thantophobia

Скрывающиеся за стеной ванной трубы уныло гудят. Назойливо пахнет мятной зубной пастой. Джисон сидит на полу, прислонившись спиной к унитазу и поджав колени к груди. Мысли как будто засунули в блендер и вот они хаотично мотаются по одному и тому же пространству, долбясь о стенки и сталкиваясь друг с другом. Он пытается как-то осознать свою новую действительность, в которую верилось с трудом. Однако после пережитого это казалось единственным возможным умозаключением. Он точно не спал. Всё, что происходит сейчас, реально. Так же, как и реально всё то, что происходило в какой-то параллельной вселенной – в той, где Минхо умер. Зубы исступленно кусают нижнюю губу. Значит, он может спасти его? Вселенная дала ему второй шанс? Джисон устало откидывает голову назад. Он готов пойти на что угодно ради того, чтобы Минхо был жив. Мир без него был невыносимым. Но что будет потом? Сам он так и останется между двумя реальностями? В одной будет счастливо обнимать Минхо, а в другой – скорбеть и влачить жалкую жизнь, считая часы до момента, когда получится заснуть и сбежать? Можно ли будет без последствий просто убить себя, чтобы остаться в одной? - О чём ты думаешь вообще? Джисон хлопает себя по щекам, заставляя собраться и не уходить в это русло. Всё не должно быть настолько критично, должен быть какой-то способ вернуть всё в нормальный порядок. Хотя о какой нормальности может идти речь, когда он каким-то образом нарушил пространственно-временные рамки? Возможно, он уже сходит с ума. А если и правда начнёт разрываться между мирами, то тогда точно тронется. Ноги распрямляются, поднимая тело обратно в вертикальное положение. Нужно разбираться с проблемами по мере их поступления. Сначала он должен спасти Минхо, это его главная задача. Джисон протяжно выдыхает, беря себя в руки. Пора возвращаться в общество. Он решает идти по тому же сценарию, что был в прошлом, раз он знает, что и как будет происходить. По пути в кухню он, не удержавшись, заглядывает в спальню, чтобы убедиться, что Минхо спокойно спит. Сомнение касательно того, верна ли его теория, по-прежнему оставалось. В таком состоянии можно придумать чёрт знает что, чтобы успокоить и защитить себя. Если события действительно продолжат совпадать, то тогда уверенность вырастет за ростом доказательств. Джисон спускается и подходит к кухне. Там должен сидеть Кристофер, который предложит сделать ему кофе. Это и будет проверкой. Помявшись, Джисон сворачивает в арочный проём и видит за столом знакомое лицо с ямочками. - Доброе утро, - приветствует его Кристофер. – Сделать тебе кофе? Всё сходится. Он на самом деле попал в прошлое. Джисон с трудом сохраняет невозмутимое выражение лица и спокойный голос. - Да, пожалуйста. - Без проблем. Он пристально наблюдает за тем, как Кристофер занимается кофеваркой, и пытается вспомнить разговор, который у них был. - Не спится? - Я вчера практически не пил. Не фанат алкоголя. - В кухне тоже ты убрался? - Да, решил немного прибраться, раз уж больше заняться нечем. Пожалуйста, - перед ним опускается чашка дымящегося кофе. - Спасибо, то что надо. - Не за что. Терпкий кипяток обжигает язык. Джисон задумчиво цедит кофе, осознавая происходящее. Он сидит на кухне в доме Чанбина, а по ощущениям как будто пытается запустить космический шаттл, переполошено бегая по операторской и смотря на кнопки так, словно никогда их в глаза не видел. Это всё было дико, но только эта дикость поддерживала в нём желание жить. Ведь теперь было ради кого. Как и в прошлый раз, Кристофер начинает разговор. Рассказывает, как учился по обмену в Сиднее, с мечтательной улыбкой сообщает, что прямо перед Рождеством к нему оттуда приедет на постоянную основу парень по имени Феликс, от которого он без ума. Джисон завидует. Им не нужно ничего бояться, не нужно сдерживаться. Им за их чувства расплачиваться не придётся. Некоторое время спустя раздаётся скрип лестницы. Джисон напрягается. Он знает, что это Минхо. Сердце начинает нервно топтаться на месте. - Утра, - Кристофер салютует. – Там туалет случайно не занят? - Вроде открыт был. - Отлично, надо сходить, пока туда очередь не выстроилась. Кристофер убирает свою чашку в раковину и исчезает за поворотом, легко поднимаясь по ступеням. - Налить тебе воды? – предлагает Джисон, помня, что в прошлый раз он отказался от кофе. - Давай. Минхо садится за стол и потягивается, водя плечами. Его рубашка приподнимается, оголяя бледный живот, покрывающийся мурашками от танцующего по дому утреннего сквозняка. Волосы чуть растрёпаны, но видно, что он расчесал их пальцами. - Держи. - Спасибо. Минхо жадными глотками осушает стакан. Джисон незаметно наблюдает за каждым его движением, не в силах насмотреться. Он такой живой, такой настоящий. Хотелось часами сидеть рядом и банально смотреть на то, как он копается в телефоне, смотрит фильм, читает или ест. Он двигается и дышит, он живёт. - Вот это я, конечно, налакался вчера, - Минхо вертит стакан в руках. – Хёнджин, зараза, постоянно тащил мне свои рюмки. - Это он умеет. Голова не болит? - Есть немного, пройдёт, - небольшая пауза. – Ты помнишь, что вчера было? Джисон ждал и боялся этого вопроса. Даже если он знает, когда и что именно произойдёт, он всё равно не хочет так сильно всё менять и торопить. Хотелось сказать, что он помнит каждое касание, дорожит каждой секундой, желает превратить это во что-то серьёзное, но не может. Пока что не может. Придётся сделать ему больно ещё раз ради его же блага. - Нет, не помню. А что? - Ничего, просто спрашиваю. Грусть в его глазах ранит так же сильно, как в первый раз, если не сильнее. Джисон чувствует себя последней скотиной, но заставляет себя проглотить это. Так нужно, так правда нужно. - Пойду умоюсь. Минхо встаёт из-за стола и Джисон в последний момент не выдерживает. - Минхо. Тот оборачивается. Первые секунды три Джисон молчит, не понимая, зачем это сделал. - Давай в эту среду опять я принесу поесть. Я тут заприметил одно место, где хочу попробовать еду. - Хорошо. - Тогда договорились. Джисон смотрит, как он скрывается в темноте коридора, и сокрушённо обхватывает голову руками. Взгляд вперен в гладкое дерево столешницы. Был бы он нормальным человеком, не вёл бы себя как кретин. Ведь даже своё странное поведение объяснить не получится. Кулаки решительно сжимаются. Он потерпит ради него. Он сам испытывает боль от того, через что приходится проходить, от этого безумия, но готов вытерпеть всё это ради того, чтобы он был жив и здоров. Домой они едут вместе, так как живут в одном районе. Когда они расходятся по сторонам, Джисон долго провожает Минхо взглядом, не желая его отпускать. Каждая секунда начала казаться невероятно ценной. Особенно после того, как он входит в квартиру, падает на кровать и, бессмысленно провалявшись четверть часа, вспоминает, что после того, как уснёт, проснётся снова в персональном аду. Проснётся в мире, где Минхо больше нет. Ближе к вечеру мысль о возвращении обратно не даёт сосредоточиться вообще ни на чём. Начатый фильм откладывается, все видео ставятся на паузу. Джисон пролистал несколько статей и форумов на тему путешествий во времени и возвращении в прошлое, но не нашёл ничего, кроме теорий и подозрительных историй фанатиков. В конце концов, интернет никогда не был надёжным источником информации. Даже если кто-то попадал в