***
Поездка обратно, сначала чтобы отвезти Миранду в «Элиас-Кларк», а затем в таунхаус, была странной. Энди села рядом с Мирандой, взяла ее руку и положила себе на бедро. Она разговаривала со своей семьей, пока они ехали, и была благодарна, что ее полное молчание с Мирандой в машине, казалось, дало им ключ к разгадке. Миранда не терпела разговоров на обратном пути к «Подиуму». В трех кварталах от «Подиума» Энди оставила и руку Миранду в покое, чтобы главный редактор могла сосредоточиться. Когда они приехали, она кивнула, и вышла из машины, не сказав ни слова. Пока они пропускали поток машин, чтобы отъехать от тротуара, Сэм сказал, наблюдая, как Миранда пересекает небольшое расстояние от машины до здания: - Боже мой, она... действительно... - Устрашающая? Да, это так. Когда его сестра так ответила, Сэм взглянул на родителей и понял, что не имеет ни малейшего представления, о чем они думают.***
Вот что такое дом, размышляла Энди, когда ее семья вошла в особняк. На самом деле это всего лишь место, где она надеялась, что ее семья увидит ее устроенной и счастливой, но… Сэм присвистнул: - Черт возьми, Энди, а ты шикарно устроилась! - Сэм! - Ну, мам? Серьезно! Только посмотри. Магдалена чопорно вышла к ним, и Энди представила их всех друг другу. - Магдалена – наш домашний тиран, и ей нужно повиноваться. - Вот как, Энди, я? Тиран? Вы знаете, кто придет позже, и вот тогда увидите тиранию. Поставьте ваши чемоданы вот сюда, и Энди покажет вам все остальное. Я вам больше не нужна? - Вы нам отчаянно нужны. Но я хочу, чтобы наши девочки узнали мою семью сегодня вечером, и что может быть лучше, чем готовить для них? Завтра, конечно, ты нам приготовишь что-нибудь в тысячу раз лучше. А сегодня мы сами, я же говорила. Магдалена посмотрела в добродушное лицо Энди: - Мне бы никогда не пришло в голову сказать это, но я скажу. Хорошо, что ты здесь, Энди. - Она бросила ледяной взгляд на семейство: - Никто не должен говорить иначе. Когда Магдалена ушла, Сэм лишь крякнул: - Какая... крутая леди. - Да, но она наша крутая леди. После чего Энди вздохнула и махнула кругом рукой: - Значит, это наш дом. Она провела всех по нижнему этажу, затем выше, проходя мимо комнат: - Комнаты Кэролайн и Кэссиди здесь. Их комната развлечений находится рядом, там мы проводим большую часть нашего семейного времени. У Миранды есть кабинет внизу, как вы видели, но чаще время мы проводим тут. - Мы можем всё это увидеть? - Голос ее матери был на удивление мягким. - Конечно. Вы можете увидеть все, что захотите. - Открыв комнату, Одри была удивлена количеством деталей, которые носили следы ее дочери, а над компьютером была фотография в рамке, которая привлекла ее внимание. Она подошла и посмотрела на эту фотографию в красивой рамке, на которой Миранда и Энди улыбались, в то время как двое детей смотрели на них и ухмылялись. - Где это было снято? - В Коннектикуте. Джон, отец наших девочек, сделал снимок. Вот где девочки проводят время с Джоном и его женой Сесилией. У нас там тогда были самые крутые выходные. Это был настоящий вынос мозга. - Ты ладишь с... - Джоном и Сесилией? Конечно. - Энди? И он не возражает, что мать его детей... - Со мной? Нет. Конечно, нет. Решительно нет. Тон в голосе Энди был столь же выразительным, и Одри больше не задавала вопросов. Когда Энди повела их дальше по коридору, она указала на одну дверь и сказала: - Это наш шкаф, а на следующую сказала: - Это наша спальня. Энди не удивилась, когда ее мать снова спросила: - Можно мне посмотреть? - Шкаф? Конечно. Она открыла дверь, включила свет, и Сэм первым прокомментировал: - Срань господня. - Да. Я знаю. Это ... ну, она такая, какая есть. Я просто болтаюсь и наблюдаю. - Она позволяет тебе иметь тут свое собственное пространство? - Нет. Я должна хранить свою одежду в коробке. Господи, мам. У меня здесь есть стеллажи, а