Сумма его частей / The Sum of its Parts

К тому времени, как Дину удалось выкарабкаться из машины и встать, Сэм своими длинными, чуть заплетающимися сейчас ногами преодолел уже почти полпути через газон к дому. — Сэм! — крикнул Дин и поспешил за братом так быстро, как только мог, по дороге лихорадочно обдумывая ситуацию. Сзади за поясом он чувствовал тяжесть пистолета, а в кармане куртки — фляжки со святой водой; видел в руках у Сэма обрез, но, блядь, они ведь совершенно не подготовились, Сэм пьян, и абсолютно неизвестно, с чем им придется иметь дело, и… Приняв оперативное решение, он притормозил на миг и, выхватив из кармана мобильник, нажал номер отца; придавив телефон подбородком к плечу, он снова ринулся по направлению ко входной двери дома. Джон ответил сразу же после первого сигнала. Если бы не долбанная чрезвычайность ситуации, Дин успел бы этому удивиться; но сейчас было некогда, так что он просто резко сообщил: — Мы в старом доме. Тут ЧП, ты нам здесь нужен. Немедленно. После долгой паузы, услышав наконец ответ отца: «Еду», Дин, приподняв подбородок, позволил телефону со стуком вывалиться на дорожку, по которой он торопливо передвигался на костылях. Если все будет нормально, потом подберет его на обратном пути. А если что-то пойдет не так, обратного пути у меня не будет. По ступеням крыльца он поднялся даже быстрее, чем от себя ожидал. Сэм шутил когда-то, что Динов адреналин раз в десять мощнее, чем у обычных людей — и у Дина по краю его ошарашенного всей этой хренотенью сознания проскочила рассеянная мыслишка, что младший братец тогда был прав. Ощущая себя так, словно энергию и силу чем-то впрыснули в его руки-ноги, Дин совершил такой бешеный рывок, что взлетел на пять ступенек и ворвался в дом как раз, чтобы увидеть, что Сэм начал подниматься по лестнице в конце коридора. — Сэм! — опять крикнул Дин. На этот раз Сэм на долю секунды задержался, обернулся и, бросив на брата панический взгляд из-под челки, резко развернулся обратно и побежал наверх, прыгая через две ступеньки. Не замедляясь у подножия лестницы, Дин лишь скрипнул зубами, и начал подниматься по ней без остановок, так быстро, как только мог; адреналин все еще кипел в крови, толкая его вперед с бешеной силой. Утром, он знал, все это аукнется ему по полной. Сэм уже был в верхнем коридоре, прислушивался к звукам за закрытой дверью. — Отойди! — крикнул он туда, отступил назад и повернулся, посмотрев на Дина. — Дженни здесь, дети дальше по коридору, ты сможешь?.. — он не закончил предложения и ударил со всей силы в дверь. Та треснула, но не открылась. Дин проскочил мимо него, распахнул следующую дверь — там в кроватке стоял, вопя и сжимая кулачками перильце, малыш. Дин бросил один костыль на пол и, подхватив ребенка освободившейся рукой, вернулся в коридор. Двигаться при этом он стал медленнее, но не намного. Он услышал деревянный треск — это Сэм ударил в дверь ногой. Надо бы наконец научить парня правильно выносить двери. За звуком ломающегося дерева он различил детский плач — кричала маленькая девочка. Он пошел на звук, плечом распахнул дверь, выкрашенную в синий цвет — это детская Сэма, скользнула спокойная мысль по заднему плану — и увидел девочку, сидевшую в кровати, пронзительно визжа. — Иди сюда, — настойчиво и быстро позвал он. — Ты Сари, верно? Пошли, Сари! Она поглядела на него со страхом в глазах, но через миг соскочила с кровати и подбежала к нему, вцепляясь в его здоровую ногу. — Иди сюда, — снова сказал Дин, пытаясь ее отцепить, потом подтолкнул ее вперед по коридору. Ричи крепко ухватил его за шею. Сэм доламывал остатки двери. — Так, — сказал Дин, дойдя с детьми до лестницы. Он не сможет спуститься с ребенком на руках, никак не сможет. — Сари, ты должна вынести своего брата из дома как можно быстрее! Не оглядывайся! Она подняла на него свое личико, губы ее задрожали. — Сейчас