Сумма его частей / The Sum of its Parts

Сэм проснулся от неприятного ощущения брызг воды, падающих на его лицо, и от громкого шепота: — Сэм! Эй, Сэмми! Открыв глаза, он увидел, что Дин, полулежа на своей кровати, засунул пальцы в стакан с водой, готовый брызнуть в него еще раз. За щекой у брата была палочка Actiq, на изголовье кровати он навалился так, словно едва мог удерживать свое тело. — Чего тебе? — прохрипел Сэм. Голова у него пульсировала болью, и ей вторило плечо. — Как твое плечо? — Болит, — простонал Сэм. — Ты, блин, меня разбудил, чтобы спросить про это? У Дина на лице появилось виноватое выражение, нос сморщился. — Не совсем. Сэм зажмурился — свет в комнате резал ему глаза — и стал ждать. Господи, какое у него похмелье. И так от вчерашнего викодина в голове все мутное, да еще и выпивка. — Мне нужно отлить, — наконец сказал Дин. — Прости, чувак, просто я не смог… — Ничего, — сказал Сэм и, оттолкнувшись здоровой рукой, начал подниматься. Громко застонал. — Ладно, давай-ка. Этим утром Дин вообще не смог обойтись без помощи Сэма. Пока брат его поднимал, Дин громко и хрипло дышал над плечом прямо в Сэмово ухо. — Ты в порядке? — спросил Сэм, подняв Дина на ноги. — Да, — сказал Дин и переложил языком обезболивающий леденец за другую щеку. — Да, погнали. Сэм медленно довел его до ванной комнаты. Дин прислонился к стене, пока он открывал ее дверь. Сэм неловко спросил: — Тебе не нужно, чтобы я… Дин в ужасе уставился на него. — Нет! Чувак, у них там для того есть эти гребаные поручни. — А, да. Дин закрыл за собой дверь. Сэм вернулся к кровати, посмотрел время на телефоне — 8:37. Плечо его просто убивало, он глянул на прикроватный столик брата, где стоял пузырек с таблетками викодина, а рядом еще один, как его там? Для плотности костей, вроде бы так Дин говорил. Сэм с облегчением увидел, что на викодине крышка откручена, и ему не придется ковыряться с ней одной рукой. Он вытряхнул таблетку и запил ее стаканом воды. Распахнулась дверь ванной и Дин, все еще в джинсах, но уже без рубашки, выглянул из проема. — Эй, — позвал он, и смутился, увидев, как Сэм на него уставился. Грудь и бока Дина были покрыты россыпью синяков, слева, со здорового бока, было хуже всего, словно он ухитрился сманеврировать при падении, но и на верху правого бедра Сэм тоже разглядел черно-синюю полосу. — Эй, — сказал Дин и щелкнул пальцами. — Кончай пялиться. — Извини, просто ты… ты выглядишь, как… — Роспись под леопарда. Я в курсе. — Да уж. Ты принял ибупрофен? — Ага. А теперь еще и душ приму. Ты мне не бросишь чистые боксеры из сумки? Сэм опасливо глянул на беспорядочную кучу Диновых шмоток, вываливающихся из его сумки, стоящей в углу. — А как мне узнать, которые чистые? — Те, с морской звездой. Они чистые. Сэм выкопал боксеры с морской звездой из-под напластований сомнительно пахнущих футболок и поднял двумя пальцами. — Эти? — Ага. Он передал их брату. Поколебавшись, спросил: — Ты как там, управишься? — Сэм, там в душе есть сиденье, — сказал Дин, стараясь не говорить раздраженно, но не преуспевая в этом, — я сяду. И те поручни, о которых я говорил секунду назад — они все еще там. — Ну ладно, ладно, — сказал Сэм. — Наверное, горячий душ будет не лишним для твоих ушибов. — Вот и я так решил, — Дин опять прикрыл дверь. Брат уже немного растягивал слова, поэтому Сэму было ясно, что его болеутоляющие начали действовать. Он подумал, что, возможно, ему тоже стоило бы попробовать леденцовую обезболивающую хрень, потому что, будь все проклято, боль в плече никак не унимается. Не говоря уж о его голове — в этом, правда, он сам виноват, не надо было так нажираться вчера. Он посмотрел на почти пустую бутылку виски на столе. Подумал, что немного похмелиться пошло бы ему на пользу. Один глоточек, просто чтобы в голове прояснилось, и прекратился этот шум в ушах. Наливая виски, он поймал себя на том, что нервно поглядывает на дверь ванной. Это глупо, он же не делает ничего такого, просто старое верное средство от похмелья. Но тем не менее виски он проглотил весьма поспешно. Потом пошел одеваться, натянул джинсы и неловко влез в рубашку с длинными рукавами, пустой рукав мотылялся сбоку. Он подумал, что надо бы поискать, где здесь можно взять нормальный слинг, а то очень неудобно ходить с вот так примотанной к телу рукой. Он сел за стол, и снова посмотрел на часы — 8:46. Интересно, придет ли Джон будить их в девять, как обещал? В бутылке еще оставалось немного, он налил себе снова — надо добить, что ли… Быстро проглотил, ощущая, как отступает головная боль. Как же неохота возвращаться сегодня в старый их дом. Конечно, они должны убедиться, что там все чисто и, возможно, надо будет Миссури туда сводить — хотя много ли толку от нее было в последний раз, — но как же хочется просто свалить уже наконец из Лоуренса. Двинуться дальше. Сэм вздохнул и осторожно потер больное