Из Ян

Пеший путь длился минут десять. Посёлок был невелик, его и весь от края до края можно было пройти за полчаса. Чонгук наблюдал, как с принцессой и её окружением радостно здороваются жительницы, идущие по своим делам, или вышедшие посидеть на лавочке старушки. Все махали ей, спрашивали, как её дела, благословляли, передавали привет генеральшам, приглашали заглядывать на чай и провожали любящими материнскими взглядами. Одна женщина подозвала Цзыюй, протянув корзину слив в угощение. Девушки, шепча «спасибо», набрали полные ладони и, беспечные, юные и довольные, пошли дальше по улице, откусывая сочную мякоть и отбрасывая косточки в кусты. Только принцесса, взяв с поклонном предложенные сливы, подойдя к Чонгуку протянула ему половину жестом, странно сочетающим уверенность и неловкость: - Угощайся, - прохладно сказала она. Золотой подумал было отказаться, но потом, решив, что «царскую» щедрость испытывать не стоит, как и пренебрегать ею, взял одну ягоду: - Спасибо. Подруги покосились на Цзы, но ничего ей не сказали. Чем ближе Чонгук подходил к дому своих родителей, тем сильнее узнавал и вспоминал каждый поворот, каждый угол, козырьки крыш. Палисад, за которым его сейчас ждали, был покрашен в другой цвет – в его детстве он был зелёным, теперь же стал голубым – но всё равно его нельзя было сыновним сердцем спутать с другим. Цзыюй остановилась у калитки, повернувшись к молодому человеку. Он тоже вкопался на месте, не то что бы не решаясь, а скорее наслаждаясь этим моментом, возможностью совершить то, чего хотел столько лет, но при этом боялся. Чонгук знал, что не испугается и уже ничего не остановит его перед визитом, но как же приятно было стоять и смотреть на эту дорожку, дверь, крыльцо, которые он пересекал своими мальчишескими ногами, прибегая из школы. - Ты будешь входить? – нетерпеливо поторопила его принцесса. - Да, разумеется… просто сопоставляю увиденное с тем, что было в памяти. Сможешь ли ты понять? Ты нигде не отсутствовала по двенадцать лет… - Мы уже выяснили, что мужчинам и женщинам вообще друг друга не понять, - проворчала она и, толкнув низкую калитку, сама вошла на приусадебный участок. Помешкав ещё немного, Чонгук тронулся следом. Остальные шаньсийки остались гулять на улице: одна присела, почёсывая подбежавшего рыжего кота, другая опустилась на лавочку и закинула голову назад, ловя лучи солнца. Другие болтали, смеясь и шепотом проговаривая те места, которые касались увиденных золотых. Несмотря на девичью конспирацию, было ясно, как белый день, что именно сделалось предметом их обсуждений. Дверь не была заперта, но, не успел Чонгук к ней впритык подойти, как Хиджин распахнула её изнутри. - Проходите, проходите скорее! – протянула она встречающие руки и, пока сын поднимался, опять погладила его по спине и плечу. – А ты чего? Заходи, посиди с нами, - пригласила оставшуюся за порогом Цзы женщина. - Да нет, у вас дела семейные, мы подождём тут… - Не выдумывай! Разве все мы тут не одна большая семья? – с лёгким упрёком спросила она. Цзыюй растерялась, на её лице читалась борьба самой с собой. Что ей было делать в доме, который перестал быть домом тёти Хиджин, а стал домом Чон Чонгука? Расскажет ли она ему, как принцесса звонила ей и просила помочь его соблазнить? Стыд-то какой! С другой стороны, не хотелось ничего пропустить, если уж она выдаст принцессу, так пусть при ней, скажет всё в лицо. Лучше один раз пережить всё, чем мучиться догадками и накручивать себя. - Ладно, - кивнула Цзы и поднялась по ступенькам следом за золотым. Первыми Чонгук увидел своих братьев, услышавших о его возвращении и скором приходе и пришедшими