же, Сари! Беги! Она подняла вверх руки, и Дин переложил на них Ричи. Бросив на него еще один боязливый взгляд, Сари побежала вниз по лестнице. И в этот момент Дженни выбралась из-за сломанной наконец двери. — Дети! — с дикими глазами, задохнувшись, вскрикнула она и развернулась, чтобы броситься в коридор. Сэм перехватил ее, поймав за руку. — Они внизу, — сказал Дин. — Уходите… — А вы… — Валите отсюда нахуй, Сэм! — заорал Дин, и брат, подталкивая вперед Дженни, кинулся по лестнице вниз. Дин, опираясь на перила и вцепившись в свой оставшийся костыль, начал спускаться; сверху ему было видно, как Сэм и Дженни подскочили к двери, Сэм вытолкнул Дженни наружу и развернулся. Дин выплюнул ругательство, увидев, что брат возвращается. А потом он увидел, как в воздухе промелькнул стул и сшиб Сэма с ног. — Пошел, пошел! — заорал он снова, и Сэм, чуть помедлив, выскочил в дверной проем и обернулся, ища спускающегося брата глазами. И тут дверь захлопнулась. Дин успел только вскрикнуть: «А, блядь!» — а потом нечто невидимое, ухватив его за лодыжки, швырнуло Дина на пол с глухим стуком, отдавшимся во всем теле; голова треснулась о деревянные доски. Его рефлексов хватило на то, чтобы удар пришелся в основном на его здоровую половину тела, но все же от сотрясения в больном бедре вспыхнула такая боль, что на секунду он почти потерял сознание. И сразу же его потащило обратно, через гостиную в кухню, там подкинуло вверх, как тряпичную куклу; падая, он врезался в стол с такой силой, что чуть не переломал себе кости. Затем эта сила снова вздернула его и принялась бросать в шкафы, разваливающиеся под весом его тела. Он пытался сопротивляться, схватился за пистолет, хватался за мебель, за что угодно, лишь бы удержаться, получить хоть какую-то опору, но в руках не оставалось ничего, кроме пустоты. Его опять потянуло вверх, медленно, словно готовя к чему-то — и ударило о стену. Голова встретилась с ее поверхностью, издав тошнотворный треск, в глазах вспыхнули искры. Его пришпилило к стене, но дальше пока ничего не происходило, словно то, что его удерживало, было каким-то образом усмирено. Где-то далеко прокричали его имя. Когда в глазах чуть прояснилось, он увидел яркий свет, надвигающийся на него. Некто? Нечто. Нечто, состоящее из огня. Нечто… хорошее. В дверях появился отец, позади него Сэм; увидев происходящее, он сверкнул глазами, поднимая обрез. — Нет, — задыхаясь, выговорил Дин, — это… это не… — продолжить дальше он не смог, потому что увидел, как угасает огонь, открывая контуры чьей-то фигуры. Это была женская фигура — красивая женщина с милым лицом и длинными светлыми волосами; на ней белая ночная рубашка. Она была знакома ему — что-то внутри Дина потянулось к ней, настолько она ему была знакома. Он моргнул, когда она к нему приблизилась, глаза его метнулись на отца, на брата — и вдруг он понял. Понял еще и потому, что увидел, как замер на месте Джон, медленно выпустив из рук винтовку, грохнувшую о пол. Отец сделал шаг вперед так неуверенно, словно ноги его не держали, и задохнулся: — Мэри? Дину тоже хотелось сказать: «Мама», но горло ему пережало, и он не смог издать ни звука. Она остановилась и подняла руку, словно собиралась к нему прикоснуться, но потом со вскриком опустила ее. — Дин, — сказала она. Он знал этот голос — голос, который двадцать два года слабым эхом звучал в его воспоминаниях, голос успокаивающий и убаюкивающий, как полузабытая песня. Ее глаза наполнились слезами, она прижала кулак ко рту, к сжатым губам, словно сдерживая рыдание, и он почувствовал, что на его собственных глазах слезы выступили в ответ. — Дин, — снова сказала она, — Дин… — а потом отвернулась от него. — Мэри, — сказал Джон. Шагнув вперед, он потянулся к ней, но не дотронулся. Дин никогда не видел своего отца таким уязвимым, таким ужасно, безумно уязвимым — по его лицу текли