Из Ян

       Это был самый длинный и тяжёлый день из всех. Думаю, даже вспоминая его много лет спустя, я буду чувствовать всё то же самое: шорох шагов по сухим тротуарам под душное молчание, бесконечные минуты отупленного церемониала, твёрдое гарцевание копыт до головной боли, невидящие взоры, обращённые внутрь, застланные неведением будущего и попытками следить за собой. Мы встали очень рано, чтобы кортеж мог неторопливо и величественно добраться до фамильного кладбища клана Ян в районе Лиши. Могилы легендарной Му Гуйин и десятков поколений наших генеральш были там, на утёсе Орлиный клюв, который из-за захоронений издавна переименовали в утёс Слёз. По Чжанби передвигались на лошадях. Гроб Джо погрузили на повозку, которую везла её любимая и верная кобылица. Юань и Дайфэй ехали впереди, предводительствуя, мы с мамой позади, за нами – остальные женщины клана, близкие и дальние родственницы. Мужчин никто на выезд не брал, Сяо и Хендери подпустили проститься с матерью перед тем, как гроб заколотили. Они были разбиты и потеряны, как и большинство девушек и женщин, что приходило проводить Джо в последний путь. Не плакали и не выказывали эмоций лишь воительницы. И я в том числе. Остальные шаньсийки плакали за нас, им это можно было, а мы – их опора и сила, мы не должны показывать слабость. Пример силы и выдержки должен сохраняться.       Я старалась не думать о тех уликах и открытиях, которые сделала накануне. Для меня реальность вдруг превратилась в плохой фильм, на съёмках которого я присутствую, до того ненатуральным, неестественным выглядело всё. Солнечная и смеющаяся, спокойная и счастливая Чжанби была неузнаваема. Её заливали надрывные рыдания, стоны, причитания. Развевались несомые белые траурные ленты и знамёна амазонок; те, что крепились к неподвижным флагштокам, как оплавившийся воск на свечах висели от безветрия. На окраине деревни мы перегрузили гроб в чёрный катафалк и пересели в автомобили сопровождения, отдав лошадей остающимся старухам или совсем юным девчонкам, чтобы отвели их назад в конюшни. Когда-то давно, веков семь назад или более, Джо рассказывала, лошадь генеральши убивали с её смертью, хоронили заодно. Теперь у нас нет таких варварских традиций. Мы – цивилизованные жительницы Шаньси! Я докажу и объясню это всем, но позже, начиная с завтрашнего дня. Завтра начнётся новая страница нашей жизни, полная проблем, разборок и неприятностей. Я предчувствовала это. Предъявить обвинение прямо Черити рискованно, особенно если Дайфэй с ней в сговоре. Нужно будет подобраться через Юань и тётушку Люминь, опереться на тех, кто будет за меня. Не только у Расточающей есть сторонницы, у меня тоже хватает подруг! Пусть почти все они и ненавидят мужской род, как принято, но я же прозрела! Что им мешает? Разве так сложно допустить мысль, что ты не прав, и критически проанализировать события?       День был жаркий, наполненный испепеляющим, каким-то пустынным солнцем, под которым не хотелось стоять. Во рту всё время пересыхало, и немного легче стало, когда мы дошли до предгорья, к кладбищу, скрывающемуся в пролеске. Здесь тоже уже собралось много женщин, сокрушающихся, ревущих. Мы – семья Джо – продолжали хранить степенное молчание, величие, непоколебимость. Жительницы косились на нас с благоговением и уважением, не решаясь подходить и приносить соболезнования. Облаченные в свои парадные доспехи, мы сияли белизной траура и металлическими нагрудниками, наплечниками, бляхами. Настоящие амазонки. Которые не смогли уберечь свою правительницу. Как нам после этого жить и не сгореть со стыда? Мне хотелось исчезнуть временами, но желание мести, вопреки словам Луны, жило во мне. Как избавиться от этого желания? Я пообещала Джо не мстить драконам и золотым, но насчёт других подозреваемых речи не шло!       Юань отказалась завтракать, и все мы последовали её примеру; кто-то, как я, потому что и сам не имел аппетита, а кто-то в подражание, чтобы не показывать свою невыдержанность. Однако в течение долгого погребения из-за голода начинала кружиться голова, от тяжёлых и нагревающихся доспехов дурнело. На погружение гроба в землю я смотрела уже мало что понимая и слыша, хотя, отдавая последнюю дань уважения, мы все подняли вынутые из ножен мечи, протянув их к солнцу, и провозгласили боевой девиз клана: «Да здравствует женская власть! Величие Ян не умрёт никогда!». Даже если бы я была на грани обморока – хотя до этого было далеко – я бы всё равно стояла до последнего и выполняла обязанности.       Когда всё было закончено, ряды амазонок потянулись обратно. Только теперь начались кое-какие тихие разговоры в толпе. Что-то обсуждали, о чём-то говорили. Я в этом не участвовала. Мама спросила, не жарко ли мне? Я покачала головой, хотя давно спарилась. Но в машинах были кондиционеры, там я охладилась.       