Полуденный зной

Его отражение в морской глади было, как ни странно, зрелищем столь же жалким, как и он сам. Лицо было бледно, болезненно впалые щеки теперь начисто выбриты, а под потухшими глазами залегли тени. На плечо опустилась чья-то рука, настойчиво оттаскивающая Джона от борта корабля. — Ты правда думаешь, что я решил вдруг утопиться? — раздраженно пробормотал он, оправляя дублет. — Я четырежды за месяц не дал тебе влезть в петлю, дважды спас от отравления и один раз перетянул тебе порезанное запястье, хотя ты обещал этого не делать! — устало покачал головой Эртур. — Утопиться? С тебя станется. Коннингтон понятия не имел, зачем это делал. Просто иногда мысли об Аше были столь невыносимы, что ему не хватало сил превозмогать эту боль, и смерть казалась спасением. Каждый раз, стоило Дейну заглянуть в его покои в самый последний момент, Джону становилось невыносимо стыдно из-за своей слабости! Он корил себя за то, что едва не оставил детей на попечение судьбы, и за то, что не сумел исполнить последнюю просьбу жены: держаться. Однако проходила неделя или всего пара дней и тоска вновь становилась нестерпимой. Джон чувствовал, что умирал внутри, и единственным верным выходом казалось покончить с собой. Когда сердце перестало биться вдали от своей половинки, а каждый вдох, с которым не чувствовался запах полевых цветов, давался через силу, смерть оставалась единственным решением. А потом приходил Эртур… Они с Дейном были, как два покосившихся столба, которые давили друг на друга, не позволяя упасть. Давали силы другому, хотя не находили их для себя. Джон действительно задумывался о том, чтобы броситься в море и уйти на дно, подальше от солнечного света, все ещё болезненно бьющего по глазам и сердцу. Он был благодарен Эртуру за поддержку, пусть и не лишенную иронии над его жаждой смерти. Однако во время путешествия на Север у них наконец появилась слабая надежда. Коннингтон рассылал шпионов во все концы огромного Эссоса, обещал щедрую награду за любую информацию об Аше Сноу, но этого, конечно, было недостаточно. Однако Санса напомнила ему одну северную сказку, о которой даже Аша упоминала нечасто. Сказку о всеведущем Трехглазом Вороне — Брандоне Старке… Письмо в Сероводный Дозор к Мире Рид, наверно единственной, кто знает точное расположение пещеры Брана. Ещё одно в Ночной Дозор с просьбой отправить на его поиски рейнджеров — и впервые за много недель у них появилась надежда найти Ашу! — Сир Эртур, позволите вас отвлечь? — раздался звонкий голос за их спинами. Леди Лианна почти равнодушно оглядела Джона и все своё внимание сосредоточила на Дейне. Коннингтон даже с неким теплом заметил, что двадцать лет в добровольном изгнании ничуть ее не изменили. Пусть ей и сорок, но никак, кроме бойкой девчушки Лианну не назовёшь. Она нервно переминалась с ноги на ногу, покусывая губы, скорее от нетерпения, нежели волнения, и бесстыдно пялилась на Эртура, склонив голову на бок. — Я оставлю вас, — сдался Джон, но не успел ступить и шага, как друг дёрнул его за руку, возвращая на место подле себя. — Да-да. Оставишь нас и этот бренный мир, — закатил он глаза. — Плавали — знаем! Все ножи я у тебя отобрал. Бритву выдаю только под строгим надзором. Повеситься тебе тут нигде не удастся. Да и ядов на корабле не найдёшь. Утопишься в бочонке рома? — Тяжело представить лучшую смерть, — меланхолично пожал плечами Джон. Они переглянулись, одновременно издав тихий истерический смешок. Замечательно! Коннингтон был так раздавлен, что искал смерти при любой возможности, но находил силы в шутках Эртура по этому поводу. Два безумца… — Говорите свободно, леди Лианна, — подбодрил ее Дейн. Теперь же вся ее смелость будто испарилась. Она похлопала ресницами и опустила взгляд, сцепив руки за спиной, словно