Кляксовые истории

Скрипучую карету трясло. Шумная компания артистов и купцов наконец утихомирилась. Одни сопели и похрапывали, другие тихо подвывали сквозь дрему унылые застольные песни. Пахло порченным вином, вяленой рыбой и потом. Кони ржали, не желая продвигаться по едва освещенному редкими фонарями и факелами пути. Копытные, превозмогая истощение, еле плелись, ведомые одним лишь страхом ощутить на спине жгучее, до крови, прикосновение хлыста. Злые уставшие кучеры, уверившие, что караван прибудет в город к заходу солнца, чертыхаясь, погоняли лошадей. Останавливаться у кромки леса среди ночи представлялось небезопасным мероприятием, несмотря на то что с ними ехал герой. Кто бы не сопровождал вереницу повозок, одного воина могло не хватить против целой когорты бандитов, выжидающих жертв подобно изголодавшимся волкам. К преимущественно иностранцам из заморских земель присоединялись местные жители, кого с радушием принимали веселые путешественники до тех пор, пока хватало места. Кто-то воспользовался добротой открытых людей, чтобы попытать счастья в столице, иных подбрасывали по пути в соседние деревни, а прочие сбегали с наворованным. Так однажды и присоединился к каравану легендарный кавалер, когда поймал преступника с поличным. Леонардо не смыкал глаз. Его холодный синий взор вперился через мелкое окно в непроглядную зазубренную полосу леса на холме, за которым скрывался родной дом. Прошло десять лет с тех пор, как странствующий рыцарь, завершив обучение при королевском дворе, покинул замок, дабы вершить справедливость во имя великой фамилии Ороку и восхвалять правителя далеко за пределами столицы. Однажды, когда конь воина, подарок военачальника, пал в бою, что воспринял герой как знак свыше, до ушей дошли слухи о том, будто прекрасная юная принцесса избавилась от отца. Превратилась в не менее кровавую и жестокую королеву, чем ее предшественник, от одного лишь имени которого стыла кровь в жилах. Перед строгим жутким завоевателем Саки склоняли головы даже самые сильные и гордые мира сего. Несогласных вырезали целыми семьями, селениями, городами, не щадя ни единую душу. Оторваться от преследования и гонения было практически невозможно, прятаться негде. Тюрьмы пустовали, ведь за любой провинностью, если попасться стражнику или шестерке, следовала неизбежная прилюдная позорная смертная казнь. Почитавшим королевский двор сохраняли жизнь и требовали отдавать дань не только материальную, но и всячески выказывать уважение и восхищение. Однако не глядя на противоречивую молву в народе о правителе, нареченном Шреддером, Леонардо верил лишь в идеалы и постулаты рыцарского кодекса, вдолбленного с раннего детства, когда сирота впервые несмело стал на ноги. По великому слову, служба королевскому клану являлась единственно верной дорогой. Посему с укоренившимся чувством долга воин возвращался в замок, дабы лично отдать честь новому правителю, преклоняя колено. Леонардо не видел, а лишь слышал о невероятной красоте девочке, подающей надежды на выгоднейшее в истории замужество между двумя государствами-титанами. Парень из-за любви к романам размышлял о том, что девушка в самом расцвете молодости, кому только исполнилось четырнадцать, не пожелала исполнить волю отца и от безысходности избавилась от проблемы. А без поддержки матери с пеленок, лишившись слишком рано, чтобы хотя бы помнить ее голос и запах, запуталась. В чем-то он даже мог ее понять и заочно оправдывал всячески в своих глазах прислужника. Ведь у самого выбора никогда не было от рождения, ни хорошего, ни плохого. По левую руку Леонардо, завалившись на его могучее плечо в холодном металле, попутчик шаркал пером по исписанному вдоль и поперек пергаменту. Одному черту было известно, как сей бард видел во тьме достаточно хорошо, чтобы различать буквы. Или же он строчил наугад. Может, вовсе по наитию, подобно провидцу. С Микеланджело они познакомились около пяти лет назад в непримечательном трактире посреди неизвестно где. Тогда молодой творец пробовал себя в рисовании и отправился за вдохновением в