Из Ян

- Вообще-то, я у себя дома, - напомнил Чонгук. - Ты?! Да ты… ты… - Цзыюй собирала в кучу разбежавшиеся во сне мысли. – Ты в моей Шаньси! - Нет, она и моя тоже. - Эй! – возмутилась принцесса, но не нашлась, что ещё тут добавить. - Я жду объяснений, что ты тут делаешь? – поняв, что стоит без одежды, Чонгук решил не показывать смущение и не изображать неловкость, не юнец давно, всё-таки. Прислонившись к стене, он скрестил руки на груди. Закрыв её частично, он заставил Цзыюй перевести взгляд на накаченные плечи, плоский живот… дойдя ниже, она поспешила в обратном направлении, к его лицу. - Я не обязана перед тобой объясняться! - Потому что продолжаешь играть в свои игры с соблазнением? Для этого забралась в мою постель? - Это постель Цзе! - Но тебе лучше всех известно, что Цзе не приехала сегодня… - Да! Поэтому я и пришла ночевать сюда! А ты откуда взялся? - Я пришёл с Бекой ещё перед ужином. Тебя тут точно ещё не было, значит, ты поплелась следом за мной? - За тобой?! Много о себе думаешь! - Тсс! – приложил палец к губам Чонгук, среагировав и задвинув щеколду на двери, чтобы никто случайно не вошёл. Он представил, что кто-то из родных обнаружил бы его тут с принцессой в этом неловком положении. Как бы они это объяснили? Совсем не хотелось свидетелей, вдруг тут за секс с наследницей яйца отрезают? Ещё обвинит его в попытке изнасилования, кто знает, может, ради этого она и тут? По всему миру такие случаи были частыми, когда ради некой выгоды девушки приходили к мужчинам сами, а потом обвиняли тех в принуждении. Даже у Хоупа до свадьбы был такой случай, когда он познакомился с девицей в клубе, та повела его к себе, а на утро заявила, что если он не заплатит энную сумму денег, то его ждёт судебное разбирательство. Хосок парень не жадный, и мучиться не стал – заплатил ей, хотя мог бы и пригрозить сам и с лёгкостью доказать свою невиновность и обоюдное согласие, но с тех пор предпочитал ходить в «Пятницу». Да и Сана рассказывала про этот вид бизнеса якудза – цуцумотасэ, когда женщины выискивали мужчину побогаче, приводили якобы «домой», и туда заявлялся либо поддельный муж, либо откровенные бандюганы, начинавшие требовать отступного. Золотые как могли боролись с сексуальным насилием и многократно предотвращали изнасилования, но если бы шаньсийки, обвинявшие мужчин в коварстве, знали какими те бывают олухами и идиотами, попадающими в ловушки корыстных и лживых женщин! Настоящие насильники чаще выходят сухими из воды, чем простаки, которые становятся жертвами мошенниц. – Не кричи, пожалуйста. Или ты хочешь, чтобы сюда пришли мои родители? - Я не кричу! – шепотом зашипела Цзыюй. – Ты меня не зли глупостями всякими! Я пришла после полуночи, потому что в доме Черити остановилось много девушек и стало тесно, ради их удобства я ушла в дом лучшей подруги! - Отлично, значит, не так уж и трудно объяснять что-либо по-человечески, правда? Цзыюй недовольно замолчала. Ну вот! Она оправдывалась перед парнем? Он вынудил её отчитываться перед ним, как провинившуюся школьницу? Ещё чего! Она проворчала: - Если это всё, то уходи и дай мне спокойно поспать. - Уйти? Прости, но мама постелила мне, и я первым занял эту кровать, - ухмыльнулся Чонгук, чувствуя, как в нём просыпается азарт и желание пререкаться с девушкой. - Занял? Когда я пришла – она была пуста, так что поезд ушёл. Иди в другую комнату. - Нет, не уйду. Иди сама. Ты пришла позже. Давай, - кивнул он на дверь и взялся за щеколду, но не сдвинул её пока что назад. Цзыюй посмотрела на свои вещи, лежавшие метрах в двух от кровати, на стуле. Чтобы уйти, надо было вылезти из-под одеяла, абсолютно голой, потому что даже трусы лежали там же. Одеться на глазах Чонгука? Позволить ему разглядывать бесстыже каждый её сантиметр? - Ну? Где же твоя царская справедливость? Признай, что должна уступить, потому что это мой дом и я был первым. - Подай мне одежду, - снизойдя до великодушия, решила