***
Ее страдальческий вопль сливался с причитаниями повитух и строгими приказами мейстера. — Дыши! Тужься! Ещё! — вот и все, что доносилось из-за двери на протяжении нескольких часов. Когда мама рожала Санду, Алину было всего два. Что он мог запомнить? Теперь же он знал, что никогда не сможет забыть металлический запах крови, смешанный с горьким трав и настоев, перемежающийся с рыданиями крик и бесконечно тянущиеся часы, полные отчаяния и боли. Пятая луна. Его братику или сестренке не доведётся сделать даже первый вздох, а маме приложить к груди новорожденное дитя. И вдруг она затихла. Стенания сменились тишиной, а после редкими всхлипами… Дверь отворилась, выпуская полдюжины служанок с окровавленными полотенцами и завернутым в те же тряпки ребёнком, совсем маленьким, красным и… мертвым. — Милорд, — осторожно позвал его мейстер Родрик, тронув за плечо. Алин с трудом сумел оторвать взгляд от крошечного трупика. — Вашей матушке нужен покой. Вам стоит лечь спать и навестить ее уже завтра утром. — Нет, — прошептал он, но прокашлявшись повторил уже тверже. — Нет! Благодарю за совет, мейстер, но моей матушке не стоит оставаться наедине со своим горем, а вот вы можете быть свободны. Доброй ночи. Недовольный его непочтительностью мейстер поджал губы, но со смирённым кивком покинул коридор, оставив Алина наедине с дубовой дверью, за которой погибала от отчаяния его мать. Сделав глубокий вдох, мальчик отворил ее. Он не нашёл слов утешения, глядя, как она, лёжа на боку, прижала колени к груди, а ее спина часто вздрагивала от рыданий. Мама укуталась в кокон из тёплого пухового одеяла, несмотря на щедро растопленный очаг и душную жару, какая редко бывает даже в столице или засушливых дорнийских пустынях. Однако холод, что царствовал у неё внутри, не победить ни огнём, ни уютом. — Я потеряла их… Потеряла, — бессвязно шептала мама. С трудом переставляя ноги, Алин приблизился к постели и осторожно коснулся ее плеча. Лишь тогда мама заметила его. Всхлипы прекратились, будто она прикусила губу, силясь сдержать их. — Я все ещё с тобой, мамочка, — пробормотал мальчик единственное, что казалось ему уместным, и, стянув сапоги, забрался в кровать. — И всегда буду… Мама заревела с новой силой.***
Она ожидала, что отец впадёт в привычную меланхолию, что станет винить себя в смерти младшего сына и отстранится от реального мира, уединившись в собственном в компании лишь музыки и скорби, но Рейгар Таргариен, впервые на ее памяти, удивил Висенью решительным гневом. — Не стоит ли нам обратиться к Речным Землям? — размышлял он, стоя над разложенной на столе картой. Расставленные на ней фигуры отбрасывали причудливые тени, трепещущие от неровного света свечей. С некоторых пор им приходилось встречаться глубокой ночью — Висенье, ее родителям, Освеллу, Эртуру, Элии, Сансе и Тириону. Лишь так им удавалось избежать внимания Джона Коннингтона, заставить его провести день в постели, а не за столом, планируя войну. — Не думаю, — качнула головой Санса, скрестив руки на груди. — Штормовые земли, Север, Запад и Дорн выступили от имени Аши Сноу по собственной инициативе. Речные же земли даже в лучшие времена поддерживали ее неохотно. — Втянув их против воли, мы поднимем волнения, — закончил за жену Тирион. — А разлад в собственных рядах — это последнее, что нам нужно с учетом превосходства противника… Отец вздохнул, признавая их правоту. Его длинные пальцы скользнули по границам Простора, будто прощупывая слабые места, но… не находили их. — А если связаться с железнорожденными? — подала голос ее мать. — У Редвинов сильный флот, но и Железный не слабее! Пара набегов на Старомест, Щитовые острова, побережье Мандера и Тиреллы будут вынуждены разделить свои силы. — Мой брат думал также, посылая Грейджоям предложение напасть на Ланниспорт