путешествие по злачным местам. Новоиспеченный художник был общительным веселым собеседником, подмечавшим самые мельчайшие детали гостей таверны. Безмятежное, ничего не выражающее, каменное, но притягательное загадочное лицо рыцаря заинтересовало Микеланджело, как только герой бардовских песен, чей образ разнился с настоящим персонажем, перешагнул порог забегаловки. Творец по-простому подсел и попросил зарисовать портрет молчаливого незнакомца. Лился мед, хмель вскружил голову. Постепенно завязалась беседа. Леонардо узнал о том, что Микеланджело, получив в наследство от «папани» долги, сбежал от кредиторов, надеясь поднатаскать способности и нарваться на благодетеля, готового платить за разносторонний талант. Товарищи скитались вместе некоторое время, пока их дороги не разошлись. Вероятно, художник сменил направление и ударился в писательство, так и не заявив о себе громко ни на поприще изобразительного искусства, ни танцев, ни гончарного дела, ни ювелирного, ни… Повстречать Микеланджело для странствующего воина было великой радостью, ведь беззаботный обалдуй и транжира по-настоящему запал в душу. Повстречать его вновь по дороге домой являлось приятной случайностью. — Как думаешь, сэр Леон, – обратился звонким шепотом творец, отчего соседи недовольно промычали сквозь сон, заставляя понизить уровень звука практически до нуля, – королеве приходятся по вкусу комедии? Наметанный слух воина различил вопрошаемое. Леонардо вздрогнул при упоминании правительницы, пред которой ощущал неописуемый необъяснимый неподдельный трепет. Рыцарь привык держать под контролем бой, доверяя наряду с интуицией собственным стратегии и тактике. Просчитывал на много шагов вперед, перебирая варианты, пока не рождался идеальный план и несколько запасных. Редко приходилось импровизировать, в ходе чего зачастую применял временное отступление. А именно неизвестность и ожидала в ближайшие часы, ведь Леонардо не знал, к кому на самом деле ехал на аудиенцию с докладом о проделанных заслугах за десяток лет. — Знать уважает театр в целом и зачастую на приемах именно шуточная форма производит фурор, когда нужно развлечь гостей, – одним лишь движением губ отвечал рыцарь, наклонившись как можно ниже к другу. – Но что касается госпожи величества Ороку Караи, ответ не дам, поскольку в дамское крыло замка и двора простым рыцарям вход воспрещен, не считая личной свиты охранников. Так что я лично не видел в ту пору еще принцессу. А семейные портреты не развешивали на всеобщее обозрение в ту пору по прихоти короля. Только лицо сиятельства освещало коридоры и залы. Отец ее, да восславится на небесах имя господина Ороку Саки, был скорее исключением из правил и предпочитал лишь постановочные геройские воинские баталии. Заливистый громкий смех во дворце не являлся тоном приличного воспитания. А добротная комедия подразумевает превращение замка в конюшню, – хмыкнул Леон. В подтверждение слов лошади синхронно заржали. Караван резко затормозил. Знатно тряхнуло путников и вещи. — Тпру! – закричал кучер, натягивая поводья. Леонардо помог съехавшим на пол пассажирам занять места и высунул голову в приоткрытую дверь, спрашивая: — В чем дело? — Стража. Добрались до кордона, – пояснил сгорбленный мужик. Рыцарь удивился тому, как выросли границы столицы. Но, не растерявшись, сошел из кареты и поприветствовал подошедших коллег по службе: — Желаю здравствовать, господа! Все со мной. — Здравия желаю! – сухо отозвался старший. Сэр Леон молча протянул разрешительную грамоту, заверенную печатью клана Ороку, позволяющую воину перемещаться не только самому по царству беспрепятственно, но и под личную ответственность сопровождать других. Пограничник долго вчитывался в официальный документ, пока двое стражников бегло осматривали любопытствующих иностранцев и пожитки. — Чисто! – сообщили мужчины в броне, обойдя вереницу поклажи два раза. — С документом тоже все в порядке, – уверился в подлинности старший и с долей восхищения склонил голову: – Добро пожаловать домой, доблестный сэр Леонардо Грин. Простите за заминку.

