Перевоспитанию не подлежит

      Не секрет, что для разных людей и время течёт по-разному. Что такое два года? Для кого-то два года — это время, за которое младенец научился бегать. Для кого-то — время, за которое бакалавр станет магистром. За два года можно начать говорить на новом языке, освоить музыкальный инструмент, научиться рисовать и ещё много-много всего.       Два года — немалый срок. Особенно для ребёнка, для которого каждая неделя — это месяц для взрослого человека.       Конечно, Аи уже не была ребёнком. И всё же… Двадцать один месяц или один год и девять месяцев — именно столько прошло с тех пор, как критический удар пришёлся по теменной кости головы её брата. Двадцать месяцев из двадцати одного она провела в семье матери бок о бок с людьми, которых ненавидела и проклинала, каждое утро открывая глаза. Через четыре месяца после случившегося ей исполнилось тринадцать. Она была уже достаточно взрослая, чтобы ненавидеть тихо, и в то же время не так далеко ушла от ребёнка, чтобы перестать плакать в подушку каждый вечер и каждую ночь. В 2000 году возраст уголовной ответственности за тяжкие преступления снизили с 16 до 14 лет. У неё был целый год, чтобы совершить что угодно и отделаться штрафом. Ни колонии, ни общественных работ, ничего. Просто штраф, и то, не ей, а её родителям. Забавно, правда? Да, она узнала об этой возможности ещё тогда. Она специально искала эту возможность. Сквозь горечь и слёзы она сидела на кровати в комнате брата с уголовным кодексом Японского Государства, пока родители этажом ниже на повышенных тонах «обсуждали» детали бракоразводного процесса.       «Я заберу её себе!»       «Она моя дочь!»       «Она тебе собака?!»       «Ну и забирай!»       «Давность исполнения наказания и погашение отбытого наказания. Статья 32. Сроки давности…»       — Ты искала способы посадить Джуна за решётку?       — И не только это. Я и семейное право проштудировала.       — А его зачем?       — Чтобы избавиться от опеки родителей.       — И как успехи?       — Как видишь.       Да, с тех пор прошло почти два года, а она так ничего и не сделала. Почему? Для начала, потому что слабачка. Это не форма речи и не порыв самобичевания. Это правда. Существовало всего две объективные причины, почему она не предприняла ровным счётом ничего, чтобы отомстить Джуну и проучить родителей. И первая из них — ей бы не хватило на это сил: ни моральных, ни физических, никаких. Месть требовала холодной головы и мно-о-ого нервов. Голова у Аи была умная, но отнюдь не холодная. Она могла сколько угодно продумывать планы мести, но в последний момент сорваться и добровольно подставиться под гильотину. Вторым камнем преткновения, повисшим на её шее мёртвым грузом, становился любимый брат, всё это время остававшийся в коме. Шин зависел от её родителей и Аи, следовательно, тоже, если хотела, чтобы он был в безопасности.       Она была связана по рукам и ногам страхом за брата и ответственностью за его жизнь. Чтобы снова не подвергать Шина опасности, она выработала правило «нВНП»: не высовывайся, не нарывайся, не провоцируй. Всё об одном, одним она и жила. Не высовывайся из своей комнаты — попадёшься на глаза Сёцу, не нарывайся — разозлишь мать, не провоцируй — Джун ударит и глазом не моргнёт.       Была ли такая жизнь настоящей жизнью? Ответ следует из всего вышесказанного — нет, не была. Рано или поздно нервы должны были сдать. И да, она всё ещё была тринадцатилетней девочкой. Тут могло быть только «рано», никаких «поздно».       На дворе февраль, валил снег — такой редкий для Токио. Она поссорилась с матерью и ушла из дома, намеренно громко хлопнув дверью. Её не догоняли, она и не надеялась. На улице -3, лужи замёрзли, а она шла по улице в спортивных штанах и толстовке на голое тело. Шарахалась по городу одна. Тринадцатилетняя девочка.       Как ноги принесли её в красный квартал — вопрос к ногам, а не к ней. Она просто оказалась там, где оказалась, просто зашла в здание с красивой вывеской, которое оказалось перед ней и в котором было тепло. Интересно, о чём она тогда думала? У неё не спрашивайте, она и сама не знает ответа. Но вот она уже не просто хлюпает мокрыми кроссовками по лестнице, а сидит в холле борделя. Она нашла в кармане спортивок купюру в тысячу йен. Она отложила их на обед в школе, а потратит на шлюху, забавно. На сколько минут этого хватит? Она не думает. Она уже протягивает эти деньги красивой девушке в одном только нижнем белье и красивом прозрачном пеньюаре.       — Наверное, тогда мне просто нужно было с кем-нибудь побыть, — с горьким смешком предположила Аи. — Кто-то ходит по казино, кто-то покупает порошок, а я, вот, хожу по красивым девушкам в красивом белье…       — И ты с ней… прям переспала?..       — Не-а, — Аи качнула головой. — «Прям» не переспала. Не помню, как всё было, но помню, что дело кончилось слезами, а потом я просто уснула. Первая моя ночь в борделе, кстати.       — Я не знаю, что и сказать…       — Я и не прошу говорить.       У неё всё так просто, что даже страшно.       — А потом что было?       — А потом стало полегче. В смысле, истерик уже не было или были, но нечасто, — судя по выражению её лица, на самом деле всё было ещё хуже, чем звучало. — Я попробовала ещё несколько раз, где-то на четвёртый или пятый мне даже понравилось. Вошла во вкус, так сказать. Уходила на ночь, снимала девушку, проводила с ней ночь, возвращалась домой, шла в школу. Если тебя интересует, занималась ли с ними сексом, то нет, не занималась.       — Зачем тогда продолжала ходить?       — Потому что секс — это не единственная услуга, которую тебе может оказать девочка на час, Майки. До секса не доходило, но прелюдии, поцелуи — эта часть мне очень даже нравилась, — она наклонила голову, чтобы он увидел её улыбку, мол, слушай внимательно, не просто так я вдаюсь в эти подробности. Но всё это не звучало ни как шутка, ни как флирт. Что за разговор она с ним вела? — Ты же знаешь, что такое прелюдии?       Майки надеялся, что не покраснел. Она провоцировала его съехать с темы, он понял намёк, но желание во всём разобраться пересилило в нём человечность.       — Знаю, — ответил и порадовался, что Аи вновь отвернулась. — А с парнями… было?       — Ни разу, — честна как мать Тереза, — Истерика — и всё тут. Кстати, тот поцелуй сегодня вечером, — Аи попробовала смягчить бесцветный голос, чтобы не давить Майки на совесть, но вышло на троечку, — мой первый с парнем. Ну, в смысле, ненасильственный.       Манджиро оценил её попытку сгладить этот угол, но всё равно опустил голову. Как-то погано было на душе после такого признания.       — Я уже извинялся, но ещё раз прости.       — Да ладно. Ты же не знал.       Но незнание закона не освобождает от ответственности.       Разговор об Аи и её недо-сексуальных похождениях становился всё более и более неправильным. Пора было менять тему.       — Что сейчас с Шином?       — Стабильно в коме.       — А родители? Я видел только твою мать. Ты с ней живёшь?       — Формально — с ней, по факту — отдельно. Родители в разводе, отца на дух не переношу. Он ушёл в научную деятельность и с тех пор я его не видела. Года полтора уже.       — …       — После моего рождения у мамы немного поехала крыша. Послеродовая депрессия — вроде так называется… Ходила по врачам, на таблетках вылечилась, но меня она, мягко говоря, не любила. Наверное, из-за этой послеродовой нервотрёпки, а может ещё из-за чего. Со мной она такими откровениями не делилась, — Аи взяла паузу на несколько секунд и продолжила на оставшихся силах, — Отцу до меня вообще было как до лампочки. У нас была собака, когда мне и пяти не было — так он с ней проводил времени больше, чем со мной. Даже не знаю, как это назвать… Пока всё это не стряслось, в семье до меня кроме Шина дела никому не было. Так вот мы и жили: всё внимание родителей на него, всё внимание Шина на меня. А потом случилось «это» и про существование Шина все как будто забыли. Мама уж точно. Она съехалась с любовником-коллегой-отца, Джуна, его сына, начала называть своим сыном и моим братом, а все ожидания в учёбе обрушились на меня. Мама как будто расщепила Шина надвое: половину проецирует на меня, половину на Сёцу. Без понятия, что это такое, но ей надо к психиатру.       — И как ты с ней общаешься?       — Стараюсь, чтобы никак. Не могу её видеть и требовать тоже ничего не могу. Да и что я могу требовать от человека, которому нужны таблетки и психотерапия? Не отключать от аппарата ребёнка, которого она даже своим сыном не считает?       Аи отставила на стол пустую чашку и откинулась обратно, положив голову на плечо Майки.       — Прости, столько всего наговорила тут. У меня от этого мозг два года взрывается, а тебе я решила взорвать его за час.       — Всё в порядке, — ни черта не в порядке. — Сама-то как?       — Да что со мной будет, — глаза, покрасневшие и распухшие после плача, лишали эти слова всякого веса. Даже не знаю, «что с ней будет». Разъёбаная к шестнадцати годам нервная система? Пропущенная через мясорубку психика? Скучающий по тебе центр психологической помощи? Не знаю, не знаю. Хотя кому-кому, а не Майки её осуждать. Сам чего стоит.       — Можно ещё вопрос не по теме?       — Конечно. Раз уж у нас с тобой девичник, — из её голоса пропало отчаяние, осталась только усталость и немного обречённости.       — Почему ты ушла от Дракена вчера утром? В смысле, я понимаю, что тот парень, с которым ты ушла, твой друг, все дела, но ты же не настолько глупая, чтобы игнорировать предупреждения… Почему всё равно ушла, хотя Кен говорил, что это опасно?       Аи повернулась к нему полу-боком и заглянула в глаза. Он не понял этот взгляд, но почувствовал его под кожей.       — А ты не понял?       Глупая ситуация.       — Нет.       Она повернулась обратно и снова облокотилась спиной о его грудь.       — Ну, тут всё просто. Ты приставил ко мне Кена, потому что у вас назревала разборка с Истом. Хими, по словам Дракена, один из командиров Иста. Если бы я осталась с Кеном и проигнорировала бы Хими, я бы согласилась на протекцию Тосвы и автоматически отреклась бы от отношений с Хими, принадлежащему к вашим противникам. Во-первых, я не хотела принимать от тебя защиту, потому что протекция Тосвы = принадлежность к Тосве. Пока Кен просто ходил со мной и пил чай — это одно, совершенно другое — когда он от лица Тосвы начал бы вмешиваться в мои личные взаимоотношения. Во-вторых, я в принципе не хотела встревать в ваши разборки. Я пошла с Хими и осталась в нейтралитете, а осталась бы с Дракеном, хер мне был бы, а не нейтралитет.       Вот теперь всё становилось на свои места. Из-за того, что произошло два года назад, Аи сторонилась и банд, и их членов. Так уж получилось, что она связалась с Тосвой, но становиться с ними ближе ей было страшно. Вот и вся разгадка.       — Если мы начнём встречаться, нейтралитет тебе не светит, — на всякий случай напомнил Майки. Всё-таки они сидят в обнимку у него дома, а не чаи распивают.       — Да, я понимаю. Поэтому над этим мне надо ещё поразмыслить.       Она сказала это очень серьёзно. Тот самый случай, когда подростковые отношения ни разу не ощущаются как развлечение после школы. Что дальше? Начнут встречаться, пойдут к семейному психологу?       — Ты спать не хочешь? — Аи внезапно сменила и тон, и тему и переключилась на будильник. Подцепила пластиковую коробочку со стола и продемонстрировала её Майки, — четвёртый час ночи.       Спать хотелось, да, а вот уходить не хотелось совершенно.       — Мне уйти? — но «не хотелось» не значит, что он не уйдёт, если она попросит.       — Нет, если ты не против спать вместе.       Он? Против? Где-то в параллельной вселенной — возможно. И тем не менее…       — Тебя не напрягает спать с парнем в одной постели?.. — да, пусть он чувствовал себя глупо, задавая такие вопросы, но после всего услышанного не задавать их было бы преступлением.       — Расслабься, не напрягает. Мы же будем спать, а не трахаться.       И не поспоришь.       Аи слезла с Майки и легла с ним рядом. Он тоже перевернулся на бок, чтобы занимать меньше места.       — Можно я пораспускаю руки?       — Эм… пожалуйста?.. — согласился Майки непонятно на что.       Получив зелёный свет, Аи закинула руку ему на плечо и пододвинулась к нему ближе. Между ними ещё оставалось пространство, но что это, если не «интимная близость»?       — Спокойной ночи, — Аи улыбнулась последний раз за сегодня и закрыла глаза.       — Сладких снов.       Её вырубило в считанные секунды. Майки пожалел, что не выключил ночник. Вдруг проснётся от света? Но вставать не рискнул: так разбудить её явно легче.       Он расслабился и тоже закрыл глаза, стараясь уложить в голове всё услышанное и увиденное за сегодня. Аи нужны деньги. Значит, их надо достать. Где достать деньги пятнадцатилетнему парню? Пока не понятно, но мозги ему даны не просто так: самое время ими пораскинуть.

***

      После ночной грозы утренний воздух пах приятной свежестью. По каменной дорожке у дома, через сад, в задние сёдзи. Двое сняли обувь на пороге и прошли внутрь. Восьмой час, в доме тихо. Солнце уже начало пригревать, но пока его лучи едва ощущались на коже.       — Поторопись, а то опять опоздаем на перекличку! — девичий голос говорил тихим шёпотом.       — Ну опоздаем и опоздаем, хрен с ней с этой перекличкой, — голос же парня звучал громко, словно от ночной грозы остался только гром.       — Потише, Кен! Вдруг дедушка дома!       Кен вздохнул. Что за морока.       — Ты разве не говорила, что он уехал?       — Уехал, но мог вернуться пораньше, — парировала Эмма, ни разу не уверенная, есть ли кто дома или нет.       Они вместе прошли внутрь: Эмма на носочках, Дракен как танк начала первой мировой. На кухне было пусто. Значит, Сано ещё даже не встал и в школу не собирался. Пошли дальше. В спальне Майки тоже пусто.       — Ну и где эту приключенческую задницу носит? — прошипел Кен, недовольный, что его опять не посвятили в детали происходящего. Что с этим придурком вообще происходит?! На поле боя рассеянный, как девственница в первый раз, после боя — загадочный, как масон в пекарне. Свалил, ни слова никому не сказав, куда, теперь ищи его с утра пораньше!       — Может, он у кого-то из наших переночевал? — предположила Эмма, тоже начиная волноваться.       — Не знаю.       Дракену не оставалось ничего, кроме как смириться с пропажей своего лидера и ждать его возвращения. Чтоб тебя черти в аду так жаловали, как ты друзей, Майки!       — Ладно, я сейчас возьму сумку и пойдём в школу.       Эмма ушла к себе, но тут же вернулась. Без сумки.       — Кен! — она позвала его шепотом из-за угла и поманила рукой. Кен приподнял брови, не имея ни малейшей мысли, зачем он там ей понадобился. Кен подошёл к Эмме.       — Смотри! — она отодвинула створку сёдзи своей комнаты. Кен замер, чтобы отвисшая челюсть ненароком не пробила пол. Тем временем расчастливая Эмма уже достала телефон и сделала парочку снимков. — Это же та с курткой у храма? Как её… Аи? Они с Майки всё-таки встречаются! Так и знала!       Кен вздохнул и задвинул сёдзи на место.       — Так и знал…