В Чжанби был приготовлен торжественный зал, чтобы начать проводы. Здесь уже многие подходили к нам и приносили соболезнования. Накрытые столы с закусками и вином ждали всех. Вина было много. Когда умерла бабушка – предыдущая генеральша – я была ещё ребёнком, и меня рано увели с подобных посиделок, но я помнила, что перепились тогда все сильно. Похоронить генеральшу – это большая трагедия, поэтому женщины не жалеют выпивки и алкоголя, чтобы забыться, залить горе. И я тоже сейчас чувствовала необходимость пригубить стакан-другой. Вообще при бабушке было больше пьющих амазонок, та баловала воительниц и, утверждая их превосходство, дозволяла им многое, но Джо за правильным образом жизни следила строго, наказывала тех, кто брался за бутылку без дела, кто чрезмерно увлекался. В её понимании превосходства требовалось достичь, доказать его, стать примером другим. В первые годы её генеральства хватало наших женщин, которые обвиняли Джо в деспотизме, в том, что при ней клан Ян пойдёт по наклонной, зачахнет, ведь она постоянно придирается и усложняет жизнь своим, не даёт той свободы женщинам, которую они отстояли в Шаньси. Но странным образом мы усилились и окрепли по сравнению с предыдущей эпохой, и жалобы, хоть и не исчезнувшие полностью, сократились. Даже Юци как-то бубнила, что Джо излишне строит нас по струнке, но поскольку я не разделила её мнения и всегда была на стороне тёти, я такого от неё больше не слышала.       Женщина из клана Му вышла на площадку перед столами с саньсянь. Она затянула повествовательную песню-легенду о первых предводительницах клана. Это был эмоциональный, полный жалоб, гордости и страсти эпос, который исполняли не так часто. Его куплеты тянулись долго, переливаясь в высоком, звенящем голосе исполнительницы. Все почтительно слушали эту песнь, уходя в себя или проникаясь строками о героических подвигах, победах и поражениях. Наконец, когда струны саньсянь смолкли, Юань подняла чашу в память Джо, произнеся продолжительную речь о своей коварно убиенной сестре и вспомнив много моментов их светлого прошлого. Мы начали пить и закусывать. Тосты перемежались новыми песнями от клана Му, посвящённым конкретным личностям, женской борьбе за свободу, историческим событиям. Речи держали по очереди все: Дайфэй, мама, тётушка Люминь. До меня тоже дошло. Борясь с чувствами и неумением ораторствовать, я что-то проговорила в память Джо, едва не сойдя на горячие заверения в том, как любила её. Но это было бы не по статусу, поэтому я лишь сухо и коротко назвала её великой и незаменимой, после чего бражничанье продолжилось.       За другим столом сидели чосончжоги во главе с Черити Лавишес. При ней были и Кахи, и Гаин, и Хемин, и Бэка, и молодое поколение: Совон, Чеён, Чэрён. И тётя Хиджин всё-таки была тут. Цзе не было – у неё маленький ребёнок, с кем бы она его оставила? Бэка, видимо, отдала Гучен на присмотр кому-нибудь из местных старушек. За третьим столом председательствовала Эмбер, неутомимая претендентка на наследование Цинхая, дочь Дзи-си, сестра нынешнего владельца Синьцзяна – Хангёна, хотя ходили слухи, что Кашгария не подчиняется ему полностью, и он по-прежнему по большей части хозяин Джунгарии. Брак с вдовой Энди подчинил бы ему оставшиеся земли, доказав его власть, но Дракон не допускал свершение мечты врага и сватал сестру за Лукаса. С Эмбер и Луной было ещё около десяти девушек из Белого лотоса; там же сидела Ниннин, представительница Хранителя, единственная, насколько я знала, девушка, попавшая в верхи терракотовой армии, поэтому именно с ней мы и предпочитали иметь дело, как женщины с женщиной. Может, она была любовницей Джоуми, откуда знать? Это её право.        От монотонной, терзающей сердце музыки и её надрывных нот у меня принялась сильнее трещать голова, и без того раскалывавшаяся. К тому же, я выпила до того, как хорошенько поела, на пустой желудок, поэтому спиртное ударило в голову, и я сидела, поникнув, ожидая, когда пройдёт приличествующее время и можно будет уйти и упасть в кровать. Впрочем, завтрашнего дня мне не хотелось, он страшил меня, пугал. Я не чувствовала сил совладать с ним и с кем бы то ни было, кто встанет поперёк моих попыток исполнить волю Джо. Какие я приведу доводы, если открыто заявить о вине Черити нельзя? Попрошу подробнее взяться за экспертизу. Нужно внимательнее прочесть заключение о смерти, рана на ноге же была учтена? - Если бы мы не допускали на свою территорию мужчин – этого бы не случилось! – нетрезво, заплетающимся языком говорила Юань неподалёку от меня. Я очнулась от раздумий, покосилась за окно – на дворе уже было темно. Сколько песен успело отзвучать? - Да, Джо зря хотела быть с некоторыми из них компаньонами, - подтвердила Дайфэй, более трезвая, но не менее злая, - вот чем обернулись её игры! - Разве она в этом виновата?! – не удержалась я. Тёти посмотрели на меня. Мама опустила ладонь на мою руку, видя, что вино гуляет у меня