***

Начищенные до блеска латные доспехи поблескивали в лучах восходящего солнца. Леонардо колебался перед ступенями и с замиранием сердца сделал шаг наверх. Отворились громоздкие величественные двери, из-за которых выглянул заметно постаревший начальник стражи. — Леон, мальчик, неужели это правда ты?! – по морщинистой щеке отчима покатилась слеза. Мужчина снял железную перчатку и протянул руку настолько сдержанно, насколько был способен рыцарь обуздать эмоции. — Да, отец, – кивнул странствующий герой, повторяя движение. – Похоже, гонец не добрался до замка? — Десять лет. И так мало вестей от тебя, – помотал головой старший охранник, пропуская замечание. – Я рад, что ты дома. Иди. Высочество королева скоро спустятся. Ты вовремя. Как и всегда. — Увидимся позже, – обещал пасынок и пропал в проеме. Грохнула тяжелая дверь за спиной рыцаря. Привратники молча скрестили оружие, перекрыв вход в обитель власти. Внутри замок сильно изменился. Он по-прежнему оставался довольно мрачноватым, но отменный вкус новой владелицы бросался в глаза, интерьер поражал сдержанной красотой и уютом. Притягательные успокаивающие тона вперемешку с контрастными агрессивными деталями восхищали гармонией противоречий. С Леонардо здоровались чиновники, перешептываясь за спиной, хихикающие фаворитки, скрывая лицо под веерами, прислужники почтенно низко кланялись. Идя по коридору, увешанному портретами ослепительной королевы, путник машинально отвечал учтиво встречным и считал удары сердца. Властный шаловливый взгляд с картин будто преследовал каждого идущего. Когда Леонардо посещал последний раз тронный зал, предстал перед некогда самопровозглашенным монархом совсем юным наивным мальчишкой с горящими глазами, полными энтузиазма к верному служению. Тогда мир казался проще пареной репы: добро и зло, тьма и свет, небеса и преисподняя. Но горький ценный опыт перевернул мнение с ног на голову, закаляя характер. Подросток переломал себя, развеяв стереотипы, и превратился во взрослого мужа отечества без страха и упрека. Личной жизни парень не познал, отдав всего себя борьбе с несправедливостью и преступностью во имя величия короля. Вместе с приходом в тронный зал, украшенный пахучими живыми цветами, появилась она. Высокая, статная, надменная и холодная. Ороку Караи в окружении фрейлин, заняв трон, никак не изменилась в лице, когда рыцарь припал на одно колено и склонил голову, ни разу не подняв глаз на нее. — Говори, – приказала девушка сильным громким голосом. — Ваша светлость, – отвечал странник, – сэр Леонардо Грин прибыл ко дворцу с докладом о проделанной работе. Путник, не меняя позу, вытащил из наплечной сумки свиток и протянул не глядя. Караи кивнула слуге одобрение подойти и, с интересом рассматривая замершего статуей мужчину, холодно попросила: — Встань и подойти. Леонардо, не показывая недоумение, держал лицо бесстрастным. Выпрямился и с гордой осанкой послушно приближался. Невероятной красоты Ороку Караи в реальности выглядела намного привлекательнее, чем мог представить ее себе рыцарь, судя о внешности по портретам. Досадно, что бездарные художники испортили великолепие, вводя в заблуждение. Видеть вживую юную правительницу для сэра Леона было великой радостью. Бледнокожая монархиня с точеными острыми чертами, вороными волосами и маленькими алыми губами показалась парню ангелом во плоти. Идеалом, который он не сумел отыскать в дальних странствиях. А большие темно-болотные глаза притягивали, завораживали, затаскивая в неизведанную пугающую, но манящую пучину. Леонардо невольно сглотнул, ощутив себя на собственной казни из-за осознания в невозможности заполучить святыню стоя совсем рядом. Настолько королева рыцаря очаровала, что он тут же готов был отсечь себе голову на плахе добровольно по одному лишь ее слову. То ли по долгу службы воину положено буднично рассуждать подобным образом, то ли сэр Леон взаправду буквально влюбился с первого взгляда. Так типично и банально, будто сюжет среднесортного романа. Солдат одернул себя, посчитав, что в голову полезли глупости из-за усталости с дороги, ведь по приезду, распрощавшись с Микеланджело, так и не сомкнул глаз до полудня. Королева, получив бумагу, без всякого рвения читать бросила отчет на золотистый поднос, оказавшийся под ее белоснежной рукой с длинными тонкими пальцами и аккуратными остроконечными ногтями как по волшебству. Фрейлины обязаны были понимать госпожу с полуслова, а то и вовсе читать мысли, чтобы не схлопотать розги. Образ ухоженной знатной девушки никак не вязался с пересудами о ней: Караи