плечо. Хрен знает, что теперь будет, когда на сцене появился папа, но сейчас Сэма больше интересовало, сможет ли он убедить Дина сделать перерыв. Неделю-другую отсидеться где-нибудь — у Бобби, может, или просто в каком-нибудь мотеле в небольшом городишке, лишь бы вокруг не было ничего сверхъестественного. Найти что-нибудь подешевле, потому что с наличкой у них туговато. Хотя Дин все еще способен, слава богу, гонять шары намного лучше любого, кого Сэм когда-нибудь встречал за бильярдным столом. Им просто нужно место, где они смогут подлечиться и ненадолго расслабиться. Господи, в таком темпе, как сейчас, его брат окажется в инвалидной коляске не дожив и до тридцати лет. Да и Сэм тоже, если уж на то пошло. Но Джон приехал сюда — а Джон охотится на демона. Демона, убившего Джесс. Убившего их мать. Его мать, которую он видел и может теперь представить себе воочию, 3D, так сказать. И она попросила у него прощения — почему? У Сэма в животе похолодело, когда он об этом подумал. Он ощутил какую-то обреченность, кулаки его сами собой сжались. Блядь. Он так хотел достать этого гребаного демона, жаждал покончить с ним. У них у всех был незакрытый счет к этой твари, но у Сэма — для Сэма — это, блядь… Это была его детская, и это была его девушка; и это все не ощущалось простым совпадением. Это ощущалось чем-то пугающим. Но реальным. Он обнял голову ладонями, зарывшись пальцами в волосы. Он уже не понимал, чего хочет — остаться или идти, отдохнуть немного или рвануть вперед со всех сил. Впрочем, весьма сомнительно вообще-то, что Джон их возьмет с собой. Он терпеть не мог соглашаться с отцом ни в чем, но тот был прав насчет того, что Дину надо прервать охоту. Все эти четыре месяца Сэма чертовски впечатляло то, на что оказывался способен брат. По правде говоря, ему нравилось охотиться вдвоем с Дином; он испытывал от этого удовольствие, никогда не испытываемое в охотах с отцом, с постоянными его гребаными командами через плечо. Хотя Дин тоже мог настоять на своем, когда дело доходило до команд, это да… Но… но Сэм не мог просто наблюдать, как день за днем все тяжелее даются Дину движения; как утро за утром все напряженнее становится его лицо; как белеют, сжимаясь на костылях, костяшки пальцев брата, и учащается его дыхание. Так больно смотреть на все это и знать, что нихрена он с этим сделать не может, что Дин не позволит Сэму нихрена с этим сделать. Его брату нужна передышка, пусть ненадолго, чтобы можно было привести его тело хотя бы в относительный порядок. Но — демон. От безвыходности Сэм даже немного застонал. Может… может быть, они сумеют уговорить Дина на некоторое время отправиться к Бобби — пока тварь не будет мертва? А затем они за ним вернутся; тогда это не будет, как в тот, первый раз, когда Сэм уезжал, или как тогда, когда уехал Джон, потому что… Господи, да кого он обманывает? Он не сможет бросить брата снова, не после того, как поклялся никогда больше этого не делать, не после папы и прочего. Да и вообще, без Дина они с Джоном просто поубивают друг друга. И не существует способа уговорить Дина на такое — чтобы он просто согласился отступиться от битвы, к которой готовился всю свою проклятую жизнь. Но, блядь же — Сэму просто хотелось, чтобы Дин был в безопасности, а он не будет в безопасности никогда, если… Дверь ванной открылась, и Сэм почти подпрыгнул, словно пойманный на чем-то с поличным. Дин — в футболке, трусах, и с ногой в фиксаторе — стоял, навалившись на косяк двери ванной; от пара его лицо порозовело, короткие влажные волосы торчали во все стороны. Он выглядел таким неожиданно юным, что Сэма просто насквозь пробило непреодолимым желанием его защищать. Это что — вот так у Дина было, когда они росли? Вот так же брата постоянно грызло беспокойство и страх за Сэма? — Эй, — сказал Дин, — ты не против сделать мне одолжение? — Не против, — сказал Сэм (Все, что угодно). — А в чем дело? — Можешь сбегать к машине, взять мою трость? Это, конечно, не самая лучшая опора при ходьбе, но… — Конечно, — Сэм встал, потом опомнился и после паузы сказал: — Дин, вообще-то хочу напомнить, что ты пока еще должен лежать в постели. — Сэм, — точно таким же менторским тоном сказал Дин. — Постельный режим завершен. — Чувак… — Ей-богу, этот Бурсец уже сам потихоньку рассасывается. Я и дальше буду пить ибупрофен и таскаться с грелками, и охлаждалками, и прочими лечилками, но постельный режим я прекращаю. — Дин… — Сэм, — челюсть Дина выдвинулась вперед, в глазах маниакально блеснуло его упорство. Сэм занервничал. Будь все проклято, это из-за Джона. До того, как Джон тут появился, Дин брата слушался, на самом деле слушался — но боже упаси, Дин же никогда не покажет свою слабость, не будет лежать в кровати перед отцом; боже упаси, он никогда не даст Джону даже намека на то, что стал слабаком; боже упаси, он… — Сэм! — рявкнул Дин. — Трость. Сэм, негодуя, все