Полуденный зной

Она всегда спала справа. В их постели, на плаще посреди леса, на полу у очага, когда доползти до кровати уже не оставалось сил — везде! Лёжа на правом боку, Аша зябко поджимала колени к груди и наслаждалась жаркими объятиями Джона со спины, на левом — перекидывала через него ногу и укладывала голову на плечо. С потерей его левой руки это оказалось невозможно. И, казалось бы, так легко было просто поменяться местами, но уже четверть часа Коннингтон раздраженно пыхтел, глядя на расстеленную постель. — Просто ляг справа, — покачала головой Аша. — Ты плохо спишь слева! Что ж, Джон прав: несколько раз ей доводилось спать на левой половине кровати — Сноу долго ворочалась, часто просыпалась и в итоге встретила рассвет в кресле на балконе, совсем отчаявшись задремать хоть на час, но он упускал кое-что из виду… — Гораздо хуже я сплю стоя! — прорычала девушка, начиная терять терпение. — Живо в постель. Она ожидала, что Джон отшутится, закатит глаза или станет флиртовать. Пекло, да после нескольких месяцев разлуки он должен рваться, словно голодный пёс с цепи! Но Коннингтон лишь угрюмо молчал, вызывая у девушки немалое беспокойство. — Любовь моя, — тихо позвала она, коснувшись плеча здоровой руки. — Все в порядке? Он обвёл ее долгим взглядом, полным немой тоски, а встретившись с глазами и вовсе скривился от боли. — Мы больше не связаны никакими клятвами, — прошептал Джон без доли злости, раздражения или издевки. Чистое смирение в его голосе. — Я не смею держать тебя, мой свет. Ты вольна найти мужчину, с которым можешь спать на правой стороне без страха уязвить его гордость. Аша нахмурилась. В моменты особой печали Коннингтон часто предлагал ей уйти от него, найти человека, что не станет донимать Сноу жалобами, когда она едва справлялась с собственным отчаянием. Но сейчас… Сейчас его мучали не сожаления о прошлых ошибках, не вина за навязанный брак. Он потерял руку по самое плечо! Джону буквально придётся заново учиться жить: одеваться, есть, сражаться, не рассчитывая на помощь левой руки, но единственное, что его волновало, — это невозможность более мять ей сиськи. — Я сказала в постель, — непоколебимо процедила Аша. — Немедленно. Неохотно Джон присел на край, стараясь не встречаться с тяжелым взглядом Сноу, стянул сапоги и устроился на кровати. Даже в простых бурых бриджах и холщовой рубахе с распахнутым воротом он странным образом выглядел грозно, опасно, свирепо. При каждом вздохе мерно вздымалась широкая грудь, на руке, поправляющей одеяло, перекатывались крепкие мышцы. Одним ударом Коннингтон мог раздробить кость, одним движением — свернуть шею. Даже лишившись руки, он не потерял ни толики той силы, которой Аша восхищалась с тех пор, как они впервые встретились. — Ты пялишься! — выдохнул Джон. Против воли у него покраснели кончики ушей… — Я родила тебе четверых детей, — улыбнулась Сноу, обойдя постель и опустившись на левой ее половине. — Я имею полное право пялиться, трогать и целовать тебя, когда захочу, куда захочу и сколько захочу. Приподнявшись на локте, она нависла над Джоном и мучительно медленно коснулась его губ поцелуем, но он не углубил его, не зарылся ладонью в ее волосы и не подмял под себя, как прежде… — Не сегодня, — выдохнул Коннингтон. Его взгляд осторожно опустился на ее живот, и сердце девушки сжалось от тоски по потерянному сыну. Однажды эта рана заживет. Зарубцуется и будет напоминать о себе лишь в плохую погоду, словно старый шрам, однако пока она кровоточила и гноилась. Упрямо саднила, как бы сильно Аша ни пыталась упрятать эти воспоминания в глубины памяти. Коснувшись подбородка, Джон встретился с ней взглядом, а после оставил целомудренный поцелуй на лбу. — Доброй ночи, моя любовь, — настойчиво пробормотал он. Дождавшись, когда Аша поудобнее устроится на левом боку, Коннингтон прижался к ее спине, положил ладонь под нежную щеку и зарылся носом в волосы, что после вечерней ванны источали свежий аромат мыла и родного тысячелистника. — Доброй ночи, — зевнула Аша, и в то же мгновение в комнате догорела последняя свеча.