поглядеть на того, кто вырвался из Шаньси и жил самостоятельно, чего-то добился, был воином! Всё это казалось невероятным для парней, выросших среди амазонок. Бомгю и Хюнин были двойняшками, родившись с разницей минут в двадцать, они совершенно не напоминали друг друга, но каждый по-своему смахивал на Чонгука, и каждый больше походил на отца, либо мать. - Привет, - протянул им руку Чонгук, вспоминая десятилетних пацанят, какими видел их в последний раз. Они узнавались с трудом, повзрослевшие и возмужавшие. - С возвращением, - пожал ему руку Хюнин, любопытно оглядывая. - Неожиданная, но приятная встреча, - улыбнулся Бомгю. - Я тоже рад… - Имейте в виду – я всё слышу, - напомнила о своём присутствии Цзыюй. – Будете плести заговоры – посажу под замок. - Мы попросим Цзе за нас заступиться, - сказал Хюнин. - С чего ей будет вас защищать, если вы задумаете недоброе? - С чего им будет задумывать недоброе, если их не воспитывали так, как тебя? – подколол принцессу Чонгук, посмотрев ей в глаза. Державшая руки на груди скрещенными, она от злости сжала пальцы на плечах, до синяков, хотя не почувствовала от эмоций боли. - Ого, как ты смело шутишь с Цзы! – восхитился Бомгю. – Никак действительно хорошо дерёшься? - Как и положено золотому, - прозвучал мужской голос, и все обернулись в сторону кухни, откуда вышел Хвангук, муж Хиджин и отец молодых людей. Чонгук застыл, ощущая дрожь во всём теле, полную потерю чувств и онемение. Он встретился с отцом глазами, тот смотрел на него спокойно, молчаливо, но при этом невозможно было не видеть в них тоски, любви, горечи и радости. В этом скрещенном взгляде было столько невыговоренного и кричащего! Если бы не невольные зрители, и если бы золотым не была привита железная привычка держать себя в руках, кто знает, как повели бы они себя? Мужчина не двигался, как и его сын, и эта встреча через много лет роднила их больше, чем если бы они всё это время провели вместе. Зная мужские привычки и манеры, Хиджин поняла, что это может продлиться долго, поэтому подтолкнула Чонгука вперёд: - Идите на кухню, поговорите. Золотой кивнул, и несмело шагнул за отцом. Войдя, Хвангук прикрыл за сыном дверь, и они сели по разные стороны угла стола. Тишина продолжалась, вызванная смущением Чонгука и чувством вины отца. Наконец, мужчина сказал: - Прости меня. Молодой человек, услышав его слова, очнулся и, унимая сердцебиение, произнёс: - Спасибо тебе. Больше ничего объяснять не требовалось. Они поняли друг друга всего по одной фразе. Чонгук услышал и узнал, что отец так же страдал, отвезя его в другую страну и расставшись с ним, как страдал там первое время Чонгук. Но он сделал это ради его блага. Ради того, чтобы он стал личностью: независимой, справедливой, способной делать выбор. Хвангук тоже в словах сына разобрал, что тот всё понял и принял путь, намеченный ему родителем. Никакой обиды больше не было и не могло быть. Каждый поступил по совести и, самое важное, что она у них двоих была. Похожая так же, как их лица и, особенно, глаза. - Мама… - заговорил Чонгук. – Она знает, что… знает, как всё получилось? - Она подозревала меня несколько лет, допытывалась, так ли всё просто с твоим буддийским монашеством? Я всё отрицал, и она поверила. В этом году, когда Бека рассказала, кем ты стал, она всё поняла. Доказывать что-либо и отрицать я уже не собирался, но она больше ничего и не спрашивала. Не знаю, считает ли она, что я её предал, думаю, в какой-то степени – да, но напрямую она ничего мне не сказала. - Она тоже против золотых? Но почему, если ты из нас, и она полюбила тебя, наверняка, за благородство духа… - Никогда не думал, что