подобные ситуации, вряд ли они потом описывали это всё в интернете. Однако над болотом уныния один за одним зажигаются яркие светлячки. Минхо присылает ему видео со странными котами и смеётся в голосовое сообщение, говоря, что его вынесло с кота, который испугался огурца на полу и буквально подлетел в воздух, как ракета. Он смеётся практически через слово, зажевывая окончания, а Джисон улыбается как последний дурак, смотря на экран. Он так любит его смех. Цепляясь за этот источник радости в груди, Джисон копается в интернете и скидывает ему другое дурацкое видео, чтобы потом снова слушать хохот, заканчивающийся чем-то похожим на хрюканье. Ему нравится быть причиной веселья Минхо. Ему нравится, когда он смеётся над его шутками и комментариями. Поэтому Джисон находит видео и мемы, с которых они вместе истерично смеются чуть ли не до слёз. Жалко он не может забрать эти сообщения с собой. Один час сменяет другой, время уже переваливает за полночь, а Джисону всё мало. Он готов обсуждать с ним что угодно. Они говорят про дом мечты и Минхо скидывает гостиные с встроенными проекторами, которые ему нравятся. Джисон говорит, что его устраивают белые стены с древесными вставками, но окна он хочет от потолка до пола, чтобы на одно поставить витраж, который пускал бы по паркету цветные узоры. Эту тему они мусолят ещё практически час. «Хан ты чего сегодня такой разговорчивый? Ты же обычно вырубаешься к этому времени» Сообщение Минхо заставляет Джисона застыть. Потому что он вспоминает, из-за чего именно он так истерично хватается за всё, что связано с Минхо. Сердце сжимается. - Я просто очень рад, что ты жив, - тихо говорит он в пустоту квартиры. – Ты даже представить себе не можешь, как это больно – когда тебя нет. Одно дело бояться тебя потерять, другое – действительно потерять тебя. Я хочу побыть с тобой подольше. Если не рядом, то хотя бы так. «Да скучно просто,» - печатает он в ответ, тяжело вздыхая. Джисон понимает, что пора отпустить Минхо спать. Ему-то утром вставать на пары, а не перемещаться в другую реальность. Появляется мысль о том, что может лучше не ложиться спать совсем. Обдумав этот вариант, Джисон приходит к заключению, что у него и без того голова кругом идёт, а если он не будет спать вторые сутки подряд, то вообще перестанет соображать. Поэтому посидев ещё полчаса, он всё-таки ложится. Открывая глаза, Джисон сразу осознает, что перемещения действительно происходят. Его горло опухло и болело от криков, ранки на руках жглись, грудь ныла от чувства опустошения и горькой утраты. Для его тела ничего не поменялось, оно оставалось там, где было. В реальности, которая напрочь состояла из гнетущей скорби. Голова поворачивается и глаза долго смотрят на фотографию. Даже если он только недавно говорил с Минхо, внутри всё равно противно засвербело. В этой вселенной он так или иначе умер, исчез, для него всё было кончено. Холодный пол морозит ноги. Джисон ёжится и направляется в ванную, переступая через разбросанные вещи. Когда щёлкает выключатель, свет лампы с мерцанием отражается в покрывающих плитку осколках. Джисон смотрит на свои руки. Короткие красные полосы служили напоминанием о том, какой незначительной иногда кажется физическая боль по сравнению с душевной. Он всё исправит. Да, в этом мире Минхо умер и это до сих пор резало изнутри, крошило в пыль, но теперь он знает, что это не конец. Он не позволит ему умереть второй раз и это стремление придавало сил. Поэтому Джисон убирается, сметает осколки в одну кучу и выбрасывает их в мусорку к окровавленной рубашке. Остатки зеркала снимаются со стены и тоже убираются в пакет. Затем он поднимает стеллаж, вставляет полки, которые не были сломаны, неаккуратно складывает на них книги и тетради, чтобы не мешали ходить. Стул со сломанной ножкой уже не представлял из себя никакой ценности, поэтому он выбрасывает его вместе с остальным мусором. Постояв над лежащей на полу проволокой с почтовыми карточками, Джисон решает, что в этом мире ему плевать на убранство и свои вещи, поэтому он просто запихивает всё в коробку. Одежда убирается обратно в шкаф и в общем и целом квартира принимает стандартный вид. Оставалось самое сложное. Джисон долго стоит у открытого шкафа, нервно постукивая пальцами по дверцам. Время шло, однако закоченевшие органы, кажется, покрывшиеся коркой хрустящего льда, не давали пошевелиться. Он должен это сделать. Он не может не пойти. Глубоко вдохнув, а потом протяжно выдохнув, Джисон с усилием заставляет себя снять с вешалки белую рубашку и чёрный костюм. Перед выходом из дома он снова останавливается, собирается с мыслями, после чего выходит. Свежий воздух чуть отрезвляет, подталкивая его в спину. Всю дорогу Джисон старается ни о чём не думать. Он читает объявления в метро, рассматривает окружающих, мысленно перечисляет станции. Было страшно. Так страшно, что перед входом в траурный комплекс он едва справляется с порывом развернуться и убежать, сделав вид, что ничего не происходит. Остановила его только совесть. Видеть имя Минхо на табло в таком месте было странно. Джисон был на траурных церемониях дедушки и бабушки, но никак не думал, что попадёт на такую для кого-то своего возраста и тем более кого-то, к кому он испытывал чувства, от которых так старательно убегал. Эта умиротворённая тишина, мягкие тона и чуть приглушённый свет заставляли его ощущать подавленность и тревогу одновременно. Искусственное спокойствие давило на сознание. Люди вокруг ходили заплаканные, убитые горем, в каждом зале царила своя трагедия. Это место до последней молекулы состояло из нагой скорби. Собравшись с силами, Джисон входит в нужный зал. Его рёбра трясутся, когда он здоровается с семьёй Минхо и приносит им свои соболезнования, отдавая конверт с деньгами. Родители были вынуждены заниматься организацией трёхдневной траурной церемонии и похорон на следующий же день после того, как потеряли сына. Им помогала дочь, но то, через что они проходили, было ужасно. Никто не готов хоронить своих детей. Однако Джисон боялся не встречи с его семьёй. На укрытом белыми цветами столе находится большая фотография улыбающегося Минхо с двумя чёрными лентами наверху. К опухшему горлу подступает обжигающий комок. Ноги подкашиваются и Джисон чуть не падает, опускаясь в полном поклоне на пол. Он мёртв. Безжизненное тело Минхо находится в морге при данном траурном комплексе. В этой реальности он больше никогда не засмеётся. Нижняя челюсть начинает дрожать. - Прости меня, - шепчет Джисон в пол. – Прости, что из-за меня ты потерял жизнь. Твоя семья потеряла тебя. Я потерял тебя. Мне так жаль. Плотно сжимая губы, чтобы сохранить самообладание, Джисон поднимается и заглядывает фотографии в глаза. В лисьи глаза, которые мягко смеются, подсвеченные тёплой улыбкой Минхо, который тогда не знал, какая участь его ждёт. Когда делаешь фотографию, обычно не задумываешься о том, станет ли она той, что будет приветствовать всех на твоей траурной церемонии. Палец смахивает жгучие слёзы, испуганно застывшие на ресницах. Джисон тяжёлыми шагами покидает зал, переходя в комнату для поминальных трапез. За напольными столами сидели горюющие родственники, опустошающие рюмку за рюмкой. Опустившись на пол за пустым столиком подальше от незнакомых людей, он заказывает себе дымящийся суп в чугунной чаше и бутылку соджу. Первая стопка