Цзыюй выйти из положения с наибольшим достоинством и указала на стул. - Нет. - Нет?! – удивилась она. - Я тебе не слуга. Встань и сама возьми. Принцесса зло прищурилась, сжав пальцы на одеяле, которое придерживала у груди. - Ты хочешь поглазеть на меня? Поэтому устроил всё это? - За смотр денег не берут, - расплылся Чонгук, расправив плечи и слегка закинув голову, - с удовольствием посмотрю на голую красивую девушку, что ж я, не мужчина что ли? Это зрелище очень даже по мне. - Надеешься смутить меня? Ха! – Цзыюй собралась с силами и приняла решение встать, проигнорировав золотого, подойти к своим вещам и одеться. Причём так, как учила Хиджин: плавно, искусительно, красуясь, чтобы смутился зритель, а не демонстратор. Ничего трудного. Просто откинуть одеяло, спустить ноги на пол и… И её будто сковал паралич. Только с голой грудью она бы ещё решилась на это, но голая и ниже пояса… Да, с подругами они совсем друг друга не стеснялись и, бывало, когда плавали в реке, местные парни сами предпочитали отворачиваться и уходить, но этот Чонгук! Он стоял и так нагло пялился, что предстать перед ним без всего было невозможно. Почему? Чем он отличается от других? Такой же, как все. Цзыюй опять посмотрела на его фигуру, на сильные ноги, крепкие руки, точёное тело античного атлета, когда в мышцах была важна гармония, а не излишества рельефа. Он восхищал. Это… и есть мужская красота? Пожалуй. Но не всякая красота будоражит, а принцесса чувствовала себя именно какой-то взбудораженной, заведённой, полыхающей от стеснения. Её так тревожило его присутствие, что легче было выпрыгнуть в окно, чем приблизиться к нему, в сторону стула. Казалось, коснись он её хоть пальцем – она заплачет и сожмётся в комок. Но не от страха или отторжения, а неизвестно почему. – Знаешь, что? Иди спать, куда хочешь! Тут сплю я! – отказалась она от попыток вытолкнуть себя из постели и, закрыв глаза, плюхнулась на подушку. - Куда хочу? Ладно, - пожал плечами Чонгук и, выключив свет, пошагал прямо к ней. Цзыюй почувствовала его направление и, смелея из-за темноты, села, хотя паника лишь разгорелась: - Эй, эй, эй! Стой, стой, стой! – всё громче начинала верещать она, выставляя руку, чтобы отогнать непрошенного соседа, но Чонгук уже достиг кровати и ловко зажал ладонью рот девушки: - Тише ты! Чего голосишь? Весь дом разбудишь. Она ударила его по руке, убрав ту ото рта. Но вернулась к шепоту: - Не смей ложиться сюда! Это не двуспальная кровать, а полуторка! Здесь места только для одного! - Тебе никогда не приходилось спать ложками? - Ложками? – Перед глазами до того ярко предстала картина, как они с Чонгуком будут спать рядом друг с другом, что она забыла, как многократно так спала с подругами и кузинами. И никогда прежде это не казалось чем-то столь неприемлемым и запретным, как сейчас. «О-о, бессмертная Ма-гу*, помогающая попавшим в беду, сделай что-нибудь!» - взмолилась Цзыюй. Она была готова броситься в драку, ей проще было сразиться с Чонгуком и избить его, чем позволить лечь рядом с ней, чтобы его тело коснулось её тела… - Пожалуйста, уйди! Уйди отсюда! - Мы же уже спали в Сеуле вместе, в твоём номере, что такого? - Иди на пол! Как тогда… - Сама иди, - толкнул он её легонько после непродолжительного боя за одеяло, которое она не позволяла ему приподнять. Но Чонгук выиграл и залез под него, теперь оказавшись возле Цзыюй, бок к боку. Принцесса сглотнула, отстраняясь как можно дальше, к краю, и едва не падая. – Я пошутил! – подумал Чонгук, что она действительно сползает прочь и, сквозь одеяло, поймал её рукой вокруг талии. – Останься. Цзыюй замерла. Каждая клетка тела окаменела. Хотя рука золотого касалась её через одеяло, тело его, под ним, касалось её голой кожи, её спины, плеча, бёдер. У неё затряслись губы и всю её пронзила дрожь. Ноги утратили какую-либо силу и безвольно отнялись. Что с ней? Что это такое? Почему она так тяжело дышит? Это какая-то магия? Он