буду так счастлив услышать от тебя это «из нас», - улыбнулся отец, - ты проникся золотым учением, я не опоздал отвезти тебя в Лог… - Я золотой всем сердцем! И скорее умру, чем предам братство и уйду из него. Но… - Чонгук растерялся, не зная, как спросить повежливее. - Но я его бросил? – догадался Хвангук. – Ты хочешь сказать, что я смущаю тебя своим поступком? Отбрасываю тень сомнения на твёрдость убеждений? - Нет… Хотя было время, когда я так считал, сам считал тебя предателем. Теперь я просто хочу узнать, как всё вышло. Как ты сумел… решиться на жизнь здесь? - Это долгая история… - Я никуда не спешу и, пожалуй, ждал, чтобы послушать её, целых двенадцать лет. - Я бы никогда не покинул братство, если бы… если бы не разочаровался в нём однажды. Чонгук распахнул удивлённо очи, едва подобрав челюсть с пола. Отец разочаровался в золотых?! - Но тогда почему ты отвёз меня туда?! - Что ж, я изложу всё по порядку, стараясь ничего не упустить, чтобы ты понял, если сможешь, - Хвангук перевёл дыхание, - мы познакомились с твоей матерью больше тридцати лет назад. Я влюбился с первого же взгляда, но долго не хотел признаваться себе в этом, отказывался от чувств, потому что… ну, думаю, ты и без меня знаешь, почему! Золотым нельзя заводить отношений… - Джунвон незадолго до своей смерти отменил этот закон. - Отменил? – ахнул Хвангук. – Впрочем, чего ещё было ждать… всё к тому шло. - Ты знал Джунвона? - Разумеется. И он тоже участник моей истории. Я выпустился из Лога на год раньше него, мы были добрыми друзьями, как родные братья, как и все золотые друг с другом. Я отправлялся на миссии с выпускниками постарше, но бывало и так, что он, Ёнвон и Ли, мы вчетвером, после того как выпустились и двое младших – Ли и Ёнвон, наводили порядок в Китае. Тогда, в девяностые, тут жуть что творилось! Особенно в прибрежных городах: Гонконге, Шанхае, Циньдао, Шэньчжэне. Да и провинции не отставали, только размах был поменьше. В одной из вылазок мы столкнулись с шаньсийками. Они пытались спасти двух девушек, украденных в бордель, да и мы туда явились для того же, но, приняв друг друга за преступные группировки, мы начали сражаться. Амазонки стали проигрывать, мы же не могли «добивать» такого врага. Когда до нас дошло, что они не преступницы, мы отпустили их с девушками, которым вернули свободу. Потом я пошёл осмотреть здание, чтобы убедиться, что нет других пленниц или пленников, и нашёл одну отставшую шаньсийку, которая отвлекала сутенёра и босса района, - Хвангук глухо посмеялся над ситуацией: - Так я и познакомился с мамой. Она умела пользоваться своими чарами! Такой красавицы я никогда в жизни больше не видел. - Она... была соблазнительницей, не так ли? - Да, только я не разобрался в происходящем, я подумал, что это одна из принуждаемых к занятию проституцией девушек и убил того, с кем она находилась. Хиджин обругала меня последними словами! Она не только отвлекала его от вызволения девушек, но и пыталась выведать сведения о триадах. Он был влиятельным человеком и увлёкся ею, а я испортил всё дело. Она бросилась меня избивать, хотя воительница из неё так себе. Я попытался её усмирить, а она сделала вид, что я её чуть не убил и стала прикидываться умирающей. Я запаниковал, поверив, что ударил её как-то случайно. - И как же ты с ней помирился? - Ну, как мирятся мужчины с женщинами? – Если бы ещё умел, Хвангук бы покраснел, но он лишь выразительно пожал плечами, так что сын понял, что имелось в виду. – Так у нас всё и закрутилось… Хотя я, поняв, что она собой представляет, никак не мог взять в толк, не пытается ли она теперь через меня узнавать и выведывать что-то