углём проходится по пищеводу. Меньше недели назад он целовал пьяного Минхо, а теперь пьёт за упокой его души. Безумие. - Привет, чувак, - на плечо опускается рука, Джисон поднимает голову и видит Чанбина. - Привет, ребят. - Как ты? – Хёнджин садится напротив вместе с Чанбином. - Как видишь, - Джисон с горькой усмешкой наливает себе соджу. Когда на столе появляются ещё две рюмки, они чокаются и пьют. В других уголках зала звучат приглушённые разговоры. Кто-то вспоминает усопшего, кто-то отвлекается на что-то ещё, пользуясь тем самым случаем, который собирает родню вместе. Атмосфера гнетущая и тяжёлая, но на задворках сознания появляются первые задатки спасительного вакуума. - Ты придёшь в понедельник? – несколько рюмок спустя спрашивает Чанбин, мешая ложкой горячий суп и отпивая наваристый бульон. - Приду, - Джисон жуёт мясо, не чувствуя его вкуса. - Пропуски можно не отрабатывать, мы договорились, - Хёнджин поддевает палочками кимчи. – Но во вторник всё равно будет тест по политологии. - Хорошо. Точно. Мир же продолжал идти, как шёл, даже после смерти Минхо. Его больше не было, а море жизни продолжало течь, выкинув его на берег. К сотням тысяч остальных людей, чьё время недавно закончилось. Кладбище китов. - По гражданке задали целую кучу задач. Я даже открывать их не хочу. - Я пробежался вчера взглядом и закрыл, это полная жесть. - Вообще жёстко? Сложные дела? - Да они какие-то бредовые, там куча нюансов, то в один кодекс смотреть, то в другой. - Лучше бы опять частную собственность разбирали, это было проще. «Акция 1+1» болтают, пытаясь как-то заполнить тишину и втянуть Джисона в разговор, но он либо отвечает односложно, либо продолжает смотреть куда-то в пустоту, даже не пытаясь слушать. Мысли извивались как червяки на сковороде и оглушающе скворчали. Грудь сверлила тупая медленная дрель, разрывающая плоть слой за слоем и карябающая то, что уже было разворочено. Эта боль разрядами проходилась по каждому миллиметру его естества. - Тебе скинуть фотки презентации с психологии? - Какие у вас предсказания? Вопрос Джисона сбивает их с толку своей неожиданностью. Парни замирают, коротко переглядываются и озадаченно смотрят на впервые за долгое время подавшего голос Джисона. - Предсказания? - Да. Что вы видели? - Ну, у меня наша футбольная площадка в школе, - Чанбин ведёт плечом. – Момент, когда Хёнджин заехал мне мячом по лбу. Мы тогда пошли в медпункт, разговорились и как раз начали общаться нормально. - У меня Кками. Как мы с ней играем в моей комнате. Поэтому когда мы с родителями пошли в питомник выбирать собаку, я увидел её и понял, что это она. - Мило, - Джисон хмыкает, криво улыбаясь, и выпивает рюмку. - А у тебя? - У меня? – он какое-то время молчит, после чего, наконец, поднимает голову. – У меня мой любимый человек умирает на моих руках. Я весь в его крови и кричу. Вот что у меня. Парни шокировано застывают, смотря на его красные глаза, полные немой агонии. Брови опущены, под нижними веками синяки и россыпи багровых точек. Бледное лицо кажется иссушенным. - То есть ты… - Минхо умер из-за меня. Я должен был убегать от него, сменить универ нахрен, а я придумывал себе кучу идиотских отмазок, чтобы быть с ним. Потому что я слабак. Какое-то время за их столом царит тишина. Информация, которую слишком сложно переварить вот так сразу. Наконец, Чанбин отмирает первым, встаёт на ноги и садится рядом с Джисоном, крепко хватая его за плечо. - Ты тут ни при чём, слышишь? Ты не мог знать. - Я знал. Я понял, что это он, когда эти грёбаные чувства появились. Но я начал им дорожить и позволил себе остаться, хотя прекрасно знал, что нельзя. Надеялся, что повезёт. Идиота кусок. - Предсказание нельзя изменить, его нельзя обмануть. Даже если бы ты ушёл, сменил город, то в конечном итоге всё повернулось бы так, что это бы случилось. Через неделю, год, пять лет, - Хёнджин чуть подаётся вперёд, заглядывая ему в лицо. – А так он ушёл любимым. И сам любил, я точно знаю, я видел, как он на тебя смотрит. Смотрел. - Ты думаешь, Минхо был бы рад видеть, как ты себя жрёшь? Ненавидишь себя из-за него, винишь. Да он бы отмудохал тебя так, что ты бы мать родную не узнал. И покрыл бы тебя матом с головы до ног, - Чанбин чуть покачивает его. – Это не твоя вина. И не его. Это сука-жизнь так решила. Я знаю, что тебе больно, что слова наши не всрались, но ты сам должен принять то, что ни в чём не виноват. Не делай себе больнее, чем уже есть. Сейчас уже всё равно ничего не исправить. Исправить можно, но только действительно не в этой реальности. Джисон вывалил это всё, потому что больше не мог терпеть, не мог хранить это в себе. Внутри было разбито, поэтому его страшный секрет, приправленный оголёнными эмоциями, выпал наружу через кривую щель. Однако вторым секретом он делиться не собирается. Ему всё равно никто не поверит. Назовут сумасшедшим, посоветуют обратиться к терапевту или сразу лечь в дом для душевнобольных. Он бы сам в такое не поверил. Поэтому успокоив ходуном ходившие пальцы, он обхватывает бутылку и разливает соджу по рюмкам. - За Минхо. - За Минхо. Через полчаса они покидают траурный комплекс. Находиться в этой атмосфере было слишком тяжело. Там всё напоминало о произошедшем. «Акция 1+1» зовут Джисона засесть в какой-нибудь рюмочной, чтобы продолжить, или пойти нормально поесть в спокойном заведении, но он отказывается. Не было абсолютно никакого желания находиться среди других людей в таком состоянии. Свои планы уже давно были построены. Домой Джисон идёт с пакетом, где гремят зелёные стеклянные бутылки. Двух ему должно хватить, чтобы догнаться, третья была на всякий случай, чтобы наверняка. В квартире прохладно, сипло дует из оставленного открытым окна. Оно громко щёлкает, когда Джисон закрывает его. Переодеваться нормально нет сил, поэтому галстук летит куда-то в сторону шкафа, пиджак приземляется на подножье кровати, частично свисая с него. Первые две пуговицы рубашки расстёгиваются. Джисон падает на пол, прижимаясь спиной к кровати, и открывает первую бутылку. Крышка откидывается в сторону. В три больших глотка осушив почти половину, Джисон шумно выдыхает, морщась, и с грохотом опускает бутылку на паркет. Больное горло дерёт до звёзд. - Я скоро приду, Минхо. Я не смогу проторчать здесь весь день, это невыносимо. Ещё два глотка. Голову словно накачивают воздухом, который затем превращается в тяжёлый гудящий песок. Затылок прижимается к кровати, глаза закрываются. Джисон решительно намерен напиться до отключки, чтобы быстрее вернуться обратно. Время он контролировать не может, значит придётся прибегать к чрезвычайным мерам. Лишь бы не оставаться здесь дольше. Эта реальность потеряла всякий смысл. Спустя час Джисон лежит на полу в окружении двух пустых бутылок и начатой третьей. Между пальцами зажата фотография, экран телефона с открытыми видео вспыхивает и гаснет в последний раз, разряжаясь полностью. По комнате скользят тени от угрюмых грозовых туч, разлёгшихся над осенним Сеулом. Глаза открываются, тут же переходя на стену. Дыры от стула нет. Джисон с облегчением выдыхает, выключает надрывающийся будильник и трёт лицо. Натяжение в груди становится чуть слабее. В этой реальности дышалось проще. Похмелья не было, с этим будет разбираться его тело из другой вселенной. Никогда он ещё не был так рад проснуться в семь тридцать