слезы, подбородок дрожал, дрожали плечи. Перед ним, колеблясь на месте, стояла его жена. — Джон, детка, — сказала она надтреснутым голосом. — Наши мальчики. Наши мальчики, наши мальчики, мои дети, Джон, как же… — Мам? — Сэм говорил так, будто не мог собраться с мыслями, и вид у него был — словно ему года четыре; на лице замешательство и боль, как у Дина. — Сэм, — сказала Мэри, и лицо ее изменилось. Дин почувствовал, как внутри все переворачивается при виде отчаяния, с которым она посмотрела на своего младшего сына — нежности, любви, горя и отчаяния. — Сэм, прости меня, я так… — Простить? За… за что простить? Мама? Но Мэри отвернулась и, сделав несколько шагов к центру комнаты, подняла лицо к потолку. — Ты, — сказала она четким повелительным голосом, и Дина вдруг посетило смутное воспоминание о том, как он в четыре года пролил на их белый диван черную краску, и как мама накричала на него. И как в пять лет он скучал по тому, как она это делала. — Ты, — опять сказала Мэри этим своим тоном строгой мамы, делающей выговор за глупый поступок. — Вон из моего дома и прочь от моего сына. А затем ее внезапно охватило пламя. Джон издал задушенный крик, более надрывный, чем все, что когда-либо Дин слышал от него — и сделал шаг к ней; но пламя взметнулось и вытянулось, стремясь к потолку. Дин почувствовал, как что-то, прижимающее его тело к стене, сдавило его так сильно, что он начал задыхаться, а потом пламя вспыхнуло еще ярче — и исчезло. Все исчезло. И Дин повалился на пол. Больная нога подломилась под ним, здоровая тоже не удержала. Сэм бросился к нему. Но Джон — Джон остался стоять на месте, комкая рукой фланель своей рубашки на груди, над сердцем. Словно двигаться он больше не мог. — Дин, — позвал Сэм, — ты как? Чувак, поговори со мной. — …нрмлн, — сказал Дин, отодвинув руки Сэма со стоном, потому что если он сейчас позволит ему дотронуться до себя, то брат попытается поднять его на ноги, а ему надо подождать хоть несколько секунд, прежде чем это вообще станет возможным. — Дженни, дети — в порядке? — Они на улице, с ними все нормально, — сказал Сэм. Он присел рядом с ним и принялся ощупывать его одной рукой в поисках травм. Дин разглядел, что вторую он прижимал к груди. — У тебя голова в крови, приятель, ты… — он прервался. — Дин… — М?.. — Это… это мама была? — Да, тупица, — сказал Дин и запоздало заметил, что брат плачет. Пожалуй, это «тупица» было не самым уместным, что он мог ему сказать. А потом Дин понял, что у него самого и щеки, и шея, и ворот рубашки — мокрые, и похоже, слезы все еще текут, так что пускай. — Подними меня. Сэм наклонился и протянул ему свою неповрежденную руку. Но Джон его опередил; ухватив Дина за руку, он твердо подпер его своим плечом, приподнимая вверх — дюйм за болезненным дюймом. К этому времени адреналин уже выветрился, и Дин, задохнувшись, ощутил, как боль вгрызлась в каждую побитую часть его тела. Он не выдержал и навалился на Джона, позволив ему подхватить себя под плечи и держать. — Где твои костыли? — спросил Сэм. Дин немного истерично хохотнул. — Не знаю. Один наверху, а второй… не знаю, где. Сэм исчез, а Дин обвис в руках отца, гадая, не свалится ли он сейчас без сознания — и гадая, все ли уже закончилось, исчез ли злобный дух вместе с призраком его матери. Его матери… нет, он не будет сейчас об этом думать, он оставит это до тех времен, когда выйдет отсюда. — Господи… — пробормотал Джон, уткнувшись в его волосы. Дин был уверен, что отец все еще плачет там немного. Об этом он тоже думать не будет. Сэм вошел, держа в здоровой руке костыль Дина; тот был разломан по линии винтового соединения практически напополам. — Блин, — сказал Дин и почти рассмеялся, потому что это просто вишенка на гребаном торте. — Понятно, — сказал Джон. — Ты сможешь?.. — Ага, — сказал Дин. — Ты просто… — он попытался было сделать шаг, но Джон не