***
Они вернулись в постель. Коннингтон накинул легкую рубашку и льняные бриджи, в которых иногда спал, притянул жену в объятья и медленно целовал, наслаждаясь каждым мгновением небольшого отпуска, который Эйгон выделил ему на восстановление и Аше на уход за беспомощным мужем. — Знал бы, как ты будешь извиняться, давно бы позволил зарезать меня, — пробормотал полусонный Джон девушке, невероятно довольной собой. И это она то обвиняла его в тщеславии! — Даже не знаю, как тебя отблагодарить… Его губы коснулись шеи, прихватив пульсирующую венку. Ее сердце зашлось быстрее, но Аша отстранила мужа, чуть толкнув в плечо. — Есть кое-что, что ты можешь для меня сделать, — уклончиво начала она. Его возмущению не было предела. Хотя Джон в общем-то был рад такой попытке его задобрить. — Корыстная дрянь! А я то думал, это было искреннее желание помочь. — Именно так. А теперь, пожалуйста, искренне помоги мне в ответ. И Коннингтон согласился, о чем немедленно пожалел, стоило Аше изложить суть ее просьбы.***
В такие моменты Эйгон жалел, что ему не хватило стыда постучать прежде, чем влезать в чужую жизнь. Обнаженный Джон, сидящий поперёк кресла и едва прикрытый полосатой шкурой сумеречного кота, это явно не то, что ему стоило видеть. Пламя очага за спиной, бокал рубиново-красного вина и безжалостный взгляд даже в таком положении придавали ему грозный вид, и оттого Эйгону становилось лишь более неудобно. — Боги! То, что нужно! — восхищенно прошептала Аша, и лишь тогда Король заметил, что она сидела напротив Джона в окружении красок и холста. — Оставайся, Эйгон! Садись сюда. — Что ты делаешь? — гневно прошипел Коннингтон, делая для успокоения глоток вина. — Мне надо, чтобы ты смотрел так! Ты должен выглядеть свирепо, а не возбужденно. Смотри не на меня, а на Эйгона! Следуя приказу Аши, Таргариен подошёл к ней и опустился на край постели, где она сидела скрестив ноги. Он взглянул на холст, отмечая набросок, сделанный, видимо, кусочком угля, и уже нарисованную часть. Лицо, черты которого Сноу сейчас правила. Убирала приподнятые уголки губ, хмурила брови Джона и добавляла характерную морщинку между ними. Что ж, Эйгон должен признать, что его Десница действительно выглядел свирепо. Даже обнаженным. — Он великолепен, — прошептала Аша, покусывая губы. — Это будет шедевр… Король чувствовал себя, мягко говоря, неудобно, вторгаясь во что-то столь интимное, однако девушка, кажется, была даже довольна этим. Не возражал и Джон. — Не знал, что ты рисуешь, — пробормотал Эйгон, проклиная своё смущение. — Я не могу ни пить, ни ездить верхом. Мне скучно! Во время прошлой беременности я была занята подготовкой к свадьбе, а во время первой рисовала. Кажется, должна быть картина Битвы за Рассвет, где подбитый Дрогон падает на поле, полное мертвецов. Ещё Стена, там уже ничего особенного: лес, чардрево и эта глыба льда. Портрет Сансы, Эшары, не совсем достоверный, потому что я рисовала по памяти, и мой собственный… не совсем одетый. Она рассмеялась, игриво подмигнув ему. Эйгон осторожно поднял взгляд на Джона, но тот не изменился в лице. Та же насторожённость, но ни капли ненависти или ревности. Парень смог спокойно вздохнуть. — Почему бы не заняться делами борделя? — пытался он поддерживать совершенно не светскую беседу. — Наверняка нужно разобраться с девочками или подумать, как привлечь клиентов… Аша, однако, поняла его по-другому. — Умница, Эйгон! — воскликнула она, отложив кисть, чтобы обнять опешившего Короля. — Бордель! Любовь моя, я повешу твой портрет в своём кабинете в борделе! Джон, однако, не был так воодушевлен этой идеей. Его взгляд охладел, а губы сжались в тонкую линию. — Нет, — коротко отрезал он, но даже это не смогло стереть Ашину улыбку. Она, конечно, кивнула, но все трое понимали, что в этом жесте не было ни капли искренности. — Зачем ты пришёл, Эйгон? — спросила девушка, вновь принимаясь за картину. Но он и сам не понимал зачем. Просто ему надоела жалость Эшары, надоел Тирион с его попытками помочь, подложив под Короля шлюху, надоел Эймон, внезапно проникнувшийся сочувствием к брату, которого бросила жена, даже Эртур с его неловкими попытками сблизиться. Его любили и поддерживали, но Эйгон чувствовал, что задыхается от их заботы, погружается в пучину отчаяния и тонет там. Ему нужен был Джон, который смог бы накричать на него, влепить хорошую затрещину и поставить его на ноги. Нужна была Аша, которая засмеёт его, но окажет любую возможную помощь, потому что Эйгон не справляется сам, уже не может. — Если ты сейчас разревёшься, я за себя не ручаюсь, — пробормотал