Some Sunsick Day

No, I don't live my life like you do, So, hold me down and never let me go, A schoolboy grin that only goes to show, That I could never have such control, Every time you leave, Every time you leave I wanna go. Холодный лондонский воздух был приятной сменой обстановки после тошнотного потного дыхания посетителей «Virgo». Их группа стояла на улице: Лили и Джеймс делили сигарету — очаровательно; Мэри и Питер, как обычно, над чем-то смеялись; Кингсли задумчиво курил — тоже ничего нового; Марлин и Доркас вызывали убер, а Ремус и Сириус разделили сигарету, сидя на ступеньках поодаль от остальных. Мило. Платонически. Ничего такого. Ремус передал сигарету Сириусу: то была одна из его самокруток, и Сириус снова чуть не умер, пока наблюдал, как он их крутил. У нее был странный вкус, и дело не только в другом табаке — на языке ощущались какие-то цитрусовые нотки, очевидно, из-за напитков, которые Ремус пил сегодня вечером. Отбросив эту мысль, Сириус сделал затяжку, тихо отстукивая тяжелой подошвой ботинка по асфальту. Ремус сидел, раздвинув ноги и оперевшись локтями на колени. Каждая угловатость его тела, казалось, в предвкушении сияла в свете ночи. Его янтарные глаза метались, наблюдая за людьми — за тем, как они смеялись, как двигались и как шли по жизни. И пока Ремус не видел, Сириус делал с ним то же самое. Грубый крик вырвал их из этого транса. — Посмотрите на этих гомиков, — тучный мужчина с красным от ярости лицом пьяно указал на них пальцем. — Что, только что вышли из своего бара для педиков? Сириус потряс головой, игнорируя его, и потушил сигарету о землю. Остальные были слишком далеко от них, чтобы вступиться. Сириус знал, что Джеймс влетел бы в этого пьянчугу, как шар для боулинга, если бы только услышал. Как бы печально это ни было, Сириус уже привык к подобному: «Virgo» был одним из крупнейших гей-баров на этом конце Лондона, и субботние вечера в частности постоянно привлекали до смерти разъяренных плешивых мужиков, которым было что сказать. — Эй, педик! Я с тобой разговариваю. Вздохнув, Сириус проверил, что затушил сигарету до конца. Он двинулся, чтобы уйти, но почувствовал крепкую хватку Ремуса на своей руке. — Как ты меня, блять, сейчас назвал? Сириус изумленно посмотрел на него, привыкший к спокойной отчужденности парня. Его лицо было холодным, как камень: не привычно мягким, как легкий прохладный бриз, а ледяным; острым, как бритва. — Я назвал тебя педиком, гомик, — ответил мужчина, лениво пересекая дорогу и ковыляя к ним. Ремус встал, отпуская руку Сириуса из своей, но тот попытался его остановить. — Он того не стоит, Ремус, — тихо умолял он, качая головой. Звук его голоса, казалось, успокоил Ремуса, и он развернулся, глядя на черноволосого мужчину сверху вниз. Его золотые глаза впивались в Сириуса, и Сириус мог буквально почувствовать это, почувствовать, как что-то проскользнуло между ними, как воздух застыл вокруг них, как струящаяся секунду назад ярость растворялась, исчезая, словно полупрозрачный туман в ночном небе. Сириус улыбнулся — кроткой, нервной улыбкой — и легонько толкнул его плечом в нужном направлении. Ремус кивнул, и свирепый блеск в глазах исчез, когда он послушно сделал шаг за Сириусом. — Ага, конечно, давай убегай, ты маленький хуес… Прежде чем Сириус успел уловить изменения настроений, он услышал, как хрустнула чья-то кость, что запустило тошнотворную волну у него в животе. Пьяный взвыл от боли, схватившись за лицо, после того, как Ремус метко ударил его в нос. Он отшатнулся назад, но Ремус приблизился к нему — пока Сириус стоял на месте, все еще слишком в шоке, чтобы двигаться — и схватил за ворот рубашки. Ремус потянул его на себя, так близко, что их носы были в каких-то миллиметрах друг от друга. — Назови меня так еще раз, давай, — прошипел он, как раз в тот самый момент, когда их друзья подскочили, как от электрического удара, и бросились к ним, выкрикивая их имена. — Ремус! — позвал Сириус, обретая голос, но он видел, как тот дрожал, сжимая кулаки на груди мужчины. — Ремус! Хватит! — завопила Лили, но парень в зеленой рубашке не обращал на них никакого внимания. — Ну давай же, — Ремус перешел на крик, и Джеймс двинулся вперед, чтобы схватить его за плечо, чего Ремус не позволил и пихнул пьяницу в грудь. Обидчик споткнулся, широко раскрыв глаза. — Давай, назови меня чертовым педиком еще раз! — выкрикнул он, замахиваясь кулаком, готовый нанести второй удар. Сириус бросился вперед с отчаянным желанием угомонить не только его, но и себя, ощущая образовавшийся узел в животе. Он схватил Ремуса за руку и с напором потянул его на себя, чувствуя сопротивление. Сириус крепче сжал его тело, с болью осознавая тот факт, что его ногти впиваются Ремусу в кожу. Он не хотел его ранить, ему лишь нужно было, чтобы он успокоился — Ремус выглядел безутешно злым, все его мышцы и сухожилия дрожали от вырывающейся ярости, зажатые зубами губы кривились, когда он сам едва ли не рычал. — Отпусти, Сириус, посмотрим, думает ли он по-прежнему, что я чертов педик, — выплюнул Ремус, перетаскиваемый, словно канат, пока Сириус использовал все свои силы, чтобы оттащить его назад, но мягкая ткань рубашки Ремуса проскальзывала сквозь его пальцы, как вода. Ремус бился в конвульсиях, пытаясь отцепиться от Сириуса. Джеймс встал перед пьяницей, тем самым загораживая его от Ремуса. — Я предлагаю убраться тебе отсюда, приятель, — спокойно сказал Джеймс, скрестив крепкие руки на груди. — Сейчас же. Мужчина отшатнулся, держась за окровавленное лицо и выпучив маленькие глаза, едва заметные среди блестевшей кожи его пухлого лица. — Гребаный фрик, — крикнул он, как только оказался на безопасном расстоянии и в тот самый момент, когда Сириус выпустил худощавую фигуру из своей хватки. Ремус крикнул хриплое «Пошел нахуй!» и уже было снова рванул вперед, но Джеймс в момент возник перед ним, примирительно вытягивая руки вперед и упираясь ими в бледную грудь парня. — Воу, Ремус, дружище, — успокоил Джеймс, отталкивая Ремуса назад так мягко и в то же время так твердо, как только мог. Его широко открытые карие глаза метались между Ремусом и Сириусом, и он взволнованно хмурил брови. — Оставь это, ладно? Не стоит того. Ремус оттолкнул его, отступая назад — лицо красное и потное, губы, искривленные от злости. Его кулаки были настолько крепко сжаты, что костяшки отливали тошнотворным желто-белым оттенком, а правая рука, как, приглядевшись, заметил Сириус, кровоточила в том месте, в котором встретилась с лицом обидчика. Оглядывая всю группу, Ремус тяжело дышал. Джеймс стоял перед ним — с поднятыми руками в качестве защиты и предупреждения, все девушки стояли кучкой с едва приоткрытыми ртами, Лили прикрывала рот ладонью, а Мэри провела рукой по волосам с выражением шока на лице. Кингсли выглядел виновато, перед кем — Сириус понять не мог. Ремус примирительно поднял руки, шумно вдыхая, и вытер рот тыльной стороной руки, оставляя водянистый багровый след на бледной коже. — Окей, — смягчился он, хотя глаза все еще сверкали от ярости, и отступил еще на несколько шагов назад. — Хорошо. Хорошо. Его трясло, и Сириус, не задумываясь, протянул руку, но Ремус тут же отшатнулся от его прикосновения. Его грудь тяжело вздымалась, прекрасные черты его лица превратились в карикатуру на того мужчину, с которым Сириус только недавно танцевал. — Дай мне немного гребаного пространства, Сириус, — рявкнул он, и Сириуса передернуло от количества яда в его голосе. Он встал ближе к Джеймсу, не зная, что сказать в ответ. Адреналин начал спадать, но его сердце грозилось выскочить из груди, отбивая бешеный ритм о грудную клетку. Ремус снова оглядел группу. — Мне, блять, нужно немного подышать, — наконец сказал он, и Сириус прикусил язык, дабы не сказать, что они уже на улице. — Я, просто… хорошо? Он развернулся в зеленом вихре и зашагал прочь, исчезая, поглощенный душной лондонской ночью. Сириус принял решение — он вскоре наверняка о нем пожалеет — и пошел за Ремусом Люпином в темноту. Сириус держался на расстоянии, по крайней мере, нескольких шагов от Ремуса, который вполне ясно дал знать о нужде в пространстве. Сириус имел дело с приличным количеством гомофобии в жизни. И он привык к ней, как бы грустно это ни звучало. Он все еще помнил это пробирающее до костей чувство, лед, буквально бегущий по его венам и сковывающий сердце, когда лицо отца искажала эта презрительная усмешка, ладонь превращалась в кулак, и кривая улыбка играла на губах. Его мать смотрела, просто наблюдала, как его отец обрушил ад на него, Регулус плакал у двери, причитая, как ему жаль, ему жаль, Сириус, он не хотел этого. Сириус Блэк знал боль, и он знал, что не заслужил и половины той боли, что ему пришлось перенести. Он знал, почему Ремус отреагировал так, потому что время от времени он тоже чувствовал этот щелчок — и резиновый обруч, удерживающий его нервную систему, с треском лопался. Джеймс — сама прелесть, доброта, и радость, и шалость, и Сириус знал, что он хорошо справился с Ремусом — но он никогда не мог его понять. Почти никто не мог, за исключением Доркас и Марлин. Лишь они могли понять это чувство — когда твой желудок скручивается, тошнотворно пульсируя от наплывов вязкой смеси вины, зависти и злости, когда ты стоишь лицом к лицу с ядом и жестокостью только из-за того, кого ты посмел полюбить, из-за того, что зажигал твое сердце и душу. Но желания бороться Сириус был лишен, его жестоко вырезали из него: он все еще мог ощутить открытые, зияющие раны внутри, где родители вытащили из него этот огонь. Иногда он возвращался к нему, да — он знал, что возвращался — но он никого не бил, забыл уже, когда последний раз рука художника сталкивалась с чьим-то телом или лицом. Хорошо ли это? Он не знал. У него просто не было сил. Он так устал, обессилел из-за всей этой ненависти. — Зачем ты преследуешь меня? — Ремус повернулся к Сириусу, губы сжаты, а глаза, дикие и напуганные — как у загнанного в угол животного. Сириус резко остановился. — Я же не мог отпустить тебя одного шляться по Лондону в таком состоянии, правильно? — Сам ты не лучше, — выплюнул Ремус, указывая на Сириуса, который слегка покачивался на ногах. — Ты прав, — признал Сириус. — Но двое лучше одного. Взгляд Ремуса метал молнии. — Просто отъебись, окей? Я буду в порядке. — Он развернулся, собираясь уходить, и Сириус схватил его за руку, что оказалось, несомненно, не самым лучшим решением. Ремус схватил его за плечи, прижимая к стене в переулке рядом с ними и крепко впиваясь пальцами в тело Сириуса по обе стороны груди. Сириус ахнул: Ремус был силен, даже сильнее, чем он сам, и обездвижил его напротив холодного бетона. Его лицо дрожало, потемневшие глаза пылали, челюсти сжаты, и он морщил нос в отчаянной борьбе между злостью и грустью. — Ремус, — мягко выдохнул Сириус, и это сработало. Его руки соскользнули, и он опустился на землю, упершись головой в стену и закрывая глаза. — Дерьмо, — еле слышно пробормотал он. Он тяжело дышал через нос несколько мгновений, после чего снова заговорил. — Мне жаль. Я не должен был… Прости… Сириус все еще стоял, прижатый к стене и наблюдал, как желание драться покидает тело Ремуса, словно выпущенная из клетки птица — крылья, полные ярости, растворились в душном воздухе вокруг них. Он присел рядом. — И что? Ты ударил гомофоба. Не извиняйся… — Нет, — прохрипел Ремус сквозь зубы, его лицо скривилось от боли. — Прости, что толкнул тебя. Мне жаль. Я… Я надеюсь, что не сделал тебе больно. Сириус фыркнул, доставая пачку сигарет из кармана. Сигареты могли исправить все это, верно? — Ты не сделал, — ответил он, предлагая зажечь одну для Ремуса, который благодарно принял сигарету, и слабая улыбка заиграла на его угрюмом лице. Ремус сделал глубокую затяжку и смущенно посмотрел на Сириуса. — Полагаю, я несколько вспыльчив, — сказал он, опуская глаза на рот Сириуса, пожавшего плечами. — Ничего, — пробормотал он, краснея. — Со всеми бывает. — Но не как у меня. — Ремус вздохнул, уткнувшись головой в бетонную стену. — Господи, я становлюсь просто чертовски зол. Сириус кивнул, не находя слов. Что он делал? Он едва знал этого парня, если не учитывать его ежедневные походы за кофе и постоянные мысли о нем и… не сейчас, Сириус. Кроме того, он пообещал себе не сближаться с ним, так? Он катился по наклонной — и тут было очень, очень скользко. Но Сириус ничего не мог с этим сделать. Ремус был таким притягательным: эта тяга, этот буксир, прикрепленный к самому существу Сириуса, тянул его за этим нежным мужчиной, что сидел рядом с ним — это изящное открытое горло, закрытые глаза, легкие облака сигаретного дыма, что он выпускал изо рта. Сириус был очарован. Хватит думать членом. Давай просто доберемся до афтепати. Или до дома. Или куда-нибудь еще. — Прости, — пробурчал валлийский парень еще раз. — Не бери в голову, Ремус. Случается со всеми из нас. Ремус повернулся к нему с улыбкой и сделал очередную затяжку. Сириус почувствовал прикосновение его холодных пальцев на предплечье. — Что значит это тату? — спросил Ремус, очевидно желая сменить тему, и Сириус знал, что его заинтересовал призрак, выгуливающий призрачную собаку. Из всех татуировок, о которых он мог спросить, из всех чернильных узоров, символов и картинок, что покрывали утомленное тело Сириуса, он выбрал это. Сириус засмеялся, откидывая голову назад. — Не могу тебе сказать. Просто подумал, что это забавно. Улыбка заиграла на губах Ремуса. — Что насчет твоей? — спросил Сириус, указывая на полумесяц, что украшал внутреннюю сторону его запястья. Ремус изменился в лице, всего на мгновение, но Сириус заметил. Однако давить не стал. Он знал, что у каждого есть моменты, которые они предпочитали хранить в тайне. Он лишь надеялся, что моменты Ремуса были не так ужасны, как его. — Не могу тебе сказать, — ответил Ремус, повторяя за Сириусом, и бросил окурок. — Я все еще в недоумении, почему все зовут тебя Бродягой. Сириус усмехнулся. — Локальная шутка. Потому что оказывается, — он наклонился к Ремусу для пущей убедительности, — я худший танцор, что они когда-либо видели. Помню, они говорили, что у меня не «две левые ноги», а «нет ног вообще».* Ремус усмехнулся. — Я не думаю, что все настолько плохо. К тому же, ты же художник. Насколько плох ты можешь быть в чем-то типа танцев? Наверняка это у тебя в крови? Творческая кровь? — О, Ремус, — Сириус толкнул его в плечо в притворных чувствах. — Не льсти мне. Сириус встал, пока притворные чувства не превратились в реальные, и бросил сигарету в сторону. — Ну же, Лунатик. Давай выбираться отсюда. Услышав прозвище, Ремус пару раз моргнул, и Сириус отругал себя пятый раз за ночь. Ты привязываешься. — Из-за тату… — начал Сириус, но Ремус заставил его замолчать, взяв его за руку и поднимаясь на ноги. — Нет, мне нравится, — мягко сказал он, все еще держа руку Сириуса в своей. — Бродяга и Лунатик. Можно подумать, мы из какой-то сказки про волшебство. Дерьмо, подумал Сириус про себя. Ты влюбляешься в Ремуса Люпина. Они взяли такси до квартиры Доркас — после бесчисленных мольб Сириуса. Ремус собирался поехать домой, утверждая, что выставил себя полным дураком, но Сириус — с такими родителями, как Поттеры, с таким соседом, как Джеймс, и с пьяным сердцем, в котором начинала зарождаться влюбленность — отказывался это слышать. Он также не позволил Ремусу платить за такси, к его большому разочарованию и смущению. — Все уже наверняка закончилось, — прошептал Ремус, засовывая руки в карманы джинсов. — Мы отлучились не на пять лет, — отрезал Сириус. — Они, скорее всего, только недавно доехали. Сириус толкнул дверь в квартиру Доркас и Марлин, очередная забавная острота застыла на губах и сменилась возбужденной улыбкой, когда он обнаружил, что все сидели, разбросанные по рандомным элементам мебели в квартире, с напитками в руках. Хриплый смех и визгливые крики затихли, когда они вошли. Сириус практически мог почувствовать, как краска залила лицо Ремуса, как задрожали его руки, когда он двинулся вперед. Сириусу хотелось взять его за руку, успокоить, обнять, но вместо этого он прошел в квартиру, надеясь, что алкоголь и друзья отвлекут от неровного стука его сердца. — Эм, привет, — неловко сказал Ремус, когда Сириус снял свою кожаную куртку и бросил ее на диван. — Простите за то, что произошло. — Не говори глупостей! — отозвался Джеймс с забитым чипсами ртом, когда Сириус открыл банку пива и запрыгнул на кофейный столик. Ремус продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу. — Присоединяйся! Все остальные посмотрели на нервного бариста с поддерживающими улыбками. Он почесал затылок. — Э-э… я… что это? Что происходит? — Это наша игра на выпивку, Лунатик, — произнес Сириус, вытирая капельку пивной пены с уголка рта. Оно было ужасно — какой-то медицинский привкус с яблочными нотками. — Возьми пиво и мы начнем, или как? Ремус выглядел изумленным и очень, очень озадаченным. — Хорошо, конечно. Хорошо. Его встретил хор радостных голосов, когда Сириус бросил ему полную банку пива, которую он ловко поймал, открыл и, сделав глоток, сморщился от отвращения. — Отлично. Кто-нибудь, объясните Ремусу правила, — сказала Лили со своего места, сжимая банку в руках. — Итак, Ремус… — Теперь его кличка — Лунатик, — поправил Сириус, подмигивая. Держи себя в руках. — Итак, Лунатик. Для начала ты должен выпить пиво, окей? — А потом покружиться вслепую… — И бросить свою банку после вращения. Как в «прицепи хвост ослу».** — Тот, кто оказывается ближе всего к твоей банке, выбирает «правду» или «действие»… — И если они не могут сделать это, они должны выпить шот своего наименее любимого алкоголя с тела… — С тела того, кого выбирает группа… — Если они хотят, конечно, — добавил Джеймс, и друзья согласно закивали. — Ясно. А почему все стоят на мебели? — А, точно! В общем, после шота мы все закрываем глаза, так? — Подглядывать запрещено, или тебе придется окунуть лицо в ледяную воду, и поверь мне, мы узнаем… — … и бежать до ближайшего предмета мебели, с закрытыми глазами, по десятисекундному таймеру… — Если не успеваешь, придется выпить два пива вместо одного. — И снять предмет одежды. — Иисус, — Ремус запустил руку в кудри. — Это… чертовски сложно. — Это традиция, Лунатик, — склонив голову, ответил Сириус, и остальные одобрительно заулюлюкали в знак согласия. — Считай это церемонией посвящения! Ремус улыбнулся, казалось, всем присутствующим. Но его глаза не отрывались от Сириуса. Мы не пойдем этой дорожкой, Сириус. Мы не вступаем в отношения, помнишь? Он валлиец. Он чертов валлиец, и почему такой привлекательный? Эти янтарные глаза, какого хрена. У кого в наши дни вообще янтарные глаза? О мой бог. Прекрати пялиться. Группа начала расходиться, в потоке бесконечного смеха и пьяных улыбок, успешно проведя раунд их замысловатой игры на выпивку, с любовью именованной «Картой Мародеров» в честь того, как им приходилось вслепую спотыкаться в разных точках комнаты. Мэри и Питер вышли из игры после первого раунда, признав поражение, и поехали по домам, к огромному неудовольствию остальных. Кингсли медленно встал, держась за диван для поддержки. — Можно я скажу это? Сириус склонил голову через плечо, глядя на человека, лицо которого расплылось в понимающей ухмылке. — Кто хочет составить мне компанию за едой на вынос? Картошка фри. Много картошки фри. Друзья одобрительно завопили. Джеймс и Лили радостно закричали, устроившись вместе в одном кресле, а Доркас от пьяного возбуждения сыпала непристойностями. — Ну? — умолял Кингсли. — Кто идет? Вопрос вызвал уже менее положительную реакцию — негромкий стон пронесся среди пьяной компании. — Я пойду. — Знакомый валлийский голос, лишь слегка окрашенный глотком виски, прозвучал рядом с Сириусом, и он повернул голову, чтобы увидеть, как Ремус, улыбаясь, встал со своего места. — Мой человек! — Кингсли просиял, хлопая Ремуса по узким плечам своими медвежьими руками и бросая ему ближайшее пальто. — Мы ушли. Двое мужчин исчезли за дверью, их шаги затихли в коридоре. Сириус вздохнул и откинул голову назад — мягкие волосы под затылком заменяли ему подушку, отделяющую его от грубой ткани дивана Доркас. («Это модно, Сириус!» «Это, блять, ужасно, Дор.») В комнате было тихо, последние порывы возбуждения превратились в довольные вздохи, когда обе парочки прижались друг к другу, нежась в теплых объятиях. — Ну? — голос нарушил спокойствие Сириуса, и он поднял голову, раздраженно приподняв бровь. — Что ну? — Ну же, Сириус, — Джеймс наклонился вперед, подталкивая сбитую с толку Лили за собой. — Ты и Ремус? В чем подвох? — Подвох? — повторил Сириус. — Подвох. — Именно, — воскликнула Доркас, и блондинистая голова Марлин позади нее согласно кивнула. — Нужны подробности. Это соглашение между вами. Что происходит? — Н-ничего! — Сириус сел. — Абсолютно ничего. С чего вы вообще вз… — О чем вы говорили, когда ушли вдвоем? — Ни о чем таком, мы … — Как получилось, что у него теперь есть прозвище? — Его тату. Я … — Ты видела, как они танцевали в клубе, Марлин? — О да, это было так мило! Сириус не знал, что они имели в виду. Да, они с Ремусом станцевали под несколько песен — возможно, чуть больше, чем несколько — но это было просто весело, безобидно. Ремус делал вид, будто кружит его, как викторианскую леди, а Сириус чуть не заставил его исполнить ирландскую джигу и — черт. Сириус вздохнул — на этот раз глубже — откинулся на спину и поджал под себя ноги. Он посмотрел на друзей, которые — теперь уже все, а не только Джеймс — подались вперед с широко открытыми глазами в ожидании ответа. — Я попал, ребята, — простонал он, закрывая руками лицо. — Я в полной заднице.