ребёнок, приготовившийся получать нагоняй от родителей. Ей, очевидно, было стыдно, о чем бы Лианна ни хотела поговорить, и ещё больше стыдно ей почему-то было перед Джоном… — Я понимаю, как велика наша вина перед вами, милорд, — твёрдо произнесла она. — И я очень сожалею о том, как все сложилось… Но прошу вас обоих простить моего мужа. Внезапно у Коннингтона перехватило дыхание от возмущения. Он крепко сжал зубы, готовясь разразиться гневной тирадой, но Эртур опередил его. — Женщину, которую я любил, жестоко убили, потому что Рейгар не смог ее защитить, хотя клялся в этом! Двадцать лет Джон растил Эйгона, готовя его вернуть трон предков, потому что Рейгару было плевать на то, что будет с его наследием. Мальчик всю жизнь прожил с мыслью о том, что не смеет обмануть ожиданий, возложенных на него из-за провала отца, потому что Рейгар ни разу не объявился за эти годы. Он буквально выжег Семь Королевств дотла, разрушив сотни тысяч жизней, оправдываясь большой любовью к вам, леди Лианна, и трижды клятым пророчеством, а потом просто сбежал, наплевав на свой долг. Теперь же мою племянницу угнали в рабство, и, вполне вероятно, прямо сейчас она борется за свою жизнь, потому что вы двое вырастили безалаберную девчонку, не отдающую себе отчёта в последствии ее поступков. Леди Лианна даже отступила назад, испугавшись холодной ярости Дейна, не говоря уже о том, как задрожали ее губы и взметнулись брови. Эртур мог не признаваться в этом даже себе самому, но Джон понимал, что в смерти Элии он винил именно Лианну, несмотря даже на то, что их с Рейгаром любовь давала ему возможность быть с Дорнийской Принцессой. Эртур предпочёл бы наблюдать издалека за ее тихой и размеренной жизнью, чем подвергнуть любимую опасности ради призрачной надежды. В этом Джон был с ним солидарен, но Волчица все же не заслуживала того гнева, что был предназначен ее мужу. — Если Рейгар хочет нашего прощения, то может на мгновение оторваться от клятой арфы, сменить страдальческое выражение лица на хоть какое-то подобие раскаяния и попросить о нем сам, миледи, — отрывисто произнёс Коннингтон, осадив Эртура жестом. Он явственно почувствовал раздражение друга, но тот, благо, никак не выказал его вслух, видимо, все же признавая правоту Джона. Лианна же продолжала мяться на месте, сгорая от стыда и вины. Им обоим польстило такое переживание об их нелёгких судьбах. — Вы правда так сильно ненавидите меня? — с отчаянием в голосе тихо пробормотала она, даже не надеясь получить ответ. Но получила… — Я угрожал Королю поднять против него Восстание, миледи, если моя жена не придёт в себя после… некоторых обстоятельств, — сказал ей Джон, стараясь не углубляться в воспоминания, потому что знал, что после не сможет выплыть из пучины скорби. — Я знаю, что такое любовь, миледи, и знаю, на какие безумства она толкает. У меня нет к вам ненависти. Может осуждение вашего безрассудства, потому что вам определенно стоило предупредить родных перед побегом. Может обида на то, что вы жили счастливо, пока другие расплачивались за ваши ошибки. Но я не могу ненавидеть тебя, Лианна. Джон закатил глаза и пихнул Эртура локтем в бок. — Я тоже не могу ненавидеть вас, миледи, — пропыхтел он, бросив Коннингтону безмолвную угрозу. — Но не ждите, что мы станем общаться, как старые друзья после всего, что произошло по вашей с Рейгаром вине. Такой ответ, как и ожидалось, не утешил ее, но хоть позволил оторвать взгляд от подгнивших досок палубы. — А что же наша дочь? Не станете ли вы и ее судить за грехи родителей? На этот раз ей ответил Эртур. Пускай через боль, но он выдавил: — Висенья — сестра Короля, и обращаться с ней будут соответствующе. — Не тот ответ, который я рассчитывала получить, — нахмурилась Лианна. — Единственный, который вы получите, миледи. Больше