в холле есть что-то вроде чулана, куда мы сложили почти все мои старые вещи, потому что это так ужасно. - Это то, что она говорит? - Конечно. Потому что это правда. - Но, конечно, она должна уважать твой ... - Дурной вкус? Нет. Этого не произойдет. Но в доме я могу носить все, что захочу. Энди видела, как пульсируют вены на лбу ее матери. Плохой знак. - Ты уже говорила что-то подобное раньше. Она не уважает то, что ты хочешь носить вне дома? - Я этого не говорила. Я могла бы каждый день выходить на улицу в пижаме, и она была бы в ужасе, но все равно любила бы меня. Как я уже говорила тебе, я одеваюсь для нее, потому что люблю ее. Мы просто убрали некоторые мои наряды с глаз долой, потому что это... так лучше для нас обеих. - А вот и наша спальня. Она немного велика, но это как и всё в доме. И это было так. Ричард и Одри смотрели на все это великолепие молча. Чего еще они могли желать для своей дочери, как не того, чтобы она сделала отличную карьеру и жила такой счастливой и комфортной жизнью, как эта? Но Сэм все испортил, запрыгнув на кровать с воплем: - Так вот где происходит волшебство? Энди густо покраснела: - Нет! Я имею в виду, да! Иногда. Я имею в виду, что волшебство происходит каждый раз, когда я ее вижу. - Чё, правда? Ух ты! Ты, должно быть, все время устаешь. - Сэм! Ты знаешь, что я имела в виду. Сэм посмотрел на потолок спальни, а затем снова на сестру и очень серьезно сказал: - Прости меня за эти слова, мама, но все это так чертовски круто. Я действительно рад за тебя, Энди. - Спасибо, Сэмми. А теперь слезай с нашей кровати! - Заставь меня. - О, боже мой. Мама? Папа? Заставьте Сэма встать с нашей кровати. Поскольку Одри и Ричард были совершенно обескуражены всем происходящим, но слышали этот конкретный спор много раз, Ричард рявкнул: - Сэм, немедленно слезь с кровати своей сестры. Энди ухмыльнулась: - Родительский рык. Всегда работает, Сэмми, мальчик. Он ухмыльнулся в ответ, но вскочил и сказал: - В любом случае, отличная работа, дорогая. Где наши спальни? После того, как она показала им третий этаж, и они двинулись обратно на кухню, Сэм отвел ее в сторону и сказал: - Мама собирается сделать старый проверенный «разделяй и властвуй» – отослать нас с папой куда-нибудь и поджарить тебя, как сосиску. Встань во весь рост. Будь мужчиной. У тебя же есть отличная женщина, так что... Правда — не слушай, не воспринимай серьезно, оки? - Как я могу не слушать все эти её… - Она иногда не может быть другой, понимаешь? Поэтому просто говори «нет». Скажи, что я люблю тебя, мамулечка, всем сердцем, но нет. Сможешь ведь? Ради меня? - Конечно! - Почему не для себя, дорогая? Энди запнулась на несколько мгновений. - Но что, если ... - Все не бывает всегда идеально, а тебе ведь уже приходится иметь дело с темпераментной дамой в годах? Или я что-то упускаю из виду в твоих навыках? - О, да пошел ты. - Значит, ты действительно любишь меня! - Всем сердцем. Он прижался лбом к ее лбу: - Кого ты выберешь? Мама или Миранда? - Без вариантов. Миранда. - Так в чем же твоя проблема? - Да никаких проблем. Они спустились вместе, и, как и предсказывал Сэм, их отец вдруг предложил "парням" выйти и размять ноги. Однако перед тем, как они ушли, Ричард заключил Энди в объятия и прошептал: - Ты кажешься такой счастливой. Сражайся за это. Он подмигнул, отстраняясь, и она почувствовала, как слезы защипали ей глаза. - Конечно, папа. Спасибо тебе. На самом деле Одри жаждала этого не больше, чем Энди. Но этот человек, тот, кто встретил их в аэропорту, не была той Энди, которую она всегда знала. Очевидно, это была та самая Энди, которая так сильно шокировала ее во время того катастрофического разговора по телефону. Она отчаянно хотела избежать еще одного эмоционального срыва со своей дочерью, тем более Ричард предостерегал ее по этому поводу. Она глубоко вздохнула, и