утра. Джисон наскоро умывается и скачет на одной ноге, натягивая джинсы. Он понимает, что торопиться ему некуда, но ничего не может с собой поделать. Он должен увидеть его как можно быстрее, ему это нужно после всего, что было. Атмосфера траура по-прежнему туманила его сознание, заставляя тосковать. Её хотелось срочно скинуть с себя как душащий кокон. До кофе снова нет никакого дела. Бариста наверняка подумает, что что-то случилось, раз он так резко пропал. Джисон с трудом заставляет себя не бежать. Он широкими шагами пересекает улицы, ломясь сквозь плотный утренний ветер. Наконец, такие знакомые ворота кампуса. Взгляд всматривается в большие часы на главном корпусе. В это время Минхо обычно уже приходит. - Хан, подожди, пойдём вместе. Сзади окликают и Джисон оборачивается. Сердце подрывается от любимого голоса. В груди как будто взорвали жидкую бомбу с горячим лечебным отваром. На место вставало и срасталось всё то, что было раскрошено в прах. Джисон удерживает порыв побежать навстречу и сжать его в своих руках, но когда Минхо подходит, всё равно сдаётся и обнимает его, мягко прижимаясь виском к его виску. Тёплый. Живой. Пахнет свежим лаймом. - Опять кошмар? – Минхо устраивает подбородок на его плече и отвечает на объятие, кладя руки на его талию. - Да. Тот же самый. - Дома у Чанбина ты вроде без кошмаров спал. Может мне надо с тобой вместе спать, чтобы их не было? – смешок. Джисон искренне хотел бы сказать «да, давай». Если бы проснувшись, он сразу видел под своим боком сопящего Минхо, то ложиться спать не было бы так страшно. Если бы он засыпал, прижимая его к себе, то боль не резала бы так сильно. - Я подумаю, - в конце концов, отшучивается он, отстраняясь. - Подумаешь? – вскидывает брови Минхо, лукаво улыбаясь. – Значит, шанс есть? Такая реакция выбивает из Джисона только-только устоявшееся равновесие. Он не может даже сообразить, что сказать, и просто кривит губами, как последний дурак. Благо от неловкой ситуации спасают «Акция 1+1», которые тоже подтянулись к первой паре и заметили их по пути. Рядом с ним мозг Джисона отказывался функционировать нормально. Он забывается, забывает даже про все свои намерения держать ситуацию под контролем и пока что не давать ей развиваться ни в какую сторону. Глаза сами постоянно цеплялись к Минхо во время пар. Джисон смотрит на его лицо, в котором уже знал каждую черту, родинку и крохотный шрам на левой скуле. Наблюдает за тем, как он переписывает термины с интерактивной доски, как зачёсывает пальцами волосы назад, как теребит длинную серьгу в ухе, как вертит в руке ручку. Эти движения были живыми и ему их было мало. Ему постоянно нужно было видеть, что Минхо жив, он двигается, он дышит, он есть. Ведь в другой реальности такой возможности больше не было. Во время перерыва Джисон идёт в магазин, чтобы купить Минхо, который не успел позавтракать, сэндвич и банку холодного кофе. Он просит профессора Кима увеличить шрифт, когда видит, что Минхо щурится. Он берёт у однокурсницы влажную салфетку, чтобы стереть с колена Минхо след от майонеза из сэндвича. Он приносит ему стакан воды и лишнюю тарелку капустного салата во время обеда. Он прикрывает его голову своей тетрадью, когда они под дождём бегут в нужный корпус. Он поправляет его чёлку, растрёпанную ветром. Он идёт распечатывать для него конвенции, про которые тот забыл. Джисон готов делать для него что угодно. Он рад помогать ему даже с мелочами. Ведь после смерти человека ради таких мелочей ты готов продать душу. Отдать её на растерзание ради того, чтобы поправить выгнувшийся ворот рубашки в последний раз. - Ты сегодня какой-то подозрительно учтивый, - сужает лисьи глаза Минхо, когда ближе к вечеру они покидают кампус. – Что происходит? - Я нормальный. - Я не говорю, что ты обычно ведёшь себя как говно, просто сегодня ты какой-то другой. Более… более обходительный? Как будто накосячил и теперь вину заглаживаешь. - Я… - мысли в голове Джисона носятся как подожжённые муравьи и он не находит ничего лучше, кроме как сказать то, что неоновой вывеской горело ярче всего. – Может я за тобой ухаживаю? - Ухаживаешь? – Минхо выглядит чуть задумчивым. – Ухаживаешь в каком смысле? - В любом. - Мне с этим надо что-то делать? - Не мешай мне. - А, простите, не думал, что могу помешать вашему ухаживанию, - он со смешком вскидывает руки. Реакция Минхо заставляет в очередной раз почувствовать себя так, как будто его тянуло в две разные стороны. Сторона, на которой запрещено делать шаги ближе к нему, и сторона, которая загорается счастливыми огоньками от такой реакции. Минхо не против. Джисон хочет спокойно заботиться о нём, как все нормальные люди. Заботиться, а не спасать от смерти. Они оба не против, но приходится сдерживаться, хотя это получалось с большим трудом и не всегда. Потому что весь вечер Джисон снова переписывается с ним, иногда получая голосовые сообщения, которые слушает так, как слушают рассказы о тайнах бытия. Ловя каждый звук и надёжно запечатывая внутри себя, чтобы возвращаться туда и воскрешать всё, что было, в особо тяжкие моменты. Наступает глубокая ночь, жмущаяся к окнам. Они обсуждают страны, в которых хотят побывать, и даже сохраняют информацию о кафе, которые заинтересовали их обоих, когда внезапно вместо сообщения от Минхо приходит звонок. Он говорит, что ему надоело печатать и держать кнопку для записи голосового, поэтому проще будет висеть на телефоне. Джисон телефонные разговоры не любит, но если это Минхо, то он только рад слушать его болтовню, смешки и задумчивое мычание. Пространственные размышления и легкомысленные комментарии о местах, которые они находят, постепенно начинают сменяться чем-то внезапно серьёзным. - Давай позавтракаем в этом месте, а потом пойдём в музей чудовищ. Ты же не зассышь? - Я что, похож на ссыкуна? - Тогда мы будем ходить без фонарика. И даже не думай цепляться за меня, иначе проиграешь и будешь должен мне какую-нибудь штуку из сувенирного. - Договорились, готовься обломаться. *** - Мы могли бы объехать эту часть города на великах, а потом устроить пикник. - На лавандовом поле перед лесом? Окей, надо будет взять покрывало. - Хочу на день рождения себе полароид купить, как раз фоток наделаем. - Повешу к своим открыткам. - Мою довольную морду тоже? - Ага, подпишу как «Лавандовое Чудовище». - Офигел? Я тогда твою рожу тоже себе на стену прилеплю, будет «Отпугиватель Монстров». - Звучит неплохо. - А общую я себе заберу, обойдёшься. - Почему? - Потому что я так сказал. Мой полароид, что хочу, то и делаю. *** - На эту башню обязательно надо подняться. Там вид, наверное, потрясающий. - Да вряд ли. Город и всё. - Так круто же. - Ну… может быть. - Только не говори, что ты высоты боишься. - А если боюсь, то что? А, Хан? - Да ничего. Заставлять не буду. - Ну и всё тогда. - А если я буду держать тебя за руку, то тоже будешь бояться? Мы можем не подходить к краю. - М-м-м… тогда может быть. - Значит решили. Будущее кажется таким близким и настоящим, когда они вот так обсуждают его, лёжа ночью в своих кроватях. Строить планы было приятно. Планы означают цель, к которой можно идти. Перед ними открыт весь мир. Наговорившись о поездках, они на какое-то время умиротворённо замолкают, однако не вешают трубку. Было слишком приятно покачиваться на созданной ими мечтательной волне, находясь одновременно далеко и