Волчица не удостоила их ни единым словом на корабле. Впрочем, и Рейгар не стремился получить прощение, которого он, по словам его жены, так жаждал. Путь до Стены оказался долгим путешествием и крайне напряженным. Однако через три недели их корабль наконец причалил у Восточного Дозора, а ещё через пару дней Джон, Дейси, Эртур, Рейгар, Лианна и Висенья добрались до Чёрного Замка. Их встретили ещё за лигу до прибытия. — Что за чудовище? — в страхе пробормотала Висенья, натягивая поводья. Ее лошадь остановилась. Следом за ней и остальные. — Это мамин малыш! — обрадовалась, в отличие от неё, Дейси, сидящая в седле с Джоном. Она приложила два пальца ко рту и оглушительно громко свистнула, призывая зверей. Двоих, пусть Драконица и не заметила белого, притаившегося среди снегов. Если даже на большом расстоянии они казались крупными, то приближаясь становились и вовсе гигантскими. Коннингтон слез с коня и опустил на землю дочь, немедленно ринувшуюся навстречу своему маленькому другу. Если даже Эртур заметно напрягся, то что говорить о Таргариенах впавших в истерическую панику. — Они же звери, Джон! Девочку растерзают! — пытался вразумить его Рейгар, который весьма неожиданно обеспокоился о семье Коннингтона. — Я делил постель с этим зверем, Рейгар, — закатил он глаза. — Втроём с ним и Ашей мы помещались с трудом, но она отказывалась спать на полу. Первая шутка, которую Джон позволил себе с момента ее пропажи. Возможно потому, что на Севере дышалось легче. Потому что он был ее домом, и все здесь пропитано духом Аши. Потому что Неведомый был частью неё самой и впервые за эти недели тоска не ощущалась так остро… Волк же тем временем сбил с ног Дейси, буквально утопив ее в сугробе. Словно ласковый пёс он скакал вокруг неё, иногда припадая к лицу девочки, чтобы лизнуть горячим языком замёрзшие щеки, и бесконечно лаял от радости. А вот Призрак не был так дружелюбен. Скорее насторожен. Белый лютоволк прошёлся возле незнакомцев, чьи лошади, благо, были приучены не шарахаться от зверя, и обнюхал каждого из них. Особенно тщательно он изучил Висенью, видимо признавая в ней сестру своего хозяина. С девушки же наконец упала маска высокомерия, открывая ее живую, совсем как у матери, натуру. Она улыбалась, не выказывая страха перед тварью размером с ее лошадь, и даже потянулась, чтобы коснуться ее мокрого чёрного носа. Призрак доверительно толкнулся мордой в ладошку, вызывая у Висеньи совсем беззаботный смех. Ее восторг разделяла и Лианна, восхищенная воплощенным символом своего дома, а вот Рейгар напряжённо хмурился, глядя, как близко к пасти оказалась рука его любимой дочери. Джон гадал, решится ли он отогнать лютоволка, подняв на него оружие… От размышлений однако его отвлёк визг собственной любимой дочери. Неведомый вынул ее из сугроба, подняв за шкирку, словно щенка, и приволок к Джону, не выпуская из зубов. Малышка Дейси могла в полный рост пройти под брюхом волка, а потому от ее ножек до земли оставался ещё целый фут, и выглядела крошечная Ромашка до смерти уморительно по сравнению с громадным зверем. А Джон, казалось, мог слышать Ашин звонкий смех… Бережно Неведомый посадил Дейси на землю и теперь приблизился к нему, толкаясь лбом в грудь, как любила делать Сноу, напрашиваясь на ласку. И в очередной раз Коннингтон убедился, что невозможно сказать, где заканчивался зверь и начиналась Аша. Они были одним целым. Одинаково любили Джона, одинаково заботились о Дейси. Вероятно, одинаково ненавидели Рейгара, так что стоит оградить от него волка… Но куда важнее то, что сердце снова билось, пускай медленно и робко. Он чувствовал хотя бы отголоски того спокойствия и умиротворения, что были рядом с Ашей. — Я скучал по тебе, малыш, — печально улыбнулся Джон, потрепав его между ушами.

