравится, — Фусимэги неласково толкнул стоящего рядом Джуна локтем в бок. Джун ответил взаимностью и тоже толкнул.       — Я тебя вообще-то слышу, придурок.       — Поэтому и говорю вслух. Настолько тупой, что никак не допрёшь?       — Нарываешься?!       — Успокойтесь, вы оба, — вклинился между ними Шин, нередко выступавший на такого рода собраниях в виде мирского судьи. — А ты вообще старше, — это он Фусимэги, — веди себя как взрослый, нечего со школьниками цапаться.       И Джун, и Сонг Су фыркнули, как коты от резкого запаха, и показушно поворотили носы в разные стороны. С первой их встречи они на дух друг друга не переносили. Аи понимала Сонг Су и искренне не понимала Шина. Почему он возился с этим парнем? Если она не любила его только за деревянную голову со звонким полым звуком, то вот Сонг Су он «по ошибке» чуть не избил со своей бандой. Разве этого не достаточно, чтобы посылать его куда подальше при каждой встрече?       (Будь Аи тогда старше и знай она ситуацию так же, как знал её Шин, этот вопрос наверняка у неё бы отпал. История с любовниками матери (последним из которых оказался папин коллега и по совместительству отец Джуна) вскрылась буквально на днях, и теперь и без того хрупкие отношения родителей висели на волоске от развода. Если бы дело дошло до суда, вероятно, детей разделили бы «поровну», и Аи, как девочке, пришлось бы остаться с матерью (таковы уж японские нравы). Мать, в свою очередь, наверняка начнёт жить с любовником в открытую, а, раз у любовника есть сын, портить с ним отношения лучше не стоит, чтобы не портить маленькой Аи жизнь в ближайшем и, к сожалению, неизбежном будущем).       — Что это? — Шин перевёл тему с ссоры на Аи и указал на сок и булку в её крохотных ручках.       — Обед, — объяснила она.       Сёчикара-старший посмотрел в сторону дома, прислушался, убедился, что там по-прежнему бушует ураган. Войти в дом значило бы неминуемо нарваться на скандал, а ему, похоже, и без того было непросто.       Рука парня опустилась на детскую головку и, стараясь не растрепать колосок, аккуратно пригладила тонкие волосы.       — Сходим нормально пообедать попозже. Мы с парнями минут пять ещё поговорим, а дальше я весь твой. Хорошо?       — Хорошо.       Если бы Аи в двенадцать лет попросили описать своего брата, она бы назвала его «добрым». Насколько ей было известно, именно таких людей принято называть добрыми. Добрыми, мудрыми. Было в нём что-то такое, за что уважают, и даже знание, что Шин состоит в банде и работает в мастерской, не портило этого впечатления. В её глазах он был прекрасен, и любое его устное обещание приравнивалось к клятве на крови. Без сомнения, через десять минут Шин будет её и ничей больше.       А между тем разговор «взрослых» продолжался и звучал очень серьёзно. Аи не была уверена, что правда хочет его слушать. Речь шла о похоронах. Тогда Аи ещё не приходилось сталкиваться со смертью, и она плохо представляла себе масштабы происходящего, но лицо брата, его сведённые брови и поджатые губы, дрожащий голос — всё говорило не в пользу этого происшествия.

«Жалко мальчишку. Да и девочку тоже. Они одного возраста с Аи, кажется». «Надо думать, что делать с церемонией, они одни не потянут». «Он обещал отвести его в дом отца». «Я займусь этим». «У него остались накопления?» «Я найду деньги».