для Шаньси и генеральш? Генеральшей тогда была мать Джо и Бинбин – невероятная мегера! Кровожадная и неприятная. Это сейчас я понимаю, что Хиджин и сама её недолюбливала, а тогда – откуда было взять уверенность? Но когда пришла мне пора возвращаться в Корею, твоя мама упросила меня взять её с собой и, как я ни сопротивлялся, не смог пересилить и своих желаний тоже. Мы прибыли в Сеул. О рассекречивании Лога не шло и речи. Даже если бы я женился на ней прямо тогда, я бы всё равно ничего не выдал. Тайны братства были и остаются для меня священными. Да и Джунвон запретил тогда на некоторое время всем кататься в Лог и упоминать о месте его нахождения, что казалось странной тиранией, ведь Лог – дом многих из нас, и к нему всегда тянет… - Так как же ты разочаровался?.. - Мы с Хиджин приехали в Сеул. Я поселил её отдельно. Мои друзья о ней знали, но я не спешил разоблачать их перед ней. Наша конспирация всегда была важной. Но прошло совсем немного времени, как… в братстве начало происходить чёрт-те что! Джунвону будто снесло крышу от всего, что мы делали, или же от власти. Он стал молчаливым, мнительным, связался с бандитами и стал с ними сотрудничать… - Ты… разве не знал, зачем он это делал? – удивился Чонгук. Они все тоже знали, что Джунвон внедрился в преступный мир столицы под видом босса мафии, но это позволило золотым укрепиться! - Я искал этому объяснения, но его бесчинства… - Какие бесчинства? – нахмурился Чонгук, а потом стал сопоставлять хронологию. Джунвон сошёлся с бандитами, когда вышел из тюрьмы и женился на матери Сунён, на тот момент у родителей уже должны были родиться Кахи и Лицзы. Что-то не сходится. – В каком это было году? - Конец девяносто первого, начало девяносто второго. Ёнвон рассказывал ужасные вещи о его поступках… - И ты поверил ему? – «Проклятый прокурор Бан! О том, как вы чуть не уничтожили золотых внутренним расколом нам всем тоже известно теперь. Но в то время, конечно же, ввести в заблуждение было легко. Парни, выходящие из Лога, пусть даже закалявшиеся позже битвами и сражениями, в душе были приучены доверять друг другу безоговорочно». - Я бы не поверил, но… но тому были подтверждения. Однажды я пришёл к Хиджин и… спугнул своим приходом кого-то. Я увидел выпрыгнувшего в окно – мы жили в одноэтажном домишке на окраине Сеула – мужчину в чёрной кожаной одежде. Хиджин плакала, говоря, что её чуть не изнасиловали, и если бы я не пришёл, то всё бы случилось. Я погнался следом, бежал, как ненормальный, не веря, что кто-то из моих братьев отважился бы на такое. Но кто ещё мог знать, где жила Хиджин и ходить в чёрной кожаной одежде? Я добежал почти до нашего «штаба», когда встретил взбудораженного Ли, он сказал, что видел бегущего со всех ног Джунвона, который был будто бы не в себе. Мы стали искать его вдвоём, но нигде не нашли. Вернувшись к Хиджин, я стал бояться покидать её. Она нашла выпавшую из кармана убегавшего фотографию невесты Джунвона, которую я тоже хорошо знал. Какие ещё доказательства были нужны? Возможно, одним словам Хиджин я бы, как дурак, не поверил, ведь она шаньсийка – она должна была быть коварна! Но я видел всё собственными глазами… - И ты не объяснился позже с Джунвоном? – начал понимать всё Чонгук. - Он пропал на какое-то время. Кто-то говорил, что он чем-то заболел и где-то отлёживается, кто-то говорил, что почему-то прячется. Я отправил Хиджин сюда, подальше от угрожающего присутствия ещё вчера доблестных воинов. Я бы не простил себе, если бы из-за меня с ней что-то произошло, а пока она была не под присмотром, я не мог заниматься ничем. Ёнвон тем временем пошёл по той же непонятной криминальной