Из Ян

       Кун как-то рассказывал мне, что в Шанхае отлично зарабатывается на недвижимости, потому что она здесь безумно дорогая, каждый её квадратный метр стоит бешеных денег. Поэтому я предположила, учитывая его «рациональность», что квартирка его будет тесноватой. Не станет же он раскошеливаться на одного себя и покупать огромный пентхаус? Однако я ошиблась. Квартира оказалась просторной, а вид из её окон – действительно потрясающий. Мы приехали, когда уже стемнело, поэтому огни города переливались звёздами на земле. Я обошла вытянутую вдоль панорамного окна гостиную, заглянула в небольшую кухню. Проверила назначение комнат за дверьми – это были кабинет и спальня. Всего одна спальня… - Ты будешь спать на диване в зале, я так понимаю? – закончив рекогносцировку, вернулась я к Куну, не мешавшему мне осваиваться и озираться. - Если ты настаиваешь, то на нём. - Настаиваю? А ты думал, что я приеду и сразу же разделю с тобой кровать? - Мечтать законом пока что не запрещали, не так ли? – улыбнулся он. – Или в Шаньси мужчинам и думать нельзя? - Чаще всего вам лучше этим не заниматься, вы обязательно сочините что-нибудь опасное или вредное. Такова ваша природа, вы – разрушители. - Мужчины изобретают не только динамит, но и лекарства, делают открытия в медицине… - Я всё это уже слышала! Но в процентном соотношении портите вы больше. - Ну, хорошо, - не стал спорить он и пошёл в спальню, расстёгивая манжеты рубашки. – Я переоденусь, с твоего позволения. - Да пожалуйста, чувствуй себя как дома, - хмыкнула я, и, не отступая, вошла следом за ним в спальню, продолжая разговор: - В Шаньси сейчас уже подступают ночные холода и осень. А тут по-прежнему лето. Снега тут не ждать, я так понимаю? - Почему же? Иногда случается. Но примерно в январе-феврале, - Кун покосился на меня, замешкавшись с расстёгиванием пуговиц рубашки. - Стесняешься? – скрестила я руки на груди и прислонилась к дверному проёму. - Не хочу смущать тебя. - Опять за своё? Я воспринимаю жизнь куда проще, не парься.        Кивнув, он выпростал рубашку из брюк и, расстегнув её, снял, чтобы переодеться в домашние вещи. Я пытливо впилась в его тело глазами. Конечно, прокаченностью Чонгука тут не пахло, но всё равно сложен Кун был гармонично. Я поймала себя на том, что прицениваюсь к нему почти как к куску мяса на рынке: достаточно ли сочное, не излишне ли жирное или одни кости? Предвкушая, что однажды я всё-таки решусь на зачатие наследницы, я не могла не воображать рядом с собой её потенциального отца. Но от проецирования раздетого Куна на постель меня обдало жаром и дрожью, так что я всё-таки сама отвела глаза. - А… раз ты живёшь один, то сам себе готовишь? - Я почти не ем дома. Но иногда приходит Шулинь и, помимо уборки, что-нибудь оставляет поесть. - Она и тут убирается?! - Раз в неделю. Но теперь, когда ты не живёшь больше отдельно, она снова будет приходить чаще, - Кун лукаво расплылся, облачившись уже в мягкий джемпер и похожие на спортивные или пижамные – что-то среднее – штаны, - или ты хочешь сама готовить? - Я?! – не то чтобы меня это задело. Если бы это предложила другая женщина, всё было бы нормально. Но мужчинам надо объяснять, для чего мы не созданы. – У нас дома всегда готовили братья. Я могу только отбивные пожарить или рёбрышки на углях сделать. - Надеюсь, отбивная будет не из меня и рёбрышки тоже не мои? - Ты знал, кого приводишь в свою квартиру!        Он посмотрел на время в телефоне: - Твои вещи привезут в течении часа, а я пока пойду поработаю.        Удалившись в кабинет, он закрыл дверь и затих там. Я растеряно ещё раз оглядела квартиру. Предполагая в тесном сожительстве домогательства или назойливость, я что-то не ожидала, что так сразу окажусь в уединении и безмолвии. Подойдя к окну, я уставилась на извилистые полосы дорог с гирляндами машин, на неразличимые ролики билбордов, отсюда совсем маленьких. Какой же Шанхай по-настоящему огромный! Найти меня в нём задача крайне трудная. Но кто-то пытался! Правильно ли я сделала, что переехала? Я не боялась встретиться с Хангеном лицом к лицу, но после произошедшего с Джо отдавала себе отчёт, что в борьбе за власть не у всякого хватает храбрости честно выйти на поединок, многие убирают соперников исподтишка, обманом и ядами, а умереть от яда я совсем не хочу. Особенно так и не узнав, кто это со мной сделал. Поэтому нет, я не буду корчить из себя больше отважную амазонку, не боящуюся ничего. Пусть даже не боюсь ничего на самом деле, но это может быть моим слабым местом, этим могут манипулировать, используя против меня. Я стану хитрее, пусть не в личных отношениях, но как предводительница. Буду использовать дипломатию и наблюдательность, стану больше ценить наших девушек-соблазнительниц, которые могли бы вытягивать нужные сведения и проникать в тыл врага. Да, одним мечом идеального мира не сделаешь!        Насмотревшись на Шанхай, я вошла в кухню. Налила там себе воды, выпила полстакана. Остаток выплеснула в раковину и поставила стакан на место. Неужели тут, как и в особняке, я буду проводить вот такие бессмысленные скучные вечера? Я уже почти научилась смотреть телевизор! По крайней мере включала его для фона, чтобы что-то показывало.       Вернувшись в спальню, я присела на кровать, проверяя её на мягкость. Не любила продавливающиеся перины и, к счастью, матрас у Куна был достаточно жёсткий. На тумбочке стояла фотография, где он был в костюме выпускника с дипломом в руках, а его окружали родители и брат. Фото некоторой давности, может, пятилетней или около того. А с девушками у него точно нет парных снимков? Я из любопытства открыла ящик и посмотрела в нём. Нет, кроме записных книжек, наушников, журналов по финансам и книги о парапланах ничего не было. Откинувшись на подушку, я полежала некоторое время и, не удержавшись, встала и пошла к Куну.        Дверь в кабинет он не закрыл, поэтому я открыла её без проблем. Он сидел не за рабочим столом, на стуле, а в одном из двух кресел у стены, подобрав под себя ноги и что-то изучая в ноутбуке, лежавшем на коленях. На нём были очки, что придавало ему вид гибрида школьника-отличника со старым дедушкой. Я даже застыла на пару мгновений, не готовая наблюдать Куна таким домашним и странно безобидным в этих очках. Говорят, что они придают людям ума, но тут почему-то было наоборот, они придавали простоты, а вот без них Кун смотрелся куда хищнее и мудрёней. - Да? – вывел он меня из раздумий, оторвавшись от экрана и подняв глаза. - А ты сам готовить умеешь? – заняв соседнее кресло, начала я светскую беседу ни о чём. - Да, конечно. Ты хочешь есть? - Пока нет. - Ты могла бы поучиться готовить что-нибудь помимо мяса, - загадочно улыбнулся он. Ага, конечно! - Зачем мне это? - В жизни полезно приобретать разные навыки, никогда не знаешь, какие пригодятся. - Ты же не хочешь учиться кататься на лошадях! И боевыми искусствами не владеешь. - У меня есть масса других дел, в которых мне нужно совершенствоваться и продвигаться. Я предложил тебе, потому что ты не знаешь, чем заняться. - А ты сейчас чем занимаешься? - Работаю. - В компьютере?        Он развернул ко мне его и, показав какие-то бегущие графики и таблицы, повернул обратно к себе. - Биржа. - Это сложно? - Если разобраться, то нет. - У тебя есть высшее образование? - Два. - Ничего себе! – Каким-то образом так случилось, что я, всегда считавшая мужчин идиотами, впервые, похоже, ощутила себя полной дурой рядом с мужчиной. Ничего особо не делая и не корча из себя знатока, сыплющего знаниями, Кун жутко давил интеллектом. Два высших! И если Чонгук просил научить его жить, чем я и занялась когда-то, сейчас попросить научить жить возникло желание у меня. Но где бы я применила такие знания, как у Куна, в Шаньси? У нас там всюду сельское хозяйство, природа. Какие к чёрту биржи? Наши девушки учились двум вещам: драться и соблазнять. И к чему это приводило в итоге? Что мы либо отбирали деньги у мужчин, либо выманивали. А зарабатывать самостоятельно? Ма-гу, да мы просто бандитская шайка! В моих ли силах изменить это? Похоже, что следует вырастить новое поколение амазонок, чтобы появились мыслящие иначе девчонки, которые бы не били баклуши целыми днями, бегая по полям и горам, а учились бы, привыкали работать и обеспечивать себя