что-то с ней сделал? Почему ей так неуютно, но не рядом с ним, а в самой себе? Какие-то странные ощущения, подёргивание внизу живота, аж пальцы ног хочется подогнуть. - Я бы подумал, что ты меня испугалась, - почувствовал её состояние Чонгук, но не отпустил её, - но амазонки же ничего не боятся. Что с тобой? – «Невинна она всё-таки или нет? Шаньсийки не дорожат девственностью, стараясь только потерять её с кем-нибудь поважнее, позначительнее. Мино намекал, что принцесса ещё не знала мужчин и, судя по тому, что о пари он сказал мне правду, наверное, он не врал и о другом. Если она невинна, то ясно, из-за чего её трясёт. Но если нет…». У Чонгука, в отличие от принцессы, сексуального опыта было предостаточно, и он свои ощущения распознавал безошибочно. Он возбудился. Однако это ничего не значило, он не собирался приставать и домогаться до шаньсийки, если та не подаст какой-то знак согласия и желания. Тем временем Цзыюй, кое-как примирившись с присутствием молодого человека в одной с ней кровати, стала отмирать и приходить в себя. - Ты мне волосы прищемишь, - толкнула она его от себя, вынуждая отпустить её и, приподнявшись, перекинула все свои длинные роскошные локоны через плечо, взявшись в темноте заплетать косу отточенными резкими движениями, в которых виднелась ярость. - Прости, я не хотел… - Ты как все мужчины! Лишь бы забраться к какой-нибудь девчонке в постель! - Во-первых, как мы уже выяснили, это моя постель, и ты в неё забралась. Во-вторых, я в неё забрался, чтобы поспать, а не приставать к тебе. А в-третьих, ты не какая-нибудь, а принцесса Цзыюй. По-моему, мой выбор делает честь моим вкусам и запросам. - Твои вкусы и запросы остались в доме Черити, - хмыкнула девушка, - почему ты не ночуешь с Саной? - Ты уже даже знаешь, что у нас разные спальни? – Если бы не отсутствие света, Чонгук бы увидел, как густо залилось алым лицо принцессы. - Не морочь мне голову! В Сеуле у вас одна спальня. - Нет, не одна. – Чонгук вспомнил взгляд Цзыюй, когда она увидела японку позади него, ночью. – Я обещал себе быть искренним с тобой, и на этот раз врать тоже не собираюсь. Да, мы с Саной спали, у нас был секс. Но не в ночь твоего дня рождения. У нас с ней нет отношений, это скорее… дружба с сексом? Я не знаю, по сути, Сана мне не очень близкий друг, однако… - Зачем она приехала с вами? - Потому что вы, амазонки, лучше общаетесь с девушками, чем с мужчинами. Я успел убедиться за эти сутки, что Черити куда снисходительнее к ней, нежели к нам. - Но разве в вашем мире девушки спят без отношений? Значит, Сана думает, что они у вас есть, и только ты их отрицаешь! - Нет, Сана прекрасно всё понимает. Она… в какой-то степени, как вы. Она спит с кем хочет, с кем считает нужным. И, если ты не против, давай перестанем о ней говорить? Это некрасиво с моей стороны – обсуждать её. - Как знаешь, - закончила с косой Цзыюй и легла обратно, но голова её оказалась не на подушке, а на руке Чонгука. – Ты чего тут раскидался? Убери свои клешни. - Моя кровать – как хочу, так и раскидываюсь. - А мне как прикажешь лечь? - На мою руку. - Это неудобно! - А ты когда-нибудь пробовала? Цзыюй замолчала. Естественно, она не пробовала, и пробовать не собиралась. Зачем ей это? Спать на мужской руке – это как-то странно. Он ей не брат, а чужой человек. Будь он шаньсийцем… стоп, но он же шаньсиец? По матери. По отцу он чёрт знает кто. Золотой. А золотые – не союзники. Ну, хорошо, «добрые знакомые», как она сама их обозвала. И что с того? Во сне человек наиболее беззащитен, как можно подпускать кого-то так близко? Но в Сеуле же они такое практиковали. Она сама там упросила его остаться в её номере и ничего не случилось, и не лез к ней, даже намёков неприличных не делал. Принцесса плавно опустила голову второй раз, ища наиболее подходящее положение. Чонгук в возникшей тишине задумался над тем, что все их выяснения насчёт Саны походили на то, что как раз между ним и Цзы есть какие-то отношения. У него с принцессой? Они разыгрывали что-то подобное перед Мино, потом выяснилось, что Цзы мечтала облапошить Чонгука и создать иллюзию ради победы в споре, а он… он никогда не хотел никаких отношений и, оставаясь золотым, не должен их хотеть. Пускай Наташа подала ему кратковременную надежду, когда он узнал о её разводе, но последующее её замужество открыло ему глаза: никогда ему не быть чьим-то женихом, мужем, чьей-то половиной. Постоянным любовником – может быть, но для амазонки, и, тем более, принцессы амазонок, он слишком мелок, он никто и не будет им интересен как объект партнёрских отношений. - Удобно? – спросил он притихшую Цзыюй, переставшую гомозиться. - Непонятно. - Хорошо, подождём ещё немного, - улыбнулся он. Она повернула к нему голову, которая оказалась почти на его плече. «Как всё это чудно. Как это… не страшно и не противно, а даже забавно – касаться мужского тела, которое так отличается от наших. Такое плотное, упругое, твёрдое. И пахнет он приятно». Решив, что поведение Чонгука – наглое и беспардонное – избавляет и её от обязательств тактичности, Цзыюй поддалась любопытству и положила ладонь ему на грудь. Теперь была очередь золотого вздрогнуть. Он не ожидал и, первое же, что пришло на ум, что шаньсийка всё-таки спланировала всё от и до и явилась сюда, чтобы соблазнить его и влюбить в себя, закончить начатое. «Нет, у неё ничего не выйдет! Даже если я не удержусь, и она вынудит с собой переспать – я всё равно не влюблюсь в неё и не стану её ручным мальчиком. Это не выходит у Саны, не выйдет и у неё!». Пальцы Цзыюй потрогали его, чуть нажимая, гладя и выводя хаотичные рисунки. Потом она остановилась и убрала руку. – Что? - Что? - Если тебе нравится – продолжай. - А вдруг ты решишь, что и тебе тогда меня можно трогать? - А разве нельзя? - Нет. - Жалко. - А тебе бы хотелось? - Да. - Почему? Разве ты не нащупался женщин на своём веку? - Так то другие. И это такое дело, которым на всю жизнь не запасёшься. Нет-нет, да опять тянет щупать. - И скольких ты уже щупал? - Я… - начал Чонгук, но остановился и тоже повернул голову к Цзыюй. Их лица оказались как-то совсем близко. Опасно близко. Он вспомнил, как поцеловал её тогда и почувствовал неудержимое желание повторить. – Я не хочу тебе врать, а правду говорить неловко. - Их было так много или так мало? - Я не помню точного количества. Это ужасно, да? - Ну такое себе… а хотя бы примерно? - Ты говорила, что тебя не волнуют эти сведения из моей биографии! – напомнил Чонгук. Почему она касается таких тем? Эти вопросы задают, когда хотят встречаться, когда уже встречаются, а так-то что? - Скажи, а у тебя никогда не было такого, что ты произнёс что-то, заявил что-то, признался в чём-то, в чём сам был уверен, и, произнеся, тотчас думаешь: «А действительно ли так? Да, я так сказала, но если поразмыслить, то может оно и не так совсем». - Бывало. Да, неприятное ощущение. Сразу хочется понять, людей ты обманул или себя? - И обман ли это? Неуверенность может быть обманом? - Я терпеть не могу неуверенность. В себе в том числе. - А самоуверенность? - И того хуже. С ней я тоже в себе борюсь, она доставила мне неприятностей. По-моему, в тебе её тоже полно. - У самоуверенных разве могут быть сомнения? - А у тебя бывают? - Конечно. - В чём, например? - Вот сейчас я сомневаюсь, что должна лежать тут с тобой. У меня нет причин оставаться с тобой в одной кровати. Я ведь могу встать и уйти в другую комнату, или всё-таки вытолкать тебя прочь. - Нет, вытолкать ты меня вряд ли сможешь, я сильнее. - Но ты золотой. И если тебя девушка попросит уйти – ты же уйдёшь? Чонгук ощутил предчувствие неприятного, горького, как будто его вот-вот лишат чего-то сладкого, радостного, прекрасного. Как будто он слушает песню, припев которой очень нравится, но радио прерывает её рекламой на середине куплета. - Уйду, - сжато сказал он, не желая уходить, желая продолжать