во время Войны Пяти Королей, — вновь возразила Санса с прежней невозмутимостью. — Напомнить вам, к чему это привело? Островитяне — псы, которых, спустив с поводка, уже не вернёшь в клетку! Они не утолятся награбленным. Им будет мало и всех богатств Простора! А потом железнорожденные обратят свой взор на все западное побережье — Север, Запад Дорн… Висенья закатила глаза, раздражённая высокомерным тоном кузины. Отмахнувшись от предложений ее родителей, имеющих неплохие шансы на успех, она не предлагала ничего взамен! Ничего, кроме ледяного взгляда, полного презрения пополам со снисхождением. — Так может вы подскажете нам, миледи? — фыркнула девушка не сдержавшись. Предостерегающий взгляд матери был далёк от поддержки, которой она ожидала… — Я выросла в Вестеросе, дорогая кузина, — терпеливо пояснила она, очевидно намеренно опуская титул принцессы, который Висенья никогда не носила, но имела по праву рождения. — Я знаю людей, его населяющих, и их порядки. Вы же провели здесь лишь четыре мирных года. Ваше замечание неуместно, так извольте не перебивать меня. Краем глаза она заметила, как Освелл повёл плечами, будто прогоняя холодок, пробежавший вдоль позвоночника. Висенья же, к своему стыду, стушевалась, однако прочие стойко выдержали взгляд леди Ланнистер, не выразив ни страха, ни малейшего противоречия. — Нам больше неоткуда ждать поддержки, — подвёл итог Эртур, в очередной раз напряжённо оглядев карту. — Восемдесят тысяч — это численность, на которую мы не могли и надеяться, однако получили. Справимся с теми силами, что у нас есть. — Или умрем, пытаясь, — буркнула Висенья без всякого воодушевления. Кузина удивила ее улыбкой.***
Ее губы дрожали от едва сдерживаемого плача, а сердце заходилось в бешеном ритме, истекая кровью от отчаянной обиды. Но ведь он Король. Более того — Дракон! Он имеет право взять не просто любовницу, но и вторую жену. Бетани стоит радоваться, что ее муж привёл лишь бастарда, а не женщину, что сажал бы рядом с собой на трапезах и официальных приемах, что водил бы под руку по саду, а по ночам приглашал в свою постель. Всего лишь ребёнок. Невинный и болезненный. Не более часа назад, едва миновала полночь, в столицу с небольшим отрядом из двух десятков северян въехал Эйгон. Заслышав крики во дворе, девушка выбежала встречать своего мужа в одной лишь сорочке и наскоро накинутом халате, кажется, его собственном. — Мне нужно поговорить с Джоном, — сурово произнёс Король, избегая взгляда своей Королевы. — Позаботься о ней… А потом в руках Бетани оказалась маленькая девочка, похожая на Таргариенов больше, чем Рейна и Дейнис вместе взятые. Эйгон покинул ее, не говоря более ни слова, и девушка осталась наедине с ребёнком своего мужа от другой женщины и единственным вопросом, звенящим в голове, будто огромный медный колокол: «Кто она?» Северянка, очевидно. Светлые глаза девочка унаследовала уж явно не от Эйгона и его дорнийской родни, вытянутое лицо с высокими скулами и острым подбородком — тоже. Дверь в детскую за ее спиной отворилась, и Бетани поспешила стереть слёзы тыльной стороной ладони. — Я так скучал по тебе, — прошептал Эйгон ей на ухо, прильнув к спине. Его поцелуи, полные нежной тоски, прочертили влажную дорожку от шеи до уха и вырвали у Королевы сладостный вздох. Перед свадьбой Аша Сноу предупреждала ее, что Король умел в обращении с женщиной. И пускай сначала она углядела в этом нечто греховное, после сполна наслаждалась своим супружеским долгом. Эйгон трепетно шептал ей о своей любви, прижимая к себе обмякшее от его ласки тело, и Бетани верила. Глупо и наивно верила. — Мне жаль, что пришлось оставить тебя на такой долгий срок, — иступлено бормотал он, шумно вдыхая аромат ее волос. — Жаль, что так холодно встретил во дворе… — И жаль, что трахнул другую женщину? — ядовито