***
Леви отпустил девчонку, едва коснулись ноги мощёной дороги, что некогда целостно простиралась над провалом. Если он не ошибался, то это деревянное здание с опавшим сеном рядом, конюшня; и, спрашивается, зачем этим людям иметь лошадей? Где такие мощёные улицы — чистые, опрятные, булыжник к булыжнику — то там нет ничего интересного, а где интересно — там нет таких улиц… Почему-то такие неожиданные мысли, первые навестившие его на поверхности, прозвучали голосом Изабель, что наверняка бы так и сказала, окажись она сейчас с ним. Вторые являлись большими сомненьями насчёт правдивости этого дня, а быть точнее, ночи, которая без прикрас перевернула всю известную ему ранее жизнь вверх тормашками. Он бы никогда не помог какой-то зазнавшейся маленькой девчонке с поверхности, если бы она собой же не проломила ход к ним под землю. Он бы никогда не позволил себе очутиться вне Подземелья без Фарлана и Изабель, но те были сейчас далеко, а его единственная возможность выбраться наружу отлагательств не ждала, ещё и заплатить пообещала (хоть к самому обещанию он отнёсся очень скептически, но в общем-то оплата уже казалась не столь важной). Названная Эвелин Циммерман быстрее него прошагала по мощёной улице, оставляя Леви плестись позади. Сейчас он, наверное, выглядел как полный дурак, осматривающий всё вокруг с неприкрытым интересом: белые кирпичные стены, чистые проулки без помоев под ногами и самое необычное — синее, со странным кучерявым белым свечением, небо. — Эй! — окликнула его особенно неприятным голосом девчонка, остановившаяся на конце длинной широкой улицы. — Будем ошиваться ночью — нас караульные увидят! Леви не стал переспрашивать про неких караульных (видимо, это подобие их брежатых у входа наверх) и ускорился к ней. Их в принципе если кто увидит, то определённо заинтересуется юношей-не-кадетом с нацепленным УПМ и по-идиотски выряженной девчонкой в порванном платье с рюшами, напоминающими тюль, и в дорогом плаще, абсолютно не вязавшемся с образом оборванки. Впрочем, Леви, не стесняясь, это и озвучил, но получил только наигранно обиженный ответ. — Это называется мода, болв… Невежа, — стоило ему сравнять шаг, как девчонка сразу же его обогнала. — Быстро ты оклемалась, — сказал Леви. — Для девчонки, которая чуть в обморок не рухнула от вида крови и не так давно умоляла меня вытащить её наверх. — Я не умоляла! — вмиг вспыхнула Эвелин. Она остановилась и попыталась отвесить ему пощёчину, но Леви ловко перехватил её руку, сильно сжимая запястье. — Отпусти! — шикнула она. Леви немигающе посмотрел на причину вновь усилившегося раздражения. Казалось, что девчонка и впрямь недалека, раз продолжала сопротивляться его хватке, позабыв про своё же предупреждение — их могут увидеть караульные — но Леви любезно напомнил, завидев вдалеке огоньки. — Подонок… Чучело блохастое… — ругалась она, пока Леви не дёрнул её за собой в тень. — Заткнись и веди дальше, безмозглая, — прошипел он, поглядывая на приближающиеся огоньки. Только ослабил он хватку, как Эвелин выдернула руку, потирая краснеющее запястье. Как ни странно, огни быстро сменили направление в противоположную от них сторону, и через пару минут он и девчонка вернулись на слабо освещённую улицу. Путь до высокого поместья продолжался недолго и, по счастью, в тишине, которая благоволила более внимательному изучению окрестностей, как в профессиональном ключе, так и в банальном интересе; будет что рассказать на следующий день Фарлану и Изабель, если они вдруг не увязались за ними. И местность снаружи Леви очень понравилась: это были свободные и, главное, опрятные улочки, которые