в крови. В зале уже было достаточно шумно – все болтали друг с другом, поэтому беседа за столом «Совета», среди которого была будущая генеральша, кем бы она ни была, никого не волновала. - Я не говорю, что она, - ответила Дайфэй, - виноваты, конечно же, мужчины. Но следовало быть предусмотрительнее. - А если не мужчины? – прищурилась я. Чёрт меня за язык тянет так резко! Но не могу я слушать эту необоснованную чушь! - А кто же тогда? – хмыкнула Юци. – Мы, что ли? Кроме золотых и драконов некому. - Да! – щёлкнула пальцами Сюани, подхватив. – Ведь слух о том, что они заключили сделку и заодно – ходит не первый год! - Точно! – подтвердила Юци. – Они впутали нас в борьбу с Дзи-си, будто нас это касалось! - Если Джо посчитала это нужным, значит, касалось, - процедила я почти ядовито. Мне хотелось выговорить им всё, что я думаю, о том, какие отношения между золотыми и драконами! Но, во-первых, я поймала взгляд Луны, в котором мне показалось предупреждение, что-то вроде «сиди и пей!», во-вторых, я задумалась, а почему же золотые отказались бороться против драконов в союзе с нами, если ничего не боятся? Джо посвящала меня в некоторые детали. А что, если она, всё-таки, ошиблась? Да нет, такого не могло быть. Золотые поставляли нам оружие, специальную защитную одежду, много чего! Очевидно же, что не им на нас нападать после этого! Мингю любит Цзе и рисковал жизнью, приезжая сюда, к ней, ну а Чонгук… у него тут родители, их-то он любит? Я уж не говорю о том, способен или нет он обмануть меня. - От мужчин – всё зло мира! – прошипела Тиньян, и опрокинула очередную кружку. Я провела глазами по сёстрам и подругам. На них я собиралась опереться, чтобы добиться поста генеральши, на этих молодых и многообещающих девушек… из которых ни одной сейчас не высказалось хотя бы за более-менее терпимое отношение к мужчинам. Сюани, Юци, Тиньян терпеть не могли парней. Мейчи молчала, но только потому, что грезила о славе соблазнительницы. Мне в голову пришла странная мысль: а что, если Цзе, на самом деле, уверено и точно любит Мингю и никого больше, только раньше меня поняла, что если заговорит об уважении к мужскому полу, то станет «прокажённой»? Что, если она отыгрывает роль пренебрежительной и легкомысленной, заведя второго любовника, чтобы не угодить в чёрный список большинства? Мы ведь с ней начистоту об отношениях к мужчинам не говорили, не разобрались, что я о них думаю, я избегала признаний, потому что они напрямую бы коснулись её брата. Поэтому у Цзе был резон скрывать истину и от меня. Как сейчас у меня есть желание не открываться никому, ведь я знаю – не поймут, не оценят, ещё и осудят!        В подпитии стали раздаваться взрывы хохота, агрессивные выкрики. Изредка, но бывало, что амазонки дрались и между собой, однако мне не хотелось, чтобы это произошло на похоронах Джо. Стало бы слишком символичным, что с её жизнью закончилось и наше единство.        Новую порцию блюд принёс слуга – мужчина. Когда он стал пятиться, отходя, Юань ткнула в него пальцем: - Вот! Вот от таких, как он, все проблемы! Допустили к себе свиней… - Не все мужчины – свиньи, - сказала мама. - А, ну кому, как не тебе, знать! – Юань посмотрела на неё с неприкрытым презрением. - На что ты намекаешь? - Я не намекаю, я прямо говорю, что ты повёрнутая на жалком мужском члене! - Как ты смеешь! – теперь уже я придержала маму за локоть, видя, что она привстала от возмущения. И хотя я оскорбилась за неё сама, в чём Юань была не права? - Смею! А что, правда глаза колет, Бинбин? Из-за тебя тут, у нас под боком, живёт дракончик, который отравил Джо! - Он ничего не сделал! - Ты ещё будешь выгораживать его?! – поднялась Юань. Дайфэй, закидывая в рот личи, откинулась на стул, чтобы не быть преградой между спорящими. На её лице играло озорство, она прекрасно понимала, что если дойдёт до рукопашной, то её родная сестра, а не кузина, победит. - А что ты мне сделаешь, если буду?! – поднялась и мама, так что я уже не смогла усадить её. Милосердная Гуаньинь, вразуми её! Сейчас лучше было бы отречься от своего любовника, а не закапывать себя перед лицом всего клана в грязь. Тем более что, уже почти все присутствующие повернулись в нашу сторону. - Тебе? Ничего! – Юань вышагнула на стол, явно пьяная, буйная, пышущая энергией. – Я не подниму руку на сестру, потому что наша сила в единстве! – крикнула она, подняв вверх сжатый кулак. - Да!!! – зачем-то одобрительно закричали такие же набравшиеся амазонки. - Но я сотру в порошок мужиков, которые отравляют нас и нашу жизнь! - Да! Давно пора!!! – опять заголосили со всех концов. Особенно взорвался ликованием столик чосончжогов. Я посмотрела туда, где единственной хмурой и трезвой на самом краю сидела тётя Хиджин. - Долой мужиков! – крикнула Дайфэй и засмеялась. - Долой мужиков! – повторила Юань и, спрыгнув со стола, успела перехватить уходящего слугу. Схватив его за шкирку – бедного, ничего не сделавшего мужчину, не первый год работавшего на клан Ян – она развернула его на себя и ударила по лицу. Он упал. Возникла мгновенная тишина. Мне показалось, что сейчас Юань отрезвеет, осознает и извинится перед тем, кого ударила, что раздастся гул недовольства, но, спустя миг, зал вдруг взорвался хором одобрительных и подначивающих криков: - Да! Бей этих выродков! Хватит их терпеть!       