лежать и вдыхать аромат волос принцессы. «Пожалуйста, не проси меня, не надо!» - молча взмолился он, но спросил: - Мне уйти? - Я сказала, что сомневаюсь, как я могу решить и дать однозначный ответ? Убеди меня, что мы не делаем чего-то дурацкого, чего-то неправильного. - Не делаем. - Не убедительно. - По-моему, голые мужчина и женщина в кровати – это самое правильное, что можно придумать. - А если… если они друг другу не нравятся? - Я тебе не нравлюсь? - А я тебе? - Я первый спросил. - Ну вот первым и ответь! Чонгук тихо посмеялся. Почему ему всё труднее было сопротивляться ей? Какой бы коварной ни была принцесса, или какой коварной ни хотела бы быть, он всё больше видел в ней очень молодую девочку, многого не понимающую, много не знающую, требующую опеки и защиты. Ему было бы очень приятно продолжать открывать ей глаза на какие-то вещи, как он делал в Сеуле… если это хоть немного работало. Но если сравнивать её прежнее к нему отношение, состоящее из оскорблений и попыток прервать любое общение, то, наверное, сработало? - Ты мне очень нравишься, Цзы. Мне приятно лежать с тобой рядом и уходить совсем не хочется. Теперь твоя очередь отвечать. Она молчала. «Я не знаю, не знаю, что я испытываю! – думала принцесса. – Мне хочется и не хочется уйти. Мне приятно проводить с ним время, но в то же время хочется бежать подальше. Он странно на меня действует. Успокаивает и пугает. Нет, я боюсь не его, я начинаю бояться себя, когда с ним общаюсь. Я будто становлюсь другой, какой-то не такой. Но худшей или лучшей? Быть не собой – это плохо, но… какая я? Та, что была прежде и отвергала какое-либо уважение к мужчинам, безоговорочно ненавидела их и считала за мусор, или эта я, которая познала и женскую жестокость, и мужское благородство? Какой я должна быть?!». - Почему ты не отвечаешь? - Не хочу. - Так нечестно. Ты сказала, что постараешься быть со мной такой же честной, каким я был с тобой. - Но ты же всё равно больше мне не веришь. - Я постараюсь. Итак, я тебе нравлюсь? - Это имеет значение? - Для меня – да. Если ты скажешь, что я тебе не нравлюсь совсем, я сам уйду, правда. - Ты… мне не не нравишься. - Не не нравлюсь? – повторил Чонгук. – То есть, нравлюсь? Минус на минус ведь даёт плюс? - Всё гораздо сложнее… Ты сам… я не вижу в тебе ничего плохого, вроде бы. Но то, что я с тобой тут… - Всё, прекращай морочить себе голову и сомневаться. Если тебе со мной не не приятно, - пошёл он по стопам принцессы в формулировках, - то мы всё делаем правильно. - Чонгук? - Мм? - Мне нужно, чтобы ты меня правильно понял, - она приподнялась и нависла над ним, продолжая опираться на его грудь. - В чём? - Я хочу кое-что сделать, но это ничего не значит. - О чём ты? Цзыюй наклонилась и коснулась губами его губ. Золотой вытянулся, шокировано замерев. Принцесса три месяца вспоминала поцелуй, первый в её жизни, и никак не могла понять, что испытала во время него. Её обидело, что он исполнил его на глазах у всех, что совершил это ей назло – разве назло целуют? – что ничего не сказал после, что не дал ей прийти в себя и ушёл. Она помнила, что почему-то от поцелуя буквально потеряла способность мыслить, и ей хотелось повторить всё с более трезвым умом, менее неожиданно, и при том сделать это самой, чтобы не он её поцеловал, а она его! Тогда он тоже растеряется и потеряет дар речи? Она отстранилась назад и, уже прозревшая в темноте, посмотрела в глаза Чонгука, смотрящего на неё с немым изумлением. Её лицо выглядело так же глупо и удивлённо, когда он её поцеловал? - И… и к чему это? – едва выговорил он. - Ни к чему, я же сказала, это не будет ничего значить. - Зачем же делать что-то, что совсем не имеет значения? - А какое значение, по-твоему, имеют поцелуи? - Разное. Какими-то прощаются, какими-то извиняются, какими-то признаются в любви. - Нет, это не было ни первым, ни вторым, ни третьим. Это просто был поцелуй. Считай, что я уровняла нас в правах, раз