***

Рейгар мечтал увидеть Стену, казалось, всю жизнь. Долгие сорок восемь лет он представлял громадину изо льда по рассказам мейстера Эймона и наброскам из книг. А потому, разумеется, реальность стократ превосходила все его ожидания. Отражающий ясное голубое небо лёд был похож скорее на стекло, если бы не сбегал маленькими ручейками, плавясь на солнце. Рейгар объездил, наверно, весь Известный Мир, но не видел сооружения более прекрасного и величественного! — Успеешь ещё налюбоваться, — усмехнулась рядом Лианна, мягко поднимая его упавшую челюсть кончиками пальцев, обтянутых плотными перчатками. — Если, конечно, тебя не сбросит лошадь, и ты не упадёшь, свернув шею! — Почему же я могу упасть, моя дорогая? Ее рука прикоснулась к его и настойчиво потянула за поводья. — Потому что ты витаешь в облаках, а стоило бы смотреть на дорогу. Лишь тогда Рейгар заметил крупную корягу на пути, о которую могла споткнуться его лошадь. И едва он собирался поблагодарить свою жену за заботу, глаза невольно зацепились за Джона и Эртура, о чём-то тихо переговаривающихся и изредка кидающих на него мрачные взгляды. — Думаешь, однажды они смогут меня простить? — понизив голос до шепота, поинтересовался Таргариен. Эртур однажды был его самым близким другом, которому Рейгар мог доверить любой свой секрет. Любую тайну от влюбленности в Лианну с первого взгляда до пророчества и своего предназначения. Дейн никогда не осуждал его и помогал советом. Джон и вовсе был самым первым другом. С тех пор, как их обоих взял в оруженосцы Белый Бык — Герольд Хайтауэр, они стали неразлучны. Вернее Коннингтон везде следовал за ним, а Рейгар не противился, замечая у Джона одно крайне важное качество — умение слушать. Эту дружбу они пронесли сквозь годы и, несмотря на то, что постепенно к ним присоединялись Эртур, Освелл, Ричард Лонмаут и Майлз Мутон, Рейгар всегда ценил Джона, пускай и побаивался его рвения. Слишком уж настойчив тот был в проявлении привязанности. Однако никогда два самых дорогих его друга не могли найти общий язык. Рейгар подозревал, что виной тому было их соперничество за его внимание, и корил себя за то, что не мог относиться к ним одинаково. Теперь же они были близки словно братья. По-доброму подшучивали, поддерживали друг друга, заботились… Ни с Джоном, ни с Эртуром у него никогда не было таких отношений. Но Рейгар понимал, что в том была лишь его вина. Не стоило ограничивать их в своём доверии. Однако худшая его ошибка была в другом. Пускай они были его друзьями, но сам Таргариен никогда не был другом им. Оба тогда ещё молодых и бойких парня бескорыстно оказывали ему любую помощь, какую бы он не просил. Чего только стоит поддержка в подготовке государственной измены и похищение дочери Великого Дома. Все, чего они хотели от Рейгара — лишь чтобы он стоял рядом, когда их жизнь обращалась в пепел. Таргариен же дарил им едва заметную улыбку, благодарил за бесценный вклад в «их общее» дело и прятался в своём безмятежном мирке. А теперь он не знал, как загладить вину перед друзьями, что обрели счастье вопреки стараниям Рейгара, но потеряли по его же вине… Для начала, наверно, стоит прийти к ним и раскаяться в своих ошибках, но он не представлял, как смотреть им в глаза, не сгорая от стыда. Как извиняться, когда слова застревали в горле. Таргариен тяжело вздохнул, зажмурившись точно от боли. Единственным утешением была Лианна, что вдыхала в него силы жить одним лишь взглядом или словом. Лианна, что