Королева теней

      — И где мы медовый месяц проведём? — Как где? В шалашике, в сосновом бору, Эвелинушка, только для конспирации со мной поедешь не ты, а товарищ Эрвин, — усмехнулась Эвелин, поглядывая на отражение капрала в осколке зеркала. И снова вернулась к своему, чуть хмурясь от неровно наложенных теней и потёкшей подводки (а она ведь даже ещё не вышла в гадкую сырость улицы).       Капрал, подпирая косяк двери ванной, интерпретации бородатого анекдота не оценил, даже не улыбнулся. Только отряхнул вновь осевшую пыль с марких плеч пиджака.       — Не знаю, что и спросить, — отстранившись, он прошёл вдоль по комнате. — Где полноценное зеркало или когда меня без меня успели поженить.       — В осколке я худее выгляжу, — с лёту ответила Эвелин, принявшись осторожно смывать всё безобразие, какое успела сотворить на лице, при этом не намочив обилие кружев у длинных рукавов платья. — Да и не женит тебя пока никто, хотя… Это, конечно, не пристало спрашивать даме, но ты бы не хотел обвенчаться? — она отстранилась от бадьи и кокетливо посмотрела на капрала, враз поменявшегося в лице. Он взглянул на неё так страшно и удивлённо одновременно, что Эвелин сразу махнула на него рукой, хотя «этот цирк» ей несомненно хотелось продолжать. Понизив голос, она продолжила: — Ну не хочешь как хочешь, мне вообще эта идея с замужеством претит… На социальном подъёмнике не покатаю. А могла бы, знаешь, сейчас такой спад акций на товарном рынке, можно было бы и на двоих что-нибудь… Ну что? — не выдержала она слишком хмурого взгляда замеревшего совсем рядом капрала.       — Смотрю, хорошее настроение?       — Отличное, — улыбнулась Эвелин.       — У меня не особо. Мне в целом, как ты говоришь, претит вся эта идея. Объяснись, — грубее потребовал он.       Эвелин тяжело вздохнула. Капрал неисправим. Он как шестерёнка — привык крутиться в одну сторону, даже если жизнь сует палки в механизм, призывает крутиться в обратную, так он скорее перемолет всё с треском под себя, взамест того, чтобы включить немного воображения и просто перекатиться в другую колею… Слишком сложно (а точнее, как бы выразился он, «глупо и… вообще зачем, и так ведь нормально…») для безусловно умного, но привыкшего до ужаса к строгости и однообразию. Для нынешней ситуации — как той, которую заварила Эвелин, так и для сложенной из сухих политических факторов — быть просто хорошим исполнителем мало, нужна и нахальность, и воображение, да…       Она смахнула налипшие на мокрый лоб пряди и посмотрела довольно серьёзно, чтобы не подумал ничего лишнего. Особенно сейчас, когда для Эвелин остро встал вопрос о всём «лишнем», и если вице-советник Дюбуа на её жизнь влияет не так серьёзно, то от капрала зависит очень многое, чуть ли не всё. И его хорошего расположения требовалось добиться как можно быстрее и любым путём.       Человеку свойственно искать себе подобных где угодно: будь то совершенно незнакомое общество, глухой лес или собственное сознание. Проще лёгкого вовремя подстроиться под человека и стать если не хорошим товарищем, то как минимум липовым единомышленником. Нужным и важным. Это Эвелин усекла ещё в детстве, успешно балансируя между обществом родного города и обществом города, что простирался под ним, и порой становилось сложным переключаться с манеры поведения по несколько раз на дню, но что сложно — то подлинно возможно. Когда же Стохесс сменился столицей, а невежды-чиновники нет (разве что стали распущеннее и наглее), то Эвелин столкнулась с тем, что теперь подобное не всегда притягивает подобное, напротив — ей даже неприятно копировать чьи-то черты, но более неприятно то, что другие начинают подражать и ей… Змея укусила себя за хвост, и Эвелин пришлось искать другие способы.       — Кто такие эти разведчики, Эв? Это безусловно бесстрашные, отважные люди, но… ты видела когда-нибудь в их рядах кого-то старше лет сорока? — Эвелин качнула головой, забирая у дяди стакан и бутылку рома. — Ну вот и я нет. Грустно всё это. Посмотришь им в глаза, и увидишь спрятанный под шелухой храбрости и гордости один только страх… Со времён основания Разведкорпуса и так предельно ясно всем, что люди, поражённые страхом на всю жизнь, будут учить этому страху детей и детей своих детей. Страх перед титанами у нас, наверное, даже выше страха обычной смерти. Естественной. Пусть и от пули или ножа, но ты хотя бы понимаешь, что убийца тебя не съест заживо. Может, по кусочкам, но какое тебе уже будет до этого дело?       