Из Ян

- Всё в порядке? – участливо спросила Сана, когда машины, выстроившись в кортеж, тронулись. - Да. Но расположение генеральши меня смущает, искреннее ли оно? – Сегодня они ехали без Черити Лавишес, и, перешёптываясь негромко, чувствовали себя спокойнее. Амазонка за рулём включила музыку и не обращала на пассажиров никакого внимания. - Её статус обязывает хитрить с равными себе – другими лидерами, ты же, являясь сыном одной из шаньсиек, в какой-то мере её подданный, поэтому она должна покровительствовать тебе. Мне кажется так. - Но я, всё же, мужчина. - Я заметила, что не все девушки здесь их ненавидят. Например, твоя кузина Минзи очень милая и отзывчивая. - Она добрее других, немного сговорчивее, но этого недостаточно для дружбы. - Её сын живёт с её старшим братом через улицу, она почти каждый день ходит навещать его. Она хорошая мать, но старается этого не показывать, чтобы не выглядеть слабой и привязанной к мальчику. - Откуда ты всё это узнала? - Мы жили в одной комнате, - улыбаясь, пожала плечами Сана, - а девушки любят поболтать перед сном. О нежелании демонстрировать слабость она не говорила, но я поняла это сама. - Какая же ты лиса! - Девятихвостая*? Чонгук придвинулся к ней поближе, чтобы зашептаться ещё тише: - А о Черити ты ничего не узнала? - Минзи верная подруга, она ничего о ней не выболтает, - вздохнула Сана и, будто переведя разговор в другое русло, заговорила: - Ты рассказывал, что Черити была подругой детства Дракона и его правой руки – Тэяна, как и Наташа, сестра вашего лидера. Но в подростковом возрасте она сбежала из дома, уехала из Кореи. Я спросила Минзи, достался ли дом Черити по наследству, на что та ответила, что нет, он прежде принадлежал одной бездетной амазонке-чосончжогу и был в запустении, пока лет десять назад не приехала Черити и не получила его. – Японка посмотрела на Чонгука: - Кажется, Черити лет тридцать пять? Похоже, лет десять между побегом из дома и появлением здесь она провела неизвестно где. Золотой задумался. Не только об умении Саны выведывать нужное через отдалённое, но и о том, что она сказала. - Стало быть, боевым искусством она овладела не здесь. - Кто знает, может быть, десять лет она торговала уличной едой в Шанхае или Пекине? – улыбнулась девушка. - Да, там легче всего научиться резать и ловко орудовать чем-либо, чтобы успевать обслуживать очереди покупателей, - посмеялся Чонгук. И вспомнил информацию, которую когда-то слышал от Сандо или Джина, что Николас Тсе был давним знакомым Черити, любовником. Могли ли они познакомиться на Утёсе? Девушки там обучались, только редко выживали. Эн, побывавший недавно в лагере наёмников, сказал, что девчонку там видел, и она вела себя на равных с другими вольными братьями. Неужели Черити могла когда-то быть… вольной сестрой? Да нет, как бы тогда она покинула Утёс и не прославилась как очередная его предательница? За Николасом, Сандо и Бобби из-за отречения от Утёса охотились, неужели даме сделали бы исключение? Или в Шаньси прихвостни чойчжонов не рискуют соваться так же, как в Синьцзян? Нет, какая-то совсем маловероятная теория, однако что-то в ней было. В догадках и гипотезах, Чонгук не заметил, как пролетело время и автомобили прибыли в Чжанби. Что-то из окружавшего ему вспоминалось, что-то совсем нет. Да, эту автобусную остановку он отлично помнил, и силуэт гор на горизонте. Но вид на посёлок и дома – не очень. Либо всё было слишком типичным, либо он видел слишком много городов и посёлков, и под новыми впечатлениями завалило чердак памяти. Джо пригласила всех следовать вперёд. Сыхэюань генеральш не предназначался для приёма гостей мужского пола, там могли бывать только мужчины клана Ян, поэтому золотых повели в специальный гостевой дом, задней стенкой