не лишь бы как-нибудь, а достаточно богато. Но мы же были противницами капиталистического уклада патриархального мира! Мы же против технологий, прогресса, рыночных отношений… Как совместить одно с другим? Чем будет введение новшеств – реформами или предательством идеалов? – Кун? - Мм? – не отрываясь от ноута, промычал он. В стёклах его очков отражались бегущие мелкие цифры. - У тебя есть какие-то принципы в жизни? - Ну… я бы не назвал себя беспринципным человеком, но и излишне принципиальным тоже. - Но ты бы стал бороться за какую-то идею? - Идею? – задумавшись, Кун поднял взгляд к потолку и, рассудив, выдал: - Борются за идею люди, считающие, что знают, как нужно жить всем. Я хорошо знаю лишь то, как хочу жить сам. Значит, я стал бы бороться только за свои личные прерогативы, чем в какой-то мере и занимаюсь. - А если бы общество или государство создало условия, в которых твоё представление о благополучии или счастье стало бы нереализуемым? - Тут есть разные варианты. - Например? - Я бы постарался обойти общепринятые правила. Благо, почти во всех государствах и обществах имеются коррумпированные люди, готовые за деньги на всё закрывать глаза. Но если бы вдруг таковых не нашлось, я бы уехал в другую страну, где были бы необходимые условия для моих представлений о счастье. - А что оно для тебя представляет? - Цзыюй, только не обижайся, ладно? - Да нет, я всё пойму! - Мне нужно поработать. Хорошо? – вежливо улыбнулся он, указывая на лэптоп на коленках.        Я-то думала, что он поведает мне нечто, что может меня задеть! А он просто выгонял меня из кабинета, напоминая о своей занятости! Поджав губы, я слезла с кресла и, презрительно окинув его взглядом, вышла. Стоило привозить меня сюда, чтобы даже не общаться! Подозрения, что он придумал всё, чтобы сблизиться, таяли с большой скоростью. Почему я не могла порадоваться бескорыстной заботе о себе? Потому что я до сих пор не верила в нечто подобное со стороны мужчины. Если бы он меня хотел, испытывал похоть – это бы как-то объяснялось, но без этого всё сложнее и подозрительнее. С другой стороны, существуют ли молодые люди, способные держать себя в руках настолько, чтобы ждать уже который месяц? Я бы, при моём отсутствии терпения, не выдержала. А, может, я скоро первая и не выдержу?        Той ночью я долго ворочалась, гадая, попытается он приставать ко мне, прокрадётся ночью? Но в этих догадках я и уснула. А проснулась резко, почувствовав чьё-то присутствие. Всё-таки пришёл? Рука автоматически зашарила в поисках меча или палки, но, когда я села, открыв глаза, увидела, что за окном светло, наступило утро, а Кун идёт к шкафу за вещами. Когда из особняка вечером привезли мои, он потеснил свою одежду и освободил несколько полок и вешалок для них, однако всё равно утрамбовал свой гардероб там же. - Извини, я не хотел тебя будить. - Да я сама обычно встаю рано… - промямлила я, едва успев поймать падавшее с груди одеяло. А спала-то я по привычке без всего. Кун не заметил моего движения или сделал вид, что не заметил. – Ты работаешь сегодня? - Да, весь день. Завтрак на кухне. В обед придёт Шулинь, приготовит еду. - Вообще, знаешь, мне не нравится, что ради меня эксплуатируют другую женщину… - Нанять повара-мужчину? - Для себя я сама могу готовить. Это тебе я готовить не стану! - Даже не надеялся. - О-о, сарказм с утра пораньше! - Вырвалось, извини. - Ты ведь не такой белый и пушистый, каким прикидываешься, - в который раз отметила я, - тебя скучные дела, занимающие всё твоё время, вынуждают разряжаться экстремально, прыжками с парашютом и подобным. Тебе не хватает адреналина, тебя тянет на самом деле к чему-то неординарному, но из-за вдолбленных в тебя приличий, ты сдерживаешься. Да? Я права?        Взяв рубашку и костюм, он подошёл к кровати, наклонился и, дотянувшись, мимолётно поцеловал меня в губы, так что я вздрогнула и отстранилась, округлив глаза от подобной наглости: - Эй! - Ты всегда права, Цзыюй. До вечера!        Я собрала мысли, когда он уже выходил, и крикнула в спину: - Не смей себя вести со мной, как с женой какой-то! Я тебе не жена, чтобы целовать меня перед уходом на работу! Ты слышишь?! Эй!        