не вихляли и резко не обрубались, как оно бывало в Подземном городе, но при этом просторе прятаться тут толком было и негде — разве что ночью, в тенях. А какие удобные крыши у домов… И почему нет решёток на нижних окнах? Неужто эти кошельки совсем ничего не боятся? А тем временем скрывшаяся в поместье девчонка так из него и не появлялась. Леви обогнул дом и остался в чахлом саду, заросшем и с набросанным скопом отмерших цветов у дома. Он уже и не ждал её появления; эти снобы никогда, как говорили знающие, не платили по-честному, будто им самим платят свыше, чтобы природный круговорот вранья не нарушался. Ещё, главное, с такими рожами ходят, словно одно существование кого-то подобного Леви их тяготит, они-то ведь, в отличии от него, и грамотой владеют, и счётом. Но как они были беспросветно слепыми в своей жизни, и не думая заглянуть дальше звенящего кошеля в кармане, так такими они и в гроб лягут… Правда, мало им самим быть слепыми, так они ещё и детей своих слепцами хотят сделать. Медленно вышедшая из отворившейся двери Эвелин тому очень соответствовала. Хоть Леви и удивился тому, что она вообще вернулась, её понурая голова и искривлённое лицо в какой-то особенной гримасе отторжения убедили в изменившемся настроении девчонки. Она увидела, что на неё обратил внимание Леви и быстро попыталась скрыть это, но заметно замешкалась, и только пнула входную дверь, приглашающе указывая внутрь рукой. — Заходи. Голос её прозвучал отдалённо. Снова обернувшись на безлюдную улицу, Леви молча зашёл, сразу же оглядывая тёмный дом и сжимая рукоятку меча. Слишком это походило на подставу, в которую он охотно попался. Девчонка протиснулась между ним и стеной коридора, проходя в неизвестном направлении. Вдруг повис ещё один вопрос — никто не оставит маленькую богатую девочку в поместье одну, но посторонний шум Леви не услышал. — Бери всё что хочешь, — сказала она, и на столе в глубине комнаты зажглась свечка. Она осветила мрак небольшой столовой и севшую за стол девчонку. Та подняла голову на по-прежнему стоящего в коридоре Леви и показала пальцем на другие двери. — Особенно оттуда. — С чего такая щедрость? — недоверчиво спросил Леви. — И где твои родители? Он осторожно подошёл сначала к столу. Дорогое, лакированное дерево… Эвелин резко опустила голову к нему и едва заметно ухмыльнулась. — Ты же вор, а я хозяйка этого дома, и я разрешаю тебе брать что хочешь. Чего стоишь над душой? Леви покривился. Что за манера у неё так мерзко говорить? — Того, что бесплатный сыр лежит только в мышеловке. И кто тебя знает, может, там полицейские за углом стоят. — Полицейские бы не стали ждать и сразу бы тебя мордой в пол уложили. Разве нет? Леви снова оглянулся на двери. И пока неспешно к ним отходя, снова повторил свой вопрос, только более грубым тоном. — Где твои родители? Девчонка помолчала. И когда Леви на неё обернулся, она уже смотрела на него каким-то особенно злым взглядом. — Мама на работе. — Что за работа такая в ночную смену? — чуть усмехнулся он и сразу пожалел. Девчонка и без слов дала ответ. Тогда Леви прошёл в указанные комнаты. И его удивляла не только лёгкая небрежность в, казалось бы, богатом доме (на столешницах пыль, кресло в спальне с двуспальной кроватью протёрто, а немногочисленные цветы в дохлом состоянии, совсем как сад за окном), но и полное отсутствие каких-либо дорогих, отличительных от тех же зажиточных жителей Подземелья, элементов. Старшие других банд часто плели сказки о том, какие у богачей снаружи клады зарыты в сундуках, что их коробки с украшениями ломятся от избытка золота и серебра, а каждый кубок на кухне