Из Ян

В самолёте Сана сидела рядом с Чонгуком, но они почти не разговаривали, каждый в своих мыслях, совершенно неведомых соседу. Хоуп и Мингю, севшие через проход, активно болтали, обмениваясь всеми имеющимися у них знаниями об амазонках. Но, даже знай они досконально о шаньсийках всё, это не помогло бы придумать, как с ними перейти если не к дружбе, то хотя бы к мирному взаимопониманию. Когда у кого-то принципиальное убеждение, что оппонент – враг, очень трудно пробиться сквозь эту стену и что-либо доказать. Отношение клана Ян к внешнему миру напоминало лозунг: «Мы не ведём переговоры с террористами». - Интересно, они Кён сказали, что мы прилетим? Я же по её душу еду, - задумался Мингю. - Вроде бы эти дамы друг от друга никогда ничего не скрывают? – предположил Джей-Хоуп. - Ну как сказать… Кён-то меня скрывала какое-то время. Да и, к тому же, если она наказана или в опале за своё поведение? Кто станет ей что-либо говорить? - Хотелось бы мне верить в человечность Джо, но не буду загадывать. Женщины иногда – даже часто – для меня тёмный лес. - Я думал, что всё о них знаю. И, в принципе, распознавать и понимать их всегда удавалось. Пока не появились чувства, будь они не ладны! Но к Джо я дышу ровно, так что постараюсь найти общий язык… - Твой кузен в прошлом году на Чеджу вообще мечтал ей присунуть. - Кому он не мечтает присунуть, скажи мне? - Да ты сам такой же! - Но Джо не в моём вкусе. Она мне в матери годится! - А сохранилась отлично. В молодости, наверное, огненная баба была. - Ну, объективно она и сейчас ничего себе. - Блин! - Что? - Ты это чувствуешь? Осознаёшь? - Что?! - Как мы можем переиграть амазонок и провести с ними адекватные переговоры, когда уже в пути думаем не об опасности, хитрости и тактике, а их задницах, груди и симпатичных мордашках? Меня сейчас жуткий стыд охватил, что мы так говорим о генеральше… - Да. Казус, - немного поник Мингю. И попытался пробудить в себе ненависть, здоровую ненависть к противнику в лице шаньсиек, но всё равно не получалось. Год назад он улетал отсюда победителем, знавшим, что Кёлькён не устоит и рванёт следом. А теперь он возвращается, как побитый пёс, готовый на всё, чтобы она снова доверилась ему, была с ним. Как это произошло? Как он позволил этому произойти? Чонгук одобрил их отношения и согласился признать их, только если присутствовали чувства, без любви он считал для золотого недостойным морочить девушкам головы. Но если иначе морочить голову начинают они, то как быть? Мингю придумал, чем парировать и нейтрализовать стыд Хосока: - С другой стороны, Дракон тоже очень опасный тип, а Ёнгук о нём и не так выражается. - Справедливо. Чтобы никогда не бояться и уметь рисковать – шутки необходимы. Получив свой скромный багаж после посадки, золотые двинулись на выход из аэропорта Усу. Обычно они добирались подолгу и путанными путями, что позволяло проносить с собой оружие. Или же оно было припрятано где-то заранее своими людьми. Здесь же «своих» у них не было. Вот так получилось, что даже в Сингапур через Ку Чжунэ пробраться пару раз удалось, а в Шаньси секретным агентом забраться было невозможно. Потому что они мужчины, и им бы амазонки никогда не поверили. Кое-какие хорошо замаскированные раскладные ножи, гарроты и разные кунштюки у них всё же имелись, но пистолетов для спокойствия не хватало. «Да в кого стрелять? – утешал себя Хоуп. – На женщин всё равно бы рука не поднялась, если уж и драться, то стараться бескровно их обезвредить, а не приканчивать!». «Встречающие» бросились им в глаза сразу. Во-первых, невозможно было не заметить крепкую фигуру Черити Лавишес, чей знаменный белобрысый хвост флагом полоскало на ветру. Во-вторых, однотипные машины – не чёрные крутые внедорожники, в каких обожали кататься мафиози всего мира, а простые, подержанные седаны неприметных цветов – выстроились в ряд, и возле каждой стояло по две-три девушки. Остановившись на мгновение, Хоуп заставил и своих спутников прекратить движение. Переведя дыхание и нарисовав на губах