Оставшись без ответа, я тронула губы. Ну что за тип! Как же, считает он меня всё время правой! Утешает согласием, как маленькую девочку леденцом. Откинув одеяло, я дотянулась до своего белья, оделась и, бросив быстрый взгляд в зеркало – раньше мне был чужд этот жест! – вышла в гостиную, где переодевался Кун. Он опять на секунду застопорился, но, уже смирившись с моими намеренными попытками его конфузить, продолжил наряжаться в офисный наряд. - Так что насчёт мужчины-повара? - Я не хочу, чтобы ты оставалась один на один с другим мужчиной. - Ревнуешь, что ли? - Возможно. Но, помимо прочего, Шулинь я доверяю готовить себе еду, а постороннему человеку не стал бы. - А если я тебе что-нибудь приготовлю, не испугаешься, что хочу тебя отравить? - Насколько я понял, ты так ужасно готовишь, что это неизбежный финал, - засмеялся он. Я оскорблённо сжала кулаки. – Но ведь яд же тебе взять неоткуда? Значит, ты убьёшь меня вкусовыми качествами блюда. - Я способна научиться чему-либо. Если захочу. Но я не хочу учиться готовить, вот и всё. - Разумеется. Я тоже так говорю про лошадиные скачки. Потому что знаю, как нелепо буду выглядеть. - Не сравнивай! - Не буду, - как обычно ушёл он от спора, вынуждая меня оставлять доводы и ярость в себе. Поганец!        Одевшись, завязав галстук, он взял ключи от машины и, пожелав мне хорошего дня, покинул квартиру. Я вновь осталась одна. Завтрак с кухни пах аппетитно. Кто его приготовил? Он сам? Я пошла на разведку в поисках съестного и напоролась на красиво оформленный омлет с курицей и овощами под крышкой. Из ресторана заказал? Потому что если нет, то в этом человеке перебор талантов, он ещё и в кулинарии шарит? Умный, богатый, молодой, симпатичный… Пытаясь взглянуть на всё беспристрастно, объективно, я задалась вопросом, чем бы такой отец повредил воспитанию дочери? Если Кун всего лишь за равенство, а не за доминирование мужчин… О, Мать Природа, о чём я думаю! Я всерьёз уже отрекаюсь от последнего, что ценят в Шаньси? От самостоятельного воспитания дочерей, в котором нет места мужскому влиянию. Какая-то паника охватила меня, так что даже на минуту голод заглушился. Захотелось бежать на всех скоростях, как животному из лаборатории, где ему вкалывают мутоген. Правильно ли то, что происходит? К лучшему ли я изменюсь, если пересмотрю наши установки клана Ян? Или мне утрут нос, обманув и сделав удобной для себя генеральшей? Кому больше выгоды будет? А если, поддержи я Юань и Дайфэй, всё станет лучше? Если они укрепят Шаньси, завоют окончательную независимость от мужчин, закрыв им доступ в наши владения? Выбери я этот путь, к чему он приведёт? Эти остаточные мысли, давно не посещавшие меня, как будто забились в предсмертной агонии, прежде чем умереть и исчезнуть. Я ухватилась за воображаемое объединение, где мы бы прошлись огнём и мечом по всем, кто полезет в Шаньси, нарушит наш закон, оспорит верховенство женщин. И в тот же миг мне стало дурно от жестокости, крови и насилия, какие я наблюдала после похорон Джо. Нет, я никогда уже не смогу призывать уничтожать мужчин и бороться с ними. У меня были замечательные, добрые братья: Сяо, Хэндери, Янян. Они никогда и никому не причинили вреда, и ради таких, как они… и ради таких, как золотые, я должна стать другой генеральшей. Даже не такой, как Джо, а ещё более способной к компромиссам и договорённостям. Ещё более мирной. Но умеющей постоять за себя и, при нужде, всё-таки оголить оружие и поквитаться с обидчиками. И первыми были те, кто отравил Джо, и неважно, какого пола эти люди.        Дни потекли однообразно. Кун от рассвета до заката не бывал дома, а если вдруг у него выпадал выходной, то как и прежде мы ехали куда-нибудь прогуляться и посмотреть красивые места. В одном парке я случайно оступилась и, когда он придержал меня, моя рука оказалась в его руке. Кун попытался так и продолжить прогулку – держась за руки – но я забрала свою ладонь. И дело было вовсе не в неприязни и соприкосновении, а в том, что сам этот жест, какое-то объединение через держание за руку, символизирует образование пары, что ли? Какой-то принадлежности, союза, и вовсе не дипломатического – на который только я и была согласна. Как бы лояльно я ни стала относиться к молодым людям, но я – сама по себе, моя свобода останется неприкосновенной и отношения с кем-либо для меня исключены. У меня отношения только с моим кланом, я принадлежу своим девушкам, себе и природе – больше никому! И в этой логике, которую Кун наверняка не поймёт, я могла позволять себе целоваться с ним и обниматься сколько угодно, но ходить за ручку – ни за что!        