рядом. - Хан, что между нами происходит? – вдруг спрашивает Минхо, заставляя его сесть в кровати. - А… а между нами что-то происходит? - А разве нет? Джисон слышит лёгкое волнение в его голосе. И серьёзность. Ему был важен ответ. Сжавшуюся диафрагму нервно покалывает, по рёбрам как будто постукивают маленькие молотки. - Ну… слушай, можешь дать мне время? Совсем немного, - Джисон сдаётся, понимая, что просто не может снова сделать ему больно, и решает идти ва-банк. - Время? - Да, до четверга. - Можно узнать, что именно изменится за три дня? - У меня небольшие проблемы дома, я не хочу чтобы это всё смешалось, пока у меня в голове бардак. К четвергу всё должно нормализоваться, и мы сможем нормально это обсудить. На той стороне возникает короткая пауза, явно полная размышлений. - Значит, я могу пригласить тебя на свидание в четверг? – Минхо явно устал увиливать от называния вещей своими именами. - Ну… я не против. - Отлично. Значит, идём в четверг в кафе и открыто обсуждаем всё, как взрослые люди. - Да, было бы здорово. - Тогда спокойной ночи, Хан. - Спокойной ночи, Минхо. Джисон улыбается замолчавшему телефону. Разговор был максимально незапланированным, но он подарил ему пульсирующую надежду на то, что скоро всё будет хорошо. Он спасёт Минхо, а потом сможет впервые обнять его без подавляемой тревоги внутри. Он сможет любить и не бояться быть наказанным за это. Даже если за это придётся заплатить раздвоенной вселенной. Что угодно, лишь бы Минхо был жив. Мысли переходят к тому, что его ждёт после пробуждения. Лёгкость с души мгновенно испаряется. Ноги холодеют, а наружу вырывается протяжный мрачный выдох. Нужно будет собраться с силами ещё раз. Даже если в этой реальности всё хорошо, на той стороне его будет ждать только скорбь, которая пока что находилась на самом пике. Джисон выключает свет и укрывается одеялом. Выбора всё равно нет. В голове одновременно взрываются сотни петард. Осколки впиваются в мозг и оставляют трещины на черепной коробке. Джисон стонет от боли и с трудом поднимает голову, которая весила, кажется, как мешок цемента. Комната перед глазами тут же начинает размываться и мигать, в ушах свистит. Затёкшее тело горит, позвоночник подрагивает. Кое-как встав с пола, держась за кровать так, словно она могла выскользнуть из-под рук в любой момент, Джисон жалеет о своём решении. К горлу подкатывает горькая тошнота и он едва успевает влететь в ванную, падая на колени перед унитазом и стараясь не занырнуть в него полностью. Органы скручиваются, горло жжёт. Дышать трудно и неприятно, желтоватый свет лампы дерёт глаза. Посидев над унитазом несколько минут и убедившись, что больше выходить просто нечему, Джисон шатко поднимается, по привычке заглядывая в зеркало, которого больше не было. Струя воды громко бьёт по железному водостоку и перекрывается. Джисон решает, что эффективнее будет принять душ. Холодные капли стекают с кончиков волос, когда он сгорбленно сидит на кровати. За окном гладкое графитовое небо отдыхает от ночной истерики. По рёбрам скользит промозглый холод, но не снаружи, а внутри. Тяжёлый выдох через нос. Джисон прикрывает глаза, сжимая кулаки на коленях. Он отчаянно пытается уговорить себя пойти на похороны. Проводить Минхо из этой реальности в последний раз. Отпустить его. Даже когда волосы уже сухие, Джисон продолжает сидеть, так и не сдвинувшись с места. Это было сложнее, чем он думал. Пусть даже он знает, что вернётся к живому Минхо, стоит ему заснуть, Минхо здесь всё равно был мёртв. Его любимый человек был мёртв. Резкие скачки эмоций выматывали, путали, сознание не успевало перестраиваться. Один момент он счастлив, смотря на его улыбку, другой скручивается в агонии, зная, что его жизнь резко оборвалась. Все планы Минхо, все его цели, все чувства, все воспоминания просто исчезли. - Ладно. Ты должен сделать это. Ты должен быть там, с ним. Ради него. Облачившись в костюм, Джисон выходит из дома и ловит такси. Ледяные руки сложены в замок, челюсти сжаты. Сердце дребезжит, как стекло в старой двери, мимо которой проносится грузовик. Сойдя у места церемонии, Джисон теряется в зыбучих песках душащей горечи. Всё сливается в одну бесконечную скорбь. Он не видит чужие лица, не слышит голоса, не слышит плач. Его словно накрывает тяжёлой волной. Идя практически в середине процессии, он неотрывно смотрит на гроб впереди. Не покидает ощущение того, что это всё не по-настоящему. Такого не может быть. На траурной церемонии не было этого сокрушающего понимания происходящего. Только увидев гроб с телом Минхо, Джисон в полной мере осознал, что это конец. Для Минхо это конец. Его тело, которое Джисон обнимал во время танцев, к которому прижимался на кровати, сожгут, превратив в пыль. Оно перестанет существовать и его не будет. Вообще нигде. Взгляд переходит на убитых горем родителей, которые практически не спали прошедшие три дня, выполняя свой долг. Новая вина грызёт Джисона так, что приходится плотно стиснуть губы, чтобы не завыть от бессилия. Утром он снова увидит Минхо и будет говорить с ним, а у них такой возможности никогда больше не будет. Они не знают, что в другой реальности он ещё жив, что у него есть будущее. Всю оставшуюся жизнь они проведут с чувством бесконечной потери, которая не загладится ничем, им некуда сбегать. Он чувствует себя грязным эгоистом, который смеет на что-то жаловаться, когда ему по какой-то причине дали второй шанс. - Прощай, - его дрожащий шёпот теряется в осеннем ветре, когда гроб загружают в машину. – Я не смог спасти тебя здесь, но я клянусь, что у тебя будет самое лучшее будущее, которого ты заслуживаешь. Я люблю тебя, Минхо. Отдыхай. На манжетах пиджака остаются тёмные пятна. Грудная клетка трясётся. Джисон заставляет себя дышать через скованное горло. Это последний раз, когда они находятся рядом. Крышка багажника хлопает. Внутри тоже раздаётся оглушающий хлопок. Всё кончено. Домой Джисон бредёт, еле передвигая ногами, с чёрным пакетом в руке. Сознание по-прежнему остаётся в густом оцепенении. Опустив пакет на пол, Джисон какое-то время просто стоит посреди комнаты. Затем в нём что-то щёлкает. Он рывком стягивает с себя галстук с пиджаком и с внезапно накатившей злостью засовывает их за шкаф, чтобы больше никогда не видеть. Туда же летят ботинки, рубашка и брюки. Кулак ударяет по белому дереву. Огонь в костяшках вспыхивает по одному, как падающее домино. Натянув на себя домашнюю одежду, Джисон садится на пол у кровати. Теперь уже его стандартное место. Он раскладывает из пакета упаковки с горячей едой. Всё то, что любит Минхо. Ттокпокки обжигают язык, но он продолжает запихивать их в рот и жуёт, смотря невидящим поплывшим взглядом в стену. По щекам текут слёзы. - Знаешь, мне сейчас так больно, - спустя несколько минут говорит Джисон, отпив холодного мятного чая, который Минхо часто брал себе. – Мне так больно, что я уже не могу кричать. Но даже несмотря на всю эту боль, ты – лучшее, что случалось со мной. Я не мог сбежать от тебя. Потому что это было так чертовски приятно – чувствовать себя живым. Чувствовать себя человеком. Ты сделал меня человеком. Ты подарил мне жизнь и потерял свою. Ты бы сейчас назвал меня идиотом, я знаю. А я и есть идиот. Я просто надеюсь, что заставлял тебя чувствовать хотя бы примерно то же самое. Что ты был счастлив видеть меня. Что ты знал, как