Эвелин тряхнула головой. И как можно непринуждённее посмотрела на капрала, человека, может, и сотканного из страха, но скрытого столь глубоко под зелёным кителем, редким сарказмом, спокойствием и беспристрастием, что Эвелин даже засомневалась в убеждении дяди. Будто бы есть призрачные разведчики, как и другие военные, разумеется, дураки, трусы, которые чего-то там да боятся, а есть капрал. Эвелин в какой-то момент своей жизни поняла, что, оказывается, по-прежнему может смотреть на людей восхищённо, совсем как в детстве могла смотреть на родную мать.       «Всё циклично», — очень скоро дала себе ментальную пощёчину Эвелин и медленно повернулась на капрала.       Он, как и прежде, смотрел за её действиями: сейчас она зачем-то перекладывала всю косметику с места на место, якобы наводя порядок. Важнее заговорила:       — Я могу долго и нудно распинаться насчёт этики в светском обществе, но лучше сокращу: появись мы… вместе в обществе, без хотя бы слушка о… официальных отношениях, то нас бы за глаза провожали фразами в духе: «Ах, какая пара, капитан и шмара!». Но, скорее всего, к тебе бы более обидную рифму нашли.       Капрал опёрся рядом о туалетный столик, усмехнувшись себе под нос и слегка расправив плечи. Эвелин долго думала, куда положить изгвазданную кисть и всё-таки нашла себе дело, начав её отмывать.       — Какая разница, что они там подумают? Я бы сказал, что в любом случае они что-нибудь да подумают.       — Подумают — слишком громкое слово для большинства людей, — фыркнула Эвелин, набирая в бадью чистую воду.       — Ну, значит, придумают… — он вдруг замолк, и уже Эвелин в открытую засмеялась. — Мне всё равно. Наши и так уже знают.       — А мне нет, — насмешливо возразила Эвелин, чуть потягиваясь. Спина порядком затекла за столько времени над этим столиком. — Знаешь, обо мне и так слухи всякие ходят, начиная от самых обыденных — мол, я сплю со всей верховной канцелярией, чтобы свой пост удержать, и заканчивая тем, что мой дядя на самом деле не мой дядя, а…       — Я понял, — оборвал её капрал. — Приятнее слышать в спину, что спишь теперь и со мной?       Эвелин скосила глаза, повернув голову вполоборота. Кисточка выскользнула из руки под водой и коснулась дна. Капрал по-прежнему облокачивался о её столик и по его виду невозможно было сказать, что он сейчас с ней взаправду флиртует. И не в шутку, и не в явь.       Этот диссонанс Эвелин проигнорировала, но при мысли, что это он сейчас специально пародирует её…       — Наверное, также: обыденно, уныло… — с ухмылкой начала она. — Ну ничего, это всегда быстро кончается.       Капрал чуть усмехнулся и отошёл, когда Эвелин вновь вернулась к столику, совершенно забыв про кисть. На поверхности вновь замельтешили разные склянки.       — Ты что-то нервная, — сказал он. — Чего переживаешь?       Эвелин постаралась расслабить плечи. Правда постаралась. А что вышло, и заметил ли он её старания — уже не так важно.       «Думает, что я его подставлю? Или заметил, что я кошу под его противоположность? Хм, а в романах работало…» — она выбрала более отчаянный шаг и, не поворачиваясь на него, а только опираясь на интуицию и частичку его отражения в осколке зеркала, безразлично спросила: — Ты думаешь, что я вас подставлю? Когда на кону стоит моя жизнь?       Он безропотно ответил:       — Я в этом уверен. Рано или поздно, так или иначе это случится. Ты не из тех, кто быстро свыкается с ролью жертвы.       Эвелин это совсем не нравилось. Что-то вновь от неё ускользало, неуловимое…       — Хм, и что же ты от меня ждёшь? — набрала тени на другую кисть она, и сильно сжала кусок зеркала, лишь бы тот не выпал. — Это, знаешь ли, серьёзное дело, обвинять кого-то. Нужны доказательства, а не слепая интуиция.       Капрал помолчал, самолично подвесив в воздухе очевидный вопрос — это мне ли от тебя не ожидать? Эвелин молчала.       — Может, ты мне скажешь, почему я должен тебе доверять?       — Доказательства предъявляет обвинительная сторона, а не обвиняемая.       — Мы не на суде. Можешь сама себя обвинить, если хочешь.       — Хорошо, — согласилась Эвелин. — Тебе правда не стоит мне верить. Потому что всё, чего я хочу — это убить Хисторию Рейсс и стать советницей за спиной реально сильного короля.       Она мигнула в его сторону зеркалом. Капрал нахмурено смотрел в затылок Эвелин, и та сразу на него обернулась, весело улыбаясь.       — Ну как? Достаточно серьёзно? Учись, пока я жива.       — Именно, что пока, — сказал он. Видно было, что её слова он не то что всерьёз не воспринял — скорее мимо ушей пропустил. — Но ни к Хистории, ни к Эрену я тебя ни за что не подпущу, — всё же предостерёг он, неодобрительно отвечая на лукавую улыбку.       — Как скажешь, — пожала плечами Эвелин, продолжая краситься. По спине пролилась волна отчаянного жара, заставляя всё тело покрыться холодными мурашками.       Капрал уже было направился к выходу из ванной, утратив любой интерес к съехавшему в очередную перебранку разговору, как Эвелин злорадно обескуражила его вдогонку:       — Не уходи далеко, я ещё тебя танцам учить буду.       В ответ гробовая тишина. Но Эвелин помнила, что ближе к коридору у неё трещат полы, а значит до него капрал пока не дошёл.       — Я не буду танцевать.       — Будешь. Если даже ты не захочешь пригласить меня на танец, то какая-нибудь дама обязательно к тебе обратится. Заведёт светскую беседу, ты же лицо новое, незнакомое. И если в конце беседы ты не пригласишь её на танец — то это сочтётся как глубочайшее оскорбление. Этикет, ничего личного.       Хоть она не услышала от капрала больше ни слова, и даже не увидела его лица, ей вполне хватило произведённого эффекта. Благо, что до торжества оставалось достаточно времени, чтобы повальсировать с бывшим преступником, а ныне с широко известным в узких кругах командующим из Разведкорпуса (долго он будет отмываться от подаренной Эвелин славы!), который для полноты картины ещё и на дух её не переносит. Какая пара.

***

      Блестящие фигуры в перламутровых платьях кружились под руку со своими не менее блистающими партнёрами, и, наблюдая за ними, Эвелин почувствовала себя крайне неуютно. На неё смотрели многие, узнавали и мысленно наверняка состраивали такие мины, увидав её в довольно старомодном, по нынешним меркам, наряде, и пуще прежнего распалялись, доходя взглядом до её спутника, что был мало того ниже на полголовы, так ещё и не постарался одеться презентабельно, чтобы хотя бы соответствовать спутнице; так, какой-то мышиный однотонный костюм, да нацепленная брошка. И то, Эвелин едва его уговорила нацепить «дамскую» брошь, хотя никакая она и не дамская (серебряная роза элегантно сочеталась с её серебряными серьгами и массивным перстнем, из того же комплекта).       — Всё равно подходим друг к другу как оборки к мундиру… — проворчала она, незаметно тяня капрала за собой.       Тот слегка сильнее сжал её локоть и в очередной раз осмотрелся по сторонам.       — Мы здесь не за этим, — учтиво напомнил он. — И когда же к нам подойдут?..       Эвелин отошла в сторонку и, убедившись, что внимание обошло их стороной, пихнула капрала в бок.       — Хватит дёргаться как бельевая наволочка на ветру, — шикнула она. — И сделай лицо попроще. Вот так, — она расслабила лицо, опустила подбородок и посмотрела особенно выразительно. — Смотри на меня почаще.       Капрал обернулся на неё, приподняв бровь.       — Зачем?       — Чтобы… не подумали ничего. А то ишь, мы только обвенчались, а ты уже любовницу свою выглядываешь, — зло проговорила она. — Это так и работает.       Позади раздался быстрый стук каблуков, и не успела Эвелин натянуто улыбнуться и отпустить капрала, как со спины её фамильярно приобняла рука в белой вельветовой перчатке. Эвелин тут же отпрянула, и как ошпаренная выдернула другую руку из-под локтя капрала.       Иветта ошарашенно хлопала глазами, смотря то на неё, то на капрала.       — Ох, извини… Всё хорошо, Эвелин? — растянула она её имя и многозначно посмотрела на капрала. Эвелин поняла, что дело дрянь, и, пока не пришло ничего хорошего в голову, характерно покашляла. Иветта тут же встрепенулась. — Ах! Где мои манеры? О… Вы капрал Леви? — она быстро расплылась в восхищённой улыбке. — Я мечтала!.. То есть, моё имя Иветта. Иветта Стрелецкая, жена господина Сигизмунда Стрелецкого. Милость нашему знакомству, — она протянула свою руку, а Эвелин затошнило с непривычки.       