собственноручно издевалась, карала, убивала. — Еще ближе, – произнесла с долей озорства владычица земель. Ее позабавили неприкрытые во взгляде испуг и восхищение рыцаря, чья каменная мимика словно заморозилась, но красноречивые глаза выдавали с потрохами. Стражник вопросительно глянул на госпожу и, получив жест согласия, отступил. Леонардо шагнул ближе. Королева без стыда и наплевав на этикет разглядывала незнакомца в упор, в то время как он уводил фокус от прямого контакта, остановившись на переносице. Вероятно, о возвращении странствующего рыцаря Ороку Караи была осведомлена, но пропустила мимо ушей. Разумеется, знать при дворе много о чем вталкивала царице, но она предпочитала фильтровать информацию, сосредотачиваясь только на тех вопросах, которые заботили лично ее. Преимущественно Караи волновали лишь сводки с фронтов, не свернутых после подписания временного перемирия, но продолжавших шпионить за ослабевшими врагами. Она стремилась переплюнуть ненавистного отца, мечтавшего о сыне и презирающего наследницу, в завоеваниях и вскоре планировала выступать. Генерал был плохо сговорчивым человеком и ввиду возраста позволял себе вольность распускать поганый язык, не желая подчиняться малолетке. Однажды он смертельно отравился. Часть офицерского состава из-за приверженности личности генерала была распущена, кого не успели казнить за измену. А тут как раз новое лицо подвернулось удачно. Глупыш дурачок, смотрящий с восторгом на молодую амбициозную женщину. Королева нашла юного мужчину достойным ее внимания и сказала: — За заслуги и в знак нашего расположения выбери любого лучшего коня, какой приглянется. — Благодарствую, ваше величество! Да славится имя ваше Ороку Караи во всех мирах! – низко поклонился Леонардо, насколько возможно было проделать трюк в броне. Наполовину выпрямившись, он, набравшись смелости, протянул руку. – Извините мою дерзость, но позволите? Королева улыбнулась одной стороной губ и с презрительной усмешкой протянула кисть. — Позволяем, – эхом разносилось магическое слово, дающее подданным согласованную волю действий. Рыцарь практически невесомо коснулся губами кожи. Как он и представил, мягкой, нежной, тонкой, словно рука изысканной фарфоровой куклы. Мистер Грин не знал близости с женщиной. Галантно ухаживал за леди и дамами, когда того требовал устав. Благородно отказывался брать в жены на одну ночь взамен на помощь. Брезгливо обходил стороной бордели. Покаянно исповедовался священнику о вожделении женского тела и сложностях обуздать манию к рукоблудию. Прикоснувшись же впервые к идеалу, опьяненному красотой рыцарю снесло голову. Леонардо свихнулся. Обезумев, не помня себя, бросился на колени со словами: — Великая госпожа, клянусь честью, что отдам свою душу за вас! Разрешите занять место вашего личного охранника или вырежьте и заберите мое сердце здесь же на месте! Караи недобро улыбнулась и сверкнула молниями. Покинула трон, предупредив стражу молчаливым жестом не встревать, и ступила вперед. Ноги девушки оказались у самого рыцарского лица. Королева наклонилась, чтобы коснуться горячего мужского затылка. Леонардо замер. Время остановилось, став вечным блаженством в волнительном мучении. В оцепенении герой ничего не видел, кроме кромки платья в пол, из-под которой игриво выглянул носок туфли. Царица заговорила после недолгой паузы, вдоволь нагладившись диковинную на ощупь скользкую рельефную кожу: — Как смеешь ты сознаваться в чувствах не совершив ни единого поступка, достойного королевской фамилии?! – вспылила владычица, обесценившая заслуги рыцаря, и шлепнула ладонью по лысине, вернулась на место. Леонардо стал опять на одно колено. – Мне ни к чему ни твои душа, ни сердце, странствующий воин, – безэмоционально продолжила девушка. – Но вернемся к этому позже. А пока послужи мне мечом. Ты возглавишь войска, сэр Леон, и захватишь вражеские земли во имя королевской фамилии Ороку под стягом древних предков Фут. — Да, ваше преосвященство, – севшим голосом прохрипел Леонардо. – Обещаю, я превзойду любые ваши ожидания. — Ха, – не удержалась Караи, скептически хихикнув. – А ты правда смелый, раз не страшишься показаться наглым в самоуверенности, – прошипела монархиня. — Прост… – начал извиняться Леон, встревая в речь. — Нет уж. Молчи, – оборвала королева. – Отправляйся сперва за конем к старшему конюху Рафаэлю. А затем к нашему новому придворному магу Донателло. Он зачарует твои броню, щит и меч и обмундирование лошади. После ужина жду на военном совете. Ступай прочь! — Пренепременно, моя госпожа, – подчинялся рыцарь.

