Борщи

      - Проверь еще раз револьвер. - Шура схватил за рукав собиравшегося было выйти Лёву. Под занесенной ногой мерзко скрипнула доска, и мужчины синхронно поморщились. Но это было еще самое безобидное - под половицами кишмя кишели тараканы, а где-то в стенах вурдалак слышал мелких животных. Вполне возможно, что крыс.       Лёва со вздохом сунул руку в карман, но тут же оглянулся на всякий случай и шагнул к двери, закрывая спиной замочную скважину. Хотя, если их цель захочет узнать, чем занимается будущий обед - дверь и закрытые занавески не будут помехой. Но револьвер был полностью заряжен, вычищен до зеркального блеска и точно не выдал бы осечку в нужный момент. Это было их единственное оружие, хотя Лёва бы предпочел обвеситься револьверами с ног до головы, потому что никакие святые бомбы и серебрянные лезвия не убьют немертвого так быстро, как освященная пуля в сердце. Еще бы доходов на это хватило - за борьбу с нечистью денег никто не платил, а жалование офицера в отставке все же имеет пределы.       - Всё нормально, доволен? - Но судя по бледному взмокшему лицу Александра, к которому прилипли длинные завитки волос, нормально ему не было. В последние годы Лёва начал волноваться за психику товарища - в Шуре временами появлялась нездоровая тревога и тяга к перепроверке самых незначительных вещей перед выходом на дело. Даже занавески он несколько раз поправил, а потом вышел и прошелся под окнами, пока не убедился, что они полностью закрывают вид в комнату с улицы. - Шур.       Позвал граф, видя, что глаза человека неотрывно смотрят на револьвер в его руках. Тот дернулся и бросил нервный взгляд на Лёву. Если у вурдалака тревога была привычным спутником из-за нежного склада ума и воспитания в женском кругу в юном возрасте, то Шуре явно требовался врач по душевным недугам. Постоянное нервное напряжение сильно его истощило, и человек разучился успокаиваться без помощи со стороны. Потому и за украденное золото Лёва не сказал ни слова. Спиться не сопьется, но хотя бы перестанет так дергаться. Если, конечно, они выживут.       - Пойдем. Спрячь так, чтобы не топорщился, иначе заметят. - Шура отмер и одернул свой камзол, чтобы даже при наклоне из-под него не выглядывал кортик. Лёве хотелось его схватить, развернуть к себе и спросить, в чем дело. Но на это он не решался уже два года, еще когда впервые заметил, что напарник медленно теряет рассудок. Слишком сложно было бы продираться через его остроты и злость, чтобы добраться до проблемы. Да и что бы Лёва с ней делал, узнав причину постоянной тревоги. Он не врач, ему бы с собой разобраться. Со стороны двери раздался крик, выведший мужчину из задумчивости. - Лёва, ты идешь?       Пришлось схватить поклажу и поспешить за Александром. Вытаскивая ноги из грязи, мужчины медленно поплелись к лесу. Отличное место для логова, всегда можно незаметно выскользнуть на охоту, не привлекая лишнего внимания. Если бы Лёва охотился - отстроил бы себе дачу под Москвой и поступил так же. Да что за мысли! Граф тряхнул головой, будто это могло помочь. Сколько бы крови он не пил - хотелось еще. Организм не привык к таким резким скачкам силы. Вот еще недавно у него горели вены, а сейчас в них плескались излишки выпитого. Остались всего три склянки. Плохо, все так плохо, что можно сразу вешаться. Нестабильное состояние, резкий приступ тревоги у Шуры, который привык сражаться с живым, а не с немертвыми, еще и кровь кончается, а про противника хоть вообще не думай. Ручка саквояжа холодила свежие раны на ладони - Лёва не смог сдержаться и пропорол себе руку от волнения. Крови там почти не было, она плохо доходила до капилляров, но залечивать рану мужчина не стал, не те ресурсы.       