      Исходя из вышеперечисленных урывков, которые Аи всё-таки, да запомнила, умер друг Шина. Вроде бы они были близки, но знакомы совсем недавно. Имена не звучали, фамилии тоже. И Шин, и Сонг Су словно нарочно избегали и того, и другого. Атмосфера стояла гнетущая. И без того тяжёлый жаркий воздух становился ещё тяжелее. При ней Шин звонил несколько раз в какое-то агентство, потом в больницу, один раз трубку брал Сонг Су и тоже о чём-то договаривался. В конце концов они дошли до даты похорон и времени, и тут-то возникла накладка.       — Подожди. Среда — это хорошо, но у Аи вечерние занятия. Я не успею её забрать, — Шин приехал всего на неделю, но это обязательство уже скинули на него, пусть и временно. Курсы были для ребят постарше, Аи там ни с кем не подружилась, и, как не хотелось отправить её в свободное плавание, приходилось её оттуда забирать.       Сёчикара-младшая, заслышав своё имя, оторвалась от булки, и с набитым ртом заявила, что могла бы добраться и сама. Предложение, ожидаемо, тут же забраковали.       — Нет, не пойдёт. В семь вечера уже поздно, темно, одна ты никуда не пойдёшь.       Шин с надеждой посмотрел на Фусимэги, но тот мог только покачать головой.       — Поезд в Аомори в четверг рано утром. Мне надо заниматься переездом: до вечера буду паковать вещи.       — Ясно…       Все призадумались над решением сложившейся ситуации. Сонг Су с Шином и правда думали, Аи не утруждала себя этим занятием, Джун же уже имел «решение», но какое-то время никак не решался произнести его вслух. В то время его закомплексованность проявлялась не в агрессии к миру окружающему, а в стеснительности. Но всё-таки он собрался с духом и выдал:       — Я могу забрать.       Все взгляды, без исключения, обратились в его сторону. Перспектива отправить младшую сестру с занятий в компании такого парня Шину была явно не по душе, Сонг Су же категорически не хотел такой исход даже рассматривать. Аи он любил, как родную сестру, и доверять её кому-то вроде Джуна он был решительно не намерен.       — Ага, щас, — огрызнулся Фусимэги, — как будто людей на свете больше нет, чтобы тебя за ней отправлять. Перебьёшься.       Ещё пара таких реплик, и Джун набросился бы на него с кулаками, но у Аи не было никакого желания смотреть и слышать очередную ссору. Почему нельзя просто поскорее закончить и отпустить её с Шином обедать?       — Я не против, пусть заберёт Джун.

***

      О чём она думала, когда соглашалась? Да бог его знает. Ей просто хотелось поскорее закрыть тему и остаться с Шином. В любом другом случае она бы на такое не подписалась. Джун ей не нравился внешне — это во-первых, Джун не нравился ей как человек — это во-вторых, Джун не внушал ей ни капли доверия — это в-третьих. И всё же она согласилась.       Аи в седьмой раз проверила часы: без двадцати восемь. Она проверяла время каждые пять минут вот уже более получаса, но на горизонте никто так и не появился. Центр экзаменационной подготовки уже закрылся, в окнах погас свет, ушёл последний учитель, а она так и сидела на ступеньках, дожидаясь, когда же её заберут. Шин сказал, что придёт вместо Джуна, если успеет, но сейчас она была бы рада кому угодно, пусть даже Джуну.       Малышка уже начала клевать носом коленки, когда со стороны ворот послышался окрик:       — Хэй, детка! — Аи аж передёрнуло. Конечно, она узнала голос, и конечно, такое обращение было ей неприятно. — Сорри, задержался, был занят.       «Зачем же ты тогда согласился меня забирать, если был занят?» — зло подумала Аи, заранее решившая не высказывать никаких претензий вслух. А претензии к человеку, который говорил «сорри» и к двенадцатилетней девочке обращался на «детка», у неё и правда имелись.       Аи поморщилась, но оставила все комментарии при себе.       — Ничего. Нас задержали, так что я тут недолго. Пошли.       Удивительно, но он был достаточным идиотом, чтобы в это поверить.       