примыкающий к боковому флигелю генеральского сыхэюаня. Между постройками было тайное сообщение через подземелье и секретные раздвижные панели в стенах, но о нём приезжие, конечно же, не знали. Над входом во внутренний двор золотые увидели знамя клана Ян - развевающееся на красном полотне жёлтое лучистое солнце. На деревянной табличке шла подновлённая свежей краской, но явно древняя надпись: «Цветы лучше цветут под солнцем». Под цветами, конечно же, подразумевались девушки и женщины, а под солнцем клан Ян**. - Я не силён в ханьцзы***, - сказал Мингю, смотря на этот девиз над своей головой. Стоявшая рядом Юци объяснила ему, в чём суть. – Значит, мужчины даже не упомянуты? Что же, нам солнце не нужно, по-вашему? - Понятия не имею, что вам нужно, - хмыкнула Юци, - впрочем, вы и сами этого не знаете. - Отчего же, я сейчас настроен очень определённо. - Мужчинам нужны цели и какие-то занятия, - сказала принцесса так, чтобы Чонгук её услышал и припомнил их разговор в Сеуле. При этом она на него не смотрела: - Без проблем им скучно жить. - Потому женщина – всегда женщина, а мужчина остаётся собой до тех пор, пока пашет в поле, - заметила Тиньян, снова не понятая Мингю****. - Я оставлю вас, - остановилась Джо на пороге, обращаясь к Хосоку. – Пойду поговорю с Цзецюн и скажу ей, какой выбор сделал ваш юноша. Если она согласится его выслушать, то придёт сама, если нет – я позже зайду к вам. Коротко кивнув, генеральша ушла. Цзыюй поняла, что осталась за главную и, подозвав одного из прислуживающих мужчин – кого-то вроде привратника и дворецкого в одном лице, велела ему подготовить две гостевых комнаты. - Три, - напомнил Чонгук, поправив её, - или одна должна быть трёхместной… Как ни старалась, но шаньсийка всё-таки посмотрела на него. Потом на Сану. Сдерживая свои эмоции и считая, что ей совсем не по статусу вмешивать какие-либо свои чувства в дела, она остановила служащего. - У нас есть трёхместная комната? - Боюсь, что нет, госпожа. Только если внести в комнату Семи бессмертных диван, там ему хватит места… - Семи? – озадачился Хосок. – Разве у даосов не восемь бессмертных? - Восьмая – женщина, невежда, - цокнула языком Тиньян, - а это мужской дом! - Мне кажется, бессмертные не были такими ревнителями разделения полов, и могли бы ужиться вместе. - Я могу переночевать на диване хоть в коридоре, - вмешался Чонгук, - не надо ничего никуда носить. - А на конюшне не хочешь? – съязвила Юци. Он задрал голову и посмотрел на ясное небо. Воздух был тёплым, хотя под вечер уже остывал и делался прохладным. - Могу и там. В детстве не раз засыпал на сеновале. Однажды это даже позволило спасти одну девчушку. Помню, как проснулся от крика, выскочил в конюшню и увидел, что она забралась в стойло к самому норовистому жеребцу и грохнулась под его копыта – наверное он сбросил её, не дав обуздать. Он разозлился и готов был её затоптать, так что пришлось быстро реагировать и усмирять его, а её доставать и выпроваживать. Так что спать, где придётся, иногда полезно. «Но это же была я! – онемела Цзыюй, внезапно вспомнив тот момент давнего детства. – Это я хотела прокатиться на коне Джо, потому что он был прекрасен, и все говорили, что такого жеребца оседлать может лишь истинная шаньсийка. Джо на нём так мастерски скакала, что я наивно размечталась повторить за ней… Значит, Чонгук спас тогда меня из-под копыт, не дав растоптать? Я понятия не имела, кто тот конюх, я была равнодушна к мальчишкам и не любила их… Неужели… нет, неужели такое возможно? Такое бывает? Я обязана ему спасением…». - Ха! Сам только что сочинил? – скрестила руки на груди Мейчи. – Амазонки никогда не кричат и лошадей не боятся! Очень неправдоподобно. - Приготовьте гостям три комнаты! – протараторила Цзыюй ожидавшему распоряжений мужчине и махнула подругам: - Идёмте! Хватит молоть языками, вы шаньсийки или кто? Никто не понял причин переменившегося настроения принцессы, а это бросилось в глаза. Служитель позвал ещё двух юных парнишек себе в помощь и пошёл стелить постели. Золотые вошли в дом за ним. Джо сняла с пояса меч, отнесла его в свою спальню и, расслабляясь, спустилась вниз. Хендери шёл с корытом высохшего белья. Сняв с верёвок, он нёс его гладить. Увидев мать, он почтительно поклонился. На её лице, чего он совсем не ожидал, проявилась улыбка. Обычно генеральша не любила смотреть на наглядное доказательство того, что дочери у неё нет. - Вы уже обедали? – как-то даже заботливо спросила она. - Нет… ещё нет. Накрывать на стол? – готов был бросить своё дело и бежать на кухню юноша. - Нет-нет, я просто спросила, - поравнявшись с ним, она потрепала его по волосам. Хендери чуть не выронил корыто. Что сегодня за день такой? Праздник, что ли? – Ты не знаешь, где Цзе? - Была у себя в комнате. Она сегодня плохо ела за завтраком. Может, приболела? - Надеюсь, что нет, - ещё раз улыбнувшись сыну, Джо направилась в комнату к девушке. Та располагалась в крыле принцессы. Предварительно постучав, женщина приоткрыла дверь. Цзецюн лежала в кровати, обнимая подушку, но на стук среагировала и стала садиться, когда вошла генеральша. - Тётя Джо… - Ты не приболела? – заметив бледность щёк, поинтересовалась она. - Нет, я… нормально себя чувствую. Джо села на край кровати, взяла руку девушки в свою. - Поговорим? - Вы… вы говорили с ними, да? – Цзе знала, откуда вернулась генеральша. - Да, но Мингю хочет говорить с тобой. – Девушка опустила и отвела глаза. – Они приехали со мной. - Что?! – вспыхнула юная амазонка, едва не подпрыгнув. Она спустила бы ноги с кровати и подбежала к окну, если бы путь не загораживала Джо. Но сразу же пришло осознание, что окно выходит на боковую улочку и ничего за ним нет, просто это был инстинкт – куда-то выглянуть и убедиться. – И… и они тут? Внизу? Мингю ждёт здесь? - Я отвела их в мужской дом. Ты так волнуешься… Ты хочешь увидеть его? - Я… я… - Цзе закачала головой, краснея. – Хочу, но… - Не помешаю? – открылась дверь и на пороге предстала принцесса. - Цзы… - Лучшая подруга заметила, что у другой красные глаза и губы вот-вот затрясутся, предвещая плач. - Что случилось? - Похоже, наша Цзе в смятении, - вздохнула Джо. – Но мы должны им что-то ответить. К тому же, будешь ты с ним говорить или нет… он больше никуда не уедет. - Не уедет? – округлились глаза Цзецюн. – Что это значит? - Я поставила ему условие, что если он приедет сюда, за тобой, то потеряет свободу. Останется в Шаньси навсегда. - И он приехал?! – ахнула дочь Хиджин. - Да. - Дурак, - но как-то не осуждающе, а польщённо прошептала девушка. - Соглашусь, - подошла к ним Цзыюй и, забравшись на кровать, подползла к Цзе и обняла её, - ты бы видела этих дураков! Совсем ненормальные. - Чем же? – улыбнулась Джо. - Припёрлись сюда, ничего не понимают, но упорствуют в своих желаниях. Очень по-мужски. Цзецюн не выдержала и заплакала, уткнувшись в ладони. - Эй, ты чего? Эй! – потрясла её Цзыюй, обнимая крепче. – Цзе, перестань! Ты его так ненавидишь? Или… или наоборот? – не нашла в себе смелости произнести слова о любви принцесса. - От ненависти не плачут, - серьёзно сказала генеральша. – Если он тебе так дорог, милая, то почему бы не выяснить с ним всё? Ты боишься вновь увлечься им так сильно, что потеряешь голову? Не бойся, теперь он никуда не уедет и не обманет тебя. Мы будем рядом… - Я обманула его, - сказала Цзе так тихо, что её едва расслышала Цзыюй. - Что? – переспросила Джо. - Я… я обманула его, - громче повторила Цзецюн. - То есть? Разве он не знал, что ты амазонка? Или ты не любила его и врала, чтобы