Юань украсилась улыбкой победительницы, чей триумф радует население. Она подняла мужчину и ударила его в челюсть ещё раз. Амазонки стали выбираться из-за столов, перепрыгивать через них и рваться к другим представителям мужского пола. Парни-официанты стояли по краям, у стен и, предчувствуя, что гнев сорвался с поводка по их души, припустили к выходу. Отставшие не успевали убегать, их хватали воительницы и, возвращая в зал, бросали в толпу, предлагая избить их, поиздеваться над ними. В абсолютном непонимании, возмущении, я поднялась, крича: - Нет! Стойте! Что вы делаете?! Остановитесь! - И кто после этого повёрнутый? – фыркнула мама, глядя на сходящих с ума от запаха крови подруг и сестёр. Дайфэй посмотрела на нас: - А вы что, святые заступницы мужчин? Обе? И ты пошла по её стопам? – кивнула вопросительно мне тётя, но, не дождавшись ответа, поспешила к «празднику». Те, кому не хватало для расправы и потехи мужчин здесь, выбегали наружу, прихватив с собой вина. Я пробилась к Чеён, за которую считала себя ответственной – ведь я привезла их с Чэрён сюда! – и потянула на себя, говоря, что надо уходить от этого безумия, но она отпихнула меня и, радостная, подражающая Кахи и Гаин, налетела на какого-то парнишку. Моя рука потянулась к мечу на бедре. Это был рефлекс, я не могла смотреть на творящееся. Что за животные? Кто они? Я не узнавала их, своих вчерашних единомышленниц. Они считают себя в полном праве производить насилие, калечить, бить! И почему? Ведь даже не разобрались до конца! А хотели ли они разбираться? Нет, им нужен был только повод, им не нужна была, похоже, правда. Им хотелось оправдать своё бесчинство, и для этого требовалось лишь убедить себя и остальных в оскорблённости и совершенном против нас преступлении. Даже если преступление совершилось кем-то из нас. Я нашла глазами Черити. Она выходила из зала с обнажённым мечом. И на нём была кровь. Мать Природа! Я опять попыталась достать свой клинок и побежать догонять её, чтобы остановить, но чья-то рука пресекла моё движение. Я обернулась. - Тебе не справиться одной с этой Нанкинской резнёй, - сказала тётя Хиджин, - лучше уходи! - Но они же переубивают невинных! - И ты хочешь быть одной из этих убитых? – справедливо спросила женщина. Клан Ян хорошенько напился, большинство пьяно вдрызг, и как я призову их к гласу разума? Я и сама-то слегка пошатывалась. К тому же, если существует тайный заговор, то убить меня в толчее будет чьей-то заветной мечтой. - Мы должны спасти хоть кого-то! – упрямо заявила я. – Неизвестно, как далеко это пойдёт…        Мой взор наткнулся на сидящую в углу, в шоке и ужасе, Чэрён. Пока старшая сестра становилась участницей оргиастической вакханалии с криками, смехом и реками вина, младшая оцепенела и по лицу было видно, как её воротит с этого. - Чэрён! – Я поднеслась к ней, схватила её за руку и подтащила к тёте Хиджин. – Отвезите её в посёлок, хорошо? - А ты? Не поедешь с нами?       Там золотые. Если Черити доберётся до них раньше, то что сделает? Да, мне надо туда! - Поеду, но сначала спрячу братьев! - Я буду ждать тебя на парковке!       Мы разошлись в разные стороны. На улице, действительно, было шумно и суетно. Выбежавшие воительницы улюлюканьем, свистом и призывами «бей мужиков!» выманили из домов многих женщин, точно так же пивших от горя из-за утраты нами Джо. Часть из них присоединялась к жестокому шествию, часть равнодушно наблюдала, веря заявлениям клана Ян, что виноваты во всём мужчины, что они вторглись и прижились тут, чтобы уничтожить наши женские, многовековые устои. А кому ещё было верить? Клан Ян же их гордость и защитницы! Почему я говорю о них, как чужая? Почему не причисляю себя к ним? Я ощутила подкатывающую тошноту, пошатнулась. Меня кто-то поддержал. Это была Турсунай. - Всё в порядке? – спросила она. - Выпила лишнего… а ты? - Я не пьяна. - Нет, я о… происходящем. Ты за или против? - Будь я «за» - была бы сейчас где-то вместе с Эмбер. - Тогда идём со мной, мне надо братьев спасти!        Она кивнула, и мы вдвоём побежали в сыхэюань. Её укрытая чёрным плащом фигура скользила в ночи невидимкой. Шум удалялся, видимо, к генеральскому дому направиться ещё ни у кого ума не хватило. Я совсем забыла посмотреть, куда делась мама? Побежала спасать Мино? Мне до него не было дела, если он сдохнет – поделом! Но кузены – невинные парни – меня заботили. Я любила их.       