***

Из конюшни доносилось нескладное ржание. Пахло навозом, соломой и зерном. Вытерев пот, Рафаэль продолжил стучать кувалдой о металл. Кузнец из него вышел никудышный, но подковы были единственным, что удавалось на славу. Завершив последние штрихи, парень в тисках опустил ровный полуовал в воду. Железо зашипело, вырывался пар. Для лучшего освещения, чтобы проверить работу и убедиться в надежности исполнения, конюх вышел из кузни. Повертел предмет, подняв к солнцу, щурясь от ярких лучей. Он не заметил, как на его территорию вторгся рыцарь. — Добрый день, сэр Рафаэль, – поклонился в приветствии герой. – Я сэр Леон, странствующий рыцарь. Пришел за лучшим конем и амуницей по велению величества Ороку Караи. — Здоров, – коротко бросил конюх и положил щипцы с подковой на лавку. Снял рукавицы, протер руки о передник, дабы не замарать благородного воина, и протянул ладонь. – Зови просто Раф. Мужчины пожали друг другу руки. Рафаэля взяли в замок после того, как рыцарь отправился в путешествие. Но о великих похождениях наслышан от завсегдатаев таверн, странников и бардов, поэтому заочно знал чужака. Леонардо вызывал у конюха раздражение, как и все рыцари. Слишком правильные, зазнавшиеся, надменные. Чересчур честные, добросовестные, романтичные. Наигранные. Фальшивые. — О деле. У нас тут все лучшие. Породистые, быстрые и сильные, – сообщал конюх, от кого разило перегаром и табаком. – Слабых и старых сразу на мясо отправляем для псарни. Королева намедни распорядилась лично, – басил Рафаэль с едва скрываемой злостью. Чувствовалось напряжение от того, что мужчина сожалел о существовании подобных правил. Он правда любил этих грациозных животных. Предпочитал проводить время, если не в трактире или борделе, в одиночестве рядом с понимающими благодарными лошадьми. Много лучше людей. – Мне тут кое-что доделать надобно. Ты сам вон подходи, выбирай. Свистни, если будут вопросы. — Понял, – кивнул Леон. Воин долго бродил по стойлам, тщательно изучая каждую особь со знанием дела, пока не остановился на белоснежной кобыле со смоляной гривой. Лошадь фыркнула, когда рыцарь открыл стойло, чтобы вывести красотку на тренировочное поле и опробовать ее способности. Сэр Грин поманил напряженное животное сочной сладкой морковью. Лошадь недоверчиво демонстративно отвернулась. — У нее тяжелый нрав, – за спиной воина в проеме ангара стоял Рафаэль со скрещенными руками, прислонившись к стене. Жуя травинку, хвалился: — Моя любимица. Умничка. Никого не слушает, кроме меня. Гордость, хе-хе. Конюх выплюнул растение и подошел к герою, подхватив по пути с крючка поводья, седло и шпоры с полки. — К ней особый подход нужен, – пояснял Раф, накидывая и затягивая шлейки. – Она все чувствует. Никогда не подходи к ней со скверными мыслями. А ты явно что-то недоброе задумал, служивый. Или водишься с теми, кто не способен полюбить по-настоящему, – конюх пронзительно вперился в рыцаря хищным янтарным взором, будто читал мысли. И ему явно не нравилось то, что он ощущал. Чутье подсказывало, что с сэром Леоном не соскучишься не в самом положительном смысле. Жуткий тип, скрытый благородством. — Ничего подобного, – настаивал герой. – Я хочу именно эту лошадь и укрощу ее, чего бы мне это не стоило. — Отговаривать не стану, – меланхолично отозвался Рафаэль, пожимая плечами. – Как знаешь. Но только посмей не досмотреть ее. Пеняй на себя! – конюх не робкого десятка угрожал перед носом огромным кулачищем. — Конечно, я приложу все усилия, чтобы она не пострадала, – утверждал рыцарь. – Как зовут эту великолепную лошадь? — Ласточка, – ласково назвал Раф и обратился к животному, перейдя на любовный шепот у уха: — Пожалуйста, потерпи этого господина, пока он не передумает. Лошадь заржала, став на дыбы, сама подошла к Леонардо и склонила голову, украдкой вытащив из рук ошеломленного героя корнеплод.