никогда не оставляла его, несмотря ни на что… Но Рейгар чувствовал вину и перед ней. За то, что уничтожил семью, которой она так дорожила, разрушил ее жизнь, а после увёз за тысячи лиг от дома, чтобы начать новую в крошечном домике на берегу Мирийского моря почти без средств к существованию. Но Лианна не сдавалась, когда даже сам Таргариен был к этому близок. Она всегда верила, что они справятся, и внушала эту веру Рейгару. В тот день у Башни Радости битва закончилась смертью всех северян кроме Неда Старка и Хоуленда Рида, в то время как из гвардейцев пал лишь Белый Бык. Лианна остановила кровопролитие, Лианна же, превозмогая несравнимую боль, отдала ребёнка на воспитание брату, понимая, что лишь так убережёт его от Роберта. Ей самой предстояло бежать за море, а такое путешествие для новорожденного было погибелью. У Рейгара был вклад в Мирийском банке как раз на такой крайний случай. При поражении они должны были бежать и начать новую жизнь. Но сделать это вместе! Позже Лианна призналась, что никогда не горевала так, как в день, когда села на корабль в маленьком портовом городке Штормовых Земель. С ней отправился лишь Освелл. Эртур же, вопреки принцеву приказу, направился к Вдовой Королеве Рейле, лишь бы не смотреть до конца жизни на причину погибели любимой женщины... Рейгара выходил Красный Жрец, имя которого он давно позабыл. Помнил лишь, что тот был волантийцем и наивно считал Последнего Дракона Обещанным Принцем. Он ошибся, как ошибался всю жизнь Рейгар... Но пускай война была проиграна, ему ещё было, за что бороться! Добравшись до Солеварней, Таргариен отправился в Мир, зная, что найдёт там Лианну. И он нашёл! Одинокую, потерянную и безгранично печальную из-за того, что ей пришлось оставить сына... Так они и жили. Освелл показал неплохие способности к рыбалке и почти на последние деньги ему купили небольшую лодочку, на которой он мог выходить в море. Сначала его добычей они питались, после — стали продавать. Рейгар, что не удивительно, зарабатывал своим талантом. Пел в тавернах их маленькой деревни, а то и прямо на улицах. Не всегда ему платили монетами, но некоторые приносили еду: кто мешок моркови, кто ведро яблок, а однажды даже двух кур. Лианна же занималась хозяйством. Готовила, убирала, штопала вещи, а порой и шила новые, которыми нередко интересовались соседи. Рейгар до сих пор помнил ее заливистый смех, когда молочница отметила изящность передника Лианны и попросила сделать такой же. Первый раз в жизни кто-то похвалил ее рукоделие! Потом же появилась Висенья и их маленький домик действительно оказался слишком маленьким, чтобы вмещать четырёх человек. Скопив денег они перебрались к Волантису, а после и в Браавос, где их нашла Аша. Всю эту жизнь Рейгар прожил с мыслью, что его поступки сгубили семью и самых близких друзей. Каждое утро он просыпался с мыслью, что если бы ему хватило терпения обдумать ситуацию с Лианной, а ещё лучше для начала свергнуть отца все было бы иначе. Абсолютно все. Таргариен жил сожалениями о прошлом. Лишь жена и дочь служили доказательством, что все ужасы той войны были пережиты не зря! Однако особенно темными бессонными ночами к нему закрадывались мысли о том, что цена оказалась слишком высока, и никогда Рейгар не мог доказать себе обратное. Он был повинен в слишком многих смертях, чтобы спать спокойно. Из размышлений его вывел гулкий звук протрубившего рога. Перед ними отворились ворота, и наконец их процессия достигла Чёрного Замка…