Больше полугода ей не приходилось терпеть все эти крысиные любезности в светском обществе по причине того, что она его и не посещала. Эвелин сделала шаг в сторону, наблюдая как капрал кротко целует вельвет перчатки, и начала переваривать весь сахар, какой Иветта испускала во время своей речи, полной покорности и обожания, ежели знает к кому — к новому знакомому или своему мужу.       — …Да, это так, — отвечал ей капрал, а страсть в Иветте к новому слушку, коим запахло на весь зал, не угасала. — Мы действительно знакомы недавно…       — Ох, я многое слышала о вас! А правда, что?..       Эвелин бесцеремонно вмешалась, втискиваясь между ними. Иветта сделала короткий шажок назад и сразу уложила выбившуюся прядку пучка назад.       — Иветта, на тебя муж полминуты смотрит, — шепнула ей Эвелин, сразу проследив за испуганным взглядом, метнувшимся в конец зала. — Мне кажется, мы ещё поговорим.       Иветта поджала губы, и её ноги будто отдельно от хозяйки понеслись в том направлении. Эвелин правда до того и не знала, где именно сидит Сигизмунд Стрелецкий и все приближённые к монарху, но узнать это оказалось проще, чем на вечер заставить Иветту держать язык за зубами и молча заглядывать в рот муженьку.       — Ты права… Я пойду. Спасибо за знакомство, господин Леви, — сухо сказала она и удалилась прочь.       Эвелин облегчённо вздохнула. Руки сами потянулись к фуршету и оливкам.       — Хорошая знакомая? — спросил капрал.       — Даже слишком хорошая, — буркнула она, аккуратно накалывая оливку. — Когда снова язык повернётся назвать меня куклой или подстилкой — познакомлю ещё с парочкой таких.       — Обязательно.       Эвелин на него недобро покосилась. Пока капрал неспешно попивал столичное вино, иногда зачем-то заглядывая в бокал, она кивнула на другую сторону зала, обращая внимание капрала увы не на красивые пары, и не на возвышенную архитектуру приёмного дворца, а на восседающих где-то за далёкими столами чиновников.       — Смотри, — скромная дверь неспешно отворилась и в зал вошёл именинник, сразу направляясь к высоким чиновникам. — Вот тот, что вошёл, просил моей руки.       — А что, своя устала?       Эвелин быстро на него обернулась, оценивающе обводя взглядом.       — Я думала, ты не пьянеешь.       — Я и не пьянею, — возразил он, отставляя пустой бокал. Стоявший рядом служка тут же наполнил его снова. — Потому и пью. Тебе не стоит.       — Я вообще не пью, — скрестила руки Эвелин и посмотрела куда-то в сторону.       Капрал пожал плечами и продолжил выпивать в одиночестве, пока Эвелин больше него привлекала внимание, переняв дурную привычку озираться.       «Да что со мной… Нервы ни к чёрту, право», — обратив взор снова на фуршетный стол, пестрящий яствами и изобилием спиртных напитков, она чуть не подавилась новым позывом. И ушла от стола прочь, бросив капралу:       — Я пойду подышу, что ли. Всё равно делать нечего.       — Нет.       Она обернулась. Капрал поставил второй осушённый бокал и ровно, даже не качаясь вопреки двум выпитым чуть ли не залпом бокалам, дошёл до неё.       — Мы ещё не женаты, чтобы ты мне что-то запрещал, — ниже сказала Эвелин и всё же не сдержалась, чтобы одобрительно кивнуть головой. Она насмотрелась в своей жизни на пьяных людей и могла предположить, что бы алкоголь сделал с ней.       — Будто ты бы позволила. Это из соображений безопасности. Исключительно всей операции.       Эвелин немного подумала и прислушалась к музыке. Та приобретала всё более звучные и плавные ноты, и, уже расплываясь в улыбке, Эвелин понятливо проговорила:       — А-а… Не понравились танцы?       — И это тоже. Идём.       Они неспешно покинули зал. Эвелин всё оглядывалась на капрала, продолжает ли он осматриваться вокруг, выдавая либо свою нервозность, либо свою невежественность, ибо подобные Эвелин с детства росли в такой аляповатой красоте. Она скорее была исключением, и, придя в такую роскошь впервые, тоже не могла оторвать глаз от колонн с позолоченными вензелями, пёстрых роз в массивных мраморных клумбах и прочего, от чего долго не могла избавиться от односложного мнения о её дурновкусии, что приписали вездесущие верховники. Одёргивать капрала от такой ошибки она не собиралась, он вряд ли ещё по своему желанию окажется в высшем свете. Но больше она удивилась, увидев, что он теперь исподлобья смотрит именно на неё.       