Нити судьбы, или истории об истинных влюблённых

Она встречает его в магазине совершенно случайно. И это так странно — смотреть на мужчину, которого когда-то любила, спустя… Сколько лет прошло с их последней встречи? Пятнадцать? Нет. Около двадцати, вроде. И она смотрит на него и не узнаёт. Когда-то яркие зелёные глаза смотрят на мир с бесконечной болью и тоской, некогда всегда гладко бритое улыбающееся загорелое лицо теперь бледное, покрыто морщинами и недельной щетиной, а под глазами залегли насыщенно-фиолетовые мешки. Широкие плечи поникли, он ходит, будто на автомате, и так же на автомате двигает остальным телом. В отросших русых волосах много седых прядей, а губы поджаты, в них ни намёка на частую в те времена ухмылку. Да и сама она сильно изменилась. — Дин? Мужчина вздрагивает, услышав собственное имя, и едва не роняет на пол упаковку фарша, всё же удержав её в руках. Оглядывается, силясь понять, кто его звал и точно ли его, и наконец натыкается на неё. В глазах мелькает узнавание, и он приподнимает правый уголок губ. — Привет, Кэсси. — Эй! — к ней подбегает загорелая светловолосая девчушка лет четырёх и жмётся к ноге, протягивая ей шоколадку. — Купи! — Хорошо, Молли. Дин, заметив малышку, улыбается шире и, кинув фарш обратно, опускается перед ней на корточки. — Привет! Молли замирает и смотрит на него, а он поднимает глаза на Кэсси. — Твоя? — Моя. — Эй, красотка, — Винчестер вновь смотрит на ребёнка и пытается прогнать боль из глаз. Девчушка глядит испуганно, а потом подходит к нему ближе, запускает ладошку в его волосы и смеётся, а Кэсси думает о том, что её дочка боится незнакомцев, а ещё о том, что говорят, мол, маленькие дети чувствуют хороших людей. Купив, что нужно, Дин предлагает подвезти, и женщина с удивлением понимает, что машина у него такая же, что и много лет назад. По дороге они разговариваются, Кэсси рассказывает, что отец Молли погиб и что она воспитывает дочь одна. Дин молчит на вопрос о том, как там Сэм, только сглатывает, закусывает губу и моргает, словно пытаясь прогнать слёзы, и больше Робинсон эту тему не затрагивает. Приехав домой, она предлагает Дину остаться на чай, и тот соглашается, бормоча себе под нос что-то о том, что не придётся возвращаться в холодную квартиру так скоро. Молли засыпает на диване, и Кэсси уносит её в комнату, а когда возвращается, просит Дина всё же рассказать, что случилось. Тот сдаётся довольно быстро — видимо, это всё же достаточно долго его мучило. — Сэм умер у меня на руках полгода назад. Мы охотились на вампиров, и одна тварь насадила его на торчащую из стены арматуру. Как бы сильно мужчина ни старался сдержаться, по небритой щеке всё же катится слеза, и Кэсси сжимает его ладонь, очень сожалея о том, что спросила. Но Дин продолжает: — Я думал, сдохну вместе с ним. Но… — Но? — Мой… Э… Друг незадолго до этого пожертвовал собой, чтобы я остался в живых, и я просто не мог так оскорбить его память, учитывая, сколько он для меня сделал и скольким пожертвовал. Голос его дрожит, сам он дрожит, и Кэсси понимает: то был вовсе не друг, а кто-то намного более значимый. — И… Мои друзья, Донна, Джоди, Клэр, Алекс и Кайя месяц назад тоже погибли на охоте… Я всех потерял… *** Спустя пять лет — Папа! — Молли влетает в кухню, обхватывает готовящего обед Дина поперёк живота и, запрокинув голову, смотрит на него снизу вверх. — Да, малышка? — смеётся тот и ласково треплет её по волосам. — Папа, я не малышка! Мне уже девять с половиной! — Да, конечно, разумеется, ты уже не малышка, а взрослая леди. Так чего Вы хотели спросить, леди? — Папа, а кто был твоей первой любовью? Мама? — Мама, — совершенно честно подтверждает Дин. — А самой сильной? Вот тут мужчина заминается. Перед его взором пролетают картины прошлого. Вот синие глаза, глядящие на него с бесконечной любовью и преданностью, вот пушистые растрёпанные чёрные волосы под его рукой, вот выгибающееся в экстазе на постели крепкое мужское тело с енохианскими письменами на рёбрах, вот припухшие от поцелуев губы, щекоча лёгкой щетиной, шепчат на ухо родным бархатистым голосом: «Я твой, слышишь, Дин? Я, Кастиэль, целиком и полностью принадлежу тебе. А ты мне?» И хриплый голос Дина в ответ: «Я твой… Ты мой, а я твой…» — Тоже мама, — отвечает спешно Винчестер, надеясь, что девчонка не заметит паузы. Ну, не говорить же ребёнку, что мужчина, заменяющий ей отца, в данный момент маму не любит, что они просто помогают друг другу, что самой сильной, самой крепкой любовью этого самого мужчины был ангел Божий, вселившийся в мужчину? А вечером понедельника, направляясь из автомастерской, где работает, Дин, вновь погрузившись в свои мысли, в тоску по былым дням, не вписывается в поворот и вылетает в кювет. В аварии погиб и он, и его любимая машина — таких приключений старушка просто не пережила. Похороны были скромными. И, стоя над собственной могилой бестелесным духом, Дин вдруг ощущает на плече чью-то ладонь и оборачивается. — Пойдём, Дин, — улыбается стоящий за его спиной Джек. — Пойдём, все тебя заждались. Кас начинает ревновать, — хихикает юный Бог. — Кас? — Он жив. Ждёт тебя давно, но благодарен, что стараешься не обесценивать его жертву. Пойдём, Дин. Пора. — А как же… — Я сотру память Кэсси и Молли. Они тебя не вспомнят. Ну, идёшь? Или здесь тебя оставить? — Иду! — Дин! — кричит Кас, когда они появляются на опушке около «Дома У Дороги», спешит к нему и, подбежав, обнимает руками и раскинувшимися за спиной чернильными крыльями. Рядом хохочет Сэм, прижимая к себе шкодника Габриэля, и много родных и знакомых лиц. И вот теперь они будут счастливы, потому что в Раю не место горю и утратам. По крайней мере, в этом Раю, созданным Джеком и общим для всех.