***

Каждый вздох давался с великим трудом. Едва проснувшись утром, Джон почувствовал невыносимую тяжесть в груди, однако тщетные попытки избавиться от неё приводили лишь к большим неудобствам — тяжесть рычала, щипалась и лягалась. — Уже утро, солнышко, — уговаривал он ее. — Пора вставать. Коннингтон откинул одеяло, прежде натянутое до самой шеи, и расплылся в нежной улыбке, глядя, как морщится Аша. — Солнышко спит! — едва внятно пробормотала она, тщетно пытаясь спрятать лицо в изгибе его шеи. — Ещё ночь… Ноги — по обеим сторонам от его собственных, руки — под подушкой, голова — на груди. Джон понятия не имел, как она оказалась на нем. Вероятно, во сне пыталась перелезть на правую сторону, однако предпочла перине тёплое тело мужа. Коннингтон не смел жаловаться. Лишь невесомо провёл пальцами вдоль позвоночника, заставляя Ашу сладко потянуться, и, ухватившись за мягкую округлость ягодиц, притянул для поцелуя. — Я сыт по горло вашим непотребством, но вы ещё можете позавтракать, — хмыкнул Эртур в глубине покоев. Ашиной сонливости как не бывало. Она тихо вскрикнула, немедленно подрываясь с постели, и во все глаза уставилась на дядю, расположившегося более, чем комфортно за их столом. Уже любезно накрытым. Джон лишь присел, потирая затёкшую шею. — Заблудился? — уточнил он. Вид у Эртура был, мягко говоря, помятый. Настрой, несмотря на бравадную ухмылку, и того хуже. — Не сейчас, — устало пробормотал Дейн, запустив руку в темные кудри, к неудовольствию Джона, куда менее седые, чем его собственные. Все ещё ошарашенная присутствием Эртура, Аша молча пялилась в стену, тщетно пытаясь проснуться, однако мягкий поцелуй все же смог привести ее в чувства. Замыленный взгляд прояснился и немедленно принял крайне недовольное выражение. — А Элия знает, что ты здесь? — придирчиво изогнув бровь, поинтересовалась она таким тоном, будто Дейн был сбежавшей собакой. Удивительно смущенной сбежавшей собакой… — В этом вся суть, — пожал он плечами, словно столь расплывчатый ответ мог хоть что-то объяснить. Возможно, действительно мог, но что Джон, что Аша были слишком голодны, чтобы копаться в глубинном смысле этих слов. Они заняли место за столом напротив Эртура, не озаботившись ни умыться, ни подобающе одеться. Пусть незваный гость скажет спасибо уже за то, что Сноу накинула халат поверх откровенной сорочки и села на стул, а не колени Коннингтона, потому что пойти на большие жертвы они были не готовы… — Ты не мог заявиться в нашу спальню в такую рань и надеяться на уважение, — хмыкнула Аша, намазывая масло на хлеб в то время, как Джон наполнял ее тарелку ароматной кашей с поразительной для однорукого аккуратностью. — Я ночевал у вас, — неловко признался Дейн. — В смежной комнате для прислуги. Сноу насторожилась. Ее рука дрогнула и вместо ломтика ветчины нож едва не отсек палец девушки. Совершенно не удивлённый Джон поспешил забрать его из рук. — Что-то случилось? — будто невзначай поинтересовалась она с очевидной угрозой в лиловом взоре. Навряд ли Аша действительно подозревала, что дядя мог обидеть свою дражайшую принцессу, однако, когда речь заходила о женской чести, в ней просыпалась до ужаса темная кровожадность. Коннингтон порадовался, что отобрал у неё нож. — Я боялся, что ночью она может прийти в мои покои, — вздохнул Дейн, уморительно стесняясь своей стеснительности. То ли он намеренно игнорировал холодность Ашиного тона, то ли правда был слишком взволнован, чтобы заметить. — Мне нужен твой совет, Джон! Он помедлил, наблюдая, как переживание Эртура доходит до предела. Как раз вовремя Аша протянула ему хлеб с ветчиной. Коннингтон ел прямо из ее рук, прихватывая губами пальцы и с особым рвением собирая с них крошки. Сноу не отводила взгляда, а после, не выдержав, облизала губы. Его губы. — Мне нужно то же самое, — с удивительной невозмутимостью кивнул Эртур, указав на них кубком разбавленного вина. Джон не был удивлён, увидев Дейна в личных покоях в такую рань, ведь он и сам частенько навещал друга в неподходящий момент, а порой даже целыми днями прятался у него от голода беременной Аши. Джон не был удивлён, что Эртур обратился за советом именно к нему, ведь не к Рейгару же ему идти, не к Тириону и, совершенно точно, не к Эйгону. Но то, о чем именно он спрашивал, ввергало в замешательство. Сноу подавилась вишневой булочкой. — То есть ты проводишь ночь у Неведомого на рогах, лишь бы не пересекаться с Элией, — пробормотала она, не стесняясь болтать с набитым ртом. — А потом просишь совета о том, как же вам помиловаться?! Для начала возьми яйца в руки, сир Эртур Дейн, и перестань