Через подземный тоннель мы с Луной оказались на месте. Я обнаружила Хендери и Сяо на кухне; вместе с Яняном – младшим братом Тиньян – они поминали Джо и оплакивали. Увидев меня, взбудораженную, ворвавшуюся, все трое поднялись, боясь, что я выговорю им за бутылку вина и праздное времяпрепровождение. Но я, сняв с пояса связку ключей, протянула её Хендери: - Идите в Пригорный домик, закройтесь и затихоритесь до утра! - А что случилось? - Наши перепились, одичали и с ума посходили! – Я подтолкнула их на выход. – Быстрее! Не хочу, чтобы пока их мозги не встанут на место, вас кто-то из них увидел… - Но мы же ничего не делали! – заявил Сяо. - Да им сейчас всё равно! Если по синей грусти им покажется, что вы приложили руку к смерти Джо – долго разбираться не будут.       Прикрывая их и подстраховывая, мы с Луной проводили молодых людей до окраины Чжанби и, убедившись, что те беспрепятственно убежали по тропе, развернулись обратно. - Что дальше? – спросила уйгурка. - Мне нужно спасти золотых. У нас двое в заключении.       Она поймала меня за руку и остановила. - Ты понимаешь, какие будут последствия? - Какие? – недопоняла под хмелем я. - Тебя обвинят в пособничестве. Если они заключены, значит, обвиняются в отравлении Джо? - Да. - Значит, тебя заподозрят в том же самом. - Но это же смешно! Я любила Джо больше всех на свете! - Цзыюй, обратного пути не будет. Подумай, поможешь ты им и настроишь против себя клан, или оставишь всё, как есть, и оставишь для себя возможность возглавить шаньсиек? - Я и есть клан Ян! – возмутилась я. - Цзыюй, подумай!        Думать мне особо было не о чем. Дать убить золотых или рискнуть властью? Это не обсуждается, я не могу позволить погибнуть тем, кого любит Цзе, тётя Хиджин, к кому… я сама не равнодушна. Нет, это плохое оправдание, если всё строится на чувствах, то меня очаровали и я заблуждаюсь, но нет! Дело в том, что умом, здравым рассудком я тоже понимаю, что золотые ничего не сделали и виновными быть не могут. Никто не сможет убедить меня, что я введена в заблуждение и меня обвели вокруг пальца, я всё видела своими глазами, присутствовала при всём! - Луна, я еду выпустить золотых, ты со мной или нет?        Спокойно вздохнув, она отпустила мою руку: - Едем, кто-то же должен будет отвезти их в аэропорт? И точно не пьяная принцесса. - Да я нормальная!        На стоянке в заведённой машине ждали Хиджин и Чэрён. Мать Цзе и Чонгука высунулась из окна: - Скорее! Я слышала крики уже на окраине! - Мы поедем следом, в моём автомобиле, езжайте, - бросила Луна. - Цзы, девочка моя, - обратилась ко мне женщина, - тогда езжайте в дом Черити, спасите мальчиков, а мы поедем к нам, я помогу сбежать Хюнину и Бомгю подальше отсюда. - Вы думаете, им тоже грозит опасность? - Я уже не знаю, кому она тут не грозит! – со скорбью признала она.       Мы расселись по машинам и тронулись. Ночная дорога сливалась в извилистое полотно, так что я была рада, что не села за руль, действительно, уехать я могла бы до первого столба. - Почему ты помогаешь? – спросила я у Луны. Я начинала привыкать к тому, что доверять никому нельзя, что у всех есть свои цели, и верить в бескорыстие и дружбу – наивно. Всегда следует десять раз перепроверить. - Разве я что-то делаю? Всё делаешь ты. - Нет, помогаешь, - возразила я. - Хорошо. Но это может остаться между нами? В Шаньси почти нет камер наблюдения, если ты никому не скажешь, то никто не узнает. - Я не скажу, - пообещала я. – Девушки, которые были с тобой… некоторые присоединились к нашим, как и Эмбер. Белый лотос не един во мнении? - Не всё что кажется Белым лотосом – является Белым лотосом. - Что ты имеешь в виду? - Зачем тебе знать? - Хочу понять. Могу я доверять тебе или нет? - Ты села в машину, которой управляю я, не поздно ли задаваться этим вопросом? - И всё-таки, - не отстала я. Алкоголь определённо делает меня навязчивой и доёбистой. Турсунай прибавила скорости, догоняя тётю Хиджин, которая торопилась, переживая за сыновей. Кроме неё я почти никого не знала, кто бы дорожил у нас своими детьми мужского пола, разве что Минзи. Остальные любили исключительно девочек. - Многие люди, - начала Луна, - добры и хороши только по принуждению. Они хотят казаться какими-то, потому что это выгодно, так требует общество, потому что иначе ждёт наказание. Но стоит представиться возможности нарушить правила, совершить злодеяние – они этой возможностью пользуются. Только люди с истинным белым лотосом в душе не меняются по обстоятельствам. Но отличить одних от других бывает крайне трудно. Для распознания приходится давать возможности совершать злодеяния. Я ответила на твой вопрос? - То есть, те девицы, что побежали бесчинствовать с Черити и Юань – будут исключены из Белого лотоса потому, что не прошли проверку? - Нет. - Тогда я ничего не поняла. - Если их выгнать из Белого лотоса, то сложится впечатление, что в Белом лотосе наказывают за неправедность, что он фильтрует