Напряжение сковывало подобно якорной цепи, которую оплели вокруг тела. Огромная тяжесть сдавила плечи, и сразу же, едва Лёва переступил порог, захотелось встряхнуться. Судя по тому, как чуть запнулся рядом с ним Шура - человек испытывал то же самое. Сама аура дома была пропитана чужой силой, как кокон паука - паутиной. Благо, дергать за эти нити было невозможно, и если что, хозяин не догадается, что дома кто-то бывал. Это было очень важной заметкой, которую вурдалак сделал у себя в голове, постаравшись как можно точнее запомнить каждую увиденную деталь. От завешенного тряпкой зеркала, до пучков сухих трав на стене, призванных отгонять едким запахом насекомых. Странно.       Зеркало, зеркало... Что-то было в нем не то. Зачем его завешивать, если даже голодный, но достаточно сильный вампир наскребет в себе мощи, чтобы в нем отражаться? На секунду Лёву кольнуло сомнение, не ошибся ли он в определении врага. Стоило взять на примету еще и жену старосты - если так, то она могла быть новообращенной, потому и вырезали жертв вурдалаки целыми деревнями. Граф сам помнил дикую ломку первых лет, когда от голода хотелось разорвать на части любого, кто попадется на пути.       Рука сжала часы в кармане. Оставим эти воспоминания, Лёвушка. Оставим, они не принесут тебе ничего, кроме боли. Нужно было сосредоточиться на настоящем, он и так слишком ушел в себя, полностью отключившись на несколько минут. Оставалось надеяться, что хотя бы отвечал он в лад тому, что ему говорил староста. Жена его, все так же молча, попыталась стащить с плеч вурдалака камзол, и ее руки обожгли своей легкой прохладой шею. - Нет, нет, не стоит. Холодно здесь у вас. - Лёва вывернулся и выдавил кривую улыбку, искренне надеясь, что она не успела увидеть кортик. Ну или хотя бы не обратила на это внимания. Впрочем, улыбка быстро исчезла, едва их ввели в горницу.       - З-здравствуйт... те. - На мужчину смотрели хмурые настороженные лица, такие же, как на площади. Грубая, изъеденная оспой кожа, кое-где покрытая кусочками оставшейся грязи, и мутные злые глаза, следившие за каждым их движением, не прибавляли уверенности. Лёве стало на мгновение дурно. Даже выпотрошенные трупы не производили на него такого впечатления, как обилие незнакомых лиц. Каждый раз что-то внутри замирало, если бы сердце, и обрывалось, а в голове появлялся липкий туман. В тишине было слышно лишь хриплое дыхание Шуры, да противный треск деревянных колёс игрушечной лошадки, которую катал сидящий между взрослыми мальчик.       - Наконец-то земляки! Вы бы знали, как приятно видеть родные лица, а то со всеми этими Бонапартами так по заграницам наездились, хоть воздуха родного вдохнуть. - Шура перебил замявшегося напарника и жестом умелого иллюзиониста извлек из-под одежды запотевшую бутылку, которая моментально привлекла к себе всё внимание. Народ за столом моментально оживился, жадно следя за хлопнувшей по столу бутылкой. Лёва осторожно отодвинул стул, не решаясь сесть. Благо, продолжающий болтать Шура подвинул ему стул, а сам потянулся налить "виски" в появившиеся на столе стаканы. За это вампир был искренне благодарен напарнику - тот говорил так, что обращать внимание на что-либо кроме его болтовни было невозможно. Причем, было совершенно не важно, какую пургу он нёс, и насколько она была правдива.       