знал, как именно надо помогать ему идти, получалось неловко и неудобно. Дин чуть споткнулся, а Джон, пытаясь удержать его, едва не упал сам. — Папа, — сказал Сэм. У него прорезался до боли знакомый тон шестнадцатилетнего Сэма, раздраженного на свое семейство. Оттолкнув Джона в сторону, он занял его место. Дин положил руку брату на плечо и благодарно оперся на него — Сэм делал это раньше тысячу раз, они знали, как им двигаться вместе, знали свой совместный темп — и, поддерживаемый Сэмом, Дин медленно вышел с ним из дома на улицу, в холод ночного воздуха. А Джон шел за ними следом; сжав челюсти, он держал в руке бесполезный костыль так, словно если он будет его достаточно сильно стискивать — то он делает хоть что-то. Дженни и дети сгрудились плотной дрожащей кучкой на газоне. — Господи, — сказала она и, наверное, хотела подойти к ним, но не смогла оторваться от детей. — Что с?.. Какого дьявола? Парни, вы в порядке? Он в порядке? Дин поднял голову и старательно улыбнулся ей самой уверенной и победоносной из своих улыбок — и, видимо, это не выглядело так хреново, как чувствовалось, потому что лицо женщины расслабилось просто всеми своими чертами, и она почти улыбнулась ему в ответ. — Вы, эээ?.. — Дин, — сказал Дин. — Дин Винчестер, приятно познакомиться. Жаль, что не при других обстоятельствах. — Еще один Винчестер? — Мы путешествуем стаями, — сказал Джон. — А теперь, прошу простить, нам бы надо оказать кое-какую медпомощь моему мальчику. — Я в этот дом не вернусь, — категорично сказала Дженни. — Там уже безопасно, скорей всего, — сказал Сэм, — но может, вам лучше в отель? У вас есть с собой мобильник? Можете кому-нибудь позвонить? Дженни медленно кивнула. — Спасибо. А… — Завтра мы вернемся и все тут проверим, — сказал ей Джон. А Сэм поволок Дина к машине — к большому того огорчению, потому что сейчас каждый его шаг был пыткой. — Ты как, Сэмми, не протрезвел еще? — спросил Дин, когда брат запихивал его на заднее сиденье. — Не разберу пока, — ответил Сэм и потер рукой лицо. — Нихрена не соображаю. — Что там у тебя с рукой? — спросил Дин, заметив, что Сэм все еще предпочитает пользоваться только одной. — По-моему, я опять плечо вывихнул, — несчастным голосом сказал Сэм. — Я поведу, — сказал Джон. — За пикапом завтра вернемся. Дин попытался расположиться на заднем сиденье поудобнее, но быстро плюнул на это безнадежное занятие. Он просто стал осторожно дышать — грудь болит чертовски, но не может же быть, что он еще и ребра сломал? Скорее всего, это ушиб. Он быстро проинспектировал состояние своего организма и решил, что в общем и целом все в порядке, за исключением того, что он чувствовал себя пропущенным через мясорубку. — Ты в порядке? — спросил Джон, глядя на него в зеркало заднего вида. — Угу, — ответил Дин. — Не отказался бы от попкорна. А так все нормально. Джон вел машину так, словно ему не поверил — слишком быстро и четко. А это значило, что отец волновался. — Да правда же, — сказал Дин, когда отец проскочил на красный. — Немного контузило, не больше. Но из машины он едва вышел — это потребовало такого гребаного напряжения сил, что он просто повис на Сэме, пока отец, ковыряясь в замке, открывал дверь их номера в мотеле. Сэм осторожно сгрузил Дина на его кровать. Дин ощупью пошарился на прикроватном столике, нашел викодин и долбаные леденцы, насухую проглотил пару таблеток и развернул Actiq. Засунул его за щеку. А еще ему действительно была нужна сигарета, но это потом, подождет, пока что на первом месте — унять жуткую боль в теле. Он прислонился к изголовью и обмяк, с трудом дыша через боль. Отец подошел к его кровати и сказал: — Дай-ка я тебя осмотрю. — Я в порядке, — отказался Дин. — Просто покидали меня немного, ничего особенного, честное слово. Займись лучше плечом Сэма. Джон глянул на Сэма, тот сидел на стуле, баюкая свою руку. — Вывихнул? — спросил