Дойдя до просторного балкона и задвинув за собой пышные шторы, она прошла вслед за капралом к парапету. Сумерки опустились на остальной город, выглядывающий несколькими горящими окошками домов из-под кроны деревьев, загораживающих весь сад и дворец вместе с ним. Эвелин признала такое решение архитектора умным ходом, вряд ли кто на расстоянии сотен локтей и ярусов чиновничьих муравейников увидит и услышит даже самые поздние празднества…       — Как кончится вальс, приступим к первому пункту, — тихо проговорила Эвелин, выдыхая остуженный вечером воздух.       — Я помню.       Эвелин вытянулась вдоль парапета, облокачиваясь. Всё думая, стоит ли подходить к обиженному имениннику и лично его поздравлять или нет.       «Лучше, если он весь вечер просидит с чиновниками. К ним меня и близко не подпустят, да и ясное дело, что зал Дюбуа до поздней ночи не покинет… Ещё бы всё сейчас получилось, остальное уже несложно».       От нахлынувшей ностальгии Эвелин сразу отмахнулась. В самом деле даже такой налёт ничуть не похож на прошлые, хотя по дерзости мог бы посоревноваться с ограблением одного типка из полиции с личной казной, полной медных кубков, под своим домом. Но на этот раз даже забирать с собой никаких ценностей и не придётся, только в крайнем случае, если на месте разобраться не получится.       — Мне надо отойти, — сказала Эвелин. — Припудриться.       Капрал явно хотел возразить, но против такой причины никакого вразумительного аргумента не нашлось. И он только неоднозначно махнул рукой.       — Только побыстрее.       — Как получится, — Эвелин задержалась и слабо коснулась его плеча. Он сразу одёрнулся, вопросительно взглянув на её хитрую ухмылку. — Будь наготове.       Он медленно кивнул, и Эвелин удалилась прочь, не забыв за собой поплотнее задвинуть шторы. Была опаска, что за ними следят, но за время, пока они стояли на балконе, ничего подозрительного она не заметила. Приглашённый оркестр вновь сменил такт, а танцующие пары степенно расходились.       К одной из них она сразу же направилась, обернувшись в последний раз на балкон. Капрал не стал рисковать и покидать его, что несомненно радовало. Оставалось только успеть закончить одно дельце…       — Госпожа Траут Карвен! — окликнула она удаляющуюся фигуру соглядатая полиции, посланного невесть за чем на это торжество (возможно, за самой Эвелин). Та тут же остановилась, отстраняясь от своего партнёра, увы, совершенно незнакомого Эвелин.       «Наверняка тоже из псов Кенни. У них у всех лица одинаковые», — несмотря на мрачные мысли, Эвелин поклонилась Траут и взглядом проводила её спутника.       — Здравствуйте, — поздоровалась она и склонилась в ответ. В отличие от Эвелин, она и не постаралась изобразить радушие, хоть и узнала верховного канцлера. — Я скоро подойду, — обратилась она к сопровождающему, и тот наконец удалился.       Эвелин хотелось поскорее окончить этот разговор, и она отошла к стене, дабы никому не мешать. Траут проследовала за ней.       — Просто светская беседа или что-то важное? — и насмешливо, и зычно одновременно спросила она, заставив Эвелин поморщиться.       — Скажу, что по вашей специальности, — ответила Эвелин. — Есть донесение, что в Митре давно проседает один учёный. Ясное дело, ни в одной организации он не числится. Его труды датируются временем, когда ещё даже нашему старому другу не было ничего известно, — Траут посмотрела на Эвелин уже не с безразличной неприязнью, а с толикой интереса. — Больше, увы, моим узнать ничего не удалось.       Траут ненадолго притихла, и на виске напряжённо дрогнул мускул.       — С каких пор ты ему помогаешь? — с лёгкой истеричностью спросила она.       Эвелин спокойно ответила:       — С таких, что я поняла какие у нас схожие цели. Только вот средства разнятся, но… Какой прок кривить нос, в наше-то время? Я к тому, что для всех будет лучше, если труды последуют вслед за тем учёным, — и Эвелин тише добавила: — Как было оно с Йегером. Тогда мы в общем-то тоже… сошлись на компромиссе.       