много для меня значишь. Не переживай, Минхо, я буду в порядке. Ради тебя я всё выдержу. Хорошей тебе дороги. Голос Джисона затихает в холодной пустоте. Он ест, устраивая свой прощальный ритуал в его честь. А когда еда заканчивается, он ложится на пол. Шелестит виниловая упаковка, рвётся бумага. Щёлкает зажигалка. Струя дыма рассеивается под потолком. Джисон бросил курить два года назад. Сейчас это уже неважно. Он курит, стряхивая пепел прямо на паркет. Долгая затяжка, долгий выдох. Табак горчит. Спустя полпачки горло саднит так, что терпеть невозможно. Его затягивает дерущий кашель. Поднявшись на ноги, Джисон идёт на кухню и набирает стакан воды прямо из-под крана. Приступ ослабевает. Можно было допить оставшуюся бутылку соджу и сходить за новой. Снова залить себя. Однако у него был способ намного быстрее. Из шкафчика достаётся пластиковая коробка, играющая роль аптечки. На самом дне лежит искомое снотворное. То, которое выписывал врач, когда он не мог заставить себя заснуть, боясь своего проклятого кошмара. Две таблетки запиваются новой порцией холодной воды. Джисон возвращается в спальню и теперь уже ложится на кровать. Смысла оставаться здесь и ждать ночи не было, он хлебнул горя с лихвой. Таблетки снова станут его хорошими друзьями. Голова начинает заполняться пористой ватой, глаза закрываются, конечности постепенно исчезают. Сознание выскальзывает из тела. Звон будильника заставляет вздрогнуть. Джисон выключает его и смотрит на дату – 4 ноября. Он каждый раз боится, что вернуться не получится и он будет вынужден влачить жалкое существование в реальности, которая больше не имела смысла. Обхватившие его канаты скорби и вины становятся слабее с каждой минутой, когда он мчится по улицам за своей дозой радости. - Ты же не перестанешь так делать, когда кошмары исчезнут? Минхо в его руках выдыхает со смешком. Сегодня его голос отдаётся внутри по-особенному приятной болью. Лучший звук на Земле. Лаймовый воздух заполняет лёгкие. - Никогда не перестану. Джисон закрывает глаза, впитывая его тепло кожей. Живой. Смеющийся. Хочется схватить его, унести к себе и укрыть от всего. Гладить по волосам, смотреть в лисьи глаза и часами напролет слушать, как он рассказывает смешные историй из своей жизни. Или жалуется на придурков со своих занятий по теории коммуникации. Или объясняет, почему любит серебро больше золота. Или размышляет, какой бизнес они могли бы создать вместе. Что угодно – Джисон готов слушать, обсуждать, поддерживать. Однако растущее волнение не отпускает ни на секунду. Даже когда Минхо кладёт голову ему на плечо и дремлет во время большого перерыва, который они проводят на диванчике в зоне отдыха. Джисон приобнимает его одной рукой, а сам не может перестать думать о завтрашнем дне. День аварии. День, когда всё полетело к чёртовой матери. Права на ошибку просто нет, иначе всё было зря. Джисон думает об этом постоянно, боится, что упустит момент. Он обязан сделать всё правильно и спасти Минхо. Кажется, что всю свою жизнь он шёл именно к этому событию. Нервы натягиваются настолько, что дома Джисон нарезает круги по квартире и пьёт одну чашку кофе за другой. Он сломается, если придётся пережидать ещё сутки, он хочет быстрее покончить с этим и вдохнуть полной грудью, как свободный счастливый человек. Поэтому он решает всё-таки не ложиться. Да и сна на самом деле не было. Слишком взвинчен, чтобы заснуть. Чтобы отвлечься, Джисон меняет карточки на стене. Вешает те, которые понравились Минхо, когда тот был у него. Потом он решает отдраить весь дом. До блеска вычищает ванную, начиная зоной душа и заканчивая натиранием зеркала, пока на нём не остаётся ни единого крохотного развода. Перебирает аптечку, раскладывая таблетки по степени важности. Драит плиту и столешницу на кухне, пока глаза не начинает щипать от едкого средства. Вытряхивает на балконе одеяло, меняет постельное бельё, ставит стирку. Сортирует вещи в шкафу по цветам, вплоть до носков. Ненавистный костюм заталкивает в самый низ, чтобы он не попадался на глаза. Аккуратно расставляет книги на стеллаже и перебирает тетради, выбрасывая те, что уже не пригодятся. Время до утра всё равно оставалось и чем меньше, тем туже сжимался ком нервоза внутри, поэтому чтобы успокоиться, он штудирует интернет-магазины в поисках новых почтовых карточек. Около шести утра нападает дикая усталость, глаза начинают слипаться, но Джисон не впервые не спал всю ночь. Нужно просто переждать. Как он и думал, через час сонливость рассеивается, включается резервная энергия. Важность наступающего момента помимо волнения начинает придавать ещё и сил. В Джисоне загорается решительность, цель имела для него слишком большое значение. Он слишком хорошо знал, как больно будет всё потерять. Выйдя из дома на сорок минут раньше обычного, чтобы точно не опоздать, Джисон стремительными шагами направляется к дому Минхо. Утро кажется даже слишком свежим для углубляющейся осени. Пахнет влажной листвой, скопившейся в водостоках. Солнца не было, однако его приглушенный свет витает где-то за истончившимися тучами, которые напоминают сбившийся в кучи заварной крем. Людей на улицах постепенно становится всё больше. Кто-то торопился на работу, кто-то нехотя плёлся на учёбу. Джисон стоит у подъезда, карауля вход как сторожевая собака, готовая в любой момент сорваться с места. Однако когда дверь открывается и наружу выходит Минхо, на ходу поправляющий задравшуюся из-за рюкзака рубашку, его взгляд непроизвольно смягчается. - Ты чего тут делаешь? – удивляется Минхо, заметив его. - Да моя кофейня, в которую я обычно утром хожу, сегодня закрыта оказалась, поэтому решил по дороге заскочить за тобой и зайти в другую, - на то, чтобы придумать и отработать ложь, у него было более, чем достаточно времени. - И не лень же тебе утром за кофе тащиться. Ладно, пошли, я тоже чего-нибудь возьму, раз уж зайдём. Сердце исступлённо колотится. Джисон кое-как борется с порывом затолкать Минхо обратно в дом и банально не выпускать его на улицу, где бродила его смерть. Когда они выходят со двора, Джисон специально встаёт со стороны дороги, не давая ему подходить близко к машинам. Они идут через другую часть района, но если что-то всё равно пойдёт не так, то он лучше примет удар на себя. В крошечной прорези между тучами высовывается сонное солнце, подсвечивающее утренний туман вдали. Сеул выглядит неожиданно умиротворённым, однако у Джисона внутри взвинчено носились острые лезвия страха, от которых даже спина была напряжённо выпрямлена, как вбитый в землю кол. - Ты чего такой дёрганный? Минхо озадачено хмурит брови, замечая, что Джисон то и дело осматривается, почти без остановки вертя головой и сканируя окружение. - Я? Да просто не выспался, - Джисон отмахивается. – Не спал ночью - Совсем? - Совсем. - Почему? - Ждал новости из дома. До сих пор жду. - Ты расскажешь, что случилось? - Когда всё закончится. - Ну хорошо. Если что, то я всегда могу выслушать, ты же знаешь. - Знаю. Спасибо. Конечно же, он не собирался ничего ему рассказывать про это. Во-первых, Минхо бы не поверил. Во-вторых, ему это знать не нужно. Джисон сам понесёт это бремя, он не хочет, чтобы он тоже переживал за себя и за него. Когда сознание успокоится и убедится, что всё в порядке, он просто придумает какую-нибудь историю про то, как кто-то там из родных тяжело болел, и