дороге, что и Джунвон. Он бросил братство, потому что за ним большинство золотых не пошло, не приняв такую замену Джунвону, решил сделать карьеру, связался со всякими отбросами, взяточниками, утащил за собой нескольких наших ребят с неокрепшими умами. Оставался Ли и ещё несколько человек. Мы думали, что же делать? Либо нужно было выбрать нового предводителя, либо похоронить наше братство. У Ёнвона в тот год родился сын, и были идеи выкрасть его, чтобы воспитать достойным представителем своего рода. Несколько парней предложило меня в лидеры. Но я не хотел этого, я не терял надежды образумить Джунвона. Наконец, он объявился. Кто-то якобы нашептал ему, что я хочу занять его место, свергнуть и стать лидером, он перестал доверять мне, но Ли, общавшийся с ним по-прежнему, сообщил, что Джунвон готовит на меня покушение, чтобы избавиться от соперника. Но его вдруг арестовали и судили, а вскоре из миссии в Афганистане вернулся мастер Хёнсок… Он ведь ещё жив? - Да, он настоятель Лога, который, можно сказать, воспитал меня, - кивнул Чонгук. - Я рад. Он единственный, в ком я никогда не сомневался. Когда он вернулся, я выложил ему всё, как было. В тот момент ещё пришло письмо от Хиджин, в котором она сообщала, что ждёт ребёнка… Хёнсок, боясь за мою сохранность тоже, велел мне на время убраться подальше от Сеула. Я уехал, но не мог оставаться в неведении, в стороне от всего, и вернулся где-то через полгода. Джунвон сидел в тюрьме, Ёнвон фактически распустил братство, от которого остались крохи… Я отправился в Лог, чтобы повидать мастера Хёнсока и… И узнал тогда, как всё было на самом деле. - О том, что на самом деле Ли был и не Ли вовсе, а Дзи-си? - Да. Об этом. Настоящий Ли, на всю жизнь оставшийся хромым и потерявшим способность драться, как прежде, безвылазно вынужден был обосноваться на Каясан. Я спросил мастера Хёнсока, что же теперь делать? Он велел мне возвращаться к жене и ребёнку, сказал, что золота из воздуха не сделать, и пока не появятся люди, способные стать золотыми, нам не возродить былую славу из пепла. Он сказал: «Если у тебя родится сын, пришли его мне. Так я узнаю, что у тебя всё хорошо. И так братство обязательно станет крепче, чем прежде». – Хвангук улыбнулся, вспоминая далёкое прошлое. – Надеюсь, что он не обманул, и мы с ним не зря ждали, затихнув в разных концах земли. Мастер Хёнсок всегда побеждал, потому что умел ждать. - Вот старый хитрец! – прищурился Чонгук, дивясь в который раз полной осведомлённости настоятеля, который вечно всплывает, как инициатор всех начинаний, но при этом держится так, будто абсолютно безучастен. – Но… почему мама не отличила Ли, то есть, Дзи-си от Джунвона, когда он на неё напал? - В комнате было темно, он забрался в дом ночью, да она и не видела никогда ни того, ни другого. Я же говорю, что не удосужился представить её своим друзьям… Но как же мне было горько, больно и обидно от того, что я не понял, что врёт Ли, то есть, прикидывавшийся им Дзи-си, а не Джунвон! Дело в том, что настоящий Ли был настолько светлым, бесхитростным и безгрешным человеком, что никому никогда не пришло бы в голову заподозрить его в чём-то, в то время как Джунвон иногда проявлял необходимую лидеру твёрдость, спесивость, упрямство и даже жёсткость. Конечно же, его запрет на посещение Лога, вызванный подозрительностью поведения Ли – он-то его знал лучше, чем я и многие, и заметил неладное! – воспринялся нами как самодурство. Никаких связей с бандитами и бесчинств на тот момент не было – это была клевета Дзи-си и Ёнвона, приведшая в результате к подлогу, подставному делу и аресту Джунвона. Готовящегося на меня