прошипела девушка, не сумев сдержать язык за зубами. Она едва не подскочила на месте от удивления и прикрыла предательские уста ладонью, однако не нашла в себе сил извиниться. Он проигнорировал эти грубые слова. — Это Эймма, — просто ответил Эйгон, качнув колыбель. — Я выращу ее наравне с нашими дочерьми, обеспечу содержание, образование и приданое, достойное принцессы. Унижение, с которым Бетани придётся пройти рука об руку через всю жизнь, — наблюдать, как ее дочери — чистокровные принцессы, чьи династии уходят корнями в века и тысячелетия, будут воспитаны вместе с безродной оборванкой… но Королева не находила в себе ненависти к этой девочке, невинной и обездоленной, брошенной на произвол судьбы из-за похоти ее родителей. — Как пожелаете, Ваше Величество, — слабо пискнула Бетани, склонив голову. — Уверена, Дейнис будет рада ещё одной сестре. Она попыталась вырваться из объятий мужа. Как никогда, ей хотелось сорваться с места и бежать, пока ноги не сотрутся в кровь, а воспоминание о предательстве не померкнет в памяти. Пока сердце не перестанет обливаться кровью. Но Эйгон не позволил ей. — Ты злишься на меня, Бет? — вопрос, прозвучавший, как утверждение. — Как можно, Ваше Величество? — прошептала она, зная, что стоит сказать чуть громче и голос сорвётся на всхлип. — Вы в своём праве. Он отстранился, позволяя ей уйти, и Бетани наконец смогла вздохнуть полной грудью, однако не двинулась с места, будто приросла к полу, ожидая оправданий, извинений… чего угодно! — Это дочь Джона Сноу, Бет, — едва слышно пробормотал Эйгон. — Я сожалею, что придётся пожертвовать твоей честью ради его, но лишь так Эймма вырастет, не зная презрения и издевательств… Девушка шумно выдохнула, будто от резкого удара в живот. Безграничное облегчение пронзило ее, словно молния, и побежало по жилам вместе с кровью, разнося головокружительную легкость души по телу. Мгновение, другое, третье… ее сердце, кажется, перестало биться, отчаянно боясь поверить столь сладким словам. — Я сохранил вам верность, моя Королева, — произнёс Эйгон за ее спиной, будто читал мысли. — И буду хранить до конца жизни. На ее губах расползлась до смешного глупая улыбка, а смешок, что с них сорвался, и вовсе граничил с истерическим. Бетани определенно была либо счастливейшей из женщин, либо глупейшей! Едва она повернулась к мужу, легкость в тебе сменилась слабостью, а головокружительное счастье заплясало темными пятнами перед глазами. Мир померк…***
Он сжал рукоять меча. Холодная сталь уравновешивала кипящую от ярости кровь, однако вместе с тем служила жестоким напоминанием, что ему не доведётся более взять в руки настоящее оружие… Единственный меч, которого ему предстоит касаться до конца жизни, был подлокотником Железного Трона. До скрипа зубов Джон сжал челюсти, не давая вызваться вздоху, полному сожаления. Теперь, когда он стал бесполезным калекой, даже такое проявление слабости могло стать фатальным. — Вы обвиняетесь в государственной измене, — погремел Коннингтон, смерив Тронный зал строгим взглядом и остановившись на подсудимом. — В розжиге мятежа, убийстве принца Эймона из Дома Таргариенов и похищении леди Эрмесанды из Дома Коннингтонов. Признаете ли вы свою вину, лорд Редвин? С некоторых пор Джон усмотрел свою выгоду в дружбе дочери с Монтерисом Веларионом, а сам парнишка в помощи потенциальному тестю. Коннингтону стоило лишь намекнуть на поимку Пакстера Редвина, и уже через неделю лорд Приливов доставил мятежника вместе с его наследником и десятком военных кораблей. Молчание затянулось. Джон лениво махнул рукой, и один из стражей, приставленных к пленнику, пихнул того древком копья. Пакстер сдавленно простонал, но звук этот эхом разнесся по залу. — Ни я, ни мой сын не виновны ни в одном из этих преступлений, — наступив на горло