же двинулся к двери; он вышел, громко ею хлопнув. Он порылся в багажнике Импалы, с ненужной силой перекапывая тамошнее барахло, и нашел трость Дина лежащей под двумя винтовками. И тут же почувствовал, как от одного вида трости начала испаряться его злость. Джесс. Ее выбрала для Дина Джесс. И Дин всегда с тростью обращался аккуратно, по-своему ценил ее. Он захлопнул багажник — и почувствовал на своем плече чью-то руку. Рефлекторно развернувшись, выбросил вперед кулак. Отшатнувшись, его отец примирительно выставил перед собой ладони, чуть улыбнулся и сказал: — Тише, тише, Сэмми! — Я Сэм, — проворчал Сэм в очередной раз, хотя уже понимал — это совершенно безнадежное дело. — Привет. Ты, значит… — Не уехал? — печально спросил Джон и потер рукой затылок. Вид у него был усталый, глаза красные, опухшие, а лицо бледное. Он выглядел как человек, который проплакал всю ночь. Сэм сглотнул. — Да, я все еще здесь. — Я тут только… — Сэм приподнял, показывая, трость. — Как он? — Учитывая обстоятельства, не слишком плохо. Они повернулись и пошли обратно к входу в номер. — А как твое плечо? — Бывало и лучше. Сэм открыл дверь и увидел Дина, по-прежнему опирающегося на дверной косяк. Глаза его были полуприкрыты, словно он задремал. Дин открыл их, когда они вошли в комнату — и застыл при виде отца. Глаза Джона расширились, когда он увидел ногу Дина, заключенную в фиксатор, но с хорошо различимыми уродливыми шрамами, змеящимися и утолщающимися от колена к бедру и исчезающими под краем его боксеров. Дин дернулся немного судорожно, — словно хотел попытаться скрыться за дверью, — но все же удержал себя на месте. — Доброе утро, — сказал он деревянным голосом и протянул руку за тростью. Сэм отдал ее, и Дин ему кивнул, поблагодарив. Потом повернулся и аккуратно закрыл за собой дверь. Сэм повернулся к отцу. Тот стоял и смотрел на закрытую дверь ванной. — Он… — сказал Джон и неопределенно пошевелил рукой. — Перенес двенадцать основных операций, да, — Сэм сказал это негромко, но презрение в своем голосе сдерживать не стал. — Не разговаривай со мной в таком тоне, — сказал Джон, ощетинившись. — Я просто не знал… — Это потому что тебя там не было. Джон стиснул зубы и перевел дыхание. Его следующая фраза была неожиданна. — Вы голодны? — Угощаешь? — мгновеньем спустя спросил в ответ Сэм. — Ага. У вас как с наличкой, мальчики? — А что, хочешь подкинуть нам денег и свалить? — Сэмми, ты просто не можешь дать мне передышку хоть на минуту? — Не-а. Какое-то время они смотрели друг на друга. Но тут из ванной вышел Дин, теперь уже в джинсах и с тростью. Двигался он с ней медленно и слегка неуверенно — отвык. Опустившись на свою кровать, он осторожно их обоих оглядел. — Все воюете? — спросил он, вытаскивая из пачки сигарету и нашаривая зажигалку на прикроватном столике. — Это ведь комната для некурящих? — спросил Джон. — Мы отключили пожарную сигнализацию, — Дин взглянул на отца вызывающе и выдохнул клуб дыма. — Дин… — У тебя уже есть один сын, который вечно с тобой ругается, ты хочешь и меня к такому приобщить? — резко спросил Дин. — Не читай мне лекции. Взгляд Джона стал беспомощным. На какой-то миг Сэм отца пожалел. Джон не привык к возражениям Дина — в старые времена брат закатил бы глаза, пробормотав чего-нибудь себе под нос, и со скромным видом потушил сигарету. Если честно, Сэм к такому не привык тоже. Уйдя от сына, Джон нечто утратил, и осознавать это он начал только сейчас — Дин все еще бросался на защиту отца, но что-то изменилось. Появилась в этом какая-то горечь, обида, которой не было до того. Как же Сэму хотелось раньше, чтобы Дин увидел отца его, Сэмовыми, глазами. Теперь это произошло — а у Сэма внутри от такого лишь пустота. Словно все рассыпалось по швам. — Давайте уже просто позавтракаем, — сказал Сэм; ему самому не верилось, что он встал между отцом и Дином. Дин, похоже, тоже ощутил иронию происходящего, потому что внезапно рассмеялся — резким, невеселым смехом. И снова затянулся. — Позавтракаем, — сказал он. — Отлично. Зазвонил телефон Джона — все дернулись от резкого звука. Джон глянул на экран. — Это Миссури, — сказал он и ответил на вызов: — Да? В трубке послышался высокий быстрый говорок, и Джон сказал: — Я знаю, это… Нет, мы вас не виним, конечно, просто… Ага. Ага… Эээ, мы собираемся идти завтракать, а после… Да? Ага… Ладно, погодите… — он прижал трубку к плечу и сказал: — Миссури говорит… она вафли печет. — Да ну? — у Дина раздражение на нее все еще было написано на лице крупными буквами. — Она нас приглашает, Дин. А потом мы все съездим проверим дом. — Нахрен надо, — пренебрежительно сказал Дин, выдыхая дым из носа — мелкими злыми толчками. — Дин, — сказал Джон и снова взял трубку. — Наверное, не… Ну, хорошо, очень… но нам действительно надо… я… Просто потому что… Да… Да… Хорошо, через двадцать минут, — он отключился и посмотрел