Нити судьбы, или истории об истинных влюблённых

Ладно, признаю, я несколько переоценил свою ангельскую безэмоциональность. Почему? Потому что если бы количество её остатков соответствовало моим ожиданиям, я бы не реагировал на это так. А дело всё в том, что в Лебаноне выдалось поистине жаркое лето. И бункер от излишне высокой температуры не спасал даже кондиционер. Чтобы была возможность получше осознать масштабы катастрофы, стоит отметить, что эту жару чувствую даже я, хотя ангелам реагировать на изменения температуры вроде как не положено (а может, я просто бракованный ангел? Да уж наверняка), и хожу по бункеру в щедро одолженных Дином футболке и закатанных до колена джинсах, потому что иначе по телу бегут противные ручьи пота. О чём это я? Ах, да. КАТАСТРОФА. Так вот. Сам Дин беззастенчиво шастает в сделанных из старых драных джинсов шортах и майке. Думаю, будь он малость более беспринципным, ходил бы и без неё, а так нам с Сэмом (который одет примерно как я) приходится лицезреть выглядывающие из достаточно глубокого выреза ключицы и перекатывающиеся мышцы рук, спины и груди. И если Сэму абсолютно плевать, то вот мне совсем нет. У меня сердце каждый раз замирает, стоит Дину появиться в поле моего зрения — такой он завораживающе красивый. А стоит приглядеться — и вижу его душу: яркую, сильную, такую же прекрасную, как его тело, что, на самом деле, у людей крайне редко. Надеюсь только, что он этого не замечает. Зря. Ой, зря я вообще на него смотрел! Он заметил! Как обычно, стоит ему войти в библиотеку, я смотрю на него. Прихожу в себя, спешу отвести глаза, но уже поздно. Он понял, что я на него пялюсь. Ухмыляется и глядит в ответ так же пристально, но весело. Я спешно опускаю голову и вновь принимаюсь вчитываться в книгу, но бесполезно — буквы перед глазами разбегаются, пляшут, понять, что написано, сконцентрироваться уже невозможно. А Дин подходит ближе, наглая морда, кладёт тяжёлые ладони на плечи, наклоняется и шепчет на ухо: — И как давно ты на меня заглядываешься? М, Кастиэ-эль? — тянет моё имя, а у меня мурашки по коже бегут — так ласково он его произносит. Я сглатываю и молчу. Ну, а что я могу сказать? — Как давно ты в меня влюблён, Кас? Скажи. — С первой встречи… — тихо выдыхаю, потому что, ну, чего таить? Он сам всё понял, его только срок интересует. Тёплые ладони перемещаются на шею, гладят, лезут за ворот, к ключицам. — Я уж думал, мне совсем раздеться придётся, чтобы тебя поймать. Ан нет, хватило майки. — В смысле — поймать? — В смысле, что я догадывался, но уверен не был, а бросаться наобум было страшно. Вдруг посмеёшься надо мной, скажешь, какой я глупый. Влюбился по уши в лучшего друга. Прямо какая-то дурацкая мелодрама! — Чего? — я медленно поворачиваюсь к нему. Он смеётся, обхватывает моё лицо руками и говорит в самые губы: — Люблю я тебя, дурачок. До дрожи в коленках люблю, — а потом целует. И всё наконец становится на свои места.