этого будет достаточно. Правда была слишком жестока. Когда они переходят дорогу, Джисон подхватывает Минхо под локоть, продолжая с тревогой смотреть по сторонам. Минхо на это лишь дёргает уголком губ. Он немного сбит с толку, но списывает всё на его нервы из-за якобы домашних проблем. Да и он всё-таки не против. Он был бы не против, даже если бы его взяли за руку. Поэтому он позволяет Джисону вести себя и оттеснять от края дороги. Взяв с собой напитки, они заходят в кампус. Только здесь Джисон позволяет себе выдохнуть. От напряжения у него начало звенеть в голове. Он смотрит на часы. В это время Минхо уже был мёртв. В груди вспыхивает луч света. Неужели получилось? Всю пару Джисон смотрит то на свои руки, то на рубашку сидящего впереди на соседнем ряду Минхо. Белая, без единого красного пятна. Никакой крови. Он живой, сидит на занятии, иногда отпивая мятный чай, и вертит пальцами ручку, изучая выведенную на доску таблицу. Джисон долго и тихо выдыхает. Исступлённо бившееся сердце начинает успокаиваться. Он спас его. Всё было нормально. Предсказание не сбылось во второй раз. Волнение снова приподнимается, когда на следующую пару они расходятся по разным корпусам каждый на свой предмет. В туалете Джисон умывается холодной водой, приводя себя в чувство, и в магазине на первом этаже просит наложить льда в его стакан. Это отрезвляло, потому что из-за невозможности держать Минхо в поле зрения всё занятие он сидел дёрганный, постукивая ногой по полу. Но стоит ему только увидеть Минхо на перемене, как эйфория захлёстывает. Несмотря на всё, что было, Джисон чувствует себя самым счастливым человеком на планете. У него был Минхо. И с ним всё, наконец, было хорошо. Он смог увести его от смерти. Загоревшееся сотнями лампочек настроение заставляет Джисона чуть ли не вприпрыжку подниматься по склону, когда они отправляются в свой традиционный поход во время долгого окна. Он даже не чувствует нытья в икрах, едва сдерживая дурацкую улыбку, которая так и просилась наружу. Озеро кажется лазурным и гладким, как огромный леденец из голубики. - Сегодня какой-то праздник? Поставив воду греться, Минхо оборачивается и с удивлением смотрит на коробку пирожных с ежевикой и малиной, которую Джисон поставил на застеленный пледом валун. Он сбегал в кондитерскую на перемене. - Я получил хорошие новости. - Ты поэтому такой взвинченный? - Да, - Джисон смеётся себе под нос. – Ты заметил? - Хан, я прекрасно вижу, какой ты странный в последние дни, - Минхо усмехается и садится рядом. – Особенно учитывая твой ответ позавчера. Они так и не обсуждали свой разговор вживую. Из-за того, что был уговор серьёзно поговорить в четверг, эта тема замялась и игнорировалась, как будто ничего не произошло. - Прости. Тебя это напрягает? - Скорее я просто переживаю за тебя. Но я рад, что мы общаемся больше. Ближе. Ну, ты и так уже в курсе. - Я забываю про проблемы, когда мы вместе, - честно отвечает Джисон, с долей неловкости пиная носком кроссовка маленький камень, торчащий из притоптанной земли. - Где поставить плюс? – Минхо мягко посмеивается, смотрит на него и затем похлопывает его по колену. – Всё будет хорошо. У тебя есть я, так что зови, если надо будет кому-то наподдать. - Я против насилия. - Я тоже, но некоторые заслуживают кулак в морду. - Против насилия ты, как же, - фыркает Джисон. – Давай сначала я буду решать всё словами, а потом уже в самом крайнем случае ты будешь кулаками махать. - Ничего не обещаю. Есть сладкие пирожные, попивая горячий жасминовый чай и смотря на копошащихся под засыхающим кустом бузины ежей, было вдвойне приятно, когда на душе не было тяжёлого камня ожидания и сожаления. Джисон уже и забыл, что можно просто вдыхать влажный воздух, не отсчитывая при этом в голове дни, часы и минуты. Когда нет ограниченного времени, лишняя мысленная вкладка закрывается, переставая нагружать общую работу системы. Он чувствует себя ложно осуждённым человеком, который только вышел из тюрьмы на свободу. Приподнятое настроение не портит даже семинар по написанию официальных научных работ и статей, из-за которого всех студентов их потока заставили проторчать в университете до восьми вечера. Джисон понимает, что после того, через что он прошёл, такие проблемы кажутся ему полнейшей чепухой. Взгляд то и дело переходит на сидящего рядом Минхо, который под столом несильно пинал его кроссовкой, чтобы развлечься, и Джисон почти физически чувствует, как в груди покачивается тёплое пламя. По пути домой они заходят в Дайсо, чтобы купить новые тетради для записей с подобных обязательных семинаров, и выходят оттуда только через час. Джисон купил несколько новых почтовых открыток и дурацкую чашку с котом (он говорит, что та ему понравилась, хотя на самом деле собирается давать её Минхо, когда он будет приходить к нему), а Минхо набрал себе новые маркеры, пачки арахиса по акции и резиновый ночник в виде банана, просто потому что он ему понравился. Пройдя пару метров, они натыкаются на фургон с такояки и, недолго думая, берут с собой ещё и их. Погода была спокойная, ветер не слишком холодный. Прогулявшись от самого университета и сделав круг по району, они останавливаются около дома Минхо, где встретились утром. Прощаться и ломать такую умиротворённую атмосферу не хотелось, но они оба устали за день, особенно Джисон, который даже не ложился спать. - Завтра после пар всё в силе? – спрашивает Минхо, поворачиваясь. - Естественно. Ты выбрал, куда пойдём? - Естественно. Всё уже распланировано. - Там есть ещё какие-то планы? - Может быть. Никаких спойлеров. - Что ты там задумал? Минхо лукаво улыбается. Ветер перебирает угольные волосы, скользящие по лбу. Лисьи глаза подсвечены хитростью. А может так кажется из-за высокого фонаря, у которого они остановились. Тени от ресниц расчерчивают кожу тонкими изящными полосами. Чуть желтоватый свет оттеняет скулы. - В общем, до завтра. Кивнув, Минхо делает шаг назад, чтобы развернуться и пойти к двери. В этот момент Джисон, которого переполняла радость и который откровенно засмотрелся на то, каким невероятно красивым Минхо выглядел весь вечер, теряет бразды управления собой. Всего было слишком. Он резко подаётся вперёд и прижимается к нему губами на несколько секунд. Этот порыв буквально разрывал его всё это время. Только отстранившись, Джисон осознал, что именно сделал. Он замирает с удивлённым лицом, определённо не ожидав от себя такого. - Не дождался ты завтра, а? – после ошарашенной заминки Минхо издаёт смешок. - Не смог. - Ты забавный. Джисон только опускает голову от неловкости, как Минхо, посмотрев по сторонам, обхватывает его лицо ладонями и целует, теперь уже не отпуская почти целую минуту. Его губы тёплые, а пальцы, поглаживающие щёки, и вовсе горячие. Свежим лаймом пахнет так, что начинает кружиться голова. - Я тоже не хотел ждать, - доверительно шепчет он, когда отстраняется, быстро чмокает его ещё раз и улыбается. – Спокойной ночи, Хан. - Спокойной ночи, Минхо. Джисон продолжает стоять, даже когда он скрывается за дверью. С его лица не сходит глупая улыбка. Он закрывает его руками, шумно выдыхает и только после этого сдвигается с места. Язык проходится по нижней губе. Теперь он нормальный человек. Теперь он может обнимать Минхо и не бояться, что это приведёт к чему-то плохому. Он может перестать ругать себя за все