на телефон недоуменным взглядом. — Э-э-э… — сказал он и, сжав губы, поскреб свой подбородок. Потом сказал, адресуясь потолку: — Мы едем к Миссури на вафли. — Папа… — Это приказ. — Я люблю вафли, — услужливо сказал Сэм, и на него внимательно уставились две пары глаз. Диновы — раздраженные. И Джона — в них виделось некоторое облегчение. Словно он был рад, что за завтраком у него будет буфер между ним и его сыновьями. — Да как хотите, — сказал Дин, сделал последнюю затяжку и раздавил сигарету в пепельнице. Взявшись за трость, он с глубоким вдохом приготовился подняться на ноги. — Помочь? — спросил Джон, но Дин отрезал: «Нет», и поднял себя сам. Надев куртку, он подошел к столу и глянул на пустую бутылку, там стоявшую. Потом на Сэма. Взгляд был испытующим, словно брат хотел знать, была ли бутылка пуста с вечера. Сэм занялся надеванием на себя своей толстовки — рука-то одна только действует, и именно поэтому, конечно, ему совсем не было дела до взглядов Дина. Нет, он вовсе не прятался, просто не хотелось от брата нотаций. Они вышли на парковку. Джон спросил: — Ключи у кого? Дин побрякал ключами у себя в кармане и сообщил: — Кстати об этом — ты не поведешь. — Но Сэм не в состоянии, а ты… — А я прекрасно в состоянии, — раздраженно сказал Дин, — ты сам вчера видел. — Да, но… — Ты просто хочешь сесть за ее руль. Джон застенчиво пожал плечами. — Ну да, а что? Дин посмотрел на него пару секунд, потом усмехнулся. Бросив отцу ключи, сообщил: — Ладно. Я — на переднем. — С чего бы! — с негодованием воскликнул Сэм. — Садись назад, младший братец, — сказал Дин, — и вот это прихвати, — он с ехидной усмешкой сунул Сэму свою трость. Потом начал усаживаться на переднем пассажирском — с кряхтеньем, которое попытался замаскировать кашлем. Джон повернул ключ в зажигании, и по лицу его поползла улыбка. — Я скучал по тебе, детка, — сказал он и погладил ладонями рулевое колесо. — Ой, да хватит уже! — буркнул Сэм. Вот будто Дин нуждается еще и в таких поощрениях. Джон усмехнулся и поправил зеркало заднего вида. Несколько минут они ехали молча, пока Дин не приоткрыл окно со своей стороны и не полез в карман за сигаретами. — Ты серьезно? — сказал Джон, искоса с отвращением взирая на это. Дин не ответил, но его плечи напряглись, когда он стал прикуривать. — Дин, ты же только что курил. — У меня хреновое настроение, пап, — сказал Дин. — Реально хреновое. — Я… — Папа, — сказал Дин опасным тоном. — Хреновое. Настроение. У Джона был такой вид, словно ему еще много чего хотелось сказать, но он только открыл окно со своей стороны и крепче впился пальцами в рулевое колесо. Опять сгустилась тишина, и Сэм подумал вдруг, что им надо бы уже наконец поговорить о том, что будет дальше. Что им делать, куда идти; не собирается ли Джон опять слинять. Он посмотрел на Дина — тот стряхнул пепел за окно, сунул сигарету в рот и попытался немного удобнее устроиться в кресле; приподнялся на руках и снова опустился, перенося вес. — С тобой все в порядке? — спросил Джон, взглянув на него. — Тебя нога беспокоит? Дин глянул на отца, а Сэм вдруг понял, что это первый раз, когда Джон прямо заговорил о ноге Дина в разговоре с ним, а не пытался уклониться от темы. — Все нормально, — сказал Дин, перестав ворочаться. Затянувшись, он потер рукой губы и коротко вздохнул. Когда они подъехали в дому Миссури, Джон, вытащив ключи из гнезда зажигания, сразу передал их Дину, а тот, кивнув, положил их в куртку — странное перемирие в духе Винчестеров. В груди Сэма от этого жеста что-то слегка сжалось. К входной двери дома Миссури вели три высокие ступени без перил. Сэм совершенно автоматически подошел к Дину и подхватил того под локоть — брат еще даже не успел попросить о помощи. И получил от Дина в ответ этот его взгляд: одновременно благодарный и недовольный, а где-то глубоко подо всем — страдающий. Сэм быстро отвел глаза, притворившись, — ради них обоих, — что ничего видел. И просто медленно повел Дина по лестнице, давая ему опираться на себя. Дождавшись, когда они поднимутся, Джон постучал в дверь и стал ждать, засунув руки в карманы. Миссури открыла дверь почти сразу. Вид у нее был сокрушенный. — Я ошиблась, — сказала она вместо приветствия, заводя их в комнату, где висела табличка «Ожидайте». — Я сказала вам, мальчики, что дом чист, но, господи преблагий, я ужасно ошиблась. И на старуху бывает проруха, мне бы давно следовало это понять. Дин фыркнул. Она глянула на него и сказала: — Не хочешь ли ты, Дин Винчестер, сказать, что сам никогда ошибок не совершал? Прежде чем брат высказался в ответ, Сэм ткнул его в бок. И виновато спохватился, услышав его болезненный вдох — он совсем забыл про синяки Дина. — Ничего страшного, — сказал Джон. — Но после завтрака мы все же сходим еще раз, посмотрим там все. С вами и с датчиком ЭМП. Миссури скривилась при упоминании ЭМП, но промолчала, — что было