людей. Он станет позиционным, категоричным. Это ни к чему, Цзыюй. - Тогда зачем вам знать, добр человек от природы или зол, если вы ничего с этим не делаете, не наказываете? - Наказывают Небеса, Цзыюй. - Это я уже слышала! А вы что, следователи на окладе у Небес? Или как? - Когда стена рушится – её ещё подталкивают. - Что ты мне о залежалом зерне и гнилом кунжуте! Почему нельзя убить, арестовать, посадить тех, кто совершает плохое?! - Человека надо направлять по тому пути, который он сам выбирает. Если он выбрал зло, то бесполезно его перевоспитывать, а убивать – брать на себя такую ответственность – зачем? Зло имеет замечательную особенность самоуничтожаться, Цзыюй. Ему нужно создать условия зла. Чтобы ему казалось, что в его руках вся свобода действий. Его нужно отрезать от добра. И если без добра он начнёт задыхаться и образумится, тогда, возможно, ему стоит дать второй шанс. Если не начнёт – то задохнётся в своём зле. - И… как это работает? Как вы это делаете? – докопалась я. - Ты хочешь вступить в Белый лотос? – мягко улыбнулась Луна, не отвлекаясь от дороги. - Нет. - Тогда следуй своим путём. - А он плохой или хороший, мой путь? Если я хочу спасти золотых. - Ты сама знаешь. - Я сомневаюсь. - Сомнение – признак здравомыслия. - Спасибо, это утешает, - хмыкнула я и замолчала.        В посёлке две наши машины разъехались в разные стороны. Вскоре мы были у ворот дома Расточающей Милосердие. - Я подожду тут, - сказала Турсунай. Я поняла, что она не хочет лишний раз светиться, поэтому настаивать не стала. В самом деле, будет лучше, если у меня будет тайный союзник с незамаранной соучастием репутацией.        В доме должна была оставаться только Минзи, остальные уехали в Чжанби на похороны и не могли вернуться вперёд нас. Я не стала стучать и будить девушку. Обошла постройку сбоку и, по дереву, забралась повыше, перепрыгнула на выступ у окна, прокралась по нему и, цепляясь за кирпичи, добралась до ограждающей стены и спрыгнула с неё во двор. Свет не горел нигде, и в этой темноте я сама с минуту была, как слепой котёнок. Но направление я знала, поэтому двинулась туда. Дверь была изнутри закрыта на щеколду. Чёрт! Оглядевшись и прозревая, я заметила на втором этаже приоткрытое окно и снова полезла вверх, уже по вишне, растущей внутри этого атриума. Доведённая до рефлексов сноровка здорово помогала, превращая меня в какую-то обезьяну, иначе, в состоянии лёгкого опьянения, я бы грохнулась на землю.       Оказавшись, наконец, в доме, я бесшумно спустилась в подвал и, только там позволив себе включить свет, открыла ближнюю камеру Чонгука. Входя туда, я увидела его садящимся в разостланной на полу постели, щурящегося, разбуженного. Растрёпанные волосы топорщились во все стороны, из-под одеяла, до сих пор не забранного Минзи – спасибо ей! – выглянули голые плечи и грудь. - Цзы? – непонимающе промаргивался он. - Я пришла отпустить вас, - войдя, я прикрыла дверь. Чонгук разглядывал меня с удивлением. В том числе потому, что я была в доспехах, как сбежавшая со съёмок исторического фильма. - С нас сняли подозрения? - Нет, это моё решение. - Тебя назначили генеральшей? - Как много у тебя вопросов! – грубо сказала я, затопав ногой. – Вам нужно бежать, потому что у вас нет перспектив отделаться испугом или выговором. - А что стряслось? Обнаружились какие-то доказательства? Их кто-то сфальсифицировал? - Нет, пока ничего не изменилось, но ярость нашего клана разрастается, - как странно, в мыслях я говорила «они», для себя не желая соотносить их с собой, а вслух, для мужчин, всё ещё приписывала себя к ним. - Но я хочу доказать свою невиновность… - Слушай, - перебила я его, - в Чжанби сейчас колотят мужиков без разбора, бьют и, возможно, делают чего похуже! Черити носится с обнажённым мечом! Если они доедут досюда, тебе не дадут ничего доказать – прирежут и всё!        Это на него подействовало. Чонгук встал, по-прежнему лишённый одежды, в одних трусах. В нём появилась готовность спасать жизни – свою и друга – но и во мне, под действием алкоголя, проснулась решительность, которой не хватало накануне при обмозговывании создавшихся трудностей. Как-то вдруг меня сейчас озарила эта идея вновь, но в виде сформировавшегося плана. - Но мне кое-что от тебя нужно, - заявила я ему. - Конечно. Что именно? - Сделай мне ребёнка. - Что?! – ошалело воззрился на меня Чонгук, округлив глаза. - Что слышал! Мне нужен ребёнок, чтобы стать генеральшей, - я, ненавидя просьбы и разъяснения, особенно с парнями, стала снимать наплечники и нагрудник. Некогда размусоливать! – Только ставшая матерью может стать генеральшей… - Цзы, подожди… - У нас мало времени, так что давай сделаем всё быстро… - Цзы! – он схватил меня за руки, отбросившие металлические части панциря. Приблизившись, он уловил запах крепкого вина: - Ты бухала, что ли? - Немного! Вот другие перепились – да… Какое