покушения, разумеется, никогда не существовало, его выдумал Дзи-си, вбивая между нами клин. На самом деле он мечтал, что в лидеры предложат лучшего друга братьев Бан – Ли, то есть его, Дзи-си, но никто не выдвинул кандидатуру мягкосердечного и смиренного Ли. А конкурентом я был только Дзи-си, и никому больше. - Потому что ты был превосходным воином? - Да, я в драках был среди лучших, даже Джунвон мне проигрывал… - Хвангук замолчал и, выдержав паузу, продолжил: - Поэтому я и сказал, что разочаровался однажды. Нет, не в идеалах, которые мечтал привить и сыновьям, не в том, что мы делали, а в том, что это оказалось хрупкой конструкцией, в восстановление которой я не поверил, в отличие от мастера Хёнсока. Он будто знал, что нужны годы для возведения нового основания и каркаса. Мы, суетные и грешные люди, мыслим границами своей собственной жизни, и считаем, что если при нас или у нас что-то не вышло, то всему конец. Мудрый Хёнсок же всегда плевал на относительность времени, он готов отложить победу до любого будущего, в которое верит, которому доверяет, которое выстраивает. Такому бы человеку быть лидером, но… мастер был не из лидерской династии. - А ты… знаешь о его происхождении? – не был уверен Чонгук, стоит ли выдавать личную тайну настоятеля? - О том, что он отсюда, из Шаньси? – Сын кивнул отцу. – Он поведал мне об этом перед тем, как я уехал. Но просил не упоминать о нём здесь, поскольку на его счету смерть нескольких женщин из клана Ян, и такие связи чести мне не сделают. - И ты с тех самых пор, если не считать посещения Каясан двенадцать лет назад, никак не поддерживал с золотыми связь? - А с кем её было поддерживать? Джунвон вышел из тюрьмы, когда мама уже ждала тебя, нашего третьего ребёнка. Мне было стыдно показываться ему на глаза за то, что я в нём усомнился. Ёнвон оборвал все связи с золотыми, Ли с мастером Хёнсоком осели в монастыре, посвятив себя поиску и воспитанию новых адептов. Оставался ещё Вонсок, мой близкий друг, чей сын – Воншик, воспитывался в Логе, он как-то даже наведался сюда, ко мне. Рассказал, что воинов остался от силы десяток, братство залегло на дно и не может действовать. А вскоре после того, когда тебе было года четыре, он и оставшиеся старшие воины – да и молодые – погибли в очередных стычках с Дзи-си в Западном Китае. Мне показалось, что всё кончено, и с того момента – да, какой-либо связи между мной и остальными золотыми не было. До поездки в Южную Кёнсан двенадцать лет назад. Помимо моей умершей надежды были и другие препятствия. Амазонки тоже следили за мной и косо смотрели на любые попытки связаться с внешним миром. Бывшая генеральша была обижена на меня за то, что я лишил их лучшей соблазнительницы. Когда мама вышла за меня и приняла решение хранить мне верность, женщины её сурово осуждали. А Джунвон? После предательства брата и подмены Ли, думается, он никогда уже не оправился, по крайней мере, насколько до меня дошли сведения, у него никогда больше не было близких друзей, людей, которым он бы всецело доверял, он со всеми держал дистанцию. Он знал, что я был в Корее, когда привёз тебя, но не попытался связаться. Может, не хотел компрометировать меня перед Шаньси, а может разочаровался во мне, посчитав, что я уехал и забыл обо всём, что я перешёл на другую сторону. Хвангук замолчал. Он рассказал всё, что мог, что, как ему казалось, должно было объяснить сыну прошлое. «Как я только не предполагал такого варианта, - ошеломлённо рассуждал Чонгук, - что отец не вернулся не потому, что не хотел покидать это место, а потому, что ему некуда было вернуться! Почему я сам не сопоставил время событий и не сделал