если не из чистой меди сплавлен, то хотя бы из латуни. Однако этот дом на Леви не произвёл никакого впечатления и даже меч обнажать из-за нехороших мыслей не пришлось, как и брать что-либо; брать попросту нечего. Да и не то настроение, что ли… Он спустился вниз с пустыми руками. Девчонка всё ещё восседала за столом с каким-то очень мрачным видом. Но что-то спрашивать Леви не хотел, и он молча прошёл на кухню, нагло распахивая все шкафчики. В них он не нашёл чего-то съестного, только крупы и подобную дребедень, потому и высказал своё недовольство от такой скудной хаты; тем паче девчонка и сама не стеснялась грубых выражений, чего ему с ней церемониться? — Даже еды нет… И зачем ты меня позвала? Девчонка сначала ничего не говорила. Но потом резко встала со стула, накидывая на плечи плащ. — У меня есть черешня в подвале. И Леви ничего не осталось, кроме как снова проследовать за ней. — И долго ты меня водить будешь? — нагнал он её у крутой лестницы. — Можешь и не ходить, — фыркнула девчонка. — Я не заставляю, — и мигом слетела вниз. Леви и впрямь задумался, чего он ещё не ушёл? Толком ничем не поживился, да и рассказать Фарлану и Изабель выйдет немногое; увиденное не рассказывать надо, а показывать, но показывать в том же поместье Циммерман и нечего, получается, и рассказывать не надо. Вскоре они поднялись с корзинкой черешни наверх, а потом девчонка вдруг предложила выйти на улицу. — В такой холод? Ночью? — Ничего ты себе не отморозишь, а если и отморозишь, то не велика потеря. — А тебе твой длинный язык совсем по жизни не мешается? Смотри, могут и подрезать. Девчонка только язвительно хмыкнула. — Идём, знаю хорошее место. Леви не хотел идти. Точнее, может, и хотел, но не видел в этом никакого смысла. Какая-то девочка с поверхности, которая знает его от силы час, уже зовёт в дом, а теперь и на прогулку? Бред сивой кобылы. Никто так из нормальных людей не делает. Хотя в целом нормальной её и язык назвать не повернётся — он не представлял, что отпрыски из богатеньких семей шляются ночами по крышам, куда она его в конечном итоге и повела. — И зачем я за тобой иду… — тихо проговорил Леви, сильнее запахивая негреющий жилет. Эвелин прошла к самому краю плоской крыши какого-то склада, что находился не так далеко от её дома и удобно расположился под тенистым деревом. — У меня есть черешня, — резонно заметила девчонка. Леви осторожно снял с себя УПМ и присел рядом с корзинкой полузамёрзших ягод, каких он ранее даже и не видел. Но, взяв одну, вдруг удивился необычайной твёрдости, и, как он скоро понял, то ему попалась кость на зуб. Он аккуратно сложил её рядом с собой. Девчонка уже насобирала таких костей кучу и, заметив явное недовольство Леви от сырой холодной ягоды, едва заметно в такой темноте ухмыльнулась. Она вдруг отодвинула корзинку, что разделяла их, и нагло подвинула Леви, вдруг указывая кулаком костей на приближающийся огонёк караульного. — Смотри, — шепнула она и спустя секунду, когда огонёк достаточно близко подбрёл к ним, пульнула одну косточку. Леви схватил было её за руку, не терпя подобной выходки, но оба чуть не свалились с крыши и не привлекли ещё большее внимание караульного, от которого сразу же раздалось недовольное «Эй!». Эвелин отпихнула его и мигом юркнула за свисающее дерево. — Совсем ума лишилась? — шикнул Леви и следом подобрался к ней. Но девчонку не смутил его недобрый настрой, как и подошедший караульный; она, казалось, ещё больше раззадорилась и пульнула ещё одну кость с характерным постуком тому в голову. — Кто здесь?! — куда грубее отозвался мужской голос, разошедшийся по тихой округе, и