улыбку, Смотрящий Сеула пожелал им всем удачи и двинулся к охранной делегации, посланной за ними. Амазонки, кто со скрещенными на груди руками, кто в настороженной позе подготовки к прыжку, как и золотые, были в чёрной одежде. - Что это? Пародия на нас? – шепнул Мингю. - А разве обычно они не так одеваются? – попытался припомнить Хосок встречи на Чеджу и в Синьцзяне. - У них нет особой униформы, - сказал Чонгук. Глаза Черити в густой чёрной обводке со стрелками до висков не проглядывались, но было ясно, что она внимательно следит за идущими. С ней были девушки-чосончжоги, среди которых Чонгук узнал и старшую сестру – Кахи. Приблизившись, они заметили на плечах шаньсиек белые повязки. - Добрый день, - поздоровался Хосок, вежливо поклонившись. Разумеется, ему никто этим же не ответил. Расточающая Милосердие, держа ладонь на рукояти меча, торчащего у неё на поясе, лениво и ядовито процедила: - Ну, привет. Чонгук пожалел, что среди встречающих нет принцессы. Неизвестно почему, но ему казалось, что в её присутствии их безопасность была бы обеспечена лучше. Не говоря уже о самой Джо, но ждать саму генеральшу в приветственной команде не приходилось. - У вас… траур? – заметил Хоуп, указав на повязки. - Мы потеряли нескольких своих сестёр в борьбе с Дзи-си, - сказала одна из воительниц возле Черити. - В том числе родных, - прошипела Кахи сквозь зубы. У Чонгука чуть не остановилось сердце. Родных?! Это Мингю не знал, кто эта заговорившая молодая женщина, а он… Он вышагнул вперёд и не удержался от вопроса: - Кто погиб?! - А! Ты? – хмыкнула презрительно Кахи, явно узнав младшего брата, но обращаясь к нему, как к чужому. – Тебе какое дело? - Они и мои сёстры тоже! - Ещё чего! Ты нам не брат! – грозно свела она брови, отсекая всякую возможность напирать на семейственность и искать в этом способ подружиться. – Ты – предатель! - Я никого не предавал! - Ты ушёл из монастыря, куда тебя отправили родители, но не вернулся к нам, а подался… в золотые! – с отвращением бросила Кахи. – Это ли не предательство? - А что с нами не так? – полюбопытствовал Хосок. - Из-за вас началась эта война с Дзи-си! Из-за вас пострадало столько людей! - Из-за нас?! Минуточку, это не справедливо! Ву Чаншэн был негодяем до того, как узнал о нашем существовании, единственное, из-за чего он взъелся именно на нас, так это потому, что мы ему мешали быть негодяем, другим смелости не хватало встать ему поперёк горла. А маразм вообще дело в основном наследственное, генетическое, он бы рано или поздно дал о себе знать и без нас. - Ты не снимешь в моих глазах ответственности с вас за все смерти! - Кахи… - попытался начать Чонгук, но она так яростно на него посмотрела, что он замолчал. - Не обращайся ко мне! Я здесь по приказу Джо встретить вас и проводить. Больше нас ничего не связывает, ясно? - Кто погиб? – поняв, с кем имеет дело, не выдержал и Мингю. Его затрясло и самообладание таяло. Не рассчитывал он так быстро, едва ступив на землю Шаньси, сделаться столь слабым и безвольным. Но он не разглядывал амазонок в Синьцзяне, убежденный, что Кёлькён ждёт его дома. Однако она могла быть там… - Я не отчитываюсь перед мужчинами! - А мне вы сказать можете? Прозвучавший тонкий голосок, полный безмятежности, равновесия и деликатности, заставил всех посмотреть на его обладательницу – Сану. - Нас предупредили, что с вами будет подружка, - ухмыльнулась Черити, обратив внимание на японку, - кто ты? - Их подружка, - повторила она, - меня зовут Сана. - И тебе-то что здесь надо? - Мне хотелось познакомиться с вами и посмотреть Шаньси. Слухи – это одно, а увидеть воочию место, где правят женщины – это другое. - Ты японка? Да, у вас такого точно нет. - Почему же? Есть, - улыбнулась Сана. – В каждом доме правит женщина, мужчина правит только за порогом. А здесь, говорят, наоборот… - Нет, здесь везде правят женщины! – поправила её недовольно Черити. – И внутри, и снаружи! - Должно быть, это накладно и отнимает много сил, - как бы сочувствуя, вздохнула Сана. - Когда подданные знают своё