они вдвоем устроились на кухне с чаем. Когда Магдалена оставила их, чтобы отправиться по магазинам, Энди глубоко вздохнула и сказала: - А теперь, валяй, время допросов и комментарий. У Одри хватило такта покраснеть и тихо рассмеяться, прежде чем сказать: - Я не собираюсь допрашивать тебя, Энди. Я собираюсь поговорить с тобой. Я знаю, что твой отец и Сэм скажут, что все замечательно и прекрасно, но я же твоя мать. - Я знаю, знаю. И это всегда твоя работа – найти ложку дегтя в бочке меда. - Вы трое всегда смеетесь над этим, но, Энди? Иногда в бочке меда есть ложка дегтя, не так ли? Я думаю, мы обе могли бы вспомнить сколько раз я была права, указывая на очевидное, когда ты была слепа. Энди уставилась на стол, потому что это было правдой. - Отлично. Но теперь мы установим основные правила, хорошо? - Основные правила? Чтобы разговаривать с своей собственной матерью? У Энди отвисла челюсть. - Ты шутишь, да? Мы собираемся притворяться, что не помним, как ты отреагировала, когда я рассказала тебе о Миранде? Одри поерзала на стуле: - Ну, в этом ты права, но я искренне извинилась за это и надеялась, что ты ... - Простила? Да. Забыла? Нет. Все, что я хочу сказать – чтобы нам обеим больше не за что было искренне извиняться, мы должны установить пару правил. Ты в моем доме, а значит на моей территории. Ты не скажешь ничего неуважительного о Миранде или о наших с ней отношениях. Я этого не потерплю. Ты можешь спрашивать обо всем, что тебя интересует, и выражать мне свои опасения, даже если они неудобны для нас обеих, но только если ты изложишь их разумно и уважительно, хорошо? Ее мать кивнула: - Хочешь верь, хочешь нет, но я сама думала в том же ключе. Я согласна. - Хорошо, тогда стреляй. В переносном смысле, конечно. Одри вздохнула: - Трудно понять, с чего начать. - Она неопределенно махнула рукой в сторону комнат и спросила: - Все это. Ты знаешь, как это умопомрачительно для нас? - Для вас? Попробуй побыть мной. Я живу тут. Та женщина, что жила в том клоповнике с Нейтом. А теперь здесь. - Но ты уже не та женщина, Энди. - Заметив взгляд Энди, Одри поспешила сказать: - Придержи коней. Я имею в виду, посмотри на себя, на свою одежду, прическу и макияж. Это всего лишь внешние изменения, и я это знаю, но есть и другие перемены. Я вижу фотографии в таблоидах, и иногда трудно на них узнать тебя. Я знала тебя всю жизнь, а теперь не узнаю просто. Энди улыбнулась и сказала: - Я понимаю твою точку зрения, мама. - Спасибо. Однако самое большое изменение, которое я вижу, это твое отношение. Ты сидишь здесь, и ты явно моя родная девочка Энди, но ты совсем другая. Ты понимаешь, о чем я говорю? Энди посмотрела в глаза матери. В них была только озабоченность, и вопрос был задан так мягко, что она заставила себя немного расслабиться. Она задумалась на несколько мгновений. - Я думаю, что понимаю. Я знаю, что сейчас я более уверена в себе, определенно более уверена в себе. Но это также может быть просто фактом того, что... хорошо… ты хочешь откровенно, верно? Одри кивнула. - Я знаю, что немного, а может быть, сильно изменилась, потому что Миранда намного старше. Я должна была повзрослеть, потому что по-другому не получится. Она достаточно взрослая. Мы с Нейтом только казались друг другу взрослыми, но во многих отношениях все еще оставались детьми. И она совсем… другая. - Ну, дорогая, это еще одна проблема. Ты пропускаешь так многое в жизни, просто жизнь, которую ты могла бы прожить с молодым человеком. Ты же знаешь, что я говорю не о гендере. Просто более молодой человек, человек, с которым вы могли бы разделить весь этот рост и взросление. Понимаешь о чем я? Энди поиграла со своей чашкой и вздохнула. - Понимаю, мама. Но это не компромисс. У меня могло бы быть всё это с другим человеком, но я не хочу кого-то другого. Я хочу Миранду. Я люблю её. Одри глубоко вздохнула