Готовившая в особняке Шулинь меня не очень касалась, потому что в доме было полно места, и я обычно проводила время на втором этаже, и спускалась на первый поесть или позаниматься боевыми искусствами. В квартире же, когда она приходила, избежать её было трудно и, от нечего делать, я стала напрашиваться ей в помощницы, наблюдая, как она готовит, спрашивая у неё, что и для чего делается? Отвратительно я, видите ли, готовлю! Пусть думает там себе, что угодно, а я возьму, и научусь. Но куда больше он раздражал даже не этим своим мнением о том, что я закоренелая недотёпа и неумёха, а тем, что продолжал спать на диване в гостиной, не делая никаких попыток прорваться обратно в спальню. И как это понимать, после намёков, что я ему нравлюсь и вроде как очевидного уже решения, что где-то в перспективе нам надо сделать ребёнка? Кто из нас тормоз, чего-то не догоняющий – я или он? Спокойствие, с которым Кун принимал выселение из собственной спальни, подбешивало. Больше недели я засыпала с опаской и поглядыванием на дверь – не войдёт ли? – а когда убедилась, что не войдёт, опаска сменилась ожиданием – не войдёт ли?       Я вспоминала те две ночи, проведённые в одной кровати с Чонгуком, и меня охватывало возбуждение. Я хотела повторения и, пусть Кун совсем другой, совсем не Чонгук, меня будоражила мысль о мужских объятьях, подогреваемая шаговой доступностью объекта, с которым можно воспроизвести объятия и эротическое действо. Но с Куном вряд ли бы удалось остановиться на совместной ночёвке зубами к стенке, когда нужен конкретный результат. Готова ли к этому я? Каждый раз, когда мне самой уже хотелось сказать: «Всё, пошли делать наследницу» - я понимала, что не готова стать матерью, я не представляю, что с этим делать и какое будущее ждёт мою дочь в мире, который я ещё не обустроила. Что за замкнутый круг? Я не могу получить правление в свои руки, пока не стану матерью, а матерью не хочу становиться, пока не получу власть и не переустрою всё, как следует. Да и не прикрываю ли я целью желание процесса? Неужели мне действительно интересен секс? Нет-нет, только не с Куном! Куда лучше, если я сейчас займусь им с ним, да так, чтобы мне не понравилось, чтобы не пристраститься, не «подсесть», как Цзецюн, которая после Мингю с ума сходила от желания, хуже мартовской кошки. Чонгук, казалось, грозил мне тем же, потому что манил даже без интимной связи между нами. Потому и лучше было держаться от него подальше в этом плане. Ну и, он же не был важной персоной, чтобы стать отцом ребёнка, а вот Кун… все параметры подходили. Нет, если я хотела переиначить Шаньси и отказаться от выкачки денег из мужчин, то какая разница, богат или нет отец? Это не должно иметь значения. Или так сразу отказаться от выработанной системы нельзя? Я же сама проанализировала, что самостоятельное обогащение возможно при новом поколении амазонок, которые зарабатывали бы прилично сами.        Услышав, что Кун вышел из кабинета, в котором опять работал, я вышла из спальни, решительная как никогда. Снявший очки, он потирал переносицу и двигался к дивану, собираясь его стелить. Я пинала себя мысленно, заставляя заговорить, но слова не шли на язык. - Кун… - Да? - Ты… - Нет, не формулируется всё легко и быстро, как хотелось бы. – Тебе удобно тут? - Мне? – он остановился с простынкой в руках, прежде чем расстелить её. – Не так, как тебе, но терпимо. - Слушай… - Внимательно. - Погоди, не сбивай. Ты же… хочешь секса?        Он посмотрел на меня таинственно, но без удивления, как будто я всё меньше могла ошеломить его чем-либо. - Имманентно. - Что? - Это мужское состояние по умолчанию. Естественно, что я его хочу. - Вот и выражайся попроще! – взмахнула я руками и, пряча смущение и растерянность, продолжила: - А я, как ты знаешь, хочу дочь. Как ты думаешь, если наши желания ведут к общему делу, кто за это должен взяться? - Цзыюй, тебе хорошо известно, что будь ты девушкой нашего – патриархального мира, я бы однозначно ответил тебе, что я, поскольку мужчина, но с тобой я понятия не имею, как на это ответить. Мужчина не имеет права навязывать свои желания, мужская инициатива несёт вред, мужчина должен слушаться женщину, поэтому, как я полагаю, он первым начинать не может? Но при этом, если женщина хочет, чтобы всё сделал мужчина, наверное, он должен начать. Только как ему узнать о том, что стало можно? Равенство – хорошая штука, только помимо плюсов, она создаёт море проблем. Становится неясно, кто что должен делать. Тогда приходится отрицать само долженствование, чтобы никто, ничего и никому не должен был. А при таком раскладе начинается настоящий хаос. Я жду твоего предложения и варианта развития событий.        Покусав губу, я обняла себя за плечи. С напористостью Чонгука было попроще. У Куна одни многоходовки в голове, вот он со своей предусмотрительностью и не решается ни на что. Чонгук, как и я, больше поддавался чувствам, а потому терял осознание последствий. Но иногда это оказывалось прекрасным, избавляя от необходимости ненужных обсуждений. - Ты можешь… если хочешь, - сказала я, - спать со мной в одной кровати.       Кун опустил руку с простынёй. Помолчав, после продолжительного взгляда на меня, он предупредил: - Я не мячик для пинг-понга, Цзы. Ты понимаешь, что если я зайду в спальню, обратно меня выгнать будет куда сложнее? Просьбу уйти обратно я вряд ли выполню.        Считая, что хоть одному из нас пора прекращать перестраховываться и думать о будущем – иначе не изменится настоящее – я легкомысленно повела плечами: - Если ты не захочешь уйти, когда я попрошу, у меня хватит сил вытолкать тебя.        Развернувшись, я возвратилась к кровати и стала раздеваться. В этот момент в дверях появился Кун, на этот раз не отведший взора, а вплотную, прямо и неприкрыто изучавший моё обнажающееся тело. - Имей в виду, - уложив вещи на стуле, совершенно без всего я забралась под одеяло, - разрешение спать в одной постели не обозначает, что я согласна переспать с тобой сегодня же. - И я должен лежать бревном рядом с голой девушкой? - А какая разница, где лежать бревном – в гостиной или спальне? – хмыкнула я и, повернувшись на бок, закрыла глаза, показывая, что буду спать.        Судя по шороху, Кун тоже что-то с себя снял. Потом потух свет. Другой конец одеяла приподнялся. Кровать промялась. Всё это так напомнило мне о Чонгуке! Но я не могла представить его на месте Куна, потому что они были совсем не похожи, и, к тому же, Кун сам по себе привлекал меня всё сильнее. Я чувствовала неподалёку его тело, и спина моя так напрягалась, что вдоль позвоночника покалывало, лопатки жгло. Что за животный, неистребимый инстинкт заставляет желать другой плоти, прислонённой к своей? Хочется кожей ощущать кожу, чтобы голые ноги касались голых ног и их, сведённые напряжением, развело бы мужской бескомпромиссной настойчивостью, потому что добровольно я по-прежнему была не готова отдаться. А что чувствует Кун? Мужчины возбуждаются так же? Желание изводит их меньше или больше? В последнее время, каждый наш с Куном поцелуй вызывал у меня мурашки и тяжесть внизу живота.        Он придвинулся ко мне и его ладонь легла на моё плечо. Я вздрогнула, но не отодвинулась. - Цзы… - Кун потянул плечо на себя, и я легла на спину, так что он навис надо мной. По пояс он тоже был раздет, и воздух между нашими телами нагрелся. В темноте непросто было проследить направление его взгляда. – Женщины часто обвиняют мужчин в изменах и непостоянстве… - И делают это вполне справедливо. Но к чему ты это? - А что касается женщин? Амазонки умеют быть верными? - Кому? Мужчинам?! – прыснула я. – Нужно быть ненормальной, чтобы тратить свой ресурс на одного, когда он наверняка и месяца без измен не протянет. - А если нет? Если мужчина не изменяет, вы всё равно будете заводить других мужчин?        