он приехал к нам, а теперь не хочешь делить с ним своё время? - Я… я жду ребёнка, - наконец-то решилась и произнесла это девушка. - Что?! – почти в один голос воскликнули тётя и племянница. - Да… я… я беременна. Я даже маме ещё этого не говорила, мне… мне так трудно и страшно было в этом признаться… всем… - И мне? – с лёгкой обидой нахмурилась Цзыюй. - Тебе особенно. И тебе, тётя Джо. - Я думаю, что он, как золотой, обрадуется этой новости. – рассудила женщина, - и ни в коем случае не откажется от тебя и не убежит – да ему никто и не даст. Ты не говорила ему об этом и коришь себя за молчание? - Нет, я… я узнала об этом где-то месяц назад, я не могла ему сказать раньше. - Но… тогда в чём же ты его обманула? Цзецюн опять залилась горючими слезами, и Джо с Цзыюй некоторое время успокаивали её, обнимая, гладя по волосам и подавая бумажные платки. Наконец, высморкавшись и не поднимая взгляда, она пробубнила себе под нос: - Он… он… не отец ребёнка. Это не его ребёнок. - Что?! – опять воскликнула принцесса, но на этот раз одна. Генеральша молча глядела на подругу племянницы и старалась понять всю ситуацию, почувствовать её, найти верное решение. Потому что на правильность поступков молоденьких девушек полагаться не приходилось. – Но… но кто же тогда, Цзе? – начала допытываться Цзыюй. – Ты никогда ни о ком больше не говорила, я не знала… Ты же любила Мингю! С кем… с кем ещё ты… - Это вышло случайно, - шмыгая носом и вытирая глаза, начала исповедоваться та. Признавшись в самом главном, она ощутила облегчение и уже не могла удержаться от дальнейших разъяснений. Как долго держала она всё в себе и как тяжело это было! Стыд не позволял делиться и надеяться на понимание. Но когда времени для откладывания решений не осталось, приходится открываться и всё расставлять по местам. – Я… я как-то познакомилась с одним парнем. В клубе. Я была зла на Мингю за то, что он такой… такой, какой он есть – ветреный и глазеющий на других! Я хотела вызвать его ревность, поэтому, когда он ночью ушёл на работу… ну, к золотым, как я теперь понимаю – он обманывал меня, что работает! И когда он ушёл я поехала к Дане, - уточнять, кто это такая, было не нужно, сестру Мино амазонки хорошо знали, - оттуда, в компании Чжунэ, её мужа, я поехала в клуб… - Везде сегодня этот Ку Чжунэ, - бросила генеральша. - Что? - Ничего, продолжай. Ты познакомилась в клубе с парнем? - Да! Но я не смогла изменить Мингю. Я верила ему и… и любила. А потом, когда он рассказал мне всё, о том, как врал мне, о том, что скрывал… Я так разозлилась! Я была вне себя, ведь все его слова о любви, всё, что он делал, получается, было приманкой, чётким планом, это не было случайной встречей… Он разбил мне сердце, я так возненавидела его в тот момент! И когда он уехал… я… - Вспомнила про того парня? – догадалась Цзыюй. - Да. Я позвонила ему, но у него были дела в Токио, он не мог быть в Сеуле и я… Не знаю, было ли когда-либо с вами такое? Когда теряешь голову от эмоций, когда всё равно, что будет дальше, не представляешь, как жить, ведь мир рассыпается на части и превращается в иллюзию. Раз последний год моей жизни оказался обманом, я потеряла почву под ногами, мне всё казалось игрой, глупостью, насмешкой… Я сорвалась и полетела в Токио. Мы переспали. Провели вместе ночь. Я думала, что мне полегчает, что я буду злорадствовать и упиваться местью, но на самом деле стало так тошно и погано. Мне не полегчало. Ненависть отступила, и я поняла, что всё ещё люблю его. Всё равно люблю. Но как быть теперь, когда мы оба предали друг друга? - Как ты могла наворотить такого… - покачала головой Цзыюй, удивляясь, до чего экспрессивной оказалась подруга. Где же хладнокровие? Где разум, предотвращающий безумства? Как у них с тётей. Джо тем