и продолжила: - Теперь, когда я ее встретила, и, пожалуйста, не пойми меня неправильно, хорошо? Обещаешь? - Ладно. Обещаю. - Познакомившись с ней лично, мне... трудно понять твоё увлечение ею... Энди хихикнула: - Ты имеешь в виду, помимо того, что она самая умная, красивая, сексуальная, богатая и влиятельная из всех встреченных мной людей? - Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Она такая... ты же помнишь наш обед? - О, боже, хорошо. Для этого мне потребуется еще одна чашка чая. Хочешь еще? - Да, пожалуйста. После того, как Энди налила им по кружке, она ответила: - В разной степени, но, да, она все время такая. - Но, бог мой, Энди! Как ты можешь ... Энди подняла руку: - Мама! Подожди! Моя очередь говорить. Я пытаюсь придумать, как лучше это сформулировать. - Она сделала глоток чая и сказала: - Миранда лучшая в мире в том, что она делает. Подумай об этом, мама. В мире. Знаешь, почему? У нее полная самоотдача, цель, способности, работоспособность и безжалостная требовательность. Она не сомневается в себе, и не умеет колебаться. Извини за мой язык, но у нее просто нет времени валять дурака и объясняться. Она поколебалась, нахмурила брови и продолжила: - Хорошо, как насчет аналогии с автомобилем? Когда мы все едем в наших маленьких компактных автомобилях со скоростью около шестидесяти километров в час, мы можем позволить себе немного отвлечься, или оглядеться, или заколебаться. Но она едет быстрее скорости звука, поэтому ее система почти не допускает несовершенства. Несовершенство означает для нее катастрофу. И я абсолютно уверена, что не «Подиум» сделал ее такой. Она сделала журнал лучшим в мире, потому что она такая. - Но как ты можешь так жить? Энди фыркнула. - Господи, я так не могу. И я так не живу. Я живу с кем-то, кто так живет. Есть огромная разница. - Твоя точка зрения принята, но еще раз, и не пойми меня неправильно. Учитывая ее личность, кажется, что в ваших отношениях должно быть огромное неравенство. Она требовательна, и ты та, кто меняется, ты та, кто уступает. Энди внезапно широко улыбнулась, затем покачала головой. - Что, Энди? - На самом деле ничего. Это только что пришло мне в голову. Ты беспокоишься, что я просто добавила секс и совместное проживание к работе личной помощницы? Одри покраснела и сказала: - Андреа! Я бы никогда так не сказала! - Я знаю, что ты бы не стала, но это часть того, о чем ты беспокоишься? - Я полагаю, что да. - Так ты говоришь мне, что за все годы, что ты была замужем за папой, ты иногда, иногда не чувствовала себя его личным помощником с привилегиями? - Я не собираюсь отвечать на этот вопрос, - сказала Одри с ухмылкой. - Я приму это как «да». А что касается твоего вопроса о неравенстве… Мне действительно легче кое-что изменить, если это сделают ее счастливой. Не потому, что она превратила бы мою жизнь в ад, если бы я этого не сделала, а потому, что мне действительно все равно. Например, это не совсем худшая вещь в мире – носить фантастическую одежду. Помни, что в жизни в целом она требует полного подчинения. Поэтому, когда она не добивается своего в наших отношениях в 100% случаев, а поверь мне, она этого не делает, это означает, что она подчиняется мне. Она всегда скажет что-нибудь язвительное по этому поводу, но это нормально. Энди допила свой чай: - Я уже осушила вторую чашку, но чувствую себя опустошенной. Давай ненадолго остановимся, хорошо? - Хорошо. Спасибо, что поговорила со мной. Энди закатила глаза. - Не то чтобы у меня был выбор. - Она потянулась через стол и взяла мать за руку. - Спасибо, что мило поговорила со мной. Я ценю это. Это было вполне цивилизованно. Миранда, в наши самые интимные моменты, не тот человек, которого ты видишь. Она обожает и любит меня больше, чем ты можешь представить. Она доставляет мне столько радости. Разве не этого ты хочешь для меня? Одри