Я задумалась. По сути, под вопросом верности камуфлировался вопрос одномужества? То есть – замужества? Быть только с одним – это принадлежать ему? - Не бывает не изменяющих мужчин! – огрызнулась я. - Если нам что-то неизвестно, это не значит, что этого не существует. - Эдак бывают зеленогривые кони! - Может, где-нибудь и бывают. В какой-нибудь галактике других измерений. - Ну вот их как раз и пасут верные мужчины. - Какой же ты скептик, Цзы! - А ты наивный шанхайский мальчик, да? Зачем ты заводишь сложные разговоры на голой девушке? Заняться больше нечем? - Ты же сказала, что не давала согласия спать со мной сегодня же…        Я толкнула его, спихнув с себя на соседнюю подушку: - Ну вот и жди тогда согласия! А лучше знака свыше! Вдруг фениксы прилетят – тогда обращайся. - Фениксы прилетают к беде, лучше не надо. – Он вернулся назад, нависнув надо мной опять. – Цзы, я не просто так заговорил об этом. Я действительно не хочу, чтобы ты воспринимала это как… какой-то проходящий эпизод, где мы оба сошли на несколько ночей, чтобы разойтись… - А чем это ещё может быть? Я же не… - Не выйдешь замуж – я знаю. Если бы я не уважал твои убеждения и традиции, я бы… заговорил по-другому. Но я пытаюсь найти компромисс, чтобы, уважая твою позицию, учесть и свою. Разве это не будет правильным? - И в чём твоя позиция? - Я вырос в счастливой и крепкой семье. Меня всегда вдохновлял пример родителей. Я тоже хотел бы жениться раз и навсегда. Для меня женщина, которая становится женой, делается не просто частью семьи, а самой близкой твоей частью, той, с которой вы всегда будете заодно, не иметь тайн друг от друга, всегда поддерживать друг друга. Ты спрашивала, имеют ли право голоса в семье Хуан женщины? Да, безусловно, но именно потому их в большинстве не видно в делах, что они доверяют мужьям, перекладывают на них решения и занимаются тем, чем им приятнее – домом и детьми. Женщина всегда может дома сказать мужу всё, что желает, водворить ему в голову свои мысли, чтобы он нёс их дальше, претворял в жизнь её планы. Так это часто тут и работает. Если бы у меня была супруга, я бы старался делать всё возможное, чтобы её желания исполнялись… - Так вот и женись, что ты мне об этом говоришь? - Детьми я тоже разбрасываться не собираюсь. Я хочу тебя, Цзыюй, - вдруг заговорил он глуше и прерывистее, так что его низкие ноты даже во мне где-то отдались, - я хочу тебя и помочь тебе, я не против общего ребёнка, но не при условии, что окажусь оторванным от него. Нет, он навсегда будет моей частью, частью не только клана Ян, но и семьи Хуан. Только ты на это не согласна, и это останавливает меня. - Наследница не может быть частью семьи Хуан! - Вот видишь, - он сам откатился, улегшись на спину. Я подвинулась к нему, опершись на локоть. - Ты просто хочешь, чтобы Шаньси заработало на благо интересов вашей семьи! - Я считаю, что у нас много общих интересов, и одно другому не противоречит. Мы могли бы быть заодно, Цзыюй, ты и я, учитывая и выгоду клана Ян, и выгоду семьи Хуан. В этом нет противоречий – как ты не поймёшь! - Есть! Мы совершенно разные, как мы можем быть заодно? - Как сейчас могли бы, если бы не твоё упрямство! Ты хочешь наследницу, я – тебя, и занимаясь сексом мы получим то, чего хотим. Оба. Вот как это работает. Ты будешь отстаивать интересы амазонок, я – своей семьи, но делать мы будем одно и то же, понимаешь?        Схему я стала улавливать. Ведь действительно, даже идя к разным целям, мы совершаем единое. Дорога одна, а придём каждый к своему. Но… - Вот если бы у нас цели сходились! Другое дело, - вздохнула я. - У тебя сходятся цели с тётями. Вы мечтаете о женском господстве. Но выбрали разные способы, и посмотри, к чему это привело? Так что же важнее – общие цели или средства? С кем в итоге ты ближе?        