он у него. Сэм кивнул. Когда Джон вправлял ему плечо, Сэм издал болезненный сдавленный вдох. Дин закрыл глаза. Он ненавидел слышать такое. — Хочешь леденчика? — спросил он Сэма. У отца стало такое недоуменное выражение лица, что Дин почти засмеялся. — Нет, — ответил Сэм. — А вот от викодина не откажусь. Джон зафиксировал руку Сэма у груди в самодельном слинге из бинтов. Дал ему обезболивающее из пузырька, протянутого Дином. Лицо у него приняло нечитаемое выражение. — Так значит, — Дин расслабился, ощутив, как начал действовать Actiq, — э… мама. — Она просила прощения, — напряженно сказал Сэм и потянулся к бутылке виски на столе. — За что? — Будь я проклят, если знаю, — сказал Джон. — Слушайте, мы вообще не знаем, что это было там, призрак или… — Она отогнала от меня ту дрянь, — сказал Дин, глядя, как брат отхлебывает виски из бутылки. — Чувак, ты сейчас вроде как на обезболивающем. — Кто бы говорил, — сказал Сэм, и Дину нечем было крыть, потому что он-то постоянно мешал опиаты и выпивку. — Она отогнала это от меня, — повторил он, взглянув на Джона. — Это была мама. — Да, это она, — тихо сказал Джон. Дин отвернулся. Ему не хотелось вспоминать выражение, которое было на лице Джона, когда он смотрел на Мэри — выражение отчаянной тоски и глубокого, бездонного горя. Он до сих пор видел его отпечатавшимся на лице отца, мог проследить, как оно выгравировалось на нем морщинами. Некоторое время они сидели молча. Потом Дин сказал: — Убил бы нахрен эту Миссури — она утверждала, что место было чисто. Да Сэм, и то лучший экстрасенс, чем она, черти б ее взяли. Сэм на миг замер — и Дин осознал, что именно сейчас брякнул. Ему почудилось, или Джон и впрямь тоже оцепенел? Но лицо отца опять стало безразличным, и Дин с Сэмом расслабились. — Обычно она не ошибается, — сказал Джон. — Наверное, что-то заблокировало ее дар. — Может, и так, — сказал Дин и покрутил, посасывая, за щекой палочку Actiq. — Это что… конфета? — спросил Джон. — Ага, — сказал Дин. — Виноградный вкус. Он покрутил ее еще разок и выбросил в мусорку. Достал из пачки, лежащей на столике, сигарету. Обезболивающие сделали свое дело, и ощущение, что он подрался с бульдозером, стало уже не таким сильным. Он потихоньку курил, его брат и отец смотрели в пол, Сэм прикладывался к бутылке, пока Джон не протянул руку и не отобрал ее. Глотнув оттуда сам, он отставил виски на стол подальше от Сэма. — Я пойду спать, — сказал Джон. — Разбужу вас в девять, мальчики. — У нас будильник есть, — сказал Дин. — Мы и сами встанем. — Я вас разбужу, — повторил Джон. Он встал, засунув руки в карманы. — Потом мы позавтракаем. И поговорим. Дину не понравилось, как это прозвучало, он нервно прикусил сигарету. Джон подошел к его кровати и замер на мгновенье. — Ты и вправду в порядке? — Папа, — сказал Дин, слегка отвернувшись, чтобы не выдыхать дым в отцовское лицо. — У меня и похуже было. — Да, — Джон нерешительно протянул руку и провел большим пальцем по брови сына. — У тебя здесь порез. Не слишком большой. Но надо промыть. — Я займусь, — сказал Дин, обескураженный нежностью отцовского прикосновения. Словно прочитав его мысли, Джон отдернул руку и засунул обратно в карман. Дин втянул сигаретный дым в ушибленные легкие и чуть поморщился. — До завтра. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи, папа, — невнятным от усталости и виски голосом сказал Сэм, и сонно моргнул, когда Джон положил свою тяжелую руку ему на голову. — Спокойной ночи, ребятки, — и Джон тихо прикрыл дверь за собой. Дин загасил окурок и прикурил другую. Его руки едва поднимались. Сэм опять потянулся за бутылкой. — Если выпьешь еще, свалишься без сознания, — сказал Дин. — Поверить не могу, что ты провел охоту в таком состоянии. — Адреналин сразу скакнул, и я практически протрезвел, — сказал Сэм. Дин задумался — может, Винчестерский адреналин и впрямь настолько силен? — Ага. Я тоже понять не могу, как мне удалось так чертовски быстро подняться по лестнице. — Твои костыли, — вспомнил Сэм. — Вот блин. — В багажнике Импалы лежит трость, — сказал Дин. — Пока ею попользуюсь. — Не вздумай вставать, — свирепо сказал Сэм. — У тебя постельный режим. Дин хохотнул. — Не думаю, что завтра я буду против него. — Я ее не узнал, — внезапно произнес Сэм. — Я тоже, — признался Дин. — Не сразу. Мы маленькими были, чувак, ты даже голову еще не умел сам держать. И все, что у нас было — фотографии. Три фотки. — Ты знал, что она была такая красивая? Я даже не представлял. — Да, я знал. — Иногда… — яростно начал Сэм, глотнул из бутылки и обтер рот, — иногда я тебе реально дохуя завидую, Дин. За те твои четыре года. Дин задержал во рту дым, потом медленно его выпустил. — Понимаю, чувак. Это… несправедливо. Сэм крепко сжал бутылку в руке. — Но… — сказал он через секунду, — но я рад, что они у тебя были. Рад, что хоть один из нас мог… не знаю… быть доказательством того, что мы были просто людьми когда-то. Что она… действительно существовала. Дин тяжело сглотнул. И больше они не стали ничего говорить. Потом Сэм встал, придерживая локоть больной руки. — Пойду зубы почищу. Сэм исчез в ванной. Дин чуть застонал, придавливая ладонью глаза. Он понимал, что Сэм имел в виду. Их мать была для семьи не слишком реальна — скорее символ, мечта отца. Увидеть ее сегодня, услышать ее голос, увидеть их дом… это было как напоминание Дину, что она — не просто неприкосновенный образ, священный и прекрасный, но ему не принадлежащий. Она была. И она была его матерью. Она ругала его, она на него даже злилась. Его мать. А Сэм… у Сэма не было такого вот достоверного знания. Он докурил сигарету и медленно ее затушил. Возможно поэтому брат и мечтал всегда о нормальном. Потому что для него это были просто грезы — прекрасные и недостижимые, как их мать. Идеальные, приятные, и все такое прочее, чего никогда не было в их жизни. А Дин — у Дина было четыре года нормальной жизни, была мать. И потому обычное никогда не манило его так, как всегда притягивало Сэма. На секунду ему захотелось иметь возможность поменяться, отдать брату свои воспоминания. Но потом он осознал, что нет, он сам хочет их — хочет для себя. Возможно, это единственное, что он не отдал бы Сэму, если бы тот попросил. Может, он эгоист и дерьмовый человек, но он все равно бы их не отдал. Но, господи боже, он бы хотел с ним поделиться. Сэм вышел, подтянул трусы и посмотрел на Дина. — Тебе не нужно в туалет или еще куда? Нужна какая-нибудь помощь с… — он покрутил рукой, как бы охватывая все, что может понадобиться Дину. — Я так посплю, — сказал Дин. — Устал просто до чертиков, двинуться не могу. — Ладно, — Сэм подошел к кровати и со стоном улегся на нее. — Как плечо? — Больно, блин. Сколько времени нужно, чтобы таблетки подействовали? — Тебе? Минут двадцать пять. Где-то через десять минут ты будешь в порядке. — Хорошо. — Чувак, тебе по крайней мере пару недель придется носить слинг, — предупредил Дин. — Это у тебя второй вывих плеча за месяц. — Я знаю. — Это плохо. — Я знаю. Дин сдвинулся на кровати пониже. Он немного замерз, но сил расправлять постель, чтобы залезть под одеяло, у него уже не осталось. Выключив свет, он прикрыл глаза. И почувствовал, как усталость накатила и потянула его на дно. — Так странно, что папа вернулся, — сказал Сэм, когда Дин уже начал засыпать. — Странно и не странно. — Угу. Дин вспомнил о том, как отцовские пальцы мягко касались его брови, о том, как рука отца легла на голову Сэма, и озноб пробежал по телу. — Сэм? — Ммм? — Как думаешь, он завтра тут еще будет? Молчание. Потом Сэм сказал: — Не знаю. — Да уж, — Дин чуть сдвинулся и закрыл глаза. Через некоторое время он наконец услышал ровное и медленное дыхание брата. Мирное. Спокойное. И только тогда смог уснуть сам.