поцеловала дочь. - Да. Это то, чего я хочу. У Энди от облегчения чуть не закружилась голова, и она откинулась на спинку стула. - Я уверена, что и ты не возражаешь ответить на пару вопросов? Глаза ее матери напряглись, но она сказала: - Хорошо. Достаточно справедливо. - Раз уж эта фотография и заметка про «активы» вызвала ваш приезд сюда, ты все еще злишься? Одри скрестила руки на груди: - Честно? - Разумеется. - Да. Немного. - Почему? - Мне не понравилось, как это заставило тебя выглядеть. Энди, услышав нарастающее напряжение в голосе матери, потерла лицо руками: - Как? Она не лапала меня. По фотографии лишь видно, что у меня есть любовница, и что она ласкова со мной, что не так? - Это не было похоже на привязанность. Это выглядело собственнически, как будто она помечала свою территорию. - Ну, я должна это сказать — эта часть моей территории полностью принадлежит ей. - Не стоит так шутить. - Я не шучу. И расслабься, пожалуйста. Позволь мне спросить тебя вот о чем. Кто-нибудь из нас выглядел несчастной на этой фотографии? Одри сверкнула глазами, но ответила: - Нет. На самом деле, как раз наоборот. Ах, так гнев был направлен и на Миранду и на нее. Вот оно что, подумала Энди. - Я предполагаю, что тебе не понравилось то, что я, казалось, не возражала против того, где была ее рука, а? - Ничего подобного. - Хорошо. Вау. Я не знаю, как на это ответить. Ну, на самом деле, я знаю, но это... Энди провела пальцами по волосам и повернула голову, как будто обдумывая что-то, прежде чем заговорить: - Я собираюсь рассказать тебе кое-что, что возможно тебя расстроит. Она посмотрела прямо в глаза своей матери: - Мне нравится, когда ее рука там, а ей нравится класть ее туда. Мне нравится, что она собственница и требовательна, и да, я говорю о сексе. На самом деле, теперь я знаю, что даже когда она пугала меня до чертиков и заставляла часами плакать в «Подиуме», я находила ее власть надо мной невероятно сексуальной. Конечно, теперь она меня совершенно не пугает и почти никогда не заставляет плакать, но у нас все та же сексуальная динамика. Я люблю это. Ей это нравится. И что бы ты ни думала, это не неравенство. Мы идеально подходим друг другу. Одри была ошеломлена: - Я этого совсем не понимаю. - В том-то и дело, мам. Тебе и не нужно понимать. Это только между мной и Мирандой, и это личное. Единственная причина, по которой я тебе это сказала, заключается в том, что, ты веришь, что она каким-то образом воспользовалась мной. Она не такая. Видя, что ее мать слишком потрясена, чтобы ответить, Энди продолжила: - Поскольку ты все еще не понимаешь, я объясню, что то, что я только что сказала тебе, не имеет никакого отношения к моей повседневной жизни с Мирандой. Это часть нашей интимной жизни. Я буду считать, что вопросы, которые ты задавала раньше, были искренними. - Конечно, они были таковыми! - И мои ответы были искренними. Ты хотела ответы, теперь они у тебя есть. Одри уставилась на стол, качая головой: - Нет. Я не думаю, что хотела знать именно это. - О, мама! Пожалуйста. Ты думала, что Миранда воспользовалась мной в каких-то своих сексуальных целях, не так ли? Будь честна со мной. Раздался глубокий вздох. - Да. - Ответ прежний – нет. И мне жаль, что подобный ответ доставляет тебе больше неудобств, чем твои домыслы. Одри уставилась на свою дочь и фыркнула: - Ты все неправильно поняла. - Прости. Я не знала, как еще донести до тебя это. Я влюблена и невероятно счастлива. Пожалуйста, постарайся воздержаться от суждений до тех пор, пока не проведешь с нами время. Ладно? Пожалуйста? - Ладно. Но, пожалуйста, пожалуйста, не рассказывай своему отцу то, что ты только что сказала мне. Энди разразилась смехом: - Боже милостивый, нет! Как такое могло прийти в твою голову? - Кто знает? Просто подумала. Ее мать встала изо стола и крепко обняла ее. - Я люблю тебя, Андреа. - И