***

Донателло предвидел появление Леонардо. Колдуну после смерти отчима пришло видение об истинном облике и тайне собственного происхождения. Маг тут же отправился ко дворцу, дабы пророчество свершилось. Он владел всеми необходимыми навыками, чтобы заполучить пост придворного волшебника взамен ненавистной Караи шаманки, предупреждающая, что дни правления королевы недолги. Благо царица на сей раз ограничилась изгнанием, суеверно побоявшись гнева призванных колдуньей духов. От астрологии до алхимии, — в любых дисциплинах гениальный Донателло добился небывалых высот, и его заслуги оценили по достоинству. В дверь постучали. — Открыто! – крикнул колдун, облаченный в сиреневую мантию с капюшоном, обрамленную полосками с пиктограммами. Леонардо не успел толкнуть ручку, как дверь распахнулась сама, словно от порыва сильного ветра. Маг сидел напротив входа, вернее, парил над столом, забитым разноцветными склянками всевозможных форм и размеров. Шкафы ломились от книг, на стенах были развешаны гобелены с непонятными письменами и повсюду разложены подсыхающие растения. Пахло травами и спиртом. Что-то тихо бурлило и шипело. — Привет, Леонардо. Рад тебя видеть, – буднично поздоровался хозяин лаборатории. – Я знал, что ты вернешься, – криво улыбался ученый муж. Отчеканил: — Б-р-а-т. — Добрый вечер, Донателло, – вежливость превыше всего для рыцаря. – Мы разве знакомы? Почему ты назвал меня братом? — Истина в том, что я создал зеркало правды. Да, почти то самое, из сказания о завистливой королевишне. Вот только мое существует на самом деле. Проверь, – парящий парень протянул руку в бок, приглашая подойти к полотну. Леонардо не спорил. С любопытством посмотрел на отражение, не увидав ничего необычного в своем облике. Бесстрастное лицо, холодно-голубые глаза, повидавшие много. — Все как обычно, – пожал плечами недоумевающий воин. Неужели его подловил волшебник, а он повелся? — Коснись ладонью, – подсказал Донателло, оказавшись в мгновение ока за спиной, и положил руку на плечо героя. Синьор Леон прислонил ладонь на серебряную амальгаму. По-прежнему ничего не изменилось во внешнем виде. Но лавиной на голову свалилось осознание ненормальности. Зеленая чешуйчатая кожа, отсутствие выделяющегося носа, непомерно широкий рот и три пальца. Он не человек. Не такой как все. Как раньше не замечал того, кем являлся?! Уродом. Чудовищем. Монстром. И стоящий сзади мутант такой же страшный тролль. Разрисованный рунами, но сплошное полотно из татуировок не скрывало природу инаковости. — Ну как? – будто ребенок, довольный проделкой и ожидая одобрения, вопрошал Дон, сверкая глубокими темно-кофейными глазами. У рыцаря от досады и гнева перехватило дыхание. Он резко обернулся и схватил волшебника за горло. Процедил сквозь сжатые до скрежета зубы: — Твои фокусы! Зачем ты это делаешь? Придворный маг стал бестелесным, и руки Леона прошли насквозь Донателло, заговорившего как из трубы: — Это правда, брат. Мы черепахи. И мы не одни в этом городе. Я знаю, что ты прибыл с кем-то из нашей семьи. Он тоже здесь. Последний потерянный. — О чем ты вообще говоришь?! – совладал с агрессией Леонардо, понизив градус ярости, сменяя на возмущение. — Любишь жасминовый чай? – узнавал волшебник из другой части комнаты, где расположился миниатюрный кухонный уголок с горелкой. – Присаживайся, – к рыцарю подтащились со скрежетом два стула и стол. – Нам есть о чем потолковать. До совета успеем.