место и свои обязанности, - с ехидством, пахнущим презрением, окинула взором воительница золотых, - править не трудно. А сейчас мы должны вас обыскать. - Да Будда с вами, дамы, - хохотнул Хосок, указывая на аэропорт, - нас уже везде обшманали, зачем лишняя волокита? Не слушая его и не отвечая ему, Черити подошла к Чонгуку и, беспардонно, как бывалый полицейский, раскинула ему руки в стороны и принялась прощупывать куртку, футболку, штаны. Золотой не дёрнулся, терпеливо снося обряд и предпочитая не вызывать лишний раз агрессию. Отбирать у него кроме маленьких ножичков было нечего. Собственно, их и отобрали. Две девушки подступились к Мингю и повторяли процедуру с ним, Кахи выворачивала карманы одежды и рюкзака сдавшегося Хоупа. - Мне свои вещи тоже показать? – спросила Сана, на которую не обращали особого внимания. Закончив с Чонгуком, Черити сдула выбившуюся прядь со лба и повернулась к ней. - Показывай, а вы, - опять велела она золотым, – сдайте ремни. Знаем мы ваши фокусы! - Что? Ну, нет, это уж слишком! – прыснул Мингю, отводя руки амазонок от себя. – До трусов раздеваться тут никто не обещал! - Не будешь выполнять приказы – разворачивайся и вали в свой Сеул! - Уважаемая Черити, - попытался образумить её Хоуп, - что такого страшного может быть в наших ремнях? Мы их и сами в случае чего быстро снять не успеем, чтобы использовать как-то… - Снимай, - перебила его амазонка. - У меня вообще тут знак гармонии и равенства полов, - похлопал по своей бляшке, изображающей инь и ян Чонгук, - чем он мог не угодить? - А у этого – символ мужиков, - плюнула в сторону Мингю Черити и тот отступил, чтобы в него не попало. - Прошу прощения, но, боюсь, они не могут снять ремней, - опять вступила Сана. - Почему ещё? - Дело в том, что… - Чонгук почувствовал, что она сочиняет на ходу, но это понял только он, потому что более-менее узнал Сану, и её естественное смущение, заставившее помедлить, прежде чем продолжать, только ему виделось в истинном свете – в свете поиска подходящих оправданий. – Эти ремни – не просто ремни. - Это нам известно, там прячутся опасные устройства, - без задней мысли сказала Черити, но японка сделала вид, что не поняла правильного смысла. - Да, под ними прячутся опасные устройства, поэтому это скорее пояса верности, а не что-то ещё. - Пояса верности? – хмыкнуло несколько шаньсиек, начав переглядываться. - Да, а вы… у вас разве мужчины не носят таких? – не получив ответа, потому что, как Сане показалось, амазонкам стало обидно, что у них такого нет и они до этого не додумались, она продолжила: - А занятые золотые всегда их надевают. Если ремни попадут в чужие женские руки – это будет считаться изменой, потому что символ супружеской верности вдруг окажется не там, где надо. Вы спросили, что я тут делаю с ними, позвольте признаться, что я в какой-то степени здесь как инспектор от лица девушек, следящий, чтобы молодые люди не позволили себе ничего лишнего. Ну, вы же знаете, разве им можно полностью доверять? – будто сокрушаясь, в поиске понимания похлопала ресницами японка, заглядывая в глаза Черити. Та, осмотрев всех золотых в который раз, задумалась. Потом кивнула Сане: - А что ж ты одна приехала? Что ж не все три их половины? Зачем какие-то ремни, когда можно было бы сопровождать своих неблагонадёжных… самцов? - Моя половина у вас, - напомнил о себе Мингю, - и я приехал за ней. - У меня маленькая дочь, жена не могла поехать, - подхватил Джей-Хоуп идею. - А я, - как всегда без сомнений и, будто всё так и было, Сана взяла за руку Чонгука, - его половина и, прошу, раз все церемонии с обыском окончены, не нарушайте больше без особой надобности его неприкосновенность. Мне это неприятно. И ответьте, наконец, моему самцу, - без раздумий и запинок повторила Сана за Черити, - кто из его сестёр пострадал? Расточающая Милосердие посмотрела на Кахи, предоставляя слово той, если она соизволит откликнуться на просьбу. Старшая сестра Чонгука опустила глаза и, тронув белую повязку на руке, тихо проговорила: - Лицзы. Её