Коннингтон, внимательно его оглядев. — Брось! — осадила его Аша. — Мальчику и так неловко, а ты его запугиваешь. — У этого мальчика двое детей! К слову, я то твоих пытаюсь воспитывать, Эйгон, как воспитал тебя, а что ты с моими? Представляешь, любовь моя? Все время, что нас не было, он катал Элларда на шее и постоянно играл с Алином! Ладно, если хотя бы показывал ему игрушки в виде рыцарей или драконов, но он делал дракона из нашего сына! Носился с ним по комнате и подкидывал в воздух! Эйгон смущённо потупил взгляд. — Но он хотел летать… — А ты хотел есть грязь, а потом весь день плакал, потому что я не разрешил. — Наверняка ещё говорил, как ненавидит тебя из-за этого, — подала голос Аша, едва сдерживая смех. — Разумеется! Той же грязью он меня и закидал, если тебе интересно. — Не было такого! — возразил Эйгон, на что Джон промолчал. Сноу уловила вину в этом молчании, стыд в опустевшем взгляде. Она поднялась с постели и подошла к нему, погладив по волосам. Лишь тогда он обрёл достаточно смелости, чтобы произнести: — Я тогда ударил тебя, парень. И Таргариен вспомнил. Вспомнил сад после дождя в доме Иллирио. Вспомнил грязную лужу, в которой извозился, прыгая босыми ногами. Вспомнил почти испуганное лицо Джона, когда потянул ко рту комья грязи. А после, получив отказ, расплакался и, едва различая фигуру воспитателя сквозь пелену слез, кинул тот ком в него. Коннингтон правда ударил его тогда, возможно, в первый раз. Возможно, сильнее, чем во все последующие. Эйгон немедленно перестал плакать, а Джон передал его под опеку Эшары и пропал на несколько дней, мучаясь от стыда. — Все в порядке. Лучше так, чем вырасти в избалованного идиота, — попытался улыбнуться Король. — Не думаю, что я отреагировал бы лучше, если бы чужой ребёнок кинул в меня грязью… Никогда он не видел Джона таким, как сейчас. Не видел такой смеси гнева и замешательства на его лице. Это была обида, будто он получил нож в спину. Улыбка сползла даже с Ашиного лица. Она не смела сказать ни слова, однако ее взгляд был весьма красноречив. — Ты не чужой ребёнок, Эйгон. Ты мой сын, — с безграничной убежденностью произнёс Джон. — Пускай в тебе нет моей крови, но я вырастил тебя и люблю не меньше, чем Алина или Элларда. — Но меньше, чем Дейси, — смущённо пробормотал Таргариен, поражённый этим откровением. Редко Джон позволял себе такие слова. Оттого они, однако, лишь более ценны. Парень поспешил сморгнуть слезы, пока их не заметил его воспитатель. Он, разумеется, заметил, но не стал заострять на этом внимание, за что Эйгон был ему очень благодарен. — Моя Ромашка вне конкуренции! — фыркнул он, махнув раненной рукой. — Я люблю ее даже больше Аши! — Сделаю вид, что не слышала этого, — пробормотала она, недовольно скривившись, но следом немедленно обратила внимание на притихшего Эйгона. — Думай вслух, чтобы мы успели остановить дурь в твоей голове до того, как она станет неоспоримой королевской волей. Он рассмеялся, приняв эти слова за шутку, но посуровевшие взгляды Аши и Джона доказывали обратное. Таргариен проклинал себя за то, что боялся обнаженного мужчину с бокалом вина и его беременную жену, вооруженную лишь кистью, но иначе не мог. Эти двое даже в таком виде представляли грозную силу. — Я хочу снова жениться, — смущённо признался он. — Хочу счастливый брак, как у вас, ещё детей. Ты может и владелица борделя, Аша, но и среди благородных девушек сможешь кого-то для меня найти, так ведь? Они с Джоном обменялись взглядами. Такими понимающими, нежными, любящими… Эйгон тоже хотел смотреть на кого-то так! — Ты просишь меня найти тебе девочку для развлечения? Которую ты сможешь навещать, когда тебе заблагорассудится, и которая будет вынашивать запасных наследников престола? — уточнила Аша, однако Таргариен в жизни не слышал ничего более оскорбительного. — Нет! Я хочу любящую жену, с которой смогу смеяться гуляя по саду, которую буду целовать при любой возможности… и которая не сбежит с любовником за море, попытавшись украсть нашего сына. Несмотря на его искреннюю жажду любви и душещипательность этих слов, Джон рассмеялся, поднимая кубок. — Не забудь добавить, что твоя жена не должна умереть, защищая Короля от стрелы! Аша кинула в него подушку, от которой Коннингтон легко отмахнулся. Тем не менее Эйгону было приятно видеть, что он получил по заслугам за свою язвительность. — Возможно, у меня найдётся несколько вариантов, — пораздумав, ответила ему Сноу. — Но они все дочери моих знаменосцев! За их благополучие будешь отвечать головой, парень. Эйгон с готовностью кивнул, впервые за много месяцев почувствовав надежду.