Эвелин глянула за спину Траут. Никто благо не смотрел на обычную беседу двух дам, и тем более не смотрел на верховного канцлера — Траут загородила её почти полностью, и от балкона тоже.       — Мы подумаем, — сказала она чуть более снисходительно.       — На думать времени нет, — настойчиво продолжала Эвелин. — Дело в том, что я не уверена в своём информаторе. Я бы не поверила и в доложенное, если бы не увидела отрывок, — она приподнялась на носочки и поправила прядку белых волос, заодно заправив вложенную под перстнем трубочку бумаги. — Можешь убедиться.       Траут хотела машинально потянуться к волосам за ухом, но тут же одёрнула руку. И не доверительно спросила:       — Зачем набирать безмозглых на службу?       «Это надо спрашивать у Доука», — вспомнила Эвелин офицера Санеса, но вслух сказала:       — Потому что надобны не умные, а верные. Умный продаст себя кому подороже.       Пока Траут тщательно вглядывалась в ничего не выражающее лицо Эвелин, та в свою очередь смотрела ей в глаза. В простонародье принято считать, что они не врут, а девчонка на побегушках у Кенни вряд ли отличается родством от своих «коллег». И она наконец кивнула.       — Я посмотрю. Если это правда срочно…       — Улица Сто седьмая, есть всегда открытый лаз через подвал, в пяти локтях от Стохесских ворот, — быстро проговорила Эвелин и стала отходить, увидав, что штора на балконе подозрительно колышется. Обернувшись и быстро поклонившись, она с лёгкой улыбкой попрощалась: — Спасибо за беседу.       То ли ветер колыхал занавес, то ли кто-то ещё, Эвелин разбираться на стала, сразу направившись к фуршетному столу. В полупустые графины низенькая служка подливала спиртное и, подхватив один полный бокал с подноса, Эвелин очень неловко его на себя опрокинула, воскликнула «ой!» и поскользнулась на пролитом, заодно опрокинув вместе с собой адским грохотом весь стол. Даже у оркестрового скрипача лязгнула струнка, а в зале степенно затихли голоса.       Кто-то из гостей подбежал к Эвелин, помогая снова подняться на ноги, пока она расплывалась в извинениях, а низенькая служка не могла пошевелиться, остолбенев от ужаса. Наконец, когда Эвелин крепко встала на ноги, и с полными глазами отчаяния смотрела на изляпанное в алое некогда бежевое платье, а собравшиеся вокруг стола гости красноречиво оглядывали всю неловкую сцену, служка тихо защебетала:       — Мистрис, я вам помогу… Я…       Эвелин подняла на неё самый гневный взгляд, какой только могла из себя выдать и громко заверещала:       — Ты — поганая, криворукая… Ты что, совсем за своими культями не следишь? Да ты посмотри, мерзавка, что ты натворила!       У служки наверняка после этого вечера поприбавились седые волоски на голове, а Эвелин пока всё больше распалялась. Хотя её саму стыд тоже пытался сковать, но куда менее успешно, чем невиновную, а главное, не смевшую возразить служанку. Такой громкий спектакль явно услышали и этажом ниже, не то что капрал на балконе…       — Мистрис, я сейчас же вас провожу наверх!.. — подобрался к бушевавшей Эвелин более смелый слуга, даже позволивший коснуться её рукава.       Эвелин тут же дала ему по руке.       — Вы лучше это безобразие приберите! Позор вам, вы гостей за свиней считаете?!       — Никак нет, мистрис… — ошарашенно сказал слуга.       — Тогда как вы смеете позволять им находиться в хлеву?! Приберите это немедленно!       Зарыдавшая в голос служка тут же начала подбирать голыми руками разбросанное стекло, а набежавшие со всего зала слуги стали быстро подбирать опрокинутый стол. Эвелин под руку увели из зала, а гости недоумённо переглядывались, но Эвелин отчётливо слышала обрывочные фразы в свою поддержку, смешки, гневные возгласы… Когда её довели до дворцовой уборной, не предназначенной для гостей, выдали длинное шёлковое платье и оставили в одиночестве, она быстро переоделась и, не тратя времени на отмывание липких от вина волос, выбежала в коридор.       Провожающий её слуга послушался и «сгинул с глаз долой», а Эвелин неспешно побрела в противоположную от лестницы, в зал, сторону. Капрал должен был поспеть за ней, и, пока она неслась вдоль по коридору, заметила за колонной тёмный силуэт.       Вдали слышался чеканный шаг. Эвелин, долго не думая, нырнула в темень за колонну, чуть не столкнувшись с капралом. Он подвинулся, прижимая её к себе и поднёс к губам палец. Эвелин хотела фыркнуть, и так зная, что трепаться сейчас не время, но промолчала.       Караульный прошёл мимо них и устало зевнул. Убедившись, что дорога до кабинетов открыта, Эвелин первая выскользнула из укрытия.       Проделав недолгий путь в два этажа наверх и лёгкие уходы от спящих на посту караульных (а двое из них, что должны были охранять как зеницу ока поворот в служебные кабинеты, вообще резались в кости), они наконец дошли до кабинета вице-советника. Эвелин вытащила из причёски пару шпилек и протянула их капралу. Тот только вполголоса спросил:       — Зачем?       — А ты как её открывать собрался? Пальцем?       Он вытащил из внутреннего кармана пиджака отмычки. Эвелин только досадно хмыкнула и отошла, подняв руки. Через несколько минут дверь отворилась, достаточно звучно лязгнув замком.       — Дам вперёд, — обошла она капрала и вошла в кабинет первой.       Окинув взглядом помещение, она пропустила и капрала, который тут же задался вопросом, прикрывая за собой дверь.       — Почему тут горит камин?       — У вице-советника слабое здоровье, и он часто простужается в не обогретых помещениях. Даже в июле.       Эвелин прошла к столу, незаинтересованно открывая первую попавшуюся папку с документами. «Налоговые вычеты за 49-й год…», «Доклад А.Т. Шингеса»…       — Никакой наводки не будет? — недовольно уточнил капрал.       Эвелин захлопнула папку.       — Давай я левую сторону, а ты правую, — он устало вздохнул, а Эвелин сразу шикнула. — Я здесь тоже бываю нечасто, так что понятия не имею, где что лежит.       — По логике, то, что важное и секретное, и нужное нечасто, лежит в тайниках, — начал капрал, обернувшись к огромному портрету на полстены в золочённой раме. Вице-советник Дюбуа в мундире полиции стоит с королевским жезлом. — Ну и похабщина… — проговорил он, поднимая край картины.       Под ней, увы, кроме рамки из пыли ничего не было. Эвелин усмехнулась и стала выдвигать ящики стола, вынимая различные кипы. Ей-то подавно известно, что в этом кабинете ничего нет, и всё, что могло быть полезным капралу, лежит либо в какой-нибудь тайной библиотеке, либо в рабочем кабинете другого учёного, не имеющего к монарху никакого отношения. И о нём капрал ничего и никогда не узнает.       Она опустила насмешливый взгляд, пока он постукивал пол, стоя на четвереньках. Ей в самом деле стало так смешно и приятно на душе, как не бывало никогда в жизни.       — А знаешь, мне с тобой так хорошо, — посчитала оповестить о своём пакостном настрое капрала как нечто обязательное. — Не зря мы обвенчались. Мне в кое-то веки не скучно.       — Отъебись.       — Что, с полом разговаривать интересней? Ну ладно.       Она опустилась ниже, нащупав ручку нижнего ящика. И, когда хотела дёрнуть его, столкнулась с тем, что пальцы больно защемило, а ящик так и не поддался.       — Ауч… — зашипела Эвелин, резко высвобождая руку. — Капрал, кончай собой паркет драить, иди сюда.       Эвелин наклонилась, пытаясь рассмотреть замочную скважину под ручкой. Капрал присел рядом и слабо её оттолкнул.       — Сможешь открыть? — спросила она, отсаживаясь назад.       — Вряд ли это важно… — сказал он и наклонился к замку. — Ни зги не видно…       Эвелин ждала, пока капрал взламывал неподатливый механизм. А самой и впрямь стало не по себе, в сердце заселилась прежняя неуверенность и скомканный вопрос — что, если и правда важно?..       — Ну скоро?       — Не зли меня, — выдохнул капрал и, несколько раз сильно дёрнув сам ящик, шумно его выдернул.       Пока он сбивчиво дышал, Эвелин первая потянула руки к содержимому, заодно высказав свои подозрения насчёт целостности замка при таком сомнительном способе отпирания. Капрал дал ей по рукам и сам вынул какие-то стопки бумаг.       — Личное дело номер двести два… Личное дело девять… Дело Бесс Стерлинг… — перечислял он.       Эвелин поднялась, разминая затёкшие ноги.       — Не то. Либо эти люди очень важные, либо… О, — присмотревшись к листу удивлённо заговорил капрал: — На тебя есть. Хочешь взглянуть?       Эвелин молча выхватила у него бумаги. Капрал встал за ней, заглядывая ей через плечо, пока она бегло проходилась по стройным строчкам.