больше нет. Кашгария забрала её жизнь. Золотой почувствовал, как на глаза набегают слёзы. Двенадцать лет не общавшийся с ними всеми, старших сестёр он всё-таки хорошо помнил. Особой близости никогда не было, но это была его сестра! Родная! Он думал, что потерял в борьбе с Дзи-си только друзей, но обнаружилась и другая, не менее страшная потеря. Однако глаза Кахи, хоть и убийственно раненные и страдающие, но сухие, не давали ему проявить собственную слабость. Мингю обеспокоенно прошептал риторически, уже зная, что ему никто не ответит: - Боже, Кён, как она? - Ладно, раз мне вас терпеть ещё несколько дней, едемте уже, - кивнула Черити на машины, - по одному в каждую! Вместе не садиться. Ты, - сказала она Сане, но пальцем ткнула в Чонгука, - можешь ехать с ним. Мы уважаем собственность девушек и женщин, мы все – сёстры. - Спасибо, - поклонилась ей японка, - знаете, мне здесь уже нравится! Собственность! Как это мило. - Не заигрывайся, - шепнул ей на ухо Чонгук, придерживая за локоть и подводя к машине, у которой открыл заднюю дверцу. Сана смешливо и кокетливо погладила его по руке: - Всё в порядке, благородный самец, быть собственностью не так уж и плохо, если владелец добр. - Негодяйка, - сел он следом за ней, рядом. Одна из амазонок села за руль, а Черити забралась на переднее пассажирское. Кортеж тронулся. Путь был не близким, он занимал несколько часов по трассам, через населённые пункты и среди гор и полей. Чонгук совсем не помнил этих пейзажей. Не вспомнил при прибытии в Шаньси пару лет назад, не вспоминал и сейчас. Безымянная деревушка, в которой он родился, действительно никогда и никак при нём не называлась, потому что амазонки редко покидали дом – в плане провинции и родного города – и не нуждались в обозначении мест. О Чжанби он не только слышал, но и бывал там, ухаживал за лошадьми какое-то время, работая при конюшнях. В Чжанби обычно говорили «поедем в посёлок чосончжогов», а золотым пункт был известен только домом Черити Лавишес. Что ещё он знал о своей родине? Отец тщательно охранял его от шаньсийского влияния, боясь ли, что сделают из сына безвольную марионетку или готовя к вступлению в золотое братство, мать всеми силами, видимо, скрывала какую-либо связь Чонгука с внешним миром, особенно с золотым братством. В итоге он рос в двойном защитном слое, ничего толком не узнавая о жизни, о существующих конфликтах, проблемах, разночтениях. Поэтому, привезённый на Каясан, он бы даже не смог найти дорогу домой, потому что не знал где это. Только то, что в другой стране – вот и всё. Черити первой прервала молчание, воцарившееся в салоне машины: - Ну, а что же вы в этот раз без Бобби? - Соскучилась? – бесстрашно спросил Чонгук. - Я ему задолжала несколько проколов мечом насквозь, - ледяным тоном сообщила она. - Вот поэтому мы и без него. - А что с той ведьмой, которую вы искали? Нашли? - Почему тебя это интересует? Её ты тоже хочешь проткнуть своим мечом? - Она чуть не сожгла тут всех! Убивать её я бы не стала, но… - Наняла бы насильников? – перебил Чонгук. Черити резко развернулась назад и, испепеляя его взглядом, поджала губы. – Прости, глупость сказал, это мужские методы, вы бы таким, конечно, заниматься не стали. - Ты себе много позволяешь, мальчик! Попридержи язык, иначе я не посмотрю на то, насколько ты Наташе хороший друг. Чонгук замолчал и отвернулся к окну. В конце концов, он тут не один, а с друзьями, и испортить всё Мингю не хочется, а так бы, конечно, он и сам подрался с этой белобрысой бестией. А впрочем, если бы желания Мингю не сбылись и Кён к нему бы не вернулась, может, было бы и к лучшему, золотые и шаньсийки продолжили бы хранить дистанцию и не связывались друг с другом. Ему, Чонгуку, было бы легче так, потому что надежды на то, что сёстры – хоть одна из них – изменятся и перестанут быть воинствующими феминистками, почти не осталось. А постоянно сталкиваться с таким отношением, как у Кахи, не только неприятно, но и болезненно. Но и понять её с какой-то стороны можно. И эта заваруха в