временем, после слов Цзецюн «было ли с вами такое?», окунулась в прошлое. Перед ней будто воочию предстала кричащая мать – тогдашняя генеральша – что её «полюбовничек» вертит ею, принцессой, как хочет, что из-за него она упустила Ву Чаншэна! Оказалось, что мужчина, которого она любила, был союзником Дзи-си, и он отвлёк её на вылазке, чтобы выслеженный и почти зажатый в угол враг сбежал. Пока она предавалась любви – всё сорвалось, и негодяй был упущен, она вовремя не выступила со своими девушками и не нагнала босса синьцзянских преступников. Это было в Гуюани, между Шэньси и Ганьсу, тогда там находился чайный домик, где перебивались многие бандиты. Возлюбленный заподозрил неладное, когда она позвала его, и сомневался, стоит ли приходить, но она привезла с собой сына и приманила его отца на встречу с ним, зная, что тот будет уверен, что при ребёнке Джо ни на что не решится. Но она решилась и насадила его на свой меч за предательство, она знала, что иначе простит его и превратится в его слабовольную игрушку, а мать отречётся от неё и сделает наследницей Бинбин, Юань или Дайфэй. Но уже тогда она понимала, что ни одна из них не сможет управлять Шаньси, а мать на это не посмотрит и вручит власть в неспособные руки слабохарактерной Бинбин, чёрствой Юань или переменчивой и не слишком предусмотрительной Дайфэй. Ситуация требовала быстрых и чётких мер. Джо до сих пор помнила безжизненное и жуткое выражение глаз Марка, который смотрел на руки матери в крови отца. Ему тогда было так мало лет… Смог ли он забыть тот кошмар? Вряд ли. Мальчиков не воспитывали, как воинов, и он не был готов к такому зрелищу. Понимает ли Джо, что такое действовать в состоянии аффекта, ненавидеть и через секунду понимать, что любишь? Что такое совершать неисправимые поступки и не знать, жалеть о них или нет? Понимает ли она, как гадко бывает от самой себя? Всё она понимает, как никто другой, и скоро разучится осуждать других за любые преступления, что порой её страшило. Не станет ли она после этого попустительствовать любым бесчинствам? - Я жалею, Цзы, правда! Но… часть меня жалеет об этом неискренне. Джо вернулась к реальности, потревоженная голосами вновь заговоривших девушек. - Почему ты так уверена, что это не ребёнок Мингю? – спросила она Цзецюн. - Я думаю, что он бесплоден, только не знает об этом. Мы столько месяцев прожили, никак не… не… - Предохраняясь, - помогла ей преодолеть смущение генеральша. - Да. И ничего не происходило. Я уж думала, что я не могу иметь детей, но всего после одной ночи с другим я забеременела. И по срокам всё совпадает. - Если он не знает, что бесплоден, то ты не обязана ему говорить об этом. Он вполне может посчитать, что ребёнок его, - холодно сказала Джо, возвращая рассудительность правительницы и главы клана. В духе макиавеллизма, она допускала ложь во благо и ради выгоды, чем, она это понимала тоже, иногда уподобляется Дракону и многим другим преступникам. - Соврать? – удивилась Цзы предложению тёти. «Почему я так бурно на это реагирую? Чонгук меня что ли покусал? Мингю врал Цзе и она имеет право… но он не изменял ей, а она ему – да! Впрочем, откуда знать, может, изменял? Но я уже по такой логике попыталась поиздеваться над Чонгуком, а вышло так, что оказалась недостойнее него, ведь он против меня ничего первым не предпринимал. Так же теперь и Цзе…» - Да. Соврать. Или что, по-вашему, мир этот чист и невинен и мужчины живут в пространстве правды? Если ты любишь его, Цзе, то устраивай своё счастье. Мужчины любят тех детей, чьих матерей они любят, на остальное им плевать. Тем более, если он действительно бесплоден, то у него будет хоть какой-то ребёнок, - генеральша поднялась, - подумай об этом и решай. Хочешь – зайди сначала ещё раз ко мне, хочешь – иди сразу к нему, вы знаете, как пройти в мужской дом. Но потом загляни ко мне и скажи, какое решение приняла. – На выходе она задержалась и оглянулась: - Ты сказала, что познакомилась с тем молодым человеком, когда была в компании Ку Чжунэ? - Да, - почти уже перестала плакать Цзецюн и теперь приходила в себя. - И у него были дела в Токио? - Да, половину года он проводит там… - Он бизнесмен? Богат? - Он… он один из наследников корпорации «Лотте»… Джо присвистнула и её брови приподнялись. Задумавшись обо всём заново с учётом дополнительной информации, она вышла. Подруги какое-то время помолчали. Цзыюй нарушила тишину первой: - Значит, у тёти Хиджин действительно будет больше внуков, чем она думает… - О чём ты? - Да так. Неудачный юмор. Цзе, почему ты боялась мне говорить? Я же видела, что с тобой что-то неладное творится, но думала, что ты никак от обмана Мингю отойти не можешь… - Я не знала, как сказать, пришлось бы объяснять всё, как сейчас, но Джо я не могла отказать в объяснениях… А как маме скажу? Представления не имею! - Так же и скажешь. Хочешь, вместе пойдём? - Я буду рада. Мне нужна будет поддержка. - Цзе, а этому наследнику «Лотте» ты об отцовстве говорить будешь? - Нет! Ни в коем случае! – затрясла она головой. - Почему? Раз ты не хочешь обманывать Мингю, то не должна хотеть врать и другому… - Получится наоборот. Он как раз и решит, что я врала, если я окажусь беременной. Всё… всё ужасно глупо вышло, Цзы, если бы ты только знала все подробности! Я-то была уверена, что бесплодна, что во мне проблема. Я и выдала всё, как считала, ему. Он поверил мне. А теперь будет ощущение, что я специально искала парня побогаче, чтобы залететь? - Но мы же в Шаньси постоянно так делаем… - Но другие реально специально! Конечно, им не стыдно, когда они получают то, чего и добивались. А я не хочу выглядеть лгуньей за то, в чём не лгала! Это несправедливо. - И всё же… тогда обманешь Мингю, как посоветовала Джо? - Не знаю… лучше уж никого не обманывать. Хоть Мингю и заслужил это. - Можешь обмануть обоих, - засмеялась, чтобы взбодрить подругу, Цзыюй. – А что? У меня же три папы. Бека грозится, что у её ребёнка будет шестеро. Ты от нас даже отстаёшь. Цзецюн было улыбнулась, но опять грустно повесила нос. - Эй, прекращай унывать, - утянула её на подушку принцесса и легла рядом, обнимая, - если ты не можешь принять решение, давай мы с Джо за тебя решим? Хотя, что решать, Мингю подписал себе приговор – он остаётся здесь, будешь ты с ними или нет. - Он пошёл на это ради меня? - А ради кого ж ещё? Он любит тебя, и обманывал потому, что золотые не светят открыто причастностью к братству. - Но мне он должен был доверять! - Людям тяжело доверять друг другу, иногда даже самым близким, ты же от меня беременность скрывала! - укорила принцесса и, припомнив фразу Цзецюн, задала вопрос: - А почему ты жалеешь неискренно частью себя? - Я… - закрыв глаза, сестра Чонгука замотала головой и накрыла лицо ладонями. – Цзы, я не разобралась в себе! Мы всё время требуем от мужчин определённости, от других точности, но… но я не понимаю саму себя! Я не могу определиться! - С чем? - Я люблю Мингю – да, я скучала по нему и сейчас с трудом удерживаюсь, чтобы не побежать к нему, но… - Но? – приподнялась на локте Цзыюй. - Но тот парень… - щёки Цзецюн порозовели. – Его звали Джэхён и… мне кажется, что в него я тоже влюбилась. - Цзе! – закатила глаза принцесса и упала обратно на подушку. – Мать Природа! Вы с Мингю – идеальная пара… - Не шути так! Как будто я специально! Что я могу сделать? Я не могу забыть ни того, ни другого. Тем более, другой всё-таки настоящий отец ребёнка… - Но другой не приехал ради тебя за тысячи километров, рискуя собой, и не готов отказаться ради тебя от свободы! - Я