неудивительно, учитывая произошедшее накануне. — Спасибо, что пригласили, — сказал ей Джон, заходя вслед за ней на кухню. — Дом ваш выглядит просто прекрасно. С того времени, как я тут бывал в прошлый раз, вы его отремонтировали? — Да, сделали ремонт, — кивнула ему Миссури. — Что скажешь, так ведь много лучше стало? Я хотела создать для клиентов комфортные условия. — Не для инвалидов, точно, — буркнул Дин, но так тихо, что услышал его только Сэм, и опустился на первый попавшийся ему стул. Миссури глянула на него. — Ты что-то сказал? — У вас прекрасные деревянные полы, — громко сообщил ей Дин, широко улыбнувшись неискренней улыбкой. Она с подозрением посмотрела на него, потом повернулась к Джону и Сэму. — Присаживайтесь, — сказала она, поведя рукой. Они расселись вокруг маленького стола — трое высоченных здоровых мужиков. Это выглядело бы забавным, не будь все они такими потрепанными — Дин со своей тростью и порезом на брови, Сэм с пустым рукавом над примотанной к телу вывихнутой рукой, и Джон с измученным лицом в старых синяках и со швами на щеке. Миссури поставила перед ними тарелки, обернулась к духовке и вытащила оттуда блюдо с огромной стопой вафель. Сэм почувствовал, как у него слюнки потекли — он любил вафли, и к тому же, если он не ошибся, здесь были и черничные. Ох, люди, он обожал чернику! — Вам помочь? — поднявшись из-за стола, спросил Джон. Миссури протянула ему лопаточку и сказала: — Не разложишь бекон по тарелкам? На слове «бекон» Дин едва заметно оживился — Сэм это увидел и обрадовался. Отлично. Может, в этот раз брат наконец поест. Для разнообразия. Взяв вилку, Сэм попробовал распилить вафлю на кусочки, но одной рукой сделать это оказалось проблематично; от огорчения на лбу у него собрались складочки. — Эй, — сказал Дин и протянул руку; придвинув к себе тарелку Сэма, он начал разрезать его вафли. — Мне что, четыре годика? — Почти, — сказал Дин. — Тебе маслом их намазать? — Эмм… Да. Дин ухмыльнулся и потянулся за маслом. — Итак, Джон, — присаживаясь за стол, спросила Миссури, — и чем же ты занимался с тех пор, как мы виделись в последний раз? Это сколько же лет прошло — восемнадцать? — Побольше, — сказал Джон и чуть улыбнулся, глядя на Сэма. — Тебе сколько, Сэм? Двадцать два? — Угу. — Значит, это было двадцать два года назад. То есть… двадцать один с половиной. Джон начал рассказывать ей о том, чем они занимались, — конечно, выпуская очень многие моменты и тщательно редактируя остальное. Сэм не спускал с Дина глаз: смотрел, как тот ест пару полосок бекона, а потом отважно приступает к пережевыванию и глотанию вафель, хотя видно было, что особого удовольствия ему это не доставляло. Впрочем, он выпил три чашки кофе, пока Сэм пил одну свою. Кофе был хорош, но Сэм ничего не мог поделать со своим желанием выпить чего-то покрепче. Сейчас довольно рано, даже десяти утра еще нет, но он ощущал себя так, словно большая часть дня уже позади. — Стэнфорд, вот как? — спросила Миссури, прерывая его кофейные раздумья. — О, — сказал Сэм, поняв, о чем Джон ей сейчас рассказывал. — Ага. — Посмотрите-ка на него! Это отличный колледж, моя кузина училась в Стэнфорде, очень умная девушка, редко такую встретишь. Хотя это было немного раньше, чем когда ты там учился. А что ты изучал, Сэм? — Юридические курсы, введение в законодательство, — сказал Сэм, запихнул в рот кусок вафли, и усмехнулся выражению, появившемуся на лице отца. — Законодательство? — недоверчиво спросил Джон, — Тебе не хватало того, чему я тебя учил? — Законодательство — это не только полицейские дела, папа, — сказал Сэм. — Там много разделов. Уголовное право, гражданское право, корпоративное право, экологическое право… — Экологическое? — насмешливо спросил Джон. — Это что, когда деревья подают в суд на ураган, который сломал им ветки? — Погугли, — огрызнулся Сэм. Лицо Джона потемнело. Дин поперхнулся кофе и закашлялся. Сэм на 80% был уверен в его притворстве, но это был достаточно хороший способ прервать этот разговор. У него не было желания говорить о Стэнфорде с Джоном. Колледж и отец принадлежали к совершенно разным мирам, которые Сэму абсолютно не хотелось смешивать. Разговоры с Джоном приведут лишь к тому, что Стэнфорд будет казаться еще более нереальным, чем уже сейчас ощущал Сэм. Дин последний раз драматически прокашлялся, допил кофе из чашки и сказал: — Прошу прощения, я выйду на минутку. На его тарелке оставалась еще приличная порция вафель, и Сэм спросил: — Ты что — доедать не собираешься? — Они все твои, Сэмми, — сказал Дин, хотя Сэм совершенно не это имел в виду, и они оба это знали. — Подожду твоего возвращения, там и посмотрим, что скажешь, — ответил Сэм. — Хорошо. — Хорошо. Осознав вдруг, что Джон и Миссури с любопытством за ними наблюдают, Сэм нахмурился и вернулся к своим вафлям. Заставляя Дина есть, он всегда чувствовал себя нянькой. Интересно, если он