это имеет значение? Я разве о многом прошу? - Ещё как! Это плохая шутка, ваше высочество. - Я не шучу! Мне. Нужен. Ребёнок. – Хотела ухватить я его за грудки, но хватанула пальцами пустой воздух. На нём же не было одежды. Промахнувшись, положила ладони ему поверх ключиц, посмотрела глаза в глаза требовательно и по-деловому. – Желательно дочку. - Ты серьёзно? Генеральшей без этого не стать? - Увы, никак, - пожала я плечами, - неопытные девственницы с управленческой деятельностью пролетают. - Хорошо, даже если так, я не тот, к кому тебе следует обратиться… - Тебе что, жалко что ли? – хмыкнула я. – Велика важность! Не сломаешься и не смылишься, Чон Чонгук! - Да я разве спорю? Дело же не в этом… - А в чём? Условия не те? – обвела я рукой камеру. – Ну да, такое себе, если тебе хочется мягкую кровать или джакузи, но времени на поиски другого нет! - Цзы! – встряхнул он меня за плечи. – Ты сама говорила, что тебе нужен влиятельный тип, из которого можно тянуть деньги и выгоды, я не из этой категории, опомнись! - Ууу какой злопамятный! Так ты из обиды не хочешь мне ребёнка делать? – В душном тесном пространстве меня развезло ещё сильнее. Закусывать надо было лучше, всё-таки. - Да какая обида! Я не буду делать ребёнка с амазонкой! Это что за свобода такая будет, приобретённая добровольным подчинением на всю оставшуюся жизнь? - Какое подчинение? Сделаешь – и вали на все четыре стороны! - Вот именно, что меня сюда после этого ещё не факт, что пустят, а у меня тут ребёнок будет? Нет уж, прости, но я на это не пойду. Мой ребёнок – если уж он бы у меня и появился – был бы моим, под моим надзором, получал бы мои заботу и внимание. Ты можешь мне гарантировать, что я буду с ним после этого видеться, когда захочу? - Да! – смело пообещала я, чтобы он уже заткнулся и согласился. Но он не купился на браваду: - Как же, ты даже не сможешь мне гарантировать, что он будет именно мой. Я с тобой пересплю, уеду, а с кем ты ещё будешь спать? С первого и единственного раза вряд ли что-то выйдет, так редко получается.        «Но у Цзе же с Джэхёном вышло!» - чуть не сказала я, но оставила мысль в голове. - Хватит молоть дребедень, переходи к делу, - взялась я за свою одежду и попыталась раздеться дальше. Чонгук опять перехватил мои руки: - Цзы, прекращай! - Мне что, самой тебя трахнуть? - Цзы, не провоцируй меня. - Джо мне разрешала насиловать мужчин, ты знаешь? - Теперь знаю, только успокойся, ладно? – держал он мои запястья, пока я дёргалась и рыпалась. И начинала злиться на него. Я хотела, чтобы он занялся со мной любовью! Даже если ребёнка не выйдет. Возможно, я никогда его больше не увижу, потому что золотых не пустят обратно после побега, возможно, меня саму накажут, отстранив от власти. В душе мне было страшно и одиноко, и всё, чего я хотела – чтобы он обнял меня, как тогда, когда мы ночевали вместе, поцеловал, показал, что любит меня, что я могу на него положиться! Я хотела безотказного и доброго союзника, который самоотверженно поддержал бы меня во всём. И я… я не хочу спать с кем-то другим, а ребёнок мне по-настоящему нужен, и это не только безвыходность, потому что он первый попавшийся под руку парень. Это моё истинное желание – совокупиться с ним, переспать с ним, именно с ним, зачать от него. - Мне нужен ребёнок! – прорычала я, пнув его. Чонгук отпустил меня и отступил. - Тогда я останусь. Если ты хочешь, чтобы мы сделали это – я останусь убедиться, что ты не будешь ни с кем другим. Я дождусь, когда подтвердится твоя беременность. - Нет, остаться ты не можешь. - Тогда уезжай с нами. Уедем в Сеул. - Я не покину Шаньси! Это моя родина! - Тогда прости, но я вынужден тебе отказать. - Ты отказываешь мне?! – Я стала срывать с себя одежду, отбрасывая футболку, лифчик, ремень, стянув с себя штаны. Чонгук отошёл ещё дальше: - Цзы, не надо! – он отвёл глаза, когда я оказалась вообще без всего. Мне было не до стеснения, гордость и желание получить необходимое стояли выше всего. - Тебе не хочется? Ты не хочешь меня? – двинулась я к нему. Золотой упёрся спиной в стенку. - Только ненормальный не захотел бы тебя.        Я взяла его за подбородок и развернула к себе лицо, негодующе ловя взгляд. - Мне принудить тебя к сексу? - Не надо до этого доходить. Ты мирная и справедливая девушка, поэтому не опустишься до применения силы. - Зря ты так думаешь! – я попыталась заломить его руку ему за спину, но Чонгук не поддался. Он был крепче меня и ещё лучше натренирован. Но у меня была цель, и градусы в крови не могли перед ней отступить. Я стала пытаться подкосить его и завалить. Он не поддавался. Завязалась борьба, в итоге которой мы упали на одеяло. Сначала я оказалась снизу, но, ловким манёвром, смогла перекатиться и оказаться сверху. Голые тела соприкасались, тёрлись друг о друга, и я ощущала возбуждение, распаляясь и разгораясь от страсти. Когда я нависла над ним, Чонгук