Из-за калитки они вышли уже в начале девятого. После дневной жары вечерняя прохлада казалась холодом, и Аи слегка дрожала, но её спутник этого не замечал. Он выбрал слишком медленный темп ходьбы, и они плелись по дороге, как улитки, с перспективой добраться до дома в лучшем случае часам к десяти. Ситуация ухудшалась тем, что Джун без умолку что-то говорил — что-то про банды, драки и разборки — что-то про то, что Аи было совершенно не интересно. Так много он разговаривал только с ней. Ни с отцом, ни с Шином, ни с Фусимэги Джун не говорил столько, сколько с Аи. Возможно, она была единственной, кто не затыкал его сразу же, а ему просто не было разницы, слушают его или игнорируют. Самый натуральный нарцисс, который пресмыкается перед старшими, но нагружает галлонами ненужной информации ни в чём не повинного ребёнка.       — … мороженое?       Эта говорящая голова заглохла впервые за десять минут, и вроде бы последняя его реплика была вопросительной.       Аи подняла голову и переспросила.       — Спрашиваю, мороженое не хочешь? Тут парк есть: там вкусное клубничное.       Аи не ела с самого обеда. Пусть даже ей было холодно, и она легко могла заболеть, мороженое — хоть что-то. Если они будут так идти, случай поесть ей выпадет ещё не скоро.       — Хочу.       Рожок с двумя розовыми шариками очутился у неё в руках минут через пять после этого разговора. Аи уже так и чувствовала, как завтра у неё будет болеть горло и, возможно, появится насморк, но это будет завтра, а сегодня она хочет кушать.       Джун присел с ней рядом. Почему-то вместо того, чтобы самому поморозиться холодными сладостями, он решил смотреть, как их ест кто-то другой. Аи было некомфортно под его взглядом, но до самой середины второго шарика она старалась его не замечать. И всё-таки потом это стало невозможно.       — Ты такая милая, когда ешь.       Комплимент в лоб, если это можно было назвать комплиментом, заставил Аи отлипнуть от рожка и выговорить неуверенное «спасибо». Из уст Джуна это прозвучало, скорее, как подтрунивание или что-то в этом роде.       — И всё-таки хорошая сегодня погода. Не жарко.       — Ага…       — Матушка сказала, что ты выиграла олимпиаду по математике, — эта привычка называть её, Аи, маму своей тогда ввергала Аи в ступор. — Поздравляю. Ты такая умная, капец просто. Где вы только такие мозги берёте? И ты, и Шин — ёбаные гении.       Аи повторила сухое «спасибо» и отодвинулась от Джуна подальше на скамеечке, на которой они сидели. Лучше бы сейчас он говорил про бандитов и драки. С чего вдруг такое внимание? Надо было идти одной, а не дожидаться его… Зачем они вообще пришли в этот парк? Чтобы он пялился на неё, пока она ест?       — А ты только клубничное любишь? Ты ешь много клубники. Отец говорит, что, если много чего-то есть, появится аллергия, прикинь! И сладости ты, кстати, тоже любишь, я заметил. Зубы не болят? У меня в шесть лет удаляли кариес. Я с тех пор вообще сладкое не ем. Я когда рассказываю, мне не верят <…>.       Аи так и не смогла для себя разъяснить, что больше её напрягало: разговоры, скачущие с одной темы на другую, или тот факт, что Джун следил за тем, что она ест. Он хотел произвести на неё впечатление? Произвёл. Отрицательное.       Как хорошо было, когда они вообще не общались…       — А физика? Почему именно физика? В начальной школе её ещё нет, а ты уже ходишь на курсы. Как такая хрень вообще может быть интересной? У нас она началась в позапрошлом году. Я как глянул на этот пиздец в первом параграфе, так и выпал. А наша физичка, ты не представляешь, старая шлюха <…>       Аи уткнулась взглядом в землю и решила снова не слушать. Ей не нравилось, как он говорил. Ей не нравилось, что он говорил. Ей просто не нравилось. Джун сам по себе вызывал у неё какое-то отторжение и, даже когда старалась, она не могла питать к нему ничего кроме негатива.       Ещё минуты три они провели под звук монотонного монолога Джуна о чём-то, о чём Аи не слышала. Вроде бы он говорил про неё саму, но ответа не требовалось, так что она не вникала: не хотелось слышать о себе неприятное, а Джун грузил говорить гадости, даже когда пытался её похвалить. Но одна фраза всё-таки заставила Аи снова обратить на него своё внимание.       — А вообще, знаешь, я ведь не просто так тебя сюда позвал.       Это прозвучало точь-в-точь как начало серьёзного разговора, а она такие разговоры ненавидела, особенно когда они производились над ней.       — Эти полгода я так часто бывал у вас дома, и мы с тобой часто виделись. Ну, фильмы вместе смотрели, помнишь? Я ещё тебя в игровой центр водил. Ты играла в автоматы с этими стрелялками и тот, который с гонками, он тебе понравился.       Конечно помнила. Как не помнить. Папа был в командировке, мама уехала с отцом Джуна «весело проводить время» куда-то на юго-восточные пляжи, а самого Джуна оставили присматривать за Аи против её воли, так как больше было некому.       — Короче, мы дохера времени проводили вместе, — ложь чистейшей воды. — Мне отец говорил, что школьницам нравятся парни постарше, да и вообще, ты уже взрослая, так что должна понимать. Это я вот к чему… — он сделал паузу, которая показалась Аи как никогда зловещей. Она сглотнула, и роковой вопрос прозвучал: — Я… Может, я тебе нравлюсь?       Если бы тогда Аи знала о сарказме и иронии и умела ими пользоваться, она непременно расхохоталась бы истерическим смехом ему прямо в лицо. Но нет, пока она не знала, как выражать эмоции таким образом, и всё, что было в её силах — это удивиться и растеряться.       Джун явно не шутил. Она вообще впервые видела на его глупом лице такую серьёзную мину. Это выражение вводило её в ступор и немного пугала. Но что она могла ответить на такое? Только правду, очевидно.       — Нет, не нравишься.       — Совсем?       — Да, совсем.       В воздухе между ними зависло молчание. Людей в парке было удивительно мало, до сих пор Аи не увидела ни одного прохожего. Ей становилось всё более не по себе. Мороженое стремительно таяло, рожок уже подмок и размяк, доедать его совсем расхотелось. Что это за разговор только что был? На своём коротком веку она успела прочитать пару книжек с похожим сюжетом, но там герои взаимно друг другу нравились, и развязка была совершенно другая. Повторить эту развязку с Джуном она ни за что не хотела бы.       Минуты через две Джун оторвал задницу от лавочки и встал напротив Аи. Он забрал у неё из рук рожок и выкинул его на траву. Мысленно его поблагодарив, однако без особого энтузиазма, Аи уже хотела встать и поскорее продолжить путь домой, но её наивные ожидания обманулись неприглядной реальностью.       Джун подошёл ближе. Подошёл настолько близко, что упёрся ногами в скамью. Он наклонился к её лицу, их взгляды пересеклись, и именно в этот самый момент Аи поняла, что пора бояться. Она отвернулась и дёрнулась, чтобы встать, но грубые руки, легшие на хрупкие плечи девочки, прижали её обратно.       — Отстань. Пошли домой, Шин уже скоро вернётся.       Её лепет не произвёл никакого впечатления. Лицо Джуна приобрело какое-то странно безразличное выражение. Или не безразличное, а сосредоточенное… Аи не всматривалась, не могла сказать точно, но тогда оно показалось ей по-настоящему страшным.       — Не дёргайся, а то будет больно.       Холодная команда заставила девочку совсем оцепенеть. Что значит «не дёргайся»? Обычно эту фразу в фильмах говорят заложнику или жертве.       Это было недалеко от правды.       Парень убедился, что она не собирается убегать, и отпустил плечи. Его руки переместились на бёдра девочки и надавили на них сверху с такой силой, что Аи вскрикнула. Он явно не рассчитывал силы в отношении детского тела. Надави он чуть сильнее — переломал бы ей ноги.       — Подними голову.       Аи чувствовала, как от боли глаза наполняются слезами. Она не кричала — любые звуки от страха мгновенно застревали бы в горле — но и поднимать голову в угоду этому человеку ей не хотелось.       — Подними, я сказал.       Он надавил на бёдра чуть выше, и слёзы всё-таки полились из глаз. Аи подняла голову, чтобы прекратить боль.       Его глаза были пустые и безучастные, словно он был обкурен. Но ничем странным от Джуна не пахло, и вообще совсем недавно он казался ей нормальным. Зачем и почему он делал это? Разве она ему не нравится? Мысли беспорядочно метались от стенки к стенке, но не находили ни ответов, ни выхода. Ей просто было страшно. Страшно перед человеком, который делал ей больно и который мог сделать ещё большее; перед человеком, поведение которого она не могла понять, а уж тем более предсказать. Да и что вообще могла двенадцатилетняя девочка, у которой ещё первый цикл не начался, знать о намерениях парня в расцвете бушующего пубертата…       Секунд десять они просто смотрели друг на друга. Джун смотрел словно сквозь. Лучше бы смотрел так и дальше, потому что потом он наклонился ещё ниже, его дыхание обдало её кожу, а его губы коснулись её губ. Это было бы сносно, будь это просто касание, но нет, это был самый настоящий взрослый поцелуй. Аи забыла, как дышать, пока слёзы градом катились по щекам. Это было отвратительно, мерзко, невыносимо противно. Рвотный позыв не заставил себя долго ждать. А за ним и второй, и третий, даже уже когда Джун отпрянул. С полминуты приходилось зажимать рот рукой, чтобы содержимое желудка не вылезло наружу. Зажимать рот рукой, плакать, пытаться отдышаться, и всё это пока её продолжали до боли сжимать руки того человека.       Уверившись, что она достаточно отошла, парень втиснул между её коленей ногу и перестал удерживать бёдра. Как и в субботу, Аи была в платье. В то время она вообще носила только их. Голубенькая юбка в цветочек задралась вверх, оголив худые детские ножки.       Может, и к лучшему, что она тогда ничего не понимала. Её трогали, как игрушку, сминали, как взрослую женщину, но она не понимала ничего из того, что с ней делали.       Джун положил правую руку между её бёдер и, поглаживая, поднял наверх. Её никто никогда там не трогал. Никто. Никогда. Его пальцы вжались в плоть, а Аи вжалась в спинку скамьи с пониманием, что с секунды на секунду готова снова расплакаться навзрыд. Так бы и произошло, но…       — Какого хуя здесь происходит?! — выкрик прозвучал совсем близко, но в ушах Аи он отдался словно бы эхом. Она узнала этот голос, хотя была далеко не в том состоянии, чтобы кого-либо опознавать.       В глазах Джуна что-то прояснилось, и на мгновение он стал выглядеть более вменяемым, чем секунду назад.       Рука невидимого человека с силой схватила Сёцу за шкирку и оттащила назад. Звонкий звук удара, мат. Чьё-то тело глухо свалилось наземь, прочертив по асфальту сантиметров десять и оставив за собой кровавую полосу.       В следующее мгновение Аи увидела перед собой Сонг Су. Она беспомощно свела вместе коленки, не поправляя юбку, и протянула к нему дрожащие, как в лихорадке, ручонки. С этого момента всё было, как в тумане. Она тут же оказалась закутана в куртку Сонг Су и взята на руки. Вроде бы она плакала. Вроде бы он гладил её по голове и что-то говорил. Попозже она узнает, что, пока Фусимэги её успокаивал, Джун успел убежать, но тогда она была абсолютно дезориентирована и с трудом воспринимала происходящее. Из своих воспоминаний с того вечера у неё практически ничего не осталось.       Она не помнила, как они добрались до дома, но помнила, как Сонг Су передал её из рук в руки ошарашенному Шину. Помнила, как они недолго о чём-то разговаривали, какой злой был голос у Сонг Су, как сильно колотило Шина от злости, пока она сидела у него на руках, уткнувшись в плечо.       Шин умыл её в раковине, переодел в пижаму, уложил спать. События вечера сменяли друг друга настолько быстро, что в памяти Аи они сохранились разве что как смазанные кадры из засвеченной фотоплёнки.       Перед сном брат гладил её по голове и читал ей что-то из Джейн Остин. Последний раз он читал ей, когда она была в первом классе. Это было так давно. Или не очень… В тот день ей было двенадцать. Шестой класс. Совсем малышка. Она сжимала руку брата, а тот всю ночь не отходил от кровати, пока она пыталась заснуть, а потом то и дело просыпалась со слезами на глазах, не в силах понять и объяснить, почему она плачет.