заставил Эвелин прижать руку ко рту, сдавливая смех. Леви непонимающе на неё смотрел, думая, что это за странные развлеченья у этой, ранее мрачной, девчонки; что вообще она нашла весёлого в метании костей невкусных ягод в полицейского? Это несерьёзно и ни капли не смешно… — Ты просто старая зануда, — отпихнула его Эвелин, только караульный отошёл порядочно далеко. — Когда мне скучно, я всегда прихожу сюда и швыряюсь чем-нибудь в прохожих. — Это какая у тебя жизнь, если провал в Подземелье, тёплое знакомство с его жителями, показалось тебе скучным? — Да с тобой и шут заскучает. Попробуй, вон ещё идёт. Она указала на ещё один огонёк. Леви качнул головой, отползая уже к другому краю крыши, с которого они пришли, но в последний момент вдруг передумал и наотмашь бросил свою единственную косточку. Секунда. Тишина. — Ну ты и мазила… — чуть разочарованно проговорила Эвелин. Леви помолчал, а та на него обернулась. — Уже уходишь? Леви кивнул. Подождав ещё какое-то время, пока огоньки не слились с тёмным туманом, встал в полный рост и нацепил на себя УПМ. Эвелин осталась сидеть на крыше и доедать черешню. — И неужто твои друзья тоже такие нудилы? Кошмар… Что же тогда для вас веселье? — Явно не швыряние всяким в полицейских. — Ну, каждому своё, — тише ответила Эвелин. — Смотри, светает. Леви пригляделся. И впрямь, где-то далеко образовывалась полоска света, как из-под полога какой-нибудь таверны. Или как отблеск луны… Но нет, этот свет был куда ярче. Он задержался, смотря как звёзды начинают блекнуть, и как ночь степенно спадает. Долго думая, что же это ему напоминает, Леви пришёл к выводу, что и не с чем ему в общем-то сравнивать. Он никогда ранее не видел смену суток. — И что вы будете делать с тем проломом? — нарушила его тишину девчонка, беззаботно качающая ногами. Сколько они времени вместе, если уже начало светать? — Не знаю… — сказал Леви, а сам по-прежнему смотрел на бледнеющее небо вдали. Даже чёрные крыши домов окрашивались в какие-то незнакомые насыщенные цвета. — Наверное, пролом скоро заметят и закроют. — Ну, тогда позови своих друзей пока не закрыли, и пусть они тоже посмотрят на то, как люди живут… — с явным акцентом на «люди» проговорила Эвелин, сатирично хмыкнув. Она заметила, что Леви до сих пор стоит рядом и смотрит на довольно-таки посредственный рассвет, и уже даже не зябнет от холода. — Нравится? Он молчал. Долго и даже натянуто. — Садись тогда, в ногах правды нет… Посидим ещё немного, — и пока он размыслил над ответом, она тише добавила: — Всё равно это хоть что-то, раз ты ничего из дома не забрал… Леви сделал осторожный шаг к ней. Опустив глаза к крыше, он почувствовал странное напряжение, и что всё вокруг ещё сильнее потемнело. Машинально потерев глаза, он опустился на колени. Когда зрение вернулось, заглянул в уже пустующую корзину черешни. И на слишком довольно ухмыляющуюся Эвелин, чуть ли не светившуюся от непонятной для Леви радости; однако он скоро заметил, что это не она светится — скорее её освещают ясные лучи. Особенно ярко светились её глаза, зелёным таким отсветом, каким-то совсем уж сказочным и непривычным, и волосы — путанные, коричневые, слегка будто бы трепещущие на ветру. Она вдруг отвела взгляд от пристального наблюдения и себесвойски пробурчала: — Пялится ещё… Будто впервые девочек видит… Не впервые. Впервые только на таком свету. На нём, наверное, что угодно красиво выглядит. — У тебя волосы цвета как грязь, — сказал он, ловя одну взъерошенную прядь рукой. И почему они казались ещё светлее и будто бы рыжее? — А ты не лапай, вот и не будут как грязь! — вырвала она её сразу же, и обиженно отодвинулась. — Вот ведь чучело… Ладно, может быть, его друзья и ошибались насчёт ценности медных, но им простительно — они никогда ещё не видели этих золотистых лучей. И Леви, несмотря ни на что, обязательно и как можно скорее их встречу устроит. Может, и он ошибался, посчитав, что эти золотые колосья светающей ржи красивы сами по себе. Они выглядели совсем иначе, и даже их цвет как-то менялся, стоило им запутаться в чужих волосах.***
На то и ночь темна, чтобы скрыть чужие тайны, грязные секреты, перестук каблуков по мощёной улице, и изрядно сбившееся дыхание. Эвелин спешила. И так допоздна задержалась в канцелярии — хоть где-то, где её мысли отступали, а голова сказочным образом болела меньше. И право, чего её там напрягать: цифру к цифре, букву к букве, отчёт к отчёту — никто за неё эту работу не сделает… Очередной поворот сменился более освещённой улицей, где Эвелин чувствовала себя гораздо спокойнее, ну или где ей удавалось лучше себя в этом спокойствии убедить. «На виду у караульных меня не пристрелят… Если и пристрелят, то кто-то из горожан проснётся, стены тонкие, как шифон…» И почти дойдя до квартирного квартала, на неё вышел некий мужчина, в плаще будто стянутом с эксгибициониста и с такой криминальной мордой, что не узнай Эвелин в ней типичное лицо капрала, то сразу бы выхватила отравленную заточку из сапога. Так, на всякий. — Боже… — не удержалась от вздоха она. — Можно просто капрал. Эвелин затормозила, сжимая в обеих руках кожаную ручку тяжёлого саквояжа. Главное, чтобы в капрале не взыграло благородство, и он не захотел помочь ей донести его до дома, но, судя по особенно непритязательному видочку, тому сейчас не до её саквояжа. Она ещё больше напряглась, оттого и несдержанно спросила: — Что там со стеной? — Стоит. — А с новобранцами? — Мы так и будем на улице говорить? — ропщуще спросил он, перекрестив руки. Эвелин нахмурилась. Ей, конечно, и так претила эта нежданная встреча, но пока не шедший ни к чему разговор, куда больше. — В твой клоповник не пойду. — Казённый штаб ещё никогда так не оскорбляли. Как видишь, все приличные заведения уже закрыты. Эвелин приподняла брови и склонила голову набок, присматриваясь к едва освещённому лицу капрала. Как всегда серьёзному и как всегда не предвещающему ничего хорошего. — «Канцлер, ваш капрал притомился, а не хотите ли вы пригласить меня на ночь погостить?» Культурно, образно, по-светски… — Я тебя не в кровать зову, Циммерман, хватит уже припираться. И сам обогнул Эвелин, направляясь к одному из домов. По случайности, а скорее всего нет, именно её дому, где была её квартира. Она подняла саквояж и поплелась за ним, иногда озираясь — не идёт ли кто следом. — Дядя ругаться не будет? — Что я по ночам вожу мужчин к себе домой? — ответила вопросом Эвелин. — Я уже большая девочка. Он максимум покраснеет и уйдёт. — И даже про внучатых племянников заикаться не будет? Эвелин затормозила у дверей. И, подвинув капрала, стала ключами отпирать входную дверь. Ей что-то его шутки совсем не нравились. — У меня сейчас не то настроение и не то время суток для твоих остроумных шуток, — бросила она и первая прошла за дверь. Только поднялись они на второй этаж ко входной двери её квартиры, как наконец и у неё созрела ставка. — Говори, что с новобранцами, а я тогда скажу, как скоро выйдет из заточения Эрвин. Кажется, это будет честный обмен. — Вполне, — отозвался за спиной капрал. И тут же задал ей встречный вопрос, повлиявший на судьбу ключей в её руке: — И ты тогда точно мне скажешь, это тебе всех новобранцев так жаль или только одну Хисторию? Они звонко брякнули о пол.