я люблю тебя, мамочка. И для протокола? Я думаю, что некоторые ложки дегтя в бочке меда лучше не обнаруживать. - Да уж. Как сказал бы Сэм: "Ни хрена себе". На самом деле, если ты не возражаешь, я думаю, что мне стоит немного вздремнуть, прежде чем мальчики вернутся. Я так переживала обо всем этом, что не спала несколько дней. - Измотала себя, да? Конечно, ты же уже знаешь, где твоя комната. Я попрошу папу подняться и разбудить тебя, когда все вернутся. Проводив мать, Энди вернулась на кухню. Она все еще была немного шокирована собой и их разговором. Но к черту все это. Это почти наверняка предотвратило любые будущие назойливые дискуссии о ее сексуальной жизни. Она налила себе воды и присела за кухонный стол, морщась при этом. Ее мать не знала, что значит "измотана". Неделя, предшествовавшая визиту родителей, была сущим адом. Все в доме изо всех сил старались держаться подальше от Миранды. Энди знала, что Миранда на самом деле была напугана предстоящей встречей с родителями своей девушки, эмоция, которую она выражала впечатляюще плохо. Предыдущая ночь была самой ужасной. Когда Миранда вернулась домой, она попыталась, по крайней мере, быть вежливой с детьми, но, очевидно, стремилась обращаться с Энди холодно и грубо, как в лучшие времена в бытность ее ассистенткой. Единственная разница заключалась в том, что она смотрела на нее, холодными голубыми глазами, сверлящими ее. Если бы она не знала себя и Миранду так хорошо, Энди была бы потрясена тем, насколько сексуальным казалось ей это обращение и насколько сильно она была возбуждена подобным. Она оказалась права. Едва они добрались до своей спальни, как Миранда скомандовала: - Раздевайся и ложись на кровать. Миранда поцеловала ее и не сказала ни слова. Она просто крепко схватила ее за волосы одной рукой и довольно бесцеремонно вонзила в нее три пальца другой руки. Женщина ухмыльнулась, когда почувствовала, насколько Энди уже была мокрой. А потом она просто трахнула ее, и трахнула так сильно, как никогда в жизни ее не трахали. Это было почти больно, но Энди обнаружила, что раздвигает ноги шире и сгибает одно колено, чтобы дать еще больше доступа к себе. Когда она проделала это, Миранда прошипела: - Не смей кончать. Ты меня слышишь? - Да, Миранда. Как долго это продолжалось, Энди понятия не имела. Она закрыла глаза, полностью отдавшись происходящему. Миранда все еще держала ее за волосы, сосредоточенно трахая. А потом вдруг резко всё прекратилось, и ее глаза удивленно распахнулись. - Перевернись. Мы еще не закончили. Ты знаешь, чего я хочу, не так ли? Энди кивнула, перевернулась и подтянула колени так, чтобы ее задница была в воздухе. Миранда провела рукой по выпуклостям Энди, а затем между ее ног, погрузив пальцы во влагу там и обведя ими меньшее отверстие. Это была близость, которой они редко предавались, хотя им обеим это нравилось, потому что делало их настолько открытыми друг другу, насколько Энди могла представить. - Я собираюсь трахнуть тебя сюда. И ты хочешь этого, не так ли, Андреа? Простыни казались прохладными на пылающем лице Энди. - Да, Миранда. - Скажи, пожалуйста. Она подняла свою попку повыше: - Пожалуйста, Миранда. И застонала, почувствовав, как Миранда осторожно вводит в нее один палец, вводит и выводит его, а затем очень медленно добавляет другой. Независимо от того, что с ними происходило, Миранда была необычайно нежна в этом прикосновении, даже когда Энди умоляла быть пожестче. Когда Миранда начала двигаться все глубже и глубже внутри нее, Энди вцепилась в простыни руками: - О боже... это так хорошо. Это был такой нежный устойчивый ритм. А потом Энди почувствовала, как вторая рука Миранды опустилась вниз, и наполнила и ее и спереди, и эта рука не была нежной. Заполненная в двух местах, Энди чувствовала это сочетание жесткого и мягкого, медленного и быстрого. Из ее глаз