ты меня целовал, то и я тебя. - Тогда ты не доработала. - То есть? Он стал приподниматься, и Цзыюй вернулась на свою подушку. Но теперь он приближался к ней, нарушая границу на середине кровати. - Я покажу, как надо, чтобы было и значение, и содержание, и смысл, - Чонгук подхватил её и резко притянул к себе, ловя губами её губы, которые моментально раздвинул, горячо врываясь внутрь языком. Принцессу мелко затрясло, её охватил жар, потому что грудь золотого прижалась к её груди, а его ладонь, скользнувшая с её плеча сначала на бок, а потом на бедро, спустилась до колена и, подхватив под него, закинула себе за спину её ногу. Как-то мигом и враз Цзыюй оказалась не просто в его объятьях, а вся в нём, у него, с ним. Придерживающая её за затылок рука перешла на шею и, погладив кожу на ней, тронула тонкие ключицы. Поцелуй делался всё глубже и алчнее. Обнажённая, девушка чувствовала его всюду, каждой клеткой, живот животом, ноги ногами, язык языком и даже между ног она чувствовала ткань его боксеров, которая только и мешала ощутить им друг друга везде. Цзыюй вспомнила и сразу же забыла первый поцелуй, потому что и второй произвёл ровно тот же эффект – она будто потеряла управление собой. Чонгук завалил её на спину и придавил собой, не отрываясь от её губ, не прекращая сильными руками держать в мощной хватке её тело. Она долго не могла пошевелиться от непривычного, непозволительного экстаза, который обрушился на неё из-за одного только того, что кожа повсюду была обласкана уверенной мужской ладонью. Цзы почувствовала ниже живота между ним и собой твёрдость, требовательно бьющуюся пульсацию, и хотя она поняла что это, почему-то встревожилась и вырвалась из поцелуя. Может, потому и встревожилась, что всё поняла? Чонгук не растерялся, оторванный от её губ, и стал опускаться своими по подбородку ниже, к груди. - Нет! – схватила она его за голову и потянула назад. Тяжело и возбуждённо дыша, он тряхнул головой, пытаясь образумиться и услышать принцессу: - Почему? - Потому что… нет! В первую секунду, как это часто бывает, когда у нас вырывают из рук долгожданный подарок, Чонгука охватил гнев. Ему захотелось стукнуть кулаком по спинке кровати и прорычать. Последнее, впрочем, он негромко сделал и заключил: - Ты издеваешься, да? Ты по-прежнему делаешь всё, чтобы меня соблазнить? - Что?! Нет! И в мыслях не было! - Тогда к чему был поцелуй? - Я же сказала – пойми меня правильно! И ты, всё-таки, не понял! - Действительно – не понял. Ты, совсем голая, возбуждённая – я это чувствую, даже не отрицай! – лежишь со мной и целуешь, и как я должен это расценивать? - Никак! – Цзыюй пихнула его, и золотой послушно убрался на свою половину, закрывая мученически глаза и заскрежетав зубами. Теперь ему до боли хотелось секса, но, где-то из глубины, в которую забились весь опыт и всё знание жизни под натиском похоти, напомнило о себе хладнокровие, за ним помахала выдержка и, опираясь на них, как на костыли, Чонгук достал из памяти информацию о том, что он буддист и в мыслях завёл пластинку: «Я не хочу, я не хочу. Нельзя хотеть, хотеть нельзя, нельзя хотеть. Демон Мара – изыди. Омм….». Цзыюй отвернулась, красная, дрожащая, распалённая и кусающая губы. Он сказал, что она возбуждена? Возбуждена – это значит, что она хочет его? Хочет секса с ним? А что, если так и есть? Но одно дело увидеть в мужчине человека, и совсем другое возжелать его! Это ужасно! Этого нужно избегать. Вон что с Цзецюн стало! Хотеть мужчину – это подсаживаться на секс, приобретать зависимость. Если заниматься сексом по желанию, то это будет нравиться, будет хотеться ещё и ещё, как с наркотиками или алкоголем. Нельзя, так нельзя! Приходя в себя, Чонгук восстановил дыхание и, вернув прежнюю невозмутимость, посмотрел в сторону Цзы. Она лежала спиной, скукожившись, на самом краю кровати. Совесть почему-то решила, что ему перед ней должно быть стыдно за что-то и он, ища причину, почему