Он прав. Как обычно, он замечает многое и анализирует происходящее лучше меня. - Не знаю, я запуталась! Мне и так нелегко, а ты ещё больше меня грузишь, - я хотела вернуться обратно на своё место, но Кун перехватил меня, и, привлекая к себе, обнял. Я влилась голой кожей в его грудь, руки, плечи. Это было неожиданно приятно и нежно. Он мягко поцеловал меня. - Я не хочу тебя путать, Цзы, я только хочу, чтобы ты поняла – я твой друг, и могу быть самым лучшим и надёжным человеком… - Если?.. – угадала я по его тону, что имеется оговорка. - Если и ты станешь мне надёжной спутницей. - Спутницей? – попыталась я отстраниться, но он удержал меня возле себя. - Тебя и это слово задевает?        Оно ограничивает мою свободу! Нет, я не хочу, не могу… Дело не в том, что я принципиально хотела бы изменять мужчинам, как некоторые наши девушки, как невольно Цзецюн сделала это с Мингю и Джехёном. Нет. Я знаю человеческую природу, я знаю, что могу захотеть сегодня этого, а завтра того – почему нет? Мы с детства избавлены от ограничений, наша жизнь – в наших руках! Или я могу увидеть в союзе с другими большую выгоду. А поскольку мне не нравится быть предательницей и обманщицей, то мне проще не давать обещаний, клятв, чтобы не нарушать слова. - Амазонки не становятся чьими-то женщинами, ясно? - Формулировка «твой мужчина» тебя устроит больше? - Ты готов принадлежать мне? – хмыкнула я. - Если принадлежать буду только я – я один – то готов.        Я всё-таки высвободилась и отодвинулась от него. - Ты вешаешь мне лапшу на уши, как бы это ни называлось – это же одно и то же! Ты хочешь, чтобы я спала только с тобой! - Да, - признал Кун. - Этого не будет! – возмутилась я.        Повисла тишина. Мы замолчали. Я ждала, что он начнёт приводить новые аргументы, уговаривать. Но, по прошествии какого-то времени, он произнёс: - Спокойной ночи. - Добрых снов, - проворчала я.        Нет, нет и нет, я не поверю, что он способен быть верным, что он такой весь замечательный! Я никогда не поверю, что мужчина способен на равноценную взаимовыгодную сделку. Они все генетические мошенники и ловкачи. Проблема в том, что они способны убеждать женщин в исключениях, и женщины, поддаваясь убеждениям, стараются соответствовать по-настоящему, в то время как мужчины продолжают вести себя, как и вели, всего лишь скрывая настоящее лицо. Какое же настоящее лицо Куна? Или я и смотрю на него, только не вижу из-за собственных предрассудков и заблуждений?        На следующий день у нас была запланирована поездка на пляж, пока ещё погода более-менее позволяла. Когда мы ехали куда-то на весь день, то спускались в кафе на первом этаже высотки, что сделали и в этот раз. Попивая кофе вприкуску с маффинами, мы не вспоминали ночной разговор. У Куна зазвонил телефон, и он, извинившись, вышел из-за стола переговорить. Ко мне подошёл официант: - Могу я забрать пустую посуду? – поинтересовался он. Я кивнула, отклонившись от стола, чтобы не мешать. – Ещё кофе, может быть? - Нет, спасибо. - От Чонгука, - вдруг сказал он, и одновременно с этим мне в руку упала бумажка. Я, ничего не понимая, не успела и рта раскрыть, но кулак на бумажке сжала, чтобы никто не увидел. Тем временем официант уже пошёл прочь, унося блюдца из-под маффинов. Неизвестный молодой парень, впервые его вижу. Мне послышалось? Или он сказал «от Чонгука»? Пока Кун не вернулся, я осторожно, на коленках, под столом развернула записку: «Цзыюй! Мы узнали, что ты в Шанхае. Мы поможем тебе бежать. Ответь через того же человека, кто передал тебе это. Лучше всего бежать морем. Сможешь выбраться на побережье? Ч. Ч.». Чон Чонгук. Мне не послышалось. Золотые обнаружили меня! Не ища глазами того официанта, чтобы не скомпрометировать его, я попыталась унять дрожь в руках. Меня нашли! Мне помогут бежать, я смогу обрести свободу… Сегодня я как раз посещу пляж, но предупредить Чонгука уже не успею, а если успею – у них не будет времени организовать что-либо. Значит, нужно хорошенько спланировать побег, чтобы удался с первой попытки!        Кун вернулся за столик, сев, чтобы допить кофе. - Извини, торговля – дело хлопотное, - улыбнулся он. - Я давно поняла, - ответила я так же мило и лучезарно. Бежать, покинуть Шанхай… и Куна. Ощущая, как лёгкая тоска и сожаление охватывают меня, я поняла, что надо с этим торопиться. Пока Шанхай, дери его за ногу, не стал моим вторым домом, а я – частью семьи Хуан.