***

Годы стремительно неслись по летописи жизни. Генерал Леонардо Грин неустанно одерживал победы, завоевывая для королевы чужие земли и приобретая новые шрамы в память о великих свершениях. По его рукам текла кровь тысяч, десятков, а то и больше, тысяч загубленных людей. Но сэр Леон грезил владычицей, одержимо веровал в непогрешимость девичьих помыслов. Вырваться с фронта для личной беседы с Ороку удавалось редко. Лишь несколько раз он возвращался в замок, чтобы подлатать ноющее по даме сердце. Жил памятью о коротких долгожданных аудиенциях. Караи, одаривая воина лишь холодной улыбкой, тем не менее вдохновляла генерала на дальнейшие подвиги. Остальное время приходилось довольствоваться хвалебными одами в письмах к королеве, не получая взамен ни весточки, не считая сухих распоряжений и пополнения довольствия. Не видеть Караи долго было невыносимой мукой. Маленький набросок властной женщины от Микеланджело он хранил бережно, подобно святыне. Портрет всегда располагался на груди в защитном кулоне, доставшимся некогда Рафаэлю от отчима, а затем отданному старшему брату на удачу. Очень редко королева пользовалась возможностью показаться на расстоянии с помощью прозрачного сосуда с черной жидкостью, сооруженного Донателло, кто догадывался об отношении Леонардо к монархине. Представил двору магический прибор чудом из чудес, чего не сыскать на всем белом свете, дабы заинтересовать королеву пользоваться диковинкой, коей нет ни у кого, но это помогло мало. В связи с последними вяло-текущими событиями на обновленной границе, обе конфликтующие стороны за спорную нейтральную территорию взяли тактическую передышку, упрямо не желая вести переговоры о перемирии. Леонардо же действительно устал, ему надоело отнимать жизни без передышки пять лет. Он погряз в смертях и загубленных жизнях, что даже привычка восхищаться зазнобой несмотря ни на что растворялась. Синьор Леон по-прежнему трепетал от мысли об Ороку Караи, но вместе с тем прозревал, начав видеть ее истинное лицо и без зеркала правды. Мужчина, вися на волоске, передумал многое, осознавал постепенно, в чем ошибался и за кого цеплялся. Но продолжал лелеять угасающее единственное светлое чувство, перекрываемое стыдом, сожалением, виной. В честь обильного урожая королева ежегодно устаривала пиршество подданным. На сей раз собственноручно написала приглашение для Леонардо и пропитала дурманящими духами. Аромат с бумаги не вскружил голову. Долгожданная увольнительная не принесла ощущения праздника. Безрадостно скакал в столицу рыцарь, жестко погоняя бедную Ласточку. На приеме во дворце собралось много гостей. Торжество бурлило в самом разгаре, когда Леонардо прибыл в замок. Без доспехов, в простой тканевой рубахе и штанах, на рыцаря никто не обратил внимание. Даже братья не признали. Он незаметно в толпе протиснулся к столу королевы. Охмелевшая Караи дала себе волю расслабиться. Она шутила со знатными господами, развязно отпуская двусмысленные шутки. Народ перешептывался о ее многочисленных любовниках к зависти и ревности воина. Леонардо сжал кулаки, впивая ногти в кожу до крови. Он выжидал, пока аристократ договорит что-то королеве на ухо. В то же мгновение Караи заметила сэра Леона. Она растянулась в похотливой улыбке и, не дослушав собеседника, поднялась, ударила в гонг, чтобы объявить: — Танцы! Заиграла веселая бойкая мелодия. Фрейлины вместе с артистами принялись кружиться, прихватывая из толпы гостей, заражая желанием двигаться. Присутствующие слишком были заняты сытным ужином и отдыхом, чтобы заметить уход королевы, сославшуюся на недомогание. Леонардо выждал пару минут и пошел следом, когда сменили композицию. Королева ждала рыцаря в личных покоях. Не обмолвилась ни словом, где ее искать, но Леонардо догадался по озорному взгляду, брошенному незаметно для всех, кроме них. Караи выдворила стражу подальше прочь вместе с прислугой. Одна. Роскошная беззащитная молодая женщина в пеньюаре манила стройной ногой подойти ближе. Хитрые бесята в болотных глазах танцевали в такт дрожащим свечам. Соблазнительна. Восхитительна. Великолепна. Объект вожделения и зависти многих. Похитительница и уничтожительница сердец. Пылкий юноша внутри сурового мужчины заставил на секунду остановиться перед кроватью, дабы полюбоваться в последний раз, оставляя грезы в далеком прошлом, когда увидел девушку впервые. — Лучшей награды за совершенное мною зло по вашей указке не сыскать мне, – низким, чужим, но уверенным, сильным голосом произнес герой. Лицо королевы перекосило. Леонардо молниеносно занес двуручный меч кверху и вонзил в грудь Караи тяжелое острое лезвие. Брызнула кровь. Женщина с широко распахнутыми от ужаса застывшими глазами и открытым ртом оцепенела. Не успев издать и хрип, перестала дышать. Тело обмякло. По щекам остолбеневшего Леонардо потекли слезы не то облегчения, не то скорби. Рыцарь вытащил клинок и без колебаний проткнул себе живот. Белая рубаха стремительно пропиталась красным. Мужчина улыбнулся и упал спиной на сломанную куклу поперек кровати. Персонажи, так и не познавшие любви, завершили главы жизней. Они никогда не узнают, что в центр зала вышел с лютней Микеланджело. На сей раз творец взялся за музицирование. Набрал в легкие побольше воздуха, ударил по струнам и запел пророческую песню:

Сквозь деревню прошел караван.