прятаться от неё, словно девственница в окружении поддатых штормовиков! Его руки, обдиравшие яичную скорлупу, вдруг замерли. Глаза округлились. Даже Джон на мгновение опешил, однако Аша была невозмутима. — Все немного сложнее, чем ты думаешь, моя радость, — наконец нашёл слова Коннингтон. — Было б все действительно так просто, я бы разложил тебя прямо на берегу реки, едва ты сказала: «Я представляла вас, милорд, не таким поджарым». — А то не разложил бы, не будь у тебя серой хвори! — махнула она рукой, едва не задев свой стакан, полный кислого яблочного сока. — Не прикрывайся благочестием, милорд, когда мы оба знаем, зачем ты ежедневно бегал в лес! Джон позволил себе нахальную улыбку, чуть склонив голову на бок, и Аша задохнулась то ли от возмущения, то ли от возбуждения. — Вернёмся к моим проблемам, — настоял хмурый Эртур, остановив их томные переглядки. — Что делать с Элией? Сноу закатила глаза, пихнув колено Джона собственным. Значит всё-таки возмущение… — Давай, милорд Десница! Раскрой нам тайны обольщения. — Турнир, — тут же нашёлся он с ответом. — Если у тебя ещё не заржавели ни доспехи, ни навыки, выиграй турнир и назови принцессу своей Королевой Любви и Красоты. Аша неохотно признала действенность такого «обольщения», хоть гордость и не позволила ей признать поражение, однако Эртур не выглядел впечатленным. — Даже если тебе удастся уговорить Эйгона, подготовка займёт не один месяц, а мне уже сейчас страшно, что она прижмёт меня к стенке и поимеет прямо в коридоре, Джон! — прорычал он. Коннингтон лишь рассмеялся над его отчаянием, всей душой наслаждаясь страданиями Эртура, однажды без зазрения совести насмехавшегося над Джоном, оказавшимся в точно таком же положении! И все же, как кардинально могла измениться их жизнь! — Да, я понял, как тяжело тебе было, — выдохнул Дейн, пригнувшись к столу и отстукивая каждое слово пальцем. — Я искренне прошу прощения, но, Седьмое Пекло, сотри ухмылку, пока этого не сделал я! Коннингтон даже не пытался. Напротив, улыбнувшись лишь шире, он зажал между губ крупную виноградину и с поцелуем передал Аше. Джону доставляло особое удовольствие терзать подобными зрелищами Эртура, нарушившего их тихое уединение. Девушке, что должна была стать главным блюдом на утренней трапезе, тоже. Она бесстыдно притянула Джона за затылок и, раскусив ягоду, стала бороться за каждый кусочек сладкой мякоти, упиваться брызнувшим соком и дразнящими движениями языка Коннингтона. Он тихо застонал ей в губы, умоляя остановиться, пока все не зашло слишком далеко, однако Сноу была неумолима. Совершенно не стесняясь чужого присутствия, она пересела ему на колени и сжала запутавшуюся в рыжих волосах руку в кулак, лишая Джона всякой возможности отстраниться. Впрочем это было последним, чего он хотел. Раздался проклятый стук в дверь, будто им было недостаточно сукиного сына Эртура! Тот напрягся, заподозрив неладное, а вот Аша отчего-то обрадовалась новому гостю… — Войдите, — ласково пропела она, поднявшись с опешившего Джона и отворив дверь. Он едва справился с волной накатившего раздражения, узнав, с кем придётся делить внимание любимой. — Посмотрите-ка! — хмыкнул довольный Эртур. — Не начинай, — непоколебимо отрезал Коннингтон. Появившаяся в покоях нянька сделала неловкий реверанс, приветствуя Десницу, и передала свою «бесценную» ношу посветлевшей Аше. Та расплылась в благоговейной улыбке и расцеловала Джослин в обе щеки. К неудовольствию Джона даже Эртур был крайне благожелателен к девочке… — Доброе утро, моя лапушка, — проворковала она, возвращаясь к столу. — Сейчас и тебя покормим. Ловко скинув с одного плеча халат и тонкую бретельку сорочки, Аша приложила падчерицу к груди. Так счастлива она была, что на мгновение и Джон позволил себе погрузиться в воспоминания о том, как она кормила Санду и Дейси, Алина и Элларда. Слишком легко было забыть, что эта рыжая макушка, эти крошечные ручки, ухватившиеся за предложенную грудь, принадлежали дочери Десмеры, правнучке Оленны Тирелл. Было легко, но Коннингтон не забыл. — Миледи, — несмело пробормотала нянька, ожидающая у двери. — Позвольте обратится к вам с ещё одной просьбой… С неохотой она оторвала взгляд от ребёнка на своих руках и оглянулась на дородную дорнийку в белом чепце. Вилла. Кажется, так ее звали. Много лет назад она была кормилицей Джона Сноу, Эдрика Дейна и самой Аши, а с некоторый пор служила няней ее детям, но никогда прежде Коннингтон не видел ее такой смущенной. — Вы не подумайте ничего плохого, но принцесса Эймма плохо ест. Ей не нравится кормилица принцессы Дейнис, но, может, вы могