Сумма его частей / The Sum of its Parts

Проснувшись на следующее утро, Дин увидел, что Сэм сидит за столом, ссутулившись, и глядит в ноутбук. Заметив, что Дин уже не спит, Сэм вяло сказал: — Опять был кошмар. Знаешь, я набрал номер Дженни и сразу повесил трубку. Просто хотел убедиться, что она, ну… что жива еще. Она жива. — Хорошо, — сказал Дин, а больше ничего говорить не стал, потому что оооохххх, День Первый Без Обезболивающих, вот он, начался сейчас. Хорошо еще, с постели не надо вставать. Ну, исключая поход в сортир. Блядь. Ему удалось подняться; тяжело дыша, он свесил ноги с кровати. — Эй, — сказал Дин, похоже, на разговоры его сил уже не хватало. — Сэм. — А? — Руку дай мне. Сэм быстро подскочил к кровати, ухватил брата за локоть и, примеряясь к скорости движений Дина, начал поднимать его, решительно принимая на себя весь его вес. Он стал чертовски хорош в подобных вещах. — До ванной сам дойдешь? — вручив ему костыли, спросил брат. — А что, возьмешь на закорки? — натужно ухмыльнулся Дин. Сэм закатил глаза и вернулся за стол. Старательно сделал вид, что не следит за тем, как брат ковыляет через комнату. Дин в ванной комнате крепко ухватился за поручни и занялся своими делами, возблагодарив господа, что нашелся такой человек, который придумал все эти фигни для инвалидов. Выйдя из ванной, он направился прямо к кровати. Глубоко вдохнув, начал опускаться на нее одновременно с выдохом — как ему в свое время рекомендовал физиотерапевт. Ничего, потом станет легче. По утрам плохо всегда. Сэм бросил ему пакет со льдом, и он осторожно приложил его к бедру. Зажег сигарету и выдохнул струю дыма прямо в потолок. — Я собираюсь после завтрака к Миссури, — Сэм встал и потянулся. — Боже, просто умираю с голоду. Тут недалеко закусочная, тебе чего принести? Еда, опять? Исусе. — Омлет и кофе. — Омлет с чем? — Все равно. Вдохнуть. Выдохнуть. — Тосты хочешь? — Ммм. — Бекон или колбасу? Дин кивнул. Сэм неуверенно спросил: — Ты как — в порядке? — Просто дай мне минутку, — сказал Дин. Брат помолчал ровно пятнадцать секунд, потом опять спросил: — Тебе воды принести — запить лекарства? — Сэм… — простонал Дин. — Извини. Дим затянулся и выдохнул дым через стиснутые зубы. — Ну, я пойду, позавтракаю, — сказал Сэм. — Ммм. — Тебе ничего не надо, пока я не ушел? — Нет. — Тебе не нужно принять этот твой Actiq? Он рядом с кроватью, сможешь сам достать. — Сэм. — Ладно, извини. К счастью, к моменту возвращения Сэма из закусочной Дин уже почувствовал себя в большей степени человеком, а не сбитой на шоссе собакой. Почувствовал именно в такой степени, чтобы заметить — вид у Сэма совсем замученный, а под глазами темные круги. — Чувак, — сказал Дин, — тебе бы поспать немного прежде, чем пойдешь. Ты всю предыдущую ночь без перерыва вел машину, и сегодня ночью явно толком не выспался. Сэм качнул головой и вручил Дину пластиковый контейнер с его омлетом. — Отосплюсь, когда все закончится. Господи, я год буду спать. — Как-то несправедливо это, — грустно сказал Дин. — Мне надо валяться в кровати, а тебе даже некогда туда завалиться. Сэм засмеялся и принялся за свою стопку черничных блинчиков. Дин еще немного подтянул себя в сидячее положение; его тело резко запротестовало, и он стиснул зубы. Господи, так просто сейчас было бы выпить пару таблеток викодина, чтобы в груди начало разливаться тепло, отгоняя боль на задний план. Зачем он вообще затеял это воздержание? Дурацкая идея, ну какой смысл сидеть и терпеть эту боль, если можно все исправить парочкой таблеток — вон же они. Он обнаружил в руке у себя пузырек, сам не понимая, как это случилось. Как он оказался в его руке? Он ведет себя, как наркоман. Дин вдруг понял, что хочет эти таблетки так же, как иногда жаждет сигарету — до зуда в мозгу, до дрожи в пальцах. Не говоря уже о пульсации боли в ноге. Он заставил себя поставить пузырек с таблетками на место. Вместо этого опять закурил. Провел рукой по лбу. Ладонь стала влажной, он понял, что вспотел. О господи. — Дин, — позвал его Сэм. — Омлет твой остывает. Дин кивнул и длинно затянулся еще раз. Положив недокуренную сигарету в пепельницу, взял кусочек омлета и надкусил ломтик бекона. Одним глотком отпив с полчашки кофе, докурил сигарету, потом опять принялся за омлет. Съев примерно три четверти, он вынужден был притормозить, потому что желудок решил выразить недовольство. — Отлично, — сказал Сэм одобрительно. Словно Дину было года четыре. И Дин вспомнил, как когда-то он точно таким же тоном говорил с братом, убеждая маленького Сэма, что горох и конфеты сделаны из одного и того же, только по-разному. Сэм тогда повелся, да так круто, что и поныне малыш горох любит почти так же сильно, как мармеладных мишек — то есть обожает. — Так, я пошел, — Сэм сбросил пластиковые коробки в мусорку. — Тебе что-то еще нужно? — Ноутбук, — сказал Дин. — Вода. Стриптизерша. — Именно в такой последовательности? — спросил Сэм, устанавливая ноут на кровати и подавая Дину воду. Еще один стакан он поставил на столик рядом. Потом спросил: — Ты уже принял ибупрофен? — Нет! — Дин ответил так радостно, что сам этим смутился. Ибупрофен можно принять, это определенно не наркотик. Толку от него, правда, мало, но хоть что-то. Сэм протянул ему пузырек ибупрофена. Дин покрылся холодным потом уже весь, и в голове у него медленно нарастала тяжелая боль. Он проглотил таблетки, и желудок его сжался; на миг Дин было решил, что все съеденное сейчас вернется наружу. Он замер и сидел, не двигаясь, минут пять, пока тошнота не прошла. — Что с тобой? — спросил Сэм. — Ты очень нехорошо выглядишь, чувак. — Ты мне уже сто раз это говорил, — огрызнулся Дин, вытирая лоб рукавом рубашки. — Да, но сейчас ты даже хуже выглядишь, чем обычно, — брат подошел поближе, присматриваясь. — Чувак, у тебя зрачки просто огромные, ты что… — Сэм, — рявкнул Дин, — отвали от меня нахрен уже, понял? Сэм отошел с таким видом, словно его ударили. Молча надел свою толстовку, потом куртку. Дина захлестнуло чувство вины. Опять он сорвался на брата. Но, блядь, нога просто убивала его, а теперь еще и голова туда же, и желудок крутит. Он мог бы исправить все это парой таблеток и чертовым леденцом, так какого хрена он с собой делает? Сэм встал у двери, притворяясь, что собирается молча уйти; но в последнюю секунду, обернувшись, сказал: — Держи включенным телефон, позвони мне, если что-то понадобится. Я вернусь часа через два. Он повернулся, и Дин на сто процентов был сейчас уверен, что брат собирается хлопнуть дверью. — Эй, — быстро позвал Дин. — Ты держи меня в курсе, ладно? Не делай никаких глупостей, если что, сначала позвони мне. (Прости меня. И будь осторожен) Фыркнув, Сэм все же слегка кивнул. А потом — хлопнул дверью. Когда Сэм вышел, Дин отпустил себя и застонал —длинно и тяжело. Этот низкий стон копился у него внутри все утро. Если бы была возможность, он бы просто закричал; но не хватало еще, чтобы хозяина мотеля в их номер вызвали. Так что он просто глубоко вздохнул, проведя ладонью по лицу, и, сдерживаясь, тяжело моргнул, потому что слезы опять подступили, хрен знает почему. Сэм своим кудахтаньем над ним просто сводил его с ума, но стоило брату уйти, оставив Дина в одиночестве, как все словно рушилось. Словно только Сэм удерживал все от падения. И что это за херня такая происходит? Ведь раньше это Дин был тем, кто удерживал все не только для Сэма, но и для самого себя. Он переложил чуть-чуть подушки на кровати, и холодный пот сменился горячим. Никак не получалось устроиться удобно. Резкая мучительная утренняя боль перетекла в нудную, постоянную, давящую где-то глубоко. От нее уже невозможно было избавиться, теперь это было его естественное состояние. Так херово.. Ну, по крайней мере, он, вероятно, почувствует себя лучше, когда пройдет этот Тригонометрический Бурсец, или как там его. Если он пройдет. Хотя Дину уже казалось, что все это пройдет только когда он будет мертв. А может, и тогда не пройдет. Дин ударил кулаком в кровать, злость душила его; откинувшись, он стукнулся головой о спинку кровати так сильно, что искры мелькнули перед глазами. Это ненормально, не могут эти истерические ощущения быть нормальными… Но господи боже, а как еще он должен себя ощущать, принимая во внимание факты? В данный момент его жизнь была дерьмова почти абсолютно, и особых признаков ее улучшения что-то не видать. И как еще один вид таблеток может заставить его чувствовать себя лучше? Хотя, с другой стороны, хуже чувствовать себя они его точно не заставят. Нехотя он достал пузырек антидепрессантов. Ввел в Гугл название. Та медсестричка, Венди — она ему все про них рассказывала, но он практически не слушал. А хотелось бы знать, во что он собирается ввязаться, прежде чем добавить еще одно химическое соединение в свое все разрастающееся меню. Он почитал Википедию, проглядел кучу форумов и немного обеспокоился длинным списком побочных эффектов. Хотя тот из них, который тревожил большинство людей — увеличение веса, — на данный момент ему, скорее, даже был желателен. Сонливость, тремор, утомляемость, бла-бла-бла… Для достижения первоначального эффекта принимать в течение нескольких недель — как-то это слегка бессмысленно звучит, потому что дерьмом-то он себя чувствует прямо сейчас. Но какого хрена? Он сидит в номере мотеля, всхлипывая в подушку, словно девочка-подросток, которую родители не отпустили на шоппинг — это действительно на него совершенно не похоже. Дин не привык чувствовать себя неспособным держать себя в руках, он это просто ненавидел. Тело уже полностью его предало, а теперь ему чудилось, что и разум его направился по той же дороге. Открыв пузырек, он вытряхнул таблетки на ладонь. Долго на них смотрел. Это было… стыдно. Дин должен бы сам справляться со всем этим дерьмом; ему уже нужны костыли, чтобы ходить, а теперь ему будут нужны костыли еще и чтобы думать? Что бы папа на такое сказал? «Смирись, парень». И налил бы выпить. Да ладно, блядь, выпивка тоже вполне себе антидепрессант. Какого черта — он не стеснялся на глазах у брата надираться в зюзю, зато теперь ужасается тому, что Сэм узнает про прием лекарства от депрессии? Так, это уже как-то нелепо. Слишком много он думает об этом, уровень самоанализа уже просто зашкаливает. Все это заставляло его психовать, ощущать клаустрофобию внутри своей собственной шкуры. Ему вредно думать, он должен действовать. Так что ебись оно конем — Дин положил лекарство в рот и проглотил, запив водой. Поможет — отлично, нет — он прекратит его принимать. Но будь все проклято, он просто поменял обезболивающее на успокаивающее. Яснее ясного, все равно ему придется принимать наркотик, хоть как извернись. И отчего бы тогда просто не принять наконец свой гребаный викодин. Если ему и надо от чего-то отказываться, так от курения. Но к такому Дин еще не был готов. Он ввел на ноуте в поисковую строку: Викодин. Получил такую же кучу ссылок, что и на Lexapro. Довольно быстро Дин выяснил, что потливость, тошнота, расширенные зрачки и головная боль — это все проявления синдрома отмены, гребаная ломка. А его желудок, судя по постам на форумах, сигнализировал о том, что в ближайшее время Дина ожидает рвота или понос. Гадость какая. На кой хрен он вообще придумал себе эту отмену обезболивающих? Чтобы голова была ясной? Да уж, прояснилась так прояснилась. Или он хотел себе доказать, что зависимости у него нет? Ну что ж, привет, Дин, это я — твоя ломка. Ты уже давно плывешь на нашем наркоманском кораблике. Пора ему заканчивать с компьютерными изысканиями. От таких вот комментариев ему только хуже стало: «Викодин меня почти убил», «Мошенничал с рецептами и попал за решетку», «Обезболивающие — это для слабаков, которые не могут справиться с собой», «ИИСУС НЕ ПРИНИМАЛ ВИКОДИН И ОН НЕ ЖЕЛАЛ БЫ ТАКОГО СВОИМ ДЕТЯМ ВО ХРИСТЕ…» Впрочем, читая дальше, он вдруг понял, что большинство комментариев все же были положительными. Некоторые болеутоляющим так просто хвалу пели: «Помогли мне быть хорошей матерью для моих детей», «Я не смог бы прожить без него нормально и дня», «Позволил мне сохранить мою работу…» Кое-кто из этих людей были в гораздо более хреновом состоянии, чем Дин — сломанные позвоночники, опухоли головного мозга, почечная недостаточность… Прочитав один огромный пост, он задержался на нем, перечитывая повторно: Привет, меня зовут Кейт, мне 24 года, и я несколько лет назад попала в ужасную автомобильную аварию. У меня сломаны таз и бедро, без возможности восстановления, и я вынуждена ходить, опираясь на трость — это в хорошие дни. Я принимаю по две таблетки викодина в день уже полтора года, и, скорее всего, буду вынуждена делать это в течение всей моей жизни. Лекарственная зависимость — это не наркомания, граждане. Я зависима от викодина, который позволяет мне жить так, чтобы я чувствовала — я ЖИВУ. Если бы не болеутоляющее, я целыми днями лежала бы в постели, смотрела бы дерьмовые фильмы по телевизору, и жрала бы фастфуд, пока не умерла от сердечного приступа. Так что, да — я, возможно, зависима от обезболивающих. Потому что мне не хочется постоянно ощущать себя дерьмом. А вы все — те ханжи, что проповедуют опасность лекарственной зависимости и зло рецептурных обезболивающих, — вы наверняка не испытывали такого уровня боли, меняющей всю твою жизнь, которую мне пришлось бы ощущать каждый день, не принимай я викодин. Поэтому, пожалуйста, попробуйте проявить хоть немного уважения, когда вы носитесь по Интернету, осуждая тех из нас, кому не повезло так, как вам. СПАСИБО. Кейт. Под эти постом было множество комментариев, в большинстве своем положительных; люди делились своими историями, поддерживая Кейт. Дин, чувствуя себя полным идиотом, но почему-то при этом ощущая, что он этой цыпочке вроде как задолжал, напечатал в поле для ответа: «Молодец девочка, ты чертовски права!» и подписался ником Кассандра. Фейспалм. Он посидел пару секунд, потирая лоб и ощущая, как все тело сотрясает мелкая дрожь. А потом принял викодин.

***

Дом Миссури выглядит совершенно обычно. Хотя Сэм не был уверен, чего именно он ожидал — но, как минимум, блестящих серебристых шаров в саду и, может быть, экзотического цветника перед входом; или ситцевых штор в стиле нью-эйдж. Зайдя внутрь, он увидел диван и табличку с надписью «Ожидайте». Неловко присев, он стал ждать, потирая нервно коленки и временами еле слышно насвистывая. Прошло несколько минут. Послышались чьи-то голоса, и в комнату вышли двое — нервничающий мужчина и чернокожая женщина, низенькая и полная. Она легонько похлопывала мужчину по спине, приговаривая: — Все в порядке, не беспокойся ни о чем. Твоя жена от тебя без ума. — Спасибо, огромное вам спасибо, — говорил мужчина. — Да-да, — сказала женщина, выпроваживая его за дверь. Потом она повернулась к Сэму и покачала головой. И начала говорить — так, словно Сэм с ней уже беседовал, а тот мужчина их на середине разговора прервал: — Фу. Бедный ублюдок. Его жена крутит роман с садовником. — А почему вы ему этого не рассказали? — спросил Сэм. Она пристально на него посмотрела. — Люди приходят сюда не за правдой. Они приходят за хорошими новостями. Которых, кстати, у тебя не слишком-то много было в последнее время, а, Сэмми? — Э… — пораженный, Сэм даже сказать ничего не смог. — Значит, твой отец пропал? А у твоего брата большие проблемы с передвижением, и … — ее взгляд вдруг смягчился, — … и я сожалею о твоей девушке, о Джессике. Тяжело тебе пришлось. — Как вы узнали? — Сэм оторопел. — Я экстрасенс, дорогуша. Теперь в школах уже не проходят сложные слова? — женщина осмотрела его с ног до головы и внезапно улыбнулась. — Что ж. Так и знала, что ты вырастешь красавчиком, не ошиблась? Ну, идем, времени у меня не так много. Ошеломленный всем этим, Сэм прошел за ней в сосоднюю комнату. — Присаживайся, — сказала она и села на диван. Он примостился в кресле. — Как там Дин? — спросила его Миссури. — Ну, кроме того, что ведет себя засранцем. Сэм рассмеялся: — Откуда вы знаете, что мой брат ведет себя как засранец? — Ты об этом только что подумал. Сэм ошарашенно замолк. — А еще ты подумал о том, как же он там один справляется. Все с ним хорошо, милый. Ну, насколько с ним сейчас может быть хорошо, — она вздохнула и покачала головой. — Ладно, начинай уже задавать свои вопросы. Ты ведь пришел сюда, чтобы задать мне вопросы, разве нет? — Гм, точно, — сказал Сэм. — В основном я хотел спросить о нашем отце. О Джоне Винчестере. Зачем он к вам приходил и, ну… что вы ему рассказали? — Приходил он, чтобы я прочла ему по руке, — сказала Миссури. — Через несколько дней после пожара. А я… я просто рассказала ему, что там произошло на самом деле. Полагаю, можно выразиться так: я приоткрыла для него завесу. — То есть вы знали о пожаре? И о том, что убило нашу маму? — Немного знаю. Твой папа привел меня в ваш дом, и я … ну, я почувствовала отголоски… как бы следы произошедшего. Сэм сглотнул. — И что вы увидели? Миссури покачала головой и передернула плечами. — Все, что я смогла узнать — оно было злом. — Ясен хер, — фыркнул Сэм и бысто добавил: — Извините. — Эй, мальчик, я разве похожа на женщину, которая будет против небольшого сквернословия? — Я… — Можешь не отвечать, — она качнула головой. — Кстати, я потом за этим домом присматривала. Никаких там не было проблем. — Пока, — мрачно сказал Сэм. Глаза Миссури широко распахнулись. Сэм рассказал ей все, что было им с Дином известно, она покачала головой и сказала: — Ну и дерьмо. Потом улыбнулась Сэму. — Видишь, я тоже ругаюсь. — Точно. — Не хотелось бы мне снова идти в тот дом, господь свидетель, но выбора у меня вроде как нет теперь, ага? — Вроде как. — Может, ты хочешь выпить кофе, или еще чего такого — перед тем, как мы отправимся туда? — она осмотрела Сэма с головы до ног. — А то выглядишь ты немногим лучше трупа. — Кофе — это было бы прекрасно, — обрадовано сказал Сэм, идя за ней на кухню, — Я слегка не выспался. — Переживаешь? — указав ему на стул, спросила Миссури, пока наливала для него кофе в чашку. — Да, — ответил Сэм, а еще… — он замолк. — Кошмары? — негромко спросила она. — Угу. — Кошмары, которые не просто дурной сон, а … ну, ты понимаешь? — Да, именно. Он молча пил кофе, а она тем временем его разглядывала. Ему вдруг захотелось, чтобы этот день уже заканчивался, и он мог бы долить себе в чашку тот напиток, что заполнял его фляжку, лежащую в бардачке Импалы. — Твой папа был твердо уверен, что ты вырастешь высоким, — неожиданно сказала Миссури. — Он показывал мне свои ладони, а потом сказал, что вот этот ребенок вытянется как тростник. — Он был прав, — чуть улыбнувшись, сказал Сэм. — Вы были такими милыми детками. Хотя твой брат, хм… у него все такой же девчоночий вид? Сэм засмеялся, его так и подмывало сказать: «Да», но… — Боже, нет, конечно. Совсем нет. — Ага, я так и думала, что вырастет он симпатягой. Эта улыбка, боже ты мой. Он наверняка тоже это понимал, паршивец такой. В первые же пять минут в моем доме он разбил любимую вазу моей мамы, убил мою золотую рыбку и спросил меня, как скоро я умру, ведь я уже такая старая. Сэм посмеялся, допивая кофе. — Спасибо, — сказал он, вставая. Миссури забрала его пустую чашку. На улице, подойдя к Импале, она легонько провела рукой по капоту, а потом открыла дверь аккуратно и уважительно. — Я помню ее, эту машину, — сказала она, усаживаясь на пассажирское сиденье. — Она изменилась. — Правда? — сказал Сэм. — Ну, мы меняли крыло пару лет наза… — Я не о том говорю, и ты это понял, — сказала она, шлепнув его ладонью. — Просто… машина сейчас знает, кто она есть. У этой пожившей леди было много трудных дней. Правда, и хороших тоже было много. — Да, — сказал Сэм. От накативших эмоций у него даже чуть защипало глаза, когда он положил руки на руль Импалы. Она — единственный постоянный дом, который был в его жизни, начиная с полугодовалого возраста. — Конечно, было. Миссури молча сидела, пока Сэм включал зажигание, переключал передачу и набирал на телефоне номер Дина. — Привет, — протянул Дин, — ты уже по мне соскучился? — Мы поехали к дому, проверим его, — сказал Сэм. — Ты вместе с экстрасенсом? — Ага. — Горячая цыпочка? Сэм посмотрел на Миссури, спокойно сидящую рядом. Интересно, она расслышала? Или, может, она услышала это у него в голове? Вот дерьмо. Что там брат сказал? Она, конечно, неплохо выглядит, но ей точно уже около пятидесяти, и… — Она рядом с тобой? — спросил Дин. — Ага, — с облегчением ответил Сэм. — Ладно. Позвони мне, когда что-нибудь выясните, ага? — Хорошо, — сказал Сэм и попытался было себя урезонить, но… — Как у тебя там дела вообще? — Да вот, нашел сейчас какой-то кулинарный канал. Смотрю, как делают шоколадный торт. — Понятно. — В голом виде. — Кто — ты, или люди, которые готовят? — Те люди, которые готовят, тупица. И они говорят по-французски. Мне кажется, эта антенна ловит какой-то странный порно-канал с едой. — Надеюсь, я тебя не отвлек ни от чего важного. Позвоню попозже. Дин бросил трубку. — Люди, которые готовят? — подняв бровь, спросила Миссури. — Он нашел кулинарный канал, — сказал Сэм. — Дин любит готовить. Она искоса на него поглядела. Сэм подумал — а что если она слышала его мысли все все это время? И в мозгу его наверх сразу бодро выскочило то, о чем не следует думать, если твои мысли читают: порно-член-соски-лубрикант-оружие-наркотики-брэд-питт-в-бойцовском-клубе Вот почему, когда он думает, что не надо бы ему об таком думать, то сразу об этом думать и начинает? Ну и дерьмо. Сэм кинул взгляд на Миссури, но та смотрела вперед, что-то тихо дудя себе под нос. Ничего с ней было не понять. Но пока они ехали к дому, Сэм старался думать исключительно о пандах. Дженни открыла им дверь. Глаза у нее казались испуганными, дышала она неспокойно. Сэм такой взгляд видел раньше не единожды — взгляд, означавший «какого черта здесь творится?» Что ж, зато им не пришлось долго впаривать ей идею о «плохой энергетике» в доме. Миссури была чертовски убедительна. Они стали обходить комнату за комнатой. Миссури смотрела по сторонам пристально, держа голову чуть набок, будто прислушиваясь. Сэм поймал себя на том, что пытается подражать ее движениям. А что — пророческие кошмары у него ведь есть, может, он тоже что-то почувствует? Медленно поднимаясь по лестнице, Сэм расслабил тело и постарался изгнать из головы все мысли. Что-то такое он почувствовал — нечто мрачное наплывало из-за спины, что-то темное, как пролитые чернила, впитывающиеся в край промокашки. Хотя, возможно, это была лишь обычная тьма повседневной жизни. Жизнь — это ведь не одни солнечные лучики и чебурашки. В спальне Сари Миссури остановилась и обернулась. Сэм почувствовал, как волоски на шее встают дыбом. — Если в доме есть нечто темное, то здесь, в этой комнате, должно быть его средоточие. — Почему? Она посмотрела не него настороженно и немного грустно. — Это была твоя детская, Сэм. Та комната, где… — она замолкла. Сэм огляделся, сглотнув комок в горле. Плюшевый мишка на кровати, зеркало в форме сердечка. На полу валяются розовые футболки. Здесь сожгли его мать. Здесь его семья была разрушена. Это место всегда было для него чем-то абстрактным, легендарным — местом, где все началось. Лоуренс был для него словно Вавилон или Атлантида. Но все оказалось не так — вот оно, то место, где Дин вынес его из дома. Место, где отец видел, как истекла кровью и умерла в огне его любимая женщина — так же, как Сэм видел смерть Джесс. Сэму захотелось, чтобы Дин сейчас был здесь с ним; ему ужасно захотелось, чтобы здесь был его отец. Чобы здесь был кто-нибудь, кто понимает. Но здесь была только Миссури, открывающая шкаф и разглядывающая что-то под стульями. — Сэм, это не то. Не то, что убило твою маму, — сказала Миссури, со вздохом распрямляясь. — Точно? — спросил Сэм. — Погодите, вы уверены в этом? — Ты мне не доверяешь? Нет, это — не та сила, что я ощущала здесь в прошлый раз. Это другое существо. Вернее, другие существа. — Существа? — В этом месте не один дух. То, что случилось с вашей мамой, с твоей семьей — такое зло оставляет раны. А раны иногда инфицируются. Я могу сказать, что одна из здешних инфекций — это полтергейст. Мерзкая дрянь. Он не уйдет, пока не убьет Дженни и ее детей. Сэм сжал губы. — Вы сказали, что духов здесь больше одного. — Да, именно так. Просто я не могу разобраться, кто второй. — Ага, — сказал Сэм. — И что нам надо делать?

***

Открыв дверь номера, Сэм услышал доносящиеся из комнаты звуки взрывов: «Бух! Бах!» Дин, полусидя в постели с аккуратно пристроенным на коленях ноутбуком, увлеченно играл в какую-то онлайн-стрелялку, кончик языка высовывался у него между зубами. — Привет, — сказал он, подняв лицо к вошедшим в комнату Сэму и Миссури. У Сэма зачесалось в носу, и он понял, что Дин попрыскал в номере освежителем воздуха — подготовился к приходу гостьи. А еще брат немного прибрался — это означало, что он вставал с постели, придурок. Впрочем, за клубничным ароматизатором все равно чувствовались запахи табачного дыма и не слишком чистых мужских тел. После того, как Миссури изложила Сэму свой план, тот позвонил брату. Сказал Дину, что им нужна его помощь, чтобы собрать наборы трав и оберегов, которые потом надо будет замуровать в доме на каждом этаже в северной, южной, восточной и западной стене. — Можно подумать, ты без меня с этим дерьмом не справишься, — откомментировал Дин, но особо упорствовать не стал. Сэм знал, что невозможность оказаться в гуще событий, узнавая новости их дела только по телефону, брата просто бесит. — Вы, наверное, Миссури, — сказал Дин, сев на постели повыше и снимая ноутбук с коленок, — Простите, что не встаю, но… — Все в порядке, — сказала она, подходя к кровати, чтобы пожать ему руку. — Не нужно старательно демонстрировать мне свои хорошие манеры. Вид у Дина стал негодующим, но здравый смысл победил и он сказал лишь: — Значит, там есть полтергейст? — Скорей всего, он, — вздохнув, сказала Миссури и начала выкладывать из бумажного пакета, принесенного с собой, различные ингредиенты прямо на край кровати Дина. Тот немного отодвинулся, освобождая ей побольше места. — И вот этим мы его будем убивать? — Дин взял в руки банку с наклейкой «Базилик» и скептически ее осмотрел. Миссури шлепнула его по руке и отобрала банку. — Не все вопросы можно решить пистолетом, мальчик! — Я бы не согласился, — пробормотал в ответ Дин, но дальше развивать тему не стал, а занялся своим пакетом со льдом и пачкой «Никоретты». Сэм ухмыльнулся — хотел бы он уметь затыкать Дина с такой легкостью. Миссури руководила их работой быстро и точно, раскладывая и отсчитывая травы, бормоча заклинания, увязывая пучки. — Это должно очистить дом, — сказала Миссури, когда работа подошла к концу. — Только вот что, Сэм — нам надо все сделать очень быстро. Когда духи почуют, что происходит, счет пойдет на секунды. Я начну раскладывать в подвале, ты — на втором этаже. Потом встретимся на середине, на первом. — Я тоже мог бы пойти, — сказал Дин, жуя «Никоретту». Видимо, он не хотел курить в комнате при Миссури. — Тогда мы смогли бы взять каждый по этажу. Это будет дохрена быстрее и дохрена безопаснее. — Нет, — Сэм покачал головой и глянул на Миссури. — Мы сами справимся. Та кивнула. — Надеюсь, да. Должны справиться. — Я возьму первый этаж, — продолжал настаивать Дин. — Мне не надо будет подниматься по лестнице или еще чего такого. Бац, бац — и в дамки. — Нет, — опять сказал Сэм. — Тебе еще три дня надо лежать. У Дина по челюсти заходили желваки, он явно хотел сказать еще что-то, но Миссури его перебила: — Полагаю, мы с твоим братом управимся вдвоем. То, что я стара, еще не значит, что я не способна продолбить пару-тройку дырок в стенке. — Я не о… — разочарованно начал было Дин. — Просто я думал… — Чувак, мы вернемся через часок, — сказал ему Сэм. — Хорошо? Я позвоню, когда мы там закончим. Сдавшись, Дин откинулся на изголовье кровати. Сэм отвел глаза, чувствуя себя виноватым. Брат выглядел проигравшим, даже хуже — на его лице читалось что-то… Тоска? Злость? Нет — это отчаяние. Сэму почти захотелось переменить свое решение и взять Дина с собой. Но если Дин не будет соблюдать свой постельный режим. ему не станет лучше. Хотя сейчас дерьмовое время для постельного режима, что да, то да. Но эта охота для одного человека не так и сложна. Ничего особо страшного, в принципе. Дин потемневшими глазами смотрел, как Сэм и Миссури собирают связки трав, как Сэм проверяет свой пистолет и сует его сзади за пояс джинсов. — Я позвоню сразу же, как мы оттуда выйдем, — опять сказал Сэм, но Дин в ответ лишь кивнул. В машине Сэм сказал Миссури: — Извините, он иногда бывает довольно грубым. — У него болит, — сказала Миссури. — Даже лучших из людей боль может сделать невежливыми. Хотя это и не оправдание. — Да уж, — фыркнул Сэм. — Хотя лучший из людей — это не про Дина. Сказав это, он немедленно почувствовал себя сволочью, потому что это как раз про Дина и есть. В мире Сэма, во всяком случае. Сэм взъерошил рукой волосы, стараясь не думать о том взгляде, которым смотрел на него Дин — взгляде проигравшего. Еще раз провел пальцами по волосам и поморгал, охваченный внезапным желанием выпить кофе, хотя бы еще чашку. Господи, как ему дожить до вечера — когда можно будет лечь в постель, уронить голову на подушку и закрыть глаза — ох, люди, это будет потрясающе. Дженни не слишком хотелось оставлять их одних в своем доме, и Сэм ее понимал — пришли двое незнакомых людей, сообщили, что хотят потусоваться без тебя в твоем доме для якобы избавления его от «плохой энергетики». Подозрительно как-то. Но Дженни, судя по всему, уже видела проявления этой самой энергетики, и они достаточно ее встревожили для того, чтобы собрать детей и уйти, оставив Сэма и Миссури заниматься своей работой. Сэм начал с южного угла дома. Пробил молотком в стене дырку и запихнул туда первый мешочек с травами для изгнания полтергейста. Затем, используя компас, подаренный ему отцом на пятнадцатый день рождения, нашел восток и, пробив еще одну дыру в той стенке, положил туда второй мешочек. Легкотня. Он был рад, что не дал Дину с ними увязаться. Стоя на коленках в северном углу, он выбивал молотком какой-то особо крепкий кусок штукатурки, когда позади него раздался грохот. Повернувшись с заколотившимся сердцем, он едва успел увидеть упавшую на пол лампу и ее шнур, летящий в его сторону, — как этот шнур обвился ему вокруг шеи. Он почувствовал, как тот, врезаясь в кожу, стискивает горло, и, начиная задыхаться, бессильно попытался ухватить руками и оттянуть затягивавшийся все туже и туже провод. Нет, бессвязно заметалось у него в голове, нет, нет, нет, нет, нет, нет… Зрение Сэма стало меркнуть, перед глазами, затмевая окружающее, вспыхнули звезды… ох, блядь, кто же скажет Дину, кто скажет папе… о Джесс… Дин… Он почувствовал, как руки начали слабеть; почувствовал, что провод все туже впивается в шею — вдохнуть совсем никак не получалось. Сэм задыхался, сознание его стало угасать. Его обессилевшие руки разжались, тело перестало сопротивляться; он еще ощутил, как падает на пол, и тут все стало исчезать. В последний свой миг он словно бы почувствовал, что давление шнура на его шее слабеет, и ему померещилось, что лица его касаются большие мозолистые руки, как руки Дина — ох, Дин… — а потом пришла чернота.