своей гордости, прошипел он. Эйгон, наблюдающий за судом с галереи, встретился взглядом со своим Десницей. Король метался между здравым желанием мира в своём Королевстве и темной жаждой мести за смерть своего брата, за покушение на сестру, увечье отца, ранение племянника и похищение племянницы, однако Джон не мог позволить себе подобной неуверенности… — С какой же целью вы вывели в залив военный флот, лорд Редвин? — удивительно хладнокровно спросил Рейгар, занимавший место второго судьи. Впрочем Джон знал, что перчатки на его руках защищали принца не от порывистых ветров, а любопытных глаз, которые могли бы привлечь разбитые в кровь костяшки… — На наших границах были замечены отряды западников, штормовиков и дорнийцев! — нагло вскинулся младший Редвин. — Вы начали эту войну! Мы лишь защищаемся. Аша была страстной любовницей и заботливой женой, за годы счастливого брака она подарила ему четырёх детей и тысячи жарких дней и ночей, однако ничто из этого не могло сравниться с удовольствием, которое Джон испытал увидев обезображенный труп Хораса Редвина. Глядя же на идентичное лицо его близнеца Хоббера, он мечтал воссоздать ту прекрасную в своей жестокости картину. — Странно, — усмехнулся Тирион, третий судья. — Потому что нам стали докладывать о мобилизации войск Простора сразу по возвращении леди Аши Сноу, да и ваш флот появился возле дорнийского побережья в то же время. Гораздо раньше наших ответных действий, однако, что подозрительно, одновременно с убийством Джона Сноу. Пакстер прикусил язык и заткнул тяжёлым взглядом сына, который уже раскрыл рот для возражения… — Желаете выслушать показания свидетелей? — с притворной услужливостью поинтересовался Джон. — Или сразу признаетесь в измене и добровольно сложите голову на плаху? На их стороне десяток пограничных с Простором лордов, в два раза больше шпионов и даже несколько перебежчиков, дороживших дружбой с Ашей Сноу куда больше, чем честолюбивым сюзереном. А кто был у Редвина? Пустоголовый сынишка, вдруг осознавший, сколь мал их шанс покинуть столицу живыми. — Я требую суда поединком! — воскликнул Хоббер. Его надменное поросячье лицо сияло гордостью за выдающееся решение, однако его отец стремительно бледнел. Прикрыв глаза, Пакстер пробормотал то ли слова молитвы, то ли хлесткое ругательство, а Джон растянул губы свирепой торжествующей улыбке… — Кто мы, чтобы отказывать вам в праве, данном самими Богами? — произнёс он, поднимаясь с трона. Одинаковое выражение шока и ужаса мелькнуло на лицах Таргариенов, Дейнов, Ланнистеров и всех прочих присутствующих в зале. Сотни пар глаз внимательно следили за твёрдым шагом Коннингтона, спускающегося по железным ступеням. — Кто же выступит вашим защитником, лорд Хоббер? — ухмыльнулся он. Никто не осмелился сделать ни вздоха, что и говорить о попытках заступничества за опальных Редвинов. — Неужели вам придётся отстаивать свою невиновность самостоятельно? — Я буду биться от имени моего сына, — не сумев скрыть отчаяния в голосе, вздохнул Пакстер. Джон почувствовал Эртура за спиной. Даже полностью облачённый в сталь, он умудрялся ступать легко и почти бесшумно. Его выдал тяжелый взгляд, прожигающий спину Коннингтона. — В таком случае мы с вами встретимся завтра в полдень на Западном дворе, — прогремел он раньше, чем Дейн успел бы остановить его от этого безрассудства. В зале поднялся испуганный ропот. Прислуга, стража и благородные лорды обменивались беспокойными взглядами, вне зависимости от положения взволнованные лишь одним: был ли однорукий калека таким же грозным воином, как раньше… Лишь один человек во всем Тронном зале оставался спокоен. Не Эйгон, не Санса, даже не его мать. Только фиолетовые глаза Эшары Дейн взирали на него с твёрдой уверенностью в победе. — Уничтожь их, — произнесла она одними губами.