знаю. - Что же тогда думать? - Думать можно что угодно, а чувства – совсем другое. - Ты должна уметь ими управлять. - А ты умеешь? - Пока вроде получается, - произнесла Цзыюй, и тотчас подумала, а не слукавила ли? Разве она собиралась испытывать симпатию к Чонгуку? Она сама себе это позволила или вышло случайно? - Завидую. - Может, если ты наконец-то пойдёшь и поговоришь с Мингю, тебе легче будет определиться? - Может. Когда слово отзвучало, Цзыюй подождала секунду и, схватив подругу за руки, потащила её с кровати: - Ну, хватит! Вставай и иди! Сколько можно сопли жевать? - Нет, погоди! Отпусти! Я не готова! – сопротивлялась Цзе. - Ты никогда не будешь готова! Нужно просто взять и сделать! - Я должна подготовить слова! - Иди! – стащила её с кровати принцесса, всегда побеждавшая в силе. Цзецюн недовольно надулась, но, смирившись, подошла к зеркалу и принялась прихорашиваться. - Куда я такая заплаканная пойду? Увидит меня и подумает, что зря приехал… - Ты в Сеуле этого дерьма набралась? – встала фертом Цзыюй у неё над душой. – Может ещё косметику подать? - Ладно, ладно, всё! Иду я, иду! – приведя в порядок волосы, дочь Хиджин поправила одежду и сжала кулаки: - Пожелай мне удачи! - Сил тебе и выдержки. Они больше пригодятся. - Спасибо! Хосок переписывался с женой, улыбаясь фотографиям дочери, которые та присылала, а Мингю тем временем лежал на роскошной двуспальной кровати, разглядывая на гобеленах изображения семи бессмертных. Чжан Го, покровитель молодожёнов, канонично ехал на муле – это ему Хоуп растолковал, шарящий во всяких тонкостях на любые темы. «Ему что ли помолиться? Или что делают даосы? Амазонки вообще что исповедуют? Разве даосизм? Я сам-то до конца не знаю, буддистом себя считать, христианином или атеистом». В дверь постучали. - Войдите! – крикнул Хоуп, отрывая лицо от экрана. В комнату, медленно и неуверенно, шагнула Цзецюн. – Кёлькён? – удивлённо встал золотой. Услышав её имя, Мингю моментом оказался на ногах и уставился в сторону вошедшей, теряя дар речи. – Я, пожалуй, выйду, - сориентировался Хосок и, обойдя девушку, удалился. Она проводила его глазами, не решаясь вернуть их к Мингю. Что ему сказать? Да, она набралась смелости и пришла сюда, но язык прилип к нёбу, отяжелел. - Кён… - услышала она голос молодого человека и, перебарывая себя, украдкой подняла взор. – Кён… - шагнул к ней Мингю. Она выставила руку: - Подожди! Подожди, не подходи ко мне… - Почему? - Потому что ты меня поцелуешь или ещё что-нибудь сделаешь, или я сама не удержусь и забуду, что хотела сказать. - Мне трудно удержаться и не подойти к тебе, говори быстрее, - сделал ещё шаг он и остановился. - Я… я… - запинаясь, она не знала, как преодолеть это заикание, эту потерю воли. Она должна сказать, должна! Она не хочет ему врать, или хочет, но не может. Да, скорее так. Она бы с радостью была, как Бека, как Бинбин, как другие соблазнительницы, но в ней почему-то заговаривала совесть и, глядя на Мингю, она чувствовала боль от того, что предала его. Но, стой перед ней сейчас Джэхён, не почувствовала ли она бы боль, что он не добивается её, не пытается обворожить её, быть с ней? Чего она хочет? «Если хочешь двух, значит, не хочешь ни одного? – спросила она себя. Так шаньсийки рассуждали о мужчинах, когда говорили об их неумении любить верно, и проповедовали при этом такую мораль для себя, предпочитая хотеть многих мужчин, чтобы не привязываться к одному. – Но я чувствую, что люблю обоих! И всё-таки, какая дурость, Мингю я хорошо знаю, мы жили вместе, смеялись, просыпались и засыпали, спорили, ругались, мирились, а кто Джэхён для меня? Никто, парень одной ночи. И всё же…». – Я… я… - Я люблю тебя, Кён, - не выдержал Мингю, - что бы ты ни сказала, я люблю тебя! Это правда, единственная