будет накалывать еду на вилку и изображать ею самолет, подлетающий к лицу брата — это сработает? С ним самим в детстве однозначно срабатывало. «Открывай пошире, Сэмми!» Дин взялся за трость и положил другую руку на стол. Сэм привычно напрягся в ожидании — не понадобится ли брату помощь. Но тот встал на ноги с первой попытки и, кивнув иронически («я в курсе, что вы все на меня пялитесь»), вышел из кухни. Выйдя из дома, Дин опустился в одно из плетеных кресел, стоящих у Миссури на крыльце. Покопался в карманах, нащупывая пальцами сигареты, вытащил одну и закурил. Медленно выдохнул дым и потер лоб. Они сидят там за столом и едят эти вафли, а Дину уже было невмоготу, он просто хотел бы уже покончить со всем этим дерьмом. Если Джон и Сэм собираются уйти, то пусть бы уходили уже сейчас, сегодня, как можно скорее, чтобы он мог, наконец, разгрести эту херню в своей голове и решить, что ему дальше делать. А если они не уйдут, — Дин не хотел обнадеживаться, но вдруг, — если все же они вдруг не уйдут, то всем им надо, наконец, выяснить, черт возьми, что тогда они будут делать. У Дина не было иллюзий, что отец останется рядом — но Сэм, что будет делать Сэм? Для Сэма лучше было бы на время его оставить; для них обоих это было бы лучше. Дину не нравилось, как сложились их роли в этом спектакле: Сэм — опекун, Дин — бремя. Обуза, висящая у брата на шее, отягощающая его. Ему уже бросалось в глаза — особенно сейчас, когда за ними наблюдала пара сторонних глаз — Сэм предчувствовал, что именно нужно Дину, еще до того, как тот попросит; Сэм знал, как помогать ему, поднимаясь по лестнице или передвигаясь по комнате. Дин не должен на такое рассчитывать, не должен занимать так много внимания брата; а Сэм… это тяжкое бремя для Сэма, Дин точно знал — видел по темным кругам под Сэмовыми глазами, по пролегшим между его бровями новым морщинам, по его пьянству. Пьянству, о господи. Кто знает, не поздновато ли Дин начал волноваться — но что есть, то есть. Чего от себя-то скрывать — уже третью неделю Сэм каждый день прилично выпивал; Дин мог бы поклясться, что вчера вечером в бутылке на столе еще оставалось немного, а сегодня утром она была пуста — значит, Сэм принял уже прямо с утра, и это было очень плохо. Нет, он не думал, что Сэм алкоголик, или что-то вроде… но брат пил чересчур много, и в этом была вина Дина. Дин затянулся еще раз и подумал — а если Сэм попытается возражать, то он, Дин, просто заставит его уйти с Джоном. Потому что парню нужна передышка. И, хотя охота на демона в компании с отцом, сводящим тебя с ума, — вероятно, не самые лучшие из каникул, но все же это лучше, чем нянчиться с братом, который даже по лестнице не может подняться без твоей помощи. А потом, когда тварь будет мертва, — если ее вообще можно убить, — потом Сэм может вернуться в колледж. Надо, чтобы он вернулся в колледж, Дин был абсолютно уверен в этом. А он тогда будет… ну… Дин потом… что-нибудь придумает, короче. Он почувствовал что-то на своей щеке и с досадой ее вытер. Когда начнут действовать эти гребаные антидепрессанты? Чтобы он прекратил уже рыдать каждый раз, оставаясь на пять минут в одиночестве. Глубоко вздохнув, он взял себя в руки. И вовремя, звук открывающейся за спиной двери заставил его так резко повернуть туда голову, что потянутые мышцы шеи отозвались болезненным уколом. — Привет, — сказал Джон, подходя и усаживаясь рядом с Дином в плетеное кресло. Их колени почти соприкоснулись. — Привет, — сдержанно отозвался Дин. — А Сэм где? — В доме, разговаривает с Миссури, — Джон криво усмехнулся Дину. — Что, пришел сюда устроить мне еще один выговор? — спросил Дин, кивнув на свои сигареты. — Нет, — сказал Джон, но прибавил, словно не в силах был удержаться: — Но ты действительно слишком много куришь. — Я знаю, — сказал Дин. — Мне просто захотелось на свежий воздух, — продолжил Джон, откидываясь в кресле. — Хотя не сказать, что здесь он так уж свеж. — Освежиться — это к Сэму, — сказал Дин, и Джон фыркнул, засмеявшись. — Парень просто не может остановиться, — сказал Джон, покачав головой. — А то я не знаю. — А представляешь, если бы это дерьмо в зале суда услышать — вот была бы жуть. Дин искоса глянул на отца. — Он не ушел насовсем. Просто взял академический отпуск. Он вернется. — Может, и так, — кивнул Джон, но вид его выражал сомнение. Дин почувствовал вспышку раздражения, в том числе и оттого, что он сам пару минут назад думал о том же, а отец словно прочел эти мысли. — Он слишком умный паршивец, чтобы всю жизнь заниматься охотой, — резко сказал он. — Его место в колледже. Я видел его там, папа. Он был там счастлив. Сэм — счастлив. Ты видел когда-нибудь Сэма счастливым? Джон помолчал, задумавшись, потом выговорил медленно: — Нет. По-моему, не видел. Дин загасил окурок о донышко зажигалки и сунул обратно в пачку, потому что, хоть ему и не нравилась Миссури, мусорить