Подняв глаза от сцепленных рук, Лёва с удивлением заметил сидящую рядом циркачку. Уже без накладной бороды и с изрядно расшнурованным корсетом, из которого была готова вывалиться вся ее "красота". Судя по блестящим глазам - её праздник уже начался. Смутившись, мужчина отвел взгляд от излишне оголенных прелестей девушки, на которые, впрочем, уже позарился тощий мужичок, которого теснил развалившийся рядом постовой. Судя по всему, сброда пособирали со всей деревни. Не пригласили только священника, хотя темную церковь, стоящую где-то на холме, Лёва видел на подъезде. Странное обстоятельство, учитывая, что никаких постов сейчас не было - они с Шурой попали сюда аккурат на дни, когда можно было разговеться. Это нужно было отметить, и Лёва мысленно поставил себе заметку отправить товарища в эту церковь. Самостоятельно туда идти было равно самоубийству. Забавно, учитывая, что до обращения вурдалак никогда ни в кого не верил.       - Мама, мама, а я волка за окном видел! - Тихий детский голосок отвлек от бесконечного бубнежа сидящих стариков и с жаром о чем-то спорящих Шуры со старостой. То, что последние спорили, было хорошим знаком - значит, щиты держались, потому что на свои Лёва чувствовал незримое давление. Не ту атаку, которая едва не лишила его самосознания днем, но настойчивые попытки пробраться в голову он ощущал постоянно. Словно в ухе завелся таракан, то и дело пытавшийся заползти дальше. - Серого такого!       - Нету никакого волка, сиди спокойно, не видишь, люди разговаривают. - Женщина безэмоционально вытерла покрытые жиром руки о скатерть, отчего у вурдалака внутри что-то дернулось от омерзения. Кроме чужой ауры нервы изрядно портило окружение, вызывавшее желание немедленно выбежать из-за стола и отмыться от чужих механических взглядов и покрытых коркой пыли лиц. Но нужно было работать, и Лёва улыбнулся, для вида плеснув в рюмку самогона:       - Говорят, что у вас тут и вампиры водятся, с водяными.       - Да не существует никаких вампиров, это всё мракобесие и сказки для детей. Первые пароходы уже бороздят просторы океана, а где-то до сих пор верят в мифы и легенды. - Напарник подхватил мысль, понимая, чего пытался добиться граф. Вывести тварь на диалог, на хоть какое-то взаимодействие по поводу ее природы было необходимо. Пусть подумает, что человек - это живая приманка, дар. Лёве позарез нужно было добиться встречи с вурдалаком один на один. Не считая Шуры, конечно. А тот с хрустом вгрызся в предложенную ему еду, словно его совершенно не смущала ни ситуация, ни находящиеся рядом люди.       Лёва скосил глаза на мужчину. Очень хотелось надеяться, что ест он сейчас обычное мясо, а не чью-нибудь руку или ногу. От этой мысли к горлу подкатила муть, и вампир поспешил запить ее. Конечно, потом ему от этого вывернет желудок наизнанку, но лучше уж это, чем такие размышления. Александру он искренне завидовал - судя по горке костей на тарелке, ему было все равно, чем их могут кормить. По крайней мере, пока это было не очевидно. И то хорошо, кто знает, удастся ли ему еще нормально поесть потом. Сам Лёва к еде не притронулся.       - Почему ж, водються. Чего только в этих лесах не водится. - От громкого звона стакана, который староста поставил на стол, напарники на секунду вздрогнули. Сидящая рядом жена засуетилась, что-то колдуя над самогоном. Пожалуй, именно она вызывала у Лёвы еще больший страх, чем сам староста - было что-то в ее темных глазах такое, отчего хотелось сжаться в точку и перестать существовать. Иногда взгляд ее скользил по вурдалаку, вызывая мурашки, готовые перерасти в дрожь. Благо, муж что-то шепнул ей, и женщина быстро встала, исчезая за дверью. Лёва было напрягся и чуть привстал, внутренне готовясь к чему-то, но на ногу наступил тяжелый каблук.       - Нет, а где доказательства? Останки, очевидцы, опыты? Так любой дурак может сказку придумать. Нужны факты с уликами. - Шура предупреждающе вдавил ногу мужчины в пол, и тот упал обратно на стул. А сам жадно впился в сочный шмат мяса, пытаясь оторвать его от белеющей кости, из-за чего на секунду речь его стала неразборчивой. - Сейчас мир уже давно шагнул вперед в плане технического развития, и пропустить паранормальные явления попросту невозможно.       - Улики... Много у нас улик. Слишком много... - Староста пригладил окладистую бороду, глядя куда-то сквозь собеседника. Словно чего-то ждал. Да и остальные смолкли, перешептываясь все тише. Лишь мальчик катал игрушку по столу, бормоча какие-то слова в длинные деревянные уши. Перед Шурой поставили горшок, чем-то дымящийся. Подняв голову, мужчина успел заметить темный, словно омуты, взгляд, прежде чем жена старосты села рядом с ним. - Лучше борщу попробуйте, хорошечный вышел.       Лёва зыркнул на напарника, ожидая, что тот откажется, но вместо этого Александр потянулся к ложке.       - Эт-то что такое?.. - Крышка от горшка со звоном выпала из руки Шуры, скатилась по столу, испачкав белую скатерть кровью, задержалась на краю и соскользнула, оглушительно громко разбившись. Из разбавленной топлёным жиром крови на них с Лёвой смотрел чей-то серый глаз. Поверхность его не успела высохнуть и покрыться коркой, отчего казалось, что взгляд ослепшего ока направлен прямо на них. Шура ошалело переглянулся с напарником и спешно отодвинулся от "угощения".       Где-то сбоку раздался вскрик циркачки, и в нос ударил тяжелый, густой запах свежей крови, от которого закружилась голова. В тишине щелкнул затвор. Лёва медленно поднялся, держа перед собой оружие. Он решительно ничего не понимал. Не понимал настолько сильно, что голова больше походила на воскресную ярмарку, полную мысленных хороводов. Единственное, что было ясно - он ошибся. Так страшно ошибся, что цена его оплошности была неподъемной. Холодок пополз по спине, несмотря на то, что тело вурдалака никогда не согревалось достаточно. В голове внезапно сложилась картина происходящего, и он осознал.       Осознал, что все это время единственное дыхание и биение сердца, которое он слышал, принадлежало его напарнику, не считая уже мертвую артистку, к чьей шее присосался, громко сглатывая в тишине, ее спутник. Мальчик все так же катал свою черную лошадку по столу, что-то ей приговаривая в тишине. И его сердце не билось. Старик, все еще держащий в руке ложку с борщом - а борщом ли - не дул на горячее. Девушка, которой разламывал на части свёклу ухажер, методично стуча ложкой по миске, затаила дыхание вовсе не из-за близости любимого. Она не дышала всё это время. Никто, кроме Шуры и уже мертвой девушки, не издал за столом ни единого вздоха. Палец сам собой дрогнул.       Секунды замерли. Лёва ещё ошарашенно жал на курок, пуля летела в облаке сизого дыма, а часы настырно тикали за спиной, словно специально отсчитывали ему последние секунды. А вокруг одна за другой вспыхивали чужие тяжелые ауры силы. Одна, другая, третья... Слабый отголосок теплился даже внутри вздрогнувшей циркачки, что успела поднять голову, бешено вращая глазами, которые слепил слишком яркий свет. И все на одно мгновение замерло, когда тяжелая пуля вспорола грудную клетку ощерившемуся вурдалаку.       Страх сковал нутро, и Лёва осознал. Это было гнездо. Вурдалаки предпочитали одиночество и спокойную охоту, изредка деля вечность со своей парой. В крайнем случае и при достаточном избытке сил можно было зачать полумертвого от еще живой избранницы, а после рождения обратить ее, хотя такое было невероятной редкостью. Но иногда более дикие и слабые твари сбивались вокруг сильного высшего вампира, образуя своеобразную стаю, вряд ли это можно было назвать семьей. Если бы немертвые могли испытывать жар, то по вискам Лёвы бы катился от напряжения пот. Револьвер чуть не выпал из дрожащих пальцев, когда он понял, куда они попали.       