Я ее молодой увидал,

На колени пред ней я упал:

«Я клянусь, я вам душу отдам!»

И я слышал холодный ответ:

«Для души твоей места здесь нет.

Может быть, будешь ближе потом,

А пока послужи мне мечом.

Послужи мне мечом...

Мечом...

Послужи мне мечом».

Служить обещал я и сердцем, и делом.

Сквозь войны прошел я, ведь ты так хотела!

В крови мои руки и в шрамах все тело.

Холодной улыбкой обняла королева.

Награды твой рыцарь никогда не просил,

Лишь холодные взгляды временами ловил.

Но вот пробил час, и рыцарь устал,

Поняв, что был слеп и зло совершал.

В покои ее без доспехов вошел —

Двуручным мечом искупление нашел.

Нарушена клятва. На кровати мертвы:

Рыцарь и королева, что не знали любви.

Рыцарь и королева, что не знали любви…

***

Мужчина дрожащими руками вскрыл архив, запечатанный воском в форме черепахи. Историк, поправив очки, сдул пыль с манускрипта и принялся читать. Легенда гласила, что четверо бастардов некого богатого дворянина Хамато Йоши были прокляты за грехи отца, появившись на свет нелюдьми и погубив мать. Покорную, честную, добросовестную, сердобольную, строго воспитанную служанку Тэнг Шэн. Она не ответила господину взаимностью, за что мужчина совершил насилие над слабой беззащитной женщиной, не желающей позора и осуждения. Но в итоге не только заклеймила семью, но и лишилась жизни. По давней традиции безродных малышей нарекли фамилией Грин и раздали за нескромное довольствие на попечение чужим людям, мало связанных друг с другом, взяв обещание молчать. Леонардо оставили вояке в отставке на посту главы стражи, кто взрастил настоящего героя, знающего цену слова чести и достоинства. Микеланджело отправили в семью разгульного ремесленника, кто привил ребенку любовь к искусству и желание творить невзирая на положение. Донателло принять к себе попросил слепой ведун-отшельник, кто по велению вещего сна сам отыскал незаконнорожденного, дабы мир не загубил невероятный талант, вселенный в ребенка древними духами. Рафаэль достался конюху-пьянчуге, кто, промышляя кулачными боями и разбойничеством, подавал не самый лучший пример сыну, зато по-настоящему крепко любил и обучил держать удар. Дабы ни у кого не возникло подозрений, на мальчишек перед прощанием наложили чары восприятия, заставлявшие всех живых существ игнорировать черепашьи черты, в которых сами их носители не замечали ничего необычного. Плату взяли непомерно высокую: пришлось вырезать три крестьянских семьи для утоления жажды крови высших сил, — однако дворянин продолжал жить на широкую ногу без угрызений совести. Променял родные земли на заморские и даже ни разу не вспомнил о содеянном. Пока самого вскоре не постигла тяжкая участь. Хамато Йоши, не желавший раскаяния перед духами предков Тэнг и Хамато за насилие и отречение от бремени отцовства, сразила пугающая болезнь. Кожа покрылась жесткой серой шерстью, ногти вытянулись в когти, за спиной отрос голый бледный хвост, зубы заострились, передние выперлись, а лицо удлинилось, вытянувшись в усатую крысиную морду. Неизлечимая, по заверениям лучших ведунов, ликантропия свела мужчину с ума. Он приказал заточить его в подвале и не отпирать замок ни при каких условиях. Делил с себе подобными грызунами запасы пищи и вина, пока резервы не истощились. Голодные злые крысы, привыкнув к сытой жизни и разленившись, почуяли, как слабеет Йоши, и загрызли дворянина, не оставив даже костей. Одним лишь святым известно, состоялась ли встреча отца и сыновей в потустороннем мире, чтобы прозвучали покаяние и прощение. 10.–14.10.2022, 08–30