тут у нее на входе окурками он не собирался. — Я выкурю еще одну, ты как — не слишком этим взбешен? — съязвил он, чувствуя, насколько враждебен его тон, но не в силах себя смирить. Он был уже почти на грани. — Только в глубине души, — сказал Джон. И Дин не смог удержаться от смеха, потому что это правда. Вытряхнув из пачки еще сигарету, от прикурил ее от своей Зиппо и затянулся, ощутив себя словно бы опять шестнадцатилетним, словно отец опять способен наказать его за это. — Дин, — сказал Джон. Ну вот, началось. Дин затянулся еще, даже не поглядев на Джона. Выдохнул и стал рассматривать, как рассеивается дым в холодном влажном воздухе. — Дин, — опять позвал Джон. — Знаешь… все не получалось остаться с тобой наедине. Дин поколупал ногтем невидимое пятнышко на своих джинсах и приготовился к дерьму. — Твой брат, он… — глубоко вздохнув, сказал Джон, — он меня бесит, но… он прав кое в чем. — Он хренов гений, — утомленно сказал Дин. — Конечно, кое в чем он бывает прав. — Я о том… он был прав насчет того, что я сделал. Дин замер. Внимательно изучая горящий ободок на своей сигарете, он сказал: — Все нормально, — а что еще ему было сказать, он даже не уверен, о чем именно они говорят. — Проклятье, нет, ничего не нормально, — выпрямившись, сказал Джон, — Я должен был… Надо было мне хоть записку тогда оставить. Да нет, черт — мне надо было там самому оставаться, пока ты был накачан наркотиками так, что меня не узнавал; надо было дождаться и самому с тобой поговорить. Дин медленно стал затягиваться, задерживая в легких дым, чтобы дать себе немного времени и попробовать придумать, что ответить на такое. — Все нормально, — повторил он, потому что, блядь, не понимал он, что сказать еще. Что бы отцу не заткнуться — а то Дин сейчас просто взбесится. Или заплачет. Или и то и другое. Господи, не время сейчас ни для того, ни для другого. Не дави на меня, папа. Не делай, блядь, так со мной. — Это было эгоистично, — сказал Джон. — Я был эгоистом, трусливым эгоистом. Я боялся за тебя, я не хотел причинить тебе боль, и… и мне самому было страшно. Реально дохрена страшно, Дин. Не представляешь, как ты… как ты выглядел тогда. Я тебя никогда таким не видел; не видел никогда, чтобы с тобой было так плохо. Они сказали мне, что ты, вероятно, не сможешь больше ходить — и я запаниковал. Это меня так напугало. — Это напугало тебя? — взорвался Дин, так он и думал, что не выдержит. — А мне, блядь, каково пришлось — как думаешь, папа? Я очнулся в больнице, и мне пришлось иметь дело не только с этой хуйней, что приключилась с моим телом, но еще и с тем, что я подумал — ты умер. Богом клянусь — я думал, что ты умер! Я только спустя месяцы понял, что ты жив все же, что ты в порядке, просто сбежал, не оглядываясь. Я понял это только потому, что ты оставил мне свой дневник, и еще потому, что кто-то все же оплачивал больничные счета, а это был не я, разумеется. Кстати, за это спасибо, приятно знать, что ты позаботился об этом дерьме. — Дин… — сказал Джон. — Я не… у меня нет больше оправданий. — И прекрасно, — рявкнул Дин, — потому что халява закончилась. Он затянулся так сильно, что кончик сигареты затрещал и брызнул искрами. Потом зло выдохнул. Попытался взять себя в руки. Он не хотел так взрываться. Не хотел этого. Не хотел так напугать отца опять; не хотел, чтобы семья снова распалась, чтобы опять никто не отвечал на звонки — как у них обоих раньше было. Как, возможно, снова сейчас станет. Что в нем такого, что он делает не так? Почему рядом с ним так чертовски трудно оставаться, что никто этого не может сделать? — Эй, — позвал Джон мягким и встревоженным голосом, — черт, Дин, прости меня, не… Дин понял, что на ресницах у него собираются слезы, капая ему на коленки. Не глядя на отца, он сердито их смахнул. И вдруг ощутив, как на его затылок ложится тяжелая рука Джона, он дернулся, не зная, сможет ли сейчас вынести такое. Но отец был настойчив, он обхватил ладонью голову Дина, поворачивая его лицом к себе. — Эй, — еще раз сказал он, и челюсть его дрогнула. Дин в ужасе понял, что у отца глаза тоже мокрые, что он едва удерживает слезы, чтобы они не потекли по лицу. — Дин, — сказал Джон, — я не знаю… как мне… я так виноват, сынок, я… я так налажал. Господи, я так с тобой налажал. Мне казалось, что я тебя защищаю, я думал тогда… Тогда это вроде как имело смысл, казалось разумным, единственным выходом. Я не… — Папа, — стараясь, чтобы голос не дрожал, сказал Дин, — папа, это было хреново, да, но… все закончилось, что было — то было. Я… я не хочу опять злиться на тебя, я просто не… Не хочу, чтобы ты опять… я не смогу, если ты снова… Он замолк, потому что, продолжая, он бы просто развалился на части, прямо тут, на крыльце у Миссури, на глазах у всего света. Дин вслепую потянулся за тростью, ему вдруг потребовалось встать и уйти хоть куда-нибудь. Но Джон перехватил