Самым плохим было то, что в таких стаях чудовища при должной сноровке могли обмениваться силой. Это работало примерно так же, как с Александром, в которого Лёва перелил частичку себя, из которой были возведены щиты. И в таком случае... Сердце напарника пропустило удар, когда вурдалак с пробитой грудной клеткой, которую выворотила тяжелая пуля, пополз к ним, словно ничего не чувствовал. Выстрел лишь замедлил его, но судя по тому, как быстро исчез исходящий от разорванной рубахи дым - сейчас их обоих разорвут на куски. Благо, остальные твари не шевелились, видимо, их сила не позволяла рассеивать концентрацию, в отличие от того, что было старостой.       Если бы разум можно было видеть, то Лёвин предстал бы перед смотрящим настоящим адом. Животный ужас сковал мужчину, заставив мертвой хваткой сжать револьвер, словно он мог от чего-то спастись. Кажется, рядом дрожал Шура, так же скованный страхом и непониманием происходящего. Графа словно окатило водой, когда через пелену резко пробилось единственное биение сердца в этой комнате. Причем, окатило волной стыда и отчаянной ярости - ему есть за кого бороться, какого черта он застыл, как овца, которую ведут на бойню. Пусть противопоставить было ничего нельзя, но по крайней мере сохранить жизнь напарнику, а, если повезет, то и себе, он мог. Серая дымка стремительно окутала две фигуры, чем вызвала утробное рычание ползущей на них твари.       Не дожидаясь, когда староста доберется, Лёва почти что откинул Шуру назад, мысленно извинившись перед человеком, в чьих глазах один испуг успел смениться другим. Миг - и единственное живое тело отключилось от удара, даже длинная шевелюра не смогла смягчить соприкосновения затылка с чем-то твердым. Так даже лучше, не будет мешаться. В ладонь привычно лег кортик, и Лёва замахнулся, метким движением бросая его куда-то в оскаленную пасть. Судя по воплю - все же попал. Мужчину это уже не интересовало, главным было успеть коснуться Шуры прежде, чем серая дымка окутает тело и подхваченный саквояж.       Последним, что чётко видел Лёва, было искаженное лицо старосты, с ревом вырывающего из ладони клинок, и мертвенно-бледные глаза вурдалаков, следящие за ним. После чего всё покрыло дымкой, и граф на секунду поверил, что у них получилось вырваться. Но счастливое неведение было прервано приземлением в кучу жухлых грязных листьев и навалившейся сверху тушей. И судя по тяжести - это был вовсе не напарник. Вампир извернулся, собирая собой какие-то ветки, одна из которых воткнулась в руку, вызывая дикое жжение.       Осина! Лёва непозволительно замешкался, пытаясь обломать торчащую из руки щепу. Это было роковой ошибкой - в следующую секунду ослабевшую руку с треском вырвали из сустава. Лёва задохнулся от боли, несмотря на то, что даже не дышал до этого. Грязь окропило остатками крови, что еще текла внутри, лишая возможности вырастить конечность обратно, максимум - зарастить рану. Что-то попалось среди листвы, и Лёва поспешил схватить это, оказавшееся шуриным клинком, оставшейся рукой. В окружавшем их дыму ничего не было видно, и вампир на ощупь всадил чужой кортик в придавившую его тушу. Но удар вышел слишком слабым, и он дрогнул, угодив противнику куда-то в плечо.       В это мгновение окружавшая их пелена рассеялась, и на Лёву уставились налитые кровью маленькие поросячьи глазки, в которых плескалась звериная ярость. Это был тот самый постовой, который тогда привлек его внимание. Не ошибся, выходит. Бледное, покрытое коркой грязи от падения в груду листьев, лицо его вызывало омерзение, и Лёва извернулся, пытаясь выцарапать глаза прижавшему его борову. Кортик все равно уже никак не вытащить, слишком плотно он завяз.       