чувствует себя виноватым, когда ничего плохого не сделал, произнёс: - Я тебя не трону, не волнуйся. Если ты сказала «нет», то я и руки не протяну больше… - Ты ничего не понимаешь! – резко повернулась она, выпалила, и опять отвернулась. - Опять? - Да, опять! Всё ещё! – уже не поворачиваясь, откуда-то из-за одеяла выдала принцесса. - Так объясни! Ты… - «Всё-таки, девственница, так и знал» - решил Чонгук. – А, неважно! - Нет, договори! Я – что? – развернулась она. - Ничего, говорю же – неважно. Хотел уточнить кое-что, но понял, что даже услышав ответ буду сомневаться, правда это или нет. - Спроси же! Клянусь, я скажу правду! - Ты… девственница? Цзыюй поняла, что почему-то этот вопрос не пришёл ей сейчас на ум, но, поскольку она поклялась, да и не видела в этой теме ничего такого позорного, пожав плечами быстро ответила: - Да. - Ясно. - Ничего тебе не ясно! Дело не в этом. - А в чём? - Я… я не хочу повторить историю Цзе. - Каким образом? - Я не хочу попасть в зависимость от секса. Мы переспим, мне понравится, и что я буду делать? Летать к тебе трахаться? Нет. Ты будешь прилетать сюда по выходным? Кто тебя пустит? Это во-первых. А во-вторых, ты окажешься таким же эгоистом, как Мингю и не будешь приезжать, а будешь ждать, когда примчусь я. А я не примчусь, хотя найти кого-то другого, с кем понравится, не так-то уж и просто… - Погоди-погоди. Ты не хочешь заниматься сексом, потому что боишься… что он будет слишком приятен? - Ну да, - рассудительно пожала она плечами. Чонгук сел, почесав затылок: - Ох уж эта женская логика, я действительно перед ней сдаюсь. И… ты будешь заниматься этим только с тем, кто тебе неприятен? - Желательно. Чтобы не тянуло совсем, чтобы секс не был тем, чем хочется постоянно заниматься. К тому же, я должна родить наследницу, а ты… - она замолчала, но Чонгук, всё понимая, завершил за неё: - Есть никто и зовут меня никак. - Ну, не настолько, но для отца наследницы ты действительно мелковат. Вот он и услышал от неё то, что думал сам. Конечно, он мог бы наобещать даже прилетать сюда регулярно, почему-то он не сомневался, что смог бы получить у Джо такое разрешение, но её слова лишали его какой-либо мотивации. Да, секс с принцессой, пожалуй, будет восхитительным и он бы сейчас испытал море удовольствия, но что в этом будет такого, чего он не получит в «Пятнице»? С той же Саной. - Спасибо за честность, - сказал он, не сомневаясь, что сейчас-то Цзыюй была искренней. - Не обижаешься? - На правду не обижаются. - Ты, наконец, поверил мне? – улыбнулась она. - Кажется, получилось, - улыбнулся он в ответ. - Хорошо, - она подвинулась поближе, - но мы же можем всё равно доспать ночь вместе? Или мне уйти? - Нет, не надо. Давай спать, ты права, - стал ложиться он, но Цзыюй, укладываясь, потянула его за руку. - Дай сюда, с ней удобней, - подложила она её под голову и улеглась. Помешкав, не прекращающий удивляться Чонгук придвинулся к ней вплотную и, поцеловав в висок, осторожно обнял. - А так можно? - Можно. - Ваше высочество? - Мм? – сомкнув веки, расплылась она. Сейчас её не задело это обращение, в нём был не сарказм, в нём была очень дружелюбная и милая ирония. - А как после этого обозначить наши отношения? Вы мне теперь близкая подруга? Или только я буду думать, что у нас что-то есть, а на самом деле ничего нет? - Мы… добрые знакомые. - Ах, добрые знакомые! Как я мог забыть. Так вот что это значит. - Именно это. - Добрых снов, принцесса! - Добрых снов, золотой воин! Их обоих одновременно разбудил стук в дверь. Поскольку ручку подёргали, то они оба подскочили, придерживая одеяло. Из коридора донёсся голос Хиджин: - Сынок, ты проснулся? Завтрак будет через пять минут, вставай! Чонгук в первую минуту не понял ничего. Сынок? Кто над ним прикалывается? У него же… О, Будда! Он же дома! То есть, у родителей. То есть, на родине. То есть… это его настоящая мама! Сколько ему лет? Чёрт, что ему снилось? Что происходит? Сколько