потекли слезы… это было настолько ошеломляюще. Сейчас в мире не было ничего, кроме этого ощущения. Она снова закрыла глаза и потеряла всякое чувство времени, очнувшись только когда Миранда сказала, и это прозвучало словно издалека: - Теперь ты можешь кончить, Андреа. Энди никогда бы не подумала, что это возможно, но Миранда внезапно изменила ритм так неуловимо, что ее кульминация настигла ее прежде, чем она почувствовала, как она нарастает. Она зарылась лицом в простыни, чтобы дети не слышали, как она кричит, а ее оргазм продолжался и продолжался. Когда все, наконец, закончилось, и Миранда отстранилась от нее, она рухнула на кровать, тяжело дыша, совершенно разбитая. Придя в себя через пару минут, она перевернулась на другой бок, пробормотав: - Господи Иисусе, Миранда, это было ... Выражение лица Миранды оборвало эту фразу. Женщина выглядела такой несчастной, какой Энди никогда ее не видела. Энди тут же села и дотронулась до лица Миранды: - В чем дело, милая? Что случилось? Ответа не последовало, кроме слез, наполнивших глаза женщины. - О нет. Не плачь. Что не так? Пожалуйста, скажи мне. Миранда уставилась на нее, как на идиотку, и слезы потекли по ее щекам. О. Ну, конечно. В этом и был смысл того, что они только что сделали, не так ли? Энди взяла ее на руки и укачала. - Шшш... я полностью твоя. Полностью. Ничего не изменится, дорогая. Моя семья приедет, потом уедет, а я все равно буду здесь. Не нужно ничего бояться. Она услышала приглушенное: - Я и не говорила, что чего-то боюсь. - Энди невольно усмехнулась: - Я знаю это. Я говорила о себе. Она высвободилась из объятий и вытерла щеки Миранды руками. - Ты знаешь, что тебе нужно? Последовало легкое покачивание головой. - Ну, а я знаю. Ляг на животик, милая. Когда Миранда подчинилась, Энди начала то, что было еще одной их редкой близостью. Она обнаружила это однажды ночью, когда Миранда была измотана и раздражена и определенно не хотела заниматься любовью. Энди заставила ее раздеться и лечь на живот, но она не делала ей массаж. Она просто стала легко прикасаться к ней, иногда настолько легко, что Миранда чувствовала только тепло ее руки. Также легко она целовала ее повсюду. В этом не было ничего сексуального, поэтому она была удивлена, услышав, как Миранда непрерывно вздыхает, так, как она никогда не слышала. Новый это был звук — такой довольный звук, который вы издаете, когда находите что-то неожиданно, приятное и расслабляющее. Энди была уверена, что Миранда даже не осознавала, что издает эти звуки, поэтому она хранила полное молчание, лаская спину женщины. Без слов перевернув Миранду на спину, она продолжила легкие ласки и поцелуи, слушая эти удовлетворенные тихие вздохи. Когда она закончила, Миранда тихо сказала: - Пожалуйста, Энди. Твой рот. Энди охотно подчинилась и была удивлена, обнаружив Миранду более влажной, чем когда-либо было. Она решила использовать то же самое легкое прикосновение к этой части тела и продолжила нежно целовать и лизать ее, не делая никаких попыток помочь Миранде достичь оргазма. Но кульминация была достигнута и неожиданно довольно мощно. И это глубоко тронуло Энди, которая узнала, что Миранда способна находить такое сильное удовольствие в том, чтобы расслабиться от простых ласк. Однако, когда она после обняла её, она знала, что лучше не говорить об этом. На этот раз все сработало так же хорошо, как и предполагала Энди. И снова, когда она обняла Миранду, она поцеловала ее, и они больше ничего не говорили ни о чем. Энди знала, что оборотной стороной собственничества была нужда. Миранда могла нуждаться, но не признаваться в этом. Для нее это была разница между желанием и слабостью. То, что Миранда доверяла ей настолько, чтобы по-своему проявить эту слабость, всегда было бесконечно дорого Энди. То, что Миранда никогда не заговорит об этом, нисколько не удивило её.