За всей этой возней он совсем не видел Шуру. Александр словно сквозь землю провалился. Сбежал? В лицо прилетел кулак, и пара мелких зубов больно впилась в язык. Вурдалака трепали, словно грелку, пытаясь добраться хоть до чего-то. Противопоставить что-либо этой грубой силе было сложно, ему даже не давали подняться на ноги или выползти. Единственное, что он мог сделать, это защищаться. Смекнувший это противник вцепился в оставшуюся руку, словно собака в найденную кость, сминая челюстями преграду на пути к горлу графа. Самый частый способ убийства вампира, конечно, лежит через сердце. Но слабый немертвый не сможет управлять телом, отделенным от головы. А раздавить оторванную голову ничего не стоит.       - В сторону, Бортник! - Резкий крик откуда-то сверху заставил вскинуть взгляд вверх, и благо Лёва успел с силой пнуть лежащую на нем тушу коленом, правда, лишившись при этом части пальцев. Потому что в следующую секунду лес огласил поистине свиной визг. Обломок осины вошел просто идеально, насадив вурдалака на себя, как мясо на прут перед жаркой. Острый конец его пропорол собой всю грудную клетку вместе с брюхом и выворотил подгнившие органы, отчего от дергающегося в предсмертной судороге твари протянулись серые петли кишечника.       Если бы Лёву могло вырвать, его бы вырвало. Но мертвый организм на такое не был способен. Все, что мог сделать мужчина - это откинуться на ворох жухлой травы, чувствуя, как горит отрастающая кисть. Интересно, и почему из них двоих именно он всегда оказывался в такой ситуации? Хотя, нет, лучше рука, чем хладный труп напарника. Способностью поднимать мертвецов вурдалаки точно не обладают. Ради живого Шуры конечностей было не жалко - Лёве не раз приходилось их лишаться в близком бою, потому что на расстоянии его способности были бесполезны. Где-то в кустах, несмотря на поднятый ими шум, пел ночной соловей. А вот пропоротая бревном тварь молчала. Видимо, осина действовала не хуже серебра. Или это из-за того, что от сердца остались одни серо-сизые ошметки, повисшие на ветке. Над распростертым мужчиной склонилось лицо. Шура.       - Выглядишь неважно. - Человек критически поджал губы. Видимо, потрепали вампира и правда сильно. Ну или его тоже тошнило, и Шура стоически пытался удержать остатки ужина в положенном им месте, хотя неизвестно, стоило ли, с учетом того, чем его потчевали. Судя по не менее серому, чем у Лёвы, лицу - все сразу.       - А чувствую себя еще хуже, поверь. - Вместо нормальной речи из горла вышло извлечь лишь сиплое хрипение. Почему-то именно в этот момент накатила жажда, отошедшая во время борьбы за существование на второй план. Во рту пересохло, а губы запеклись, как у тяжело больного лихорадкой. От стоящего над ним тела так хорошо пахло... Лёва с трудом пересилил желание вцепиться в протянутую ладонь и пить, пить, пока не отпустит. Александр еще и ободрал себе все руки, видимо, пока взбирался на дерево, и теперь запах его крови сгустился в холодном ночном воздухе, перебивая все вокруг. Но у Лёвы получилось дать себя поднять, несмотря на это. Конечно, от вполне человеческой слабости он чуть не упал, опасно покачнувшись, но напарник быстро подставил плечо.       - Как же давно... Я не чувствовал... Себя настолько плохо. - Лёва отодвинулся, боясь рисковать. Слишком близко бился чужой пульс. Кроме голода это пробуждало еще и воспоминания, которым сейчас было нечего делать в его голове. Но так или иначе, тонкие губы разошлись в ухмылке. - Будто снова живым стал.       Отлепившись от человека, мужчина нагнулся, тщетно пытаясь вытащить кортик. Но тот завяз где-то глубоко в ребрах и дереве, поэтому при сильном рывке в руке вампира осталась рукоять с обломком клинка. - Да чтоб тебя черти драли! Ну хоть вещи целы. Шур, ты револьвер видел? Шур? - Лёва зашарил глазами по земле, понимая, что лучше него все равно никто в грязи ничего не рассмотрит.       А в следующее мгновение в затылок ему уперлось дуло.