правда, которая важна. Да, я был ослом, что молчал и скрывал. Не доверял тебе? Скорее всего. Ведь я знал, кто ты, и не мог впустить полностью в свою жизнь. Я не так отважен, как хотел казаться. Но сейчас я перед тобой открыт, ты знаешь обо мне всё, и чувства мои в разлуке стали только сильнее, ты не представляешь, что я испытал, когда обнаружил, что ты ушла. Мне воздуха не хватало, Кён… - Я беременна, - выпалила она, перебивая его, иначе уже никогда бы не сказала этого, не призналась. - Ты… что? – опешил Мингю. Ему почудилось, что он ослышался. – Ты… повтори, пожалуйста. - Ты слышал. - Я… я не уверен… - Я беременна! – крикнула она, пытаясь затолкать в себя лезущие наружу слёзы. Главное озвучено, теперь пора объяснить, как это вышло… - Кён! – радостно вдруг воскликнул Мингю и, уже не обращая внимания на её жесты и просьбы, подлетел к ней и подхватил на руки, прижав к себе. – Кён, девочка моя, моя малышка, боже! Боже! - Послушай… Мингю! Я… - он заткнул её рот поцелуем, воображая, что она избегала его именно поэтому. И частично он был прав. «Неужели она боялась, что я оставлю её из-за этого?!». Оторвавшись от неё, он горячо произнёс: - Я знаю, ты наверняка удивлена, что это произошло… или зла на меня? Может, поэтому ты не хотела меня видеть? - Мингю, дело в том… - Я могу всё объяснить, но, умоляю, прости меня, прости, Кён! – он опустился перед ней на колени и обнял за ноги. – Ты не была бесплодна и в тебе не было никаких проблем, дело было во мне… - В тебе? – была сбита с мысли Цзецюн. - Да, я на самом деле предохранялся… - Ты… что? Ты предо… - Предохранялся. Да, я… должен был тебе сказать, но… - Цзецюн не удержала слёз, и они потекли по её лицу. Она хлестнула Мингю по щеке, так что он замолчал и, опешив, на миг утерял радость от услышанной вести. - Как ты мог! Я думала, что я… - Прости, - без улыбки уже процедил Мингю, проглатывая очередной удар по щеке и по гордости. «Заслужил» - вынес он себе приговор. – Я знал, что ты хочешь ребёнка не искренне, а потому что… потому что шаньсийки всегда так делают. - И ты боялся меня? Боялся привязаться, не думая, что это навсегда? Ты настолько не доверял мне или не был уверен в себе?! - Да, но когда я уезжал в Синьцзян, когда… когда понял, что могу не вернуться… Я эгоист, Кён, был им, по крайней мере. Я не мог себе представить тебя с другим, если умру, я не мог вообразить, что ты меня забудешь и… и именно в ночь отъезда я не стал предохраняться. Я положился на судьбу, зная, что если вернусь, и ты будешь ждать ребёнка, то я готов к этому, я хочу этого… Услышав от него признание и объяснение всего, Цзецюн оцепенела. Она шла сюда, чтобы разобраться, но вместо этого запуталась ещё больше. «Так кто же… кто же отец ребёнка?!» - панически провопила её душа. Перед глазами всё поплыло, и она ощутила слабость в ногах. Мингю, видя её неустойчивость, поддержал её, встав и прижимая к себе, пока она вдруг перестала злиться и буйствовать. - Кён, Кён? Малыш, ты в порядке? - Д-да… да, всё нормально, - она высвободилась из его рук и отступила: - Мне нужно ещё подумать, я зайду позже. - Постой! Но она уже не слушала и спешно пошагала прочь. «Это может быть и его ребёнок, это и его ребёнок… Его или Джэхёна?» - голова нагревалась от этой головоломки и, прошмыгнув обратно в дом генеральши, Цзецюн снова разрыдалась. «И он даже в этом обманывал меня! Он заставил меня усомниться в том, что я могу быть матерью! Он видел, что я страдаю от этого, и ничего не сказал! Не утешил меня. Подлец, какой же он подлец и обманщик! Как я могу быть с ним? Но как могу не быть? Он так обрадовался ребёнку, он… так жарко обнял меня, что мне не хотелось уходить. Что мне делать, что мне делать?!» - разрываясь и теряясь, шла Цзецюн, не находя ответа в себе.