чувства, бушевавшие внутри. От облегчения хочется летать, скакать, смеяться. Правда вернувшись в свою идеально чистую квартиру, Джисон вспоминает, что нужно ложиться спать. А это значит, что он узнает, какое именно будущее его ждёт: раздвоенное или обычное. Но даже если придётся продолжать прыгать из реальности в реальность, то это цена, которую он более, чем готов заплатить за жизнь Минхо. Ради него он будет терпеть, может даже привыкнет. Главное, что он живой. Уставшее сознание отключается практически мгновенно. Джисон едва успевает закрыть глаза, как проваливается в сон, из которого, однако, выбирается с огромным трудом. Он приходит в себя, но поначалу не может контролировать своё тело. Веки тяжёлые и поддаются не с первой попытки. Голова тоже как будто набита гудящими камнями. Джисон прилагает колоссальные усилия, чтобы повернуться. На стене была дыра. - Дерьмо. Значит, он всё-таки застрял между реальностями. Разочарование, конечно, сдержать не получается, но оно не портит его настроя. Ему есть к кому возвращаться и ради кого быть сильным. Кое-как вернув контроль над своим телом, которое определённо отходило от действия снотворного, Джисон садится, зябко потирая предплечья. Скорбная горечь по-прежнему плескалась внутри, она, наверное, не исчезнет никогда. Умывшись, чтобы окончательно сбросить с себя сонную вуаль, Джисон вспоминает, что его телефон разрядился ещё в день траурной церемонии. Он так и лежал на полу рядом с одноразовой посудой от еды. Достав из полки кабель, Джисон ставит его на зарядку, делает себе кофе и забирается обратно на постель. Стоит только главному экрану с приложениями загореться, как Джисон подскакивает от неожиданности. Телефон вибрировал, прыгая по тумбочке, как включённая дрель. Одно за одним наверху выскакивали уведомления. Недоумённо хмурясь, Джисон пытается выяснить в чём дело и видит по двадцать пропущенных от Хёнджина и Чанбина, вместе с кучей сообщений от них во всех мессенджерах. - Слава Богу, Хан Джисон, ты какого хрена пропал, идиота кусок?! – вопит в трубку Чанбин, когда он его набирает, чтобы узнать, в чём дело. - В смысле пропал? Я дома был. - Так чего трубку не берёшь, придурок?! – грохочет голос Хёнджина, который, конечно же, был вместе с ним. – Сколько раз звонили тебе, уже думали родителей твоих подключать, как крайнюю меру, только пугать их не хотели. - Да телефон разрядился, мне вообще не до него было. Особенно после… - всё-таки произнести слово «похороны» было слишком тяжело. - Хрен с ним с телефоном, хер ли ты дверь тогда не открывал? - Вы приходили? - Минут пятнадцать под твоей дверью торчали, отбили все кулаки. Куда тебя вчера понесло на ночь глядя? - Дома я был, просто напился, - Джисон думает, что либо две таблетки снотворного с непривычки его так вырубили, либо он действительно полностью отсутствует, когда перемещается в другую реальность. – Выдул три бутылки и отрубился. - Это как надо отрубиться, чтобы такой грохот не слышать? – чуть ли не рычит Чанбин. - Да чего вы так взвились? Ну не отвечал один день и что? По-моему, логично, что я не мог быть в трезвом состоянии после всего. - Вот именно. После всего, - чеканит Хёнджин, затем его голос смягчается и он устало вздыхает. – Мы боялись, что… что ты мог сделать с собой что-нибудь. Из-за Минхо. Это заставляет Джисона застыть. Про это он не подумал. Не получив от него никакого ответа, они подумали, что он покончил с собой, потому что не выдержал. В конце концов, они знали и про его симпатию, и про предсказание. Джисон ведь сам в первый день был близок к тому, чтобы закончить всё. Появляется чувство вины перед друзьями. Он забывал, что для них реальность была только одна. - Ребят, простите меня, ладно? Мне жаль, что я вас так напугал. Я хотел побыть один, чтобы переварить это всё. И сейчас хочу, мне нужно время. Не переживайте, я обещаю, что ничего с собой не сделаю. - Мы понимаем, что тебе очень тяжело, - Чанбин делает небольшую паузу. – И если что, то всегда готовы поддержать тебя или отвлечь. Просто не исчезай так больше. Звони, пиши – что угодно. Мы… мы не хотим тебя потерять. - Знаю. Спасибо, я правда очень это ценю. Ещё раз простите. - Всё путем. Давай отдыхай там. Если что, то на связи. - Да, хорошо. Телефон откладывается на тумбочку. Джисон вздыхает и трёт виски. Возможно, лавировать между двумя реальностями будет намного сложнее, чем он думал. Да, Минхо здесь больше нет, но его друзья и семья оставались и делать им больно не хотелось. Когда всё немного образуется с той стороны, нужно будет придумать, как поддерживать баланс. Может даже начать вести учёт событий в тетради, чтобы не запутаться. Так или иначе, день Джисон проводит в относительно приподнятом расположении духа. Он старается не думать про то, какая обстановка здесь стоит, и сосредотачивается на том, что ждёт его завтра. Снова повторив манипуляции с уборкой и сходив за продуктами, большую часть из которых составила готовая еда, которую нужно всего лишь разморозить, он включает сериал, чтобы убить время. Если лечь слишком рано, есть вероятность того, что он проснётся ночью того же дня, а ещё сильнее путать эту систему он не собирался. Разобраться бы нормально с тем, что есть. Снова выпив снотворное, чтобы наверняка, он отключается и открывает глаза, щурясь внезапному солнцу. Дыры в стене не было, проверка на реальность пройдена. Джисон что-то мурлычет себе под нос, собираясь в университет. Надо как-то пересидеть пары, чтобы узнать, что же Минхо такого придумал, помимо похода в кафе. Учитывая, что по характеру он был немного своеобразный, ожидать можно было что угодно. Солнце греет лицо, пока он идёт за кофе, решив возобновить маленькую традицию. Бариста приветствует его улыбкой и говорит, что успел его потерять. Джисон объясняет, что был слишком занят, но теперь всё должно нормализоваться. Бодрящий запах укрепляет хорошее настроение. Теперь заряда точно хватит, чтобы высидеть пары. Потерявшись в размышлениях о том, что же Минхо мог придумать, Джисон не замечает, как на автомате заступает на свой стандартный маршрут, который проходил через улицу, на которой он не собирался больше появляться. Внутри неприятно колет, но если вернуться обратно, то он опоздает и получит нагоняй. Джисон отпивает кофе и мысленно подгоняет себя вперёд. Теперь это неважно, всё в прошлом. Когда он переходит дорогу, то видит, как из-за того самого поворота снова пулей проносится машина. Он думает, что неудивительно, что авария произошла именно там. Похоже, водители здесь гоняют как ненормальные, возможно, там по безответственности не установили ограничители скорости. Джисон посматривает на часы и решает прибавить шагу. Когда он сворачивает за угол, с пластиковой крышки на рукав слетает капля. Он недовольно цокает языком и пытается оттереть её. Пятно становится только больше, придётся застирывать в туалете. Джисон снова поднимает голову и застывает. - Нет… нет, нет! Стакан летит на асфальт, молочная пенка растекается, мешаясь с грязью. - Этого не может… нет… Колени разбиваются, когда Джисон падает перед Минхо и обхватывает его. Глаза смотрят в пустоту. Горячая кровь стремительно расплывается по рубашке и начинает стекать по рукам Джисона. - Минхо! – воет он, трясясь в истерике. – Нет! Нет! Чёрт! Джисон кричит в его плечо, прижимая бездыханное тело к себе и измазываясь лицом в крови.