правильных выводов? Конечно, как можно предать братство, которого фактически не стало! Маму и нас оставлять было не из-за чего. Чтобы сидеть с мастером Ли и настоятелем на Каясан и ждать, когда кто-нибудь соизволит подбросить туда сироту на воспитание? Между две тысячи первым и две тысячи двенадцатым годами ни один адепт не пришёл в Лог. Одиннадцать лет! В течение которых Джунвону только и удавалось переманивать кое-кого из раскаявшихся преступников в наши ряды. Да я сам бы потерял надежду, что мечты о возрождении осуществимы! Но настоятель Хёнсок верил. И эта вера спасла, породила и вырастила всех нас, живущих ныне золотых». - Раз ты привёл меня настоятелю, как он просил, - сказал Чонгук, - значит, надежда в тебе не умерла. Ты бы не поступил так, если бы не верил, что золотые возродятся. - Ты прав, сын, - поднявшись, он положил руку ему на плечо, - когда ты появился на свет, я вспомнил просьбу мастера Хёнсока. Что-то во мне зашевелилось. Я понял, что отвезу тебя на Каясан, буквально сразу, как увидел. - Почему же ты ждал так долго? Почему не отвёз меня совсем мальчиком? - Во-первых, прежняя генеральша бы не позволила. Я сделал это, когда генеральшей стала Джо. Джо всегда уважала и любила Хиджин. Да и если говорить честно, она уважает и любит всех своих женщин. А во-вторых… я боялся, что если отдам тебя слишком рано, ты забудешь нас с матерью. Возможно, так было бы лучше и честнее, но что-то не давало мне с этим смириться. Я хотел, чтобы ты запомнил, откуда ты и смог бы найти однажды дом. - Я не искал. Но нашёл. - Ты не жалеешь об этом? - Нет! Ни в коем случае! Я считаю, что настоятель Хёнсок лучше нас знал, как надо поступать, и всё содеянное имеет цель, более высокую, чем наши отдельно взятые судьбы. - Ты мудрее меня в моём возрасте. - Я трусливее. - Неужели? Почему? В кухню заглянула Хиджин, прервав их разговор: - Мальчики, может, достаточно для первого раза? В гостиной всё готово, идёмте! - Прости, дорогая, мы заболтались. - Я понимаю, - она подождала, когда муж подойдёт к ней и поцелует в щёку, после чего протянула руку поднявшемуся Чонгуку. – Пока Джо разрешила вам видеться, никто не отнимет у вас этого права. У вас впереди весь день для разговоров! Хиджин позвала к столу всех девушек, пришедших с Цзыюй. И это был самый странный завтрак, который когда-либо был у Чонгука. По одну сторону его сидел отец, а по другую… принцесса, поскольку сама хозяйка дома, его мать, села возле мужа. Братья и племянники – сыновья Кахи, сидели дальше по ту же сторону, так что больше рядом с золотым посадить было и некого, с другими амазонками он совсем не был знаком. Цзыюй, напряжённая не меньше него этой необходимостью близкого нахождения, не сумевшая из вежливости отказаться, непривычно для себя не чувствовала здорового аппетита. Ей мерещилось, что она вот-вот заденет локтем парня, или что-нибудь уронит, прольёт на него, вызовет чем-нибудь его насмешку. Ей было некомфортно, но, тем не менее, предложи ей поменяться с подругами или кузинами местами – она бы отказалась, демонстрируя героическую выдержку. Хиджин не потеряла с годами умение развлекать и забалтывать людей. Она задавала тон настроению за завтраком, шутила – вдохновленная и окрылённая как никогда возвращением старшего сына – веселила девушек и позволяла мужчинам забыть на время о том, что они в Шаньси, где прав у них нет почти никаких. - Жаль, что с нами нет ещё Цзе, Беки и Совон, - заметила она, щедро подкладывая всем в тарелки закуски, - Цзы, девочка моя, почему Цзе не приехала? - Не захотела, - пожала плечами принцесса. - Ох уж эта своевольная девчонка! Хотя, яблоко от яблони, - просияла