трость и сжал его руку, удерживая на месте. — Дин, я не сделаю этого снова, — сказал Джон, тряхнув ему руку. — Понимаешь? Впредь, что бы ни произошло, — а нам надо поговорить о том, что произойдет, — я больше никогда от тебя не сбегу, никогда. Всегда буду говорить тебе, где я, и ты всегда сможешь со мной связаться. Хорошо? Я твердо могу тебе обещать лишь одно это — но это я обещаю. — Ладно, — сказал Дин, сглотнул слезы и попытался отвернуться, но отец не дал, он крепко держал своей ладонью его затылок. — Хорошо? — Да, — сказал Дин. И на мгновенье поверил. Он действительно хотел поверить, он так сильно захотел этого, что глаза его наполнились снова. Джон вгляделся в него, потом отвел взгляд. Проведя рукой по глазам, отец издал длинный дрожащий всхлип, который почему-то прозвучал у него мужественно и брутально. А ведь когда Дин утирал лицо рукавом, это звучало как сопение муравьеда. Так несправедливо. — Мы можем… — голос Дина сорвался, но он сдержал себя, — Мы могли бы никогда больше такого не проделывать? — Я же сказал тебе, что больше не буду так делать, — серьезно ответил Джон, а потом прерывисто посмеялся, глядя на выражение Динова лица. — Ладно, с этим мы закончили. Вольно, солдат. Дин попытался рассмеяться в ответ. У него внутри все еще бурлило множество разных эмоций, но вроде бы он взял себя в руки — более или менее. Его смущение было бы гораздо сильнее, если бы он не видел, как отец пытается остановить у себя слезы, вытирая их тыльной стороной ладони. — О, — вдруг сказал Джон, сконфужено протянув Дину его трость. — Вот. — Сэм тоже первым делом сделал так, — прислонив трость к ограждению крыльца, с горечью сказал Дин. — Отбери у хромоногого его трость. Чтобы не удрал. — Прости, — сказал Джон. — Если бы ты не пытался всегда уйти. — Будем опять говорить об уходах? — насмешливо спросил Дин. — Мы же вроде как только что с этим завязали. — Так мы ведь уже шутим на эту тему? — парировал Джон. — И прекрасно. На том и остановимся. — Да, — сказал Дин. Он внезапно почувствовал себя совершенно измученным, все его боли вернулись обратно, да так сильно, что он прикусил губу. Блин, викодин уже почти перестал действовать, а его таблетки… — Пап, — позвал он, ощущая какую-то бесшабашность. — Ты не мог бы сделать мне одолжение? Отец вопросительно задрал брови. — Внизу, в бардачке Импалы, лежит пакет с таблетками. Не можешь принести мне парочку? — Конечно, — сказал Джон и встал с кресла. Пошел к машине. Дин посмотрел, как он склонился над сиденьем, открывая бардачок, и медленно выдохнул. Непонятно почему, его пробила дрожь, словно он бог весть какой отважный поступок совершил — а он всего лишь попросил своего папу принести пару таблеток обезболивающего. Но он ощутил это так, словно допустил Джона к чему-то. Словно неким образом заставил отца посмотреть правде в глаза. Глупо, но это так. Он выдохнул дым и вытряхнул из пачки следующую сигарету. Отец поднимался по ступеням крыльца, морща нос. — Вот, — сказал он, положив таблетки Дину в ладонь, — Тебе нужно запи… не нужно, значит, — закончил он, увидев, как Дин быстро проглотил таблетки насухую. — Много практики, — слабо улыбнувшись, сказал Дин. Джон кивнул. — Пойдешь? — он показал на дверь в дом. — Через пару минут, — Дин приподнял руку с сигаретой. Джон смотрел на него, жуя губу, словно что-то сказать хотел. — Я собираюсь бросить курить, правда, — сказал Дин, — только… не прямо сейчас. Слишком дерьмово… — он неопределенно махнул рукой. — Есть такая жвачка, — сказал Джон, сморщившись, будто понимая, что это звучит глупо. — У меня есть эта жвачка. — Ну ладно, — Джон кивнул, потер свое лицо и посмотрел в сторону двери, — эмм… я, наверное, выгляжу, как, хм..? — Как только что вышедший с киносеанса «Мосты округа Мэдисон»? — Ага, — смущенно усмехнувшись, сказал Джон. — Ты выглядишь как Индиана Джонс. — Умник. Дин поднял ладони, улыбнулся и выдохнул. Посмотрев на отца сквозь дым, сказал: — Что вижу, то и говорю. Джон кивнул. — Докуришь — заходи. Только следующую не начинай, ладно? — Не буду, — сказал Дин, закатывая глаза. Пока Джон не зашел внутрь, он сидел, выпрямившись, но стоило двери закрыться за ним, он, зажмурившись, откинулся в кресле. Иисусе. Все изменилось? Отец пообещал, что больше не сбежит так, как сделал в последний раз. Это не значит, что он не уедет вообще — Дин понимал, что Джон уедет. Наверное, и Сэм с ним тоже. Но они будут на связи. Они не… Джон дал слово, что они его не бросят. Боже, ему хотелось бы верить, что так и будет. Он стряхнул пепел и слизнул соленый вкус с губ. Не верилось, что он только что плакал перед Джоном. Отец никогда прежде перед ним не извинялся — прежде вообще у них не было разговора, подобному этому, не было никогда. Сэм и отец — да постоянно, блин. Он и Сэм — было, раз-другой. Но Дин и Джон? Никогда. Сэмми будет совершенно вне себя, что пропустил такое.