бросил взор на мою голую грудь, оказавшуюся совсем близко над его лицом. Сомкнув веки, он прошептал: - Будда, утихомирь её! Я же золотой, а не железный! - Снимай трусы! – велела я. - И не подумаю. - Тогда я сама… - стала сползать вниз я, но он опять сжал меня за плечи и удержал на месте. Я укусила его за кисть, рвалась высвободиться, но не могла победить. – Жмот! Гадёныш! – проигрывая, переходила я на личности, чтобы задеть его и заставить действовать. Дралась и ударяла его с громким звуков шлепков по коже, но он лишь щурился от движений воздуха, вызванных моими взмахами. - Импотент! Ты не способен переспать с девушкой?! - Цзы! Услышь же! – тряхнул меня Чонгук. – Я сделаю всё, что ты попросишь, всё, что касается моей – моей лично жизни! Но не проси производить новую, за которую мне не дадут нести ответственности! Которую будут воспитывать здесь, в вашем сумасшедшем матриархате, где дочь вырастет ненавидящей меня, а сын – загнанным и боязливым, способным только махать метлой и стучать молотком! Я не пойду на то, чтобы стать невольным слугой ваших интересов, потому что я не смогу иначе! Не смогу я отказать тебе, ребёнку, я стану жертвой шантажа и манипуляции до самой смерти, подставлю, возможно, друзей и товарищей, порвусь надвое! Ты этого хочешь? Если тебе хочется погубить меня – убей прямо сейчас, не стоит спасать и защищать меня от Черити и других, если тебе нужна моя жизнь для того, чтобы подчинить её интересам жестоких амазонок!        Ненавидя и презирая, я воззрилась на него глазами, налившимися кровью. Я хотела его как никогда в жизни, хотела физически побывать с ним, испытать это чувство, но не могла признаться в этом. Принцесса амазонок не может, не должна, никогда не совершит такого, чтобы заверить мужчину в своём желании, каких-то эмоциях к нему, симпатии! Мне казалось, что если я произнесу хотя бы «ты мне нравишься», то сразу же перережу ему горло, чтобы не осталось свидетеля моей слабости, моей способности привязаться к какому-то парню. И хотя я уже поняла, что в них – мужчинах - нет ничего такого от природы страшного и неправильного, привитое ощущение высокомерия, неподвластности чувствам сохранялось во мне. Женская гордость – залог свободы, этого нельзя лишаться. У меня был предлог – ребёнок, отчаянная необходимость, и Чонгук должен был понять меня, пойти навстречу, позволить мне сохранить своё лицо и получить желанное под видом этой ситуативной нужды.       Я слезла с него и, подняв бельё, стала одеваться. Золотой подошёл и, кладя на плечо ладонь, начал: - Цзы, не обижайся… - Я скинула его руку и, с разворота, ударила по лицу: - Никогда больше не возвращайся в Шаньси, ясно? Если я стану генеральшей – я запрещу тебе лично, мафань, пересекать границы наших владений!       Как же больно быть отвергнутой, как унизительно! - Ваше высочество, не злитесь на меня, пожалуйста, - не рассердившись из-за удара, попросил он. - Иди, открывай соседнюю камеру, и уходите с Мингю!       Он замолк. Когда я закончила одеваться и вышла, они уже стояли в коридоре оба. - Идёмте, - кивнула я на лестницу. Провела их по дому, во двор, открыла калитку и выпустила. Машина Луны была на месте. Возле неё, к моему удивлению, стояли тётя Хиджин и Цзецюн, державшая на руках дочку. Мингю подлетел к ним и, обнимая и целуя, зашептал подруге ласковые признания и слова любви. Тётя Хиджин протянула стопку одежды сыну и его другу: - По размерам должно подойти, это отцовы вещи. Цзы говорила, что вас оставили без всего. - Спасибо, мам, - обнял её Чонгук, - а сам отец? Ему ничего не грозит? - Они с Хюнином и Бомгю уехали. Пока здесь, у нас, всё не устаканится, им лучше не возвращаться.       Опершись на машину, чтобы впрыгнуть в джинсы, золотой заметил за рулём Турсунай. - Какая неожиданность! Белый лотос, как обычно, зацветает везде? - Везде, где нужно, - улыбнулась уйгурка. - Нас не к Янь-вану повезут, случайно? - Если вас отсюда не увезти, с ним вы встретитесь скорее.       Одевшись, Чонгук повернулся ко мне и, тише, чтобы слышала только я, предложил второй раз: - Поехали с нами, Цзыюй. Оставшись здесь, ты рискуешь стать такой же, как они… - Я уже одна из них, - отрезала я, - это мои люди, мои девушки, мой клан. Я должна его возглавить. - Я ещё вернусь, - целуя Цзе, обещал ей Мингю, - чего бы это ни стоило, я вас не оставлю, хоть ты и не хочешь уезжать снова. - Это мой дом. Я больше его не предам, - такая же твёрдая в убеждении, как и я, ответила она. Мы попрощались. Чонгук долго, протяжно смотрел на меня напоследок. Но я, отворачиваясь и уходя, не махнула ему и рукой. Входя в калитку, я споткнулась на пороге, загремела. Машина за спиной уехала, угасая фарами за поворотом. На первом этаже зажегся свет и высунулась Минзи. - Что происходит? - Ничего, - помотала я головой. – Больше ничего не происходит.       Пройдя мимо неё, я отправилась искать место для ночлега.