Хиджин, - я в её годы была не лучше! - Чонгук, - прожевав кусок мяса, обратилась к нему Юци, - а ты тоже характером в отца? Останешься у нас жить? - Я… - начал он, ещё не успев придумать какую-нибудь колкость, но мать его опередила: - Для этого, девочки, кому-то из вас пришлось бы его очаровать. - Вот ещё! – фыркнула Юци. - Разве не мужчины должны очаровывать? – взмахнула пушистыми ресницами красивых глаз Мейчи, хорошенькая подружка принцессы, явно метившая в соблазнительницы, но пока не решающаяся из-за неимения опыта. - Очаровываться мужчинами опасно, - заметила другая, Сюани. - Ну, я от этого не умерла, - засмеялась Хиджин. Юци принялась доказывать негодяйство всех мужчин, перечисляя все их реальные и выдуманные недостатки. Хозяйка дома парировала и вынуждала подавать ей более убедительные факты. Сюани подключилась на стороне Юци, остальные только подавали реплики, не решаясь стать главными оппонентами. Воспользовавшись тем, что всеобщее внимание занято, Цзыюй тихо спросила у Чонгука: - Так ты не ответил. Ты собираешься вернуться в родительский дом насовсем? - Ты же слышала, что сказала моя мама. - А ты такой послушный сын? - Обязательно. - Понятно. Значит, не останешься. - С чего такой вывод? - Тебя никто не сможет очаровать. У тебя уже есть пассия. - Я же сказал, Сана мне не… - Чонгук прервался и повернулся к Цзыюй. – А что ты к ней прицепилась? Ты что, ревнуешь? – поддел он, хотя и близко не верил в возможность подобного. Принцесса вспыхнула: - Я?! Тебя?! – поняв по взглядам подруг, что заговорила громче, она вновь зашептала: - Мечтай, золотой недотёпа. - Может и мечтаю? – пошутил он. - С чего бы? - В отместку. Ты пыталась вызвать во мне чувства к себе, за это тебя постигнет кара, и у тебя самой ко мне возникнут чувства. - Скорее солнце пойдёт с запада на восток. - Шумно, как на свадьбе, - вздохнул Хвангук, потешаясь над горячим спором шаньсиек, дружелюбным, но упорным. Сквозь аргументацию Юци и опровержения жены ему даже не было слышно, о чём говорит рядом сын со своей соседкой. Но от его замечания они оба запнулись, оглядев сидящих. Помимо отца и матери за столом сидела рядом только одна пара – Чонгук и Цзы, и упоминание свадьбы навело их на недопустимые ассоциации. Он золотой! Ему нельзя жениться! Она шаньсийка! Для неё свадьба – это позор! - Вообще, замолчи и ешь, - приказала Цзы Чонгуку. - Ты первая со мной заговорила. Ешь сама – где твой знаменитый аппетит? - Ты мне его портишь. - В Сеуле что-то не портил. - Я сдерживалась, как могла. - Ты отличная актриса, уверен, тебя не затруднит и сейчас изобразить расположение и хорошее настроение. Натянув на губы искусственную, фальшивую улыбку, какие бывают, когда хотят улыбнуться, жуя лимон, Цзыюй посмотрела на него: - Так подойдёт? - У тебя вид, будто тебе сапоги жмут. - Мне жмёт твоё присутствие рядом. - Так отсядь. - Куда? Другие девушки с тобой вообще рядом сидеть не станут! Радуйся, что я до этого снизошла. - Поклониться тебе в ноги? Расцеловать их в благодарность? - Оставь при себе свои эротические фантазии. - Эротические? Может они твои? - Не надо меня газлайтить*, это не проканает. - Загазлайтить абьюзера? Что-то новое! - Это я-то абьюзер?! – ахнула принцесса. - Чонгук, сынок, - прервала их Хиджин, и они только сейчас заметили, что баталии вокруг достоинств и недостатков мужчин закончились, - расскажи, пожалуйста, как ты жил буддийским монахом? Мне очень интересно. Чонгук улыбнулся, как минуту назад принцесса, натянуто и вымученно, хоть в душе и радуясь, что о буддизме знает предостаточно. Потому что ему предстояло очень долго и много выдумывать о целых годах своей жизни.