Синьцзяне! Поверхностно правы те, кто говорит, что виноваты во всём именно золотые, ведь паранойя Дзи-си развилась из-за них, из-за того, что он никак не мог совладать с ними, найти их, уничтожить. Но разве плохи они были тем, что боролись с ним? Или им нужно было отойти в сторону и смотреть, как Азия плавно попадает под его беспредел? Скольких людей он убил, скольких женщин изнасиловал, сколько незаконных операций провёл, отбирая и присваивая чужое? Если бы не золотые, он бы когда-то закрепился в Гонконге, подчинил себе триады, зажал в клещи центральный Китай – Шэньси и Шаньси, и никакого властного клана Ян уже в помине не было. Чонгук вспомнил Лицзы, какой знал её когда-то. Такую же, как Кахи, твёрдую, непримиримую, строгую и боевую. Провожая его в буддийский монастырь, в последний день, что он был дома, она сказала ему: «Там, куда ты отправляешься, ты станешь куда лучшим мужчиной, чем многие». Лицзы думала, что он будет буддийским монахом: тихим, молитвенным, нищенствующим, бездеятельным. Но её слова в какой-то мере всё равно исполнились. «Как пережили её потерю мама и отец?» - задумался Чонгук. Ему и хотелось оказаться рядом и поддержать их, но в то же время… в то же время, разве жалкий сын заменит дочь? Не хотелось увидеть в глазах матери обвинение, что он остался жив, тогда как Лицзы погибла. Но неужели он сумеет не повидаться с ними? Будучи всего в нескольких шагах от их дома. Если знает обо всём Кахи, то знают и они? Станут ли сами препятствовать встрече? Мать может считать его точно таким же предателем, отречься от него. Но он испытает судьбу! Попытается поговорить с ними! Или нет? Лучше не надо. Что это даст? Только разбередит старые раны. Возвращаться в Шаньси он не собирается, приезжать сюда в отпуск? Смешно. Разбитое можно склеить, но трещину не скроешь. Подумалось и об Элии, о которой спросила Расточающая Милосердие. Ви, должно быть, уже в Тигрином логе и привёз мать своей возлюбленной туда, где они, наконец, заживут счастливо, под крылом настоятеля Хёнсока. Одна семья воссоединилась, и вот, возможность для другой… Ви был прав, когда говорил, что год Дракона – особенный, он всегда несёт в себе какие-то перевороты и волнения. Двенадцать лет назад они все попали на Каясан, а теперь уничтожили Дзи-си и возвращаются к истокам. Стены, окружающие дом Черити, были подновлены, из-за них виднелась и отремонтированная крыша. Но в общем ничего не изменилось. Подъезжая, Чонгук разглядывал этот сыхэюань с корейским колоритом. Гравиевая парковка перед воротами позволяла разместиться десятку машин. По периметру рос невысокий кустарник, за которым площадка обрывалась, и заросший скос вёл к невидимой в дебрях папоротников, ив и тополей полу-иссохшей речке. Жилище Черити было крайним в посёлке и, глядя на всю эту простоту, близость к природе и старину, Мингю невольно вспомнил и собственные дворы и улицы детства. Переехавший в столицу в старших классах школы – которую бросил – вырос-то он вот в такой же атмосфере, далёкой от шума и суеты мегаполиса. Машины остановились. Люди из них стали выбираться. Сана, опершись на поданную руку Чонгука, ступила на землю и невинно заметила: - Должно быть, вас тут очень боятся или сильно уважают, раз окружили таким количеством сопровождения. Черити ничего не сказала на это, но золотой не сомневался, что слова японки достигли её ушей. Конечно же, амазонка не поведётся на провокацию и охрану не уберёт. Сразу, по крайней мере. Потому что посеянная мысль будет медленно подтачивать и заставлять искать другие выходы: как обороняться от золотых, не показывая при этом, что их остерегаются? Полторы дюжины шаньсиек на трёх парней явно демонстрировали, насколько великой видят они угрозу. Чонгук шагнул за хозяйкой дома, как и Хосок с Мингю, присоединившиеся к нему и Сане. На тихой улице с одно-двухэтажными домишками в этот час буднего дня никого не было, поэтому женщина у ворот, к которым они шли, заметилась Чонгуку сразу. Он не узнал её, посмотрел без задней мысли, тотчас вернувшись к своим