Личное дело №15

Верховная канцелярия (статус: действующий) Должность: верховный канцлер. Отделение: военное управление. Имя и фамилия: Эвелин Закклай. Опись подтверждения: Д. Ферзенский Основный данные: Имена и фамилии отца и матери: Нил Циммерман (пометка — мёртв), Инга Закклай (пометка — мертва). Имущество: гнедая лошадь; родовое поместье в г. Стохесс (пометка: принад. 50%, второй собственник — Д. Закклай). Ежемесячный доход (в медных): на официальной должности варьируется от 5677 до 7897 с вычетом налогов. Судимость: не имеется. Семейное положение: не замужем; детей не имеется. Место проживания: г. Митра, Центральный район, квартирный квартал, д. 13. (пометка: квартира съёмная, взята под залог для личного использования до 865 года). Дата рождения: 15.4.821 Личностная характеристика: Физические данные: рост средний, комплекция астеническая; цвет глаз зелёный, ближе к серому; длина стопы 1,6 пядей. Отличительные черты: сутулость, тяжёлый шаг. Политические взгляды: неизвестно. Общая оценка характера: — Умеренная эмоциональность; — Слабый эмпат; — Выраженный нарциссизм, честолюбие, что проявляется в трудолюбии и преданности своему делу; — Интриган, склонна к манипуляциям; — Рационально-практическое мышление; — Умеренный интроверт; — Умеренно сильный характер; — Склонность к конфликтному поведению: сильная; — Склонность к нарушению закона: не выявлена; — Командирские черты не выражены, вопреки сильному типу личности. Комментарий: повышенное внимание необязательно. Опыт слежки имеется.       Эвелин бросила бумаги на стол, не дочитав оставшиеся пять-десять страниц собственного дела.       — Вот скоты! — прошипела она самое приемлемое, что вертелось на языке. Капрал уже отошёл от неё, перебирая оставшиеся ящики и почти не слушал её ругань. — Я, конечно, ожидала… Но чтоб настолько!.. — она перелистнула на другие страницы с подробной описью её рабочих часов и чуть ли не всех официально зафиксированных перемещений. — Кошмар… Чего ж они не расписали, когда я в уборную хожу? Да это незаконно! — у самой же в голове вертелось только одно — похвала самой себя за то, что не всё делала при свете дня и всё-таки большую часть жизни вела себя более чем законно.       — Кончай уже… — проговорил капрал.       — И почему «при длительном общении узнаётся как неприятная, склочная личность»?.. Да я самая приятная личность, какая вообще в их гадюшнике водится! Подожди, какие есть ещё там дела… — она подняла остальные папки, как вдруг хлопнула дверь.       И замерла вместе с ними в руках, мигом переглянувшись с капралом. Тяжёлый звук раздался на достаточном удалении от кабинета, но Эвелин сразу же забросила сначала своё дело на самый низ ящика, потом и остальные, примерно в том порядке, в каком капрал их доставал. Он же в свою очередь тихо и быстро прикрывал вывернутые книжные шкафы. Приблизившись к двери, Эвелин прислушалась, перед тем шикнув капралу.       По коридору отчётливо слышались шаги.       «Дурно пахнет…» — она кивнула капралу, и сразу же оба направились к окну.       Пока он его отпирал, Эвелин всё смотрела на приведённый в примерно то же состояние кабинет. Она явственно ощущала воцарившееся разочарование пополам с напряжением, что исходило от капрала, ведь он остался совсем ни с чем, а ей придётся как-то ещё объяснять такое допущение со своей стороны. Объяснение появилось тогда же, когда капрал потянул её за собой к распахнутому окну, становясь на выступ снаружи здания.       Эвелин покрепче схватила его за руку, дёрнув за собой подол платья, и выскользнула из комнаты вместе со скрипом двери за собой. На улице уже стояла тёмная ночь, и даже далёкого шума гостей не слышалось. Капрал аккуратно шёл к ветвистому дереву, ведя Эвелин за собой.       — Не упади.       — Постараюсь.       Чуть тряхнулись ноги, и Эвелин задрала голову к небу, лишь бы не смотреть вниз. Одна луна светила достаточно ярко. Спустя несколько минут такой ходьбы, её подхватили на руки и поставили на ветку дерева. Едва не упав, капрал схватился за оконный выступ позади. Эвелин вцепилась в толстый ствол.       — Хоть бы предупредил… — прошептала она, прижимаясь к коре всей спиной.       — Дальше слезешь?       Эвелин посмотрела вниз. Голова чуть не закружилась, и она медленно съехала вниз, усаживаясь на ветку. Но в более бедственном положении сейчас находился капрал, слабо держащийся за шаткий уступ.       «Двоих ветка не выдержит», — поняла Эвелин и, сбросив с себя каблуки, осторожно опустилась на другую ветвь.       Капрал спрыгнул на предыдущую.       — Да уж… Подумать не мог, что мы будем подобным заниматься, когда встретимся, — неожиданно для потряхивающейся Эвелин проговорил он. — Ты живая?       Она свесила ногу, отчаянно тянясь до следующей ветки.       «Ещё одна и земля…» — подбадривала себя Эвелин, заставляя осуществить последний рывок.       И он получился. Правда, без следующей ступеньки вниз. Когда вместе с криком она свалилась в куст шиповника, ей вслед отзвучала тишина. Что при прикасании с шипами, камнями и кореньями всеми мягкими и неприкрытыми частями тела, нарушилась издевательски спокойным вопросом с высоты:       — Или уже нет?