лет он проспал? Невыспавшийся, он с трудом соображал, но постепенно собрал мозаику. Да, он приехал в Шаньси и ночевал в доме своего детства, ему первого числа исполнилось двадцать семь, а за неделю до этого было ровно двенадцать лет, как он был увезён в Тигриный лог. Но тотчас ждало второе открытие, заставившее проделать второй логический путь: возле него сидела голая девушка. Что?! Ах, да, принцесса. Они же не?!.. Ах, нет, ничего не было. Одной болтовни на полночи. Но это было мило. - Сынок, ты слышал?! – ещё раз постучала Хиджин. - Да! Да, я уже встаю! – ответил он и повернулся к Цзыюй. – Ты… - Я бы хотела уйти незамеченной, ладно? – с растрепавшейся косой, она выглядела изумительно. Сонные глаза излучали невинность и смущение. - Как любовник, выпрыгивающий в окно? - Типа этого. С кухни уже тянулся запах домашней еды, и на какой-то миг Чонгука охватило видение – что-то вроде идиллической фантазии – как он живёт тут, и ему никуда не надо, что в этом мире не осталось проблем и зла, и он, как отец, вышел из золотых «на пенсию», нашёл себе какую-то мирскую, гражданскую работу, куда ходит по будням, а по выходным тянется в кровати подольше с молодой женой, любящей и прекрасной, которая будит его поцелуем, но не даёт просто так вылезти из постели… Чонгук моргнул, удивившись этой безумной фантазии, такой далёкой от его обычных мечтаний и чаяний. Не принцесса ли навела его на эти нездоровые грёзы? Ага, из неё жена, как из него домосед! Будто чураясь этих иллюзий и Цзыюй, поскольку она была с ними как-то связана, он поспешил выбраться из-под одеяла и поднял свои штаны. - Я выйду и пока мы будем есть ты сможешь уйти. - Хорошо. Не оглядываясь, Чонгук оделся и вышел. Проводив его глазами, Цзыюй соскочила на пол, защёлкнула щеколду снова, и только после этого принялась спокойно одеваться. Мысли вращались вокруг прошедшей ночи, но она отгоняла их прочь. Некогда, некогда! Не до этого сейчас! И вообще, нечего думать о произошедшем! Глупость какая-то, ночь тлетворно влияет на поведение и разум, не лишнего ли она наговорила? Разоткровенничалась ни с того, ни с сего! Этот Чонгук… лучше держаться от него подальше! А то надумает ещё себе, как надумал после поцелуя! Решит, что ей прям уж кроме него ни с кем и не захочется заняться сексом! Захочется, конечно, но проблема-то в том, что хотеться не должно ни с кем, а не ни с кем, кроме него. Или это только в её голове всё так по-дурацки выкрутилось? Одетая, принцесса прислушалась к звукам за дверью и, решив, что все уже прошли на кухню, осторожно приоткрыла дверь и ступила в коридор. - Доброе утро! – негромко раздалось со стороны, так что Цзыюй чуть не подпрыгнула. Это была Бека. Поглаживая выпирающий живот, она лисьими глазами смотрела на девушку, и в улыбке её принцессе мерещилось ехидство. Что она подумала? Кому она расскажет? - Д-доброе… - кивнула Цзыюй. - Будешь завтракать с нами? - Что? Нет! Нет-нет, я… мне… мне надо идти! Меня ждут… Юци. Сюани. Джо! Да, я… пойду… - Ладно. До встречи! Цзыюй робко ей улыбнулась и почти кубарем скатилась с крыльца, притормозив только за оградой, уже на дороге улицы. Прикрывая лицо ладонью, она шла и качала головой. «Что она решила? Какие выводы сделала? Бека бывает сверх меры болтливой, сегодня все узнают о том, что я спала с золотым! Но я с ним не спала! Лучше опередить её и самой рассказать обо всём Джо и девчонкам. Вроде бы это и не преступление и… и вообще-то ничего не было! Но… чёрт, чёрт, чёрт! Надо было попросить её не говорить никому. Да нет, было бы ещё подозрительнее, тогда бы она точно растрепала. А если она сейчас скажет родителям? Как я буду в глаза тёте Хиджин смотреть? Вот уж вляпалась! Из-за этого Чонгука вечно одни неприятности!». Цзыюй всё ускоряла шаг, пока, почти бегом, не добралась до дома Черити Лавишес, но и в его стенах не почувствовала себя спокойнее, ведь мысли и воспоминания снимать у порога ещё никто не научился.