внутренним проблемам, но что-то интуитивно ёкнуло в груди, что-то задёргалось, какое-то странное чувство затеребило и заставило поднять глаза обратно. Женщина смотрела на него, стоя у ворот и не моргая. Вся в чёрном, тоже с белой повязкой на плече. Такая постаревшая, такая разбитая и с мокрыми глазами… Чонгук остановился. Он не мог дальше идти – ему не хватало воздуха. Он весь куда-то делся из лёгких. Стало резать глаза – пришлось прищуриться и сморгнуть. Перед ними будто вся жизнь пронеслась, как в момент смерти. Сана ощутила что-то неладное и встала рядом. Женщина, сжимая на груди руки, держащие белый носовой платок, оглушала безмолвной тоской и болью взора. Чонгуку хотелось отступить, развернуться и бежать, забыть как страшный сон, который однажды уже забыл - сумел. Он не знал, не мог, не хотел… С ним творилось что-то неправильное, давно пресеченное. Ему вновь было пятнадцать и ненависть, что его оставили и выбросили, охватила от пят до макушки. И в то же время сквозь холод и гнев в сердце взорвалось тепло, потянувшее его вперёд, точнее – назад, в прошлое, где можно было бы свернуть другим путём. Золотой сделал шаг, но опять остановился. Черин обернулась на него, и только потом сама обратила внимание на то, кто именно стоял у её ворот. Женщина тронулась с места и, медленно, обессиленно пошагав навстречу, запнулась в каком-то метре от Чонгука. Ноги её подкосились и, не отводящая глаз от его лица, она едва не упала без чувств, но молодой человек рефлекторно рванул навстречу и поддержал её. Коснувшись, он затрясся. Вставшие в его глазах слёзы не катились, язык онемел, мышцы окаменели, жилы вытянулись. - Мне… мне сказали, что ты приедешь, - дрожащим голосом произнесла Хиджин, его мать и, разрыдавшись, бросилась ему на грудь. Окружающие остолбенело смотрели на разыгравшуюся сцену, а Чонгук перестал что-либо видеть и понимать кроме того, что в его объятьях была мать. Его мать. Его родная мама. А он не мог заставить себя произнести ни слова. Разве не ненавидит она его так же, как Кахи? Разве не выбросила вон из своей жизни? Вспоминала ли она о нём все эти годы? Зачем разыгрывать этот спектакль? Но каждая её слеза резала Чонгуку сердце. Стискивая зубы, чтобы не плакать, он прижал её к себе и, закрыв глаза, уткнулся в её макушку. Забытый запах, забытое тепло, забытая забота. Любит ли он её ещё? Любит ли его она? Разве можно, вот так, двенадцать лет спустя, просто стать родными? Но разве родство пропадает от времени и расстояния? Когда-то она казалась такой высокой и сильной. Видимо, он сам был маленьким и слабым. Теперь мать доходила ему до подбородка. – Сынок… Произнесённое слово, одно только слово, дало понять, что она не разыгрывает трагедию, что не изображает что-то, а действительно это чувствует. Она не отреклась от него. Она узнала его с первого же взгляда, значит, не забыла – помнила. - М..мма… - попытался произнести Чонгук, но, всё так же сжатым горлом и горящими лёгкими, не мог найти сил, не мог выговорить то, что не произносил так долго. Шмыгнув носом и дав сердцебиению поутихнуть, он сказал: - Мне сказали про Лицзы. Мне… мне очень жаль, правда, жаль. - Да… да… - оторвав от его груди лицо, Хиджин подняла его к сыну и провела по его щеке ладонью, будто видимости было недостаточно, и она хотела убедиться в его присутствии наощупь. Она трогала его, как драгоценность, совсем не как врага, а как долгожданное, обретённое, давно и случайно потерянное. Случайно? Нет же, нет! – Нашей девочки больше нет с нами. - Мы не хотели… - Я знаю. Я знаю, сынок, - вцепилась она в него одной рукой сильнее, словно боялась упустить. Губы её подрожали, но, вытерев глаза платком, она взяла себя в руки и постаралась приосаниться. – Ты копия отца. - Мама! – подошла к ним Кахи, делая вид, что не замечает брата. – Что ты тут делаешь? Ты разве не должна быть на работе? - Я отпросилась. Скоро пойду. - Госпожа, - не упуская момента и не позволяя себе быть невежливым, подступился Мингю, низко поклонившись Хиджин. Чонгук, приходя в адекватные чувства и отмирая, указал на него: - Это мой друг, Мингю, молодой человек Цзецюн. Он приехал к ней. - За ней, - поправил Мингю. – Как она? Я могу её увидеть? Хиджин покачала головой, но не в знак однозначного отрицания, а скорее от растерянности: - Вам лучше ничего не предпринимать без разрешения Джо. Нашу семью и без того считают излишне общающейся с мужчинами. А девочкам ещё жизнь жить, не стоит окончательно губить их репутацию. - Но она знает, что я приехал? Она согласится со мной поговорить? – загорелся Мингю. - Цзе тяжело переживает смерть сестры. Мы только похоронили её… пожалуйста, не будьте нетерпеливы и дайте поутихнуть страданиям. - Тётушка Хиджин! – с напором выговорила Черити. – Пожалуйста, не общайтесь слишком много с просителями Джо, ваша семья и так скомпрометировала себя… - Это мой сын! – грозно оборвала её женщина, и даже окружавшие Черити девушки потупились, посчитав произнесённое таким голосом непререкаемым. Главная же воительница чуть вскинула голову, демонстрируя сдерживаемое возмущение. – Я буду общаться с ним, сколько посчитаю нужным, и остановить ты меня сможешь только своим мечом! Черити отвернулась и отошла к стене, зная, что в данном случае сила не на её стороне, но насчёт правды она бы поспорила. Видя, что её не представляют, Сана сама поздоровалась, вступая в беседу: - Госпожа Хиджин, - поклоном она разве что не превзошла Мингю. Женщина посмотрела на девушку, потом на сына, потом опять туда и обратно. - Это… - Моя подруга, Сана, - обозначил её Чонгук, боясь, как бы та не назвалась его хозяйкой или в этом роде. Однако и «подруга», судя по всему, прозвучало неоднозначно. «Надо было сказать «наша»! – укорил себя золотой. – Чёрт меня дёрнул…». - Очень приятно, - улыбнулась женщина японке. Потом покосилась на Черити. – Ладно, я пойду, сынок. Мы обязательно ещё увидимся. - А… - запнулся вновь Чонгук, будто разучившийся произносить ряд слов. - Отец? – поняла его мать. – И с ним тоже ты встретишься. Позже. Здесь… ему лучше не показываться. Кивнув всем в знак прощания, Хиджин пошла к своей машине, пришвартованной на углу сыхэюаня. Калитка во внутренний двор открылась и оттуда высунулась Минзи. - О! – увидела она знакомых ей Хосока и Чонгука. – Вы… - Да, но я женатый, так что не соблазняй меня, - поднял палец Хоуп. - Я?! Вот ты мне сдался! Золотые перешагнули порог. Мингю был тут впервые и осматривался. Сана с вдохновлённым и восхищенным видом озиралась на окна, лавочки, козырьки крыш. Черити указала на дверь в противоположное её флигелю крыло: - Минзи вам покажет комнаты. Идите и старайтесь не попадаться мне на глаза. - Джо… - начал было Хосок, но она перебила его: - Джо поговорит с вами завтра. Территорию моего дома вам покидать запрещено. - Что? Это что – тюрьма? - Нет, если вы захотите домой, я с удовольствием в любую минуту верну вас в Усу. Но по Шаньси вам шастать незачем! – она кивнула на Мингю. – Один уже пошастал! - И что? Никакого ущерба не нанёс, между прочим, - оправдался он. - Заткнись! – обрубила она и ушла к себе. Две амазонки заперли калитку и, с опаской и подозрительностью поглядывая на молодых людей, сели неподалёку от неё. У них у всех были пистолеты и мечи. Это несомненно делало их более сильными, какими бы боевыми навыками они не обладали. Минзи повела золотых в дом. - Кён, наверное, сейчас очень плохо, - бубнил Мингю, кусая губы, - я должен быть рядом, я должен поддерживать её. - Обрадуется ли она твоей поддержке? – задался разумным вопросом Хоуп. – Если нас считают виноватыми в бойне с Дзи-си, то и её не обошёл этот взгляд на ситуацию. - Тогда я должен объяснить ей, что всё совсем не так! Гук, как ты думаешь, я вашей маме понравился? Чонгук посмотрел на него, будто выходя из сна. Он сам так и не решился произнести вслух «мама», а кто-то вот так просто берёт и говорит это! - Я… не знаю! Дай мне прийти в себя… - Понимаю. Минзи привела их на второй этаж и указала на две двери: - Вот ваши спальни. «Две?» - подумали все трое золотых, понимая, что Сана разделит с кем-то комнату. С кем именно – тоже понимали все. Чонгук, уже примирившийся, что будет играть роль её пары, вдруг услышал неожиданное прошение японки: - А можно мне отдельную комнату? - Отдельную? – посмотрела на неё Минзи. Почесала затылок и пожала плечами: - Вроде свободных комнат больше нет, у нас сейчас тут достаточно девушек живёт. - Разделить комнату с другой девушкой во всяком случае приличнее, чем с мужчиной. - А, ну если такое дело… - Да, такое, - согласилась с недоговорённым ещё Сана. - Пойду, спрошу, - без лишних вопросов пошла навстречу Минзи, - а вы пока располагайтесь, - сказала она молодым людям и ушла. - Куда это ты собралась? – прищурился Хосок. - На женскую половину. - Плести заговоры? - Смогу ли я осмелиться? – прижала ладонь к груди Сана. - А если они всё-таки попытаются причинить тебе зло, за то, что ты на нашей стороне? - спросил её Чонгук. - Мне было бы спокойнее, если бы ты от нас не отлучалась. - Не думаю, что они навредят мне. В этом случае, напротив, дальше от вас – безопаснее, - улыбнулась Сана, позволив себе не то откровенную колкость, не то озвучив противоположное своим истинным задумкам. - Ах вот ты какая, ноги уносишь с тонущего корабля, - хмыкнул Хоуп. - Ничего мы не тонущий корабль! – возмутился Мингю. – Мы всё сможем, ясно? Я увижу Кёлькён и верну её. - И кто её отсюда отпустит? Тебе не показалось, что ей теперь отдают приказы, и совсем не лояльные к нам люди? Что тогда? Останешься здесь? - Может, я получу разрешение приезжать сюда… - Ага, конечно, - распространил скепсис вокруг себя Хосок. Они все вошли пока что в одну комнату. Там стояло две узкие кровати, на которые парни и уселись. Сана подошла к окну и выглянула во внутренний двор с одиноким деревом вишни. Под ним, на лавочках, девушки играли кто в чанги, кто в хватху. - Ну, и как тебе тут? – спросил её Хоуп. – Нравится мироустройство? - Пока не очень понятно. По большему счёту, мне всё равно, как у них. Если их всё устраивает, то так тому и быть. - Но ты же недавно говорила, что правильно – это когда всем хорошо… - Но я не говорила, что «хорошо» для всех одинаковое, - Сана отвернулась от окна и села на стул, отдельно от молодых людей, - правильно, это когда женщине хорошо как женщине, мужчине – как мужчине, землепашцу как землепашцу, а императору – как императору. - Разве не все они люди? – задал ей вопрос Чонгук. – Разве не у всех людей одни и те же чувства? - Не у всех. Если землепашцу хорошо, как императору, он не перестанет вести себя, как землепашец – тащить всё в свой дом и стараться сэкономить в ущерб государственным нуждам, разворовывая его в угоду себе и своим обывательским желаниям, если императору хорошо, как землепашцу, он не сможет довольствоваться этим, захочет споров и захватов, будет вторгаться в чужие жизни и испортит свою. Если мужчине хорошо, как женщине, то он и не мужчина вовсе. Всё должно называться правильно, и всему должно быть своё место. - Порядок в государстве начинается с правильных наименований, - упомянул Чонгук чжэнмин* Конфуция. - Именно. - Судя по всему, император не на своём месте наделает меньше бед, чем землепашец? – уточнил Хоуп. – А мне казалось, что масштаб личности отражается и на масштабе творимого. - Аристократ не на своём месте несчастлив сам, простолюдин не на своём месте делает несчастными других. - Но сколько было императоров, которые разоряли страну и бюджет ничуть не хуже уличного вора! - Воспитание. Значит, они не следовали положенным им путём, не были воспитаны, как императоры. - Ты веришь во врожденное неравенство? – посмотрел на неё Чонгук. - Помимо него есть приобретённое благородство. Оно даёт шанс тем, кому не повезло от рождения. - Ага, это про нас, - бросил брату возлюбленной Мингю, - хык-сучжо! Минзи образовалась на пороге. - В общем, есть диван в моей комнате. От кухни недалеко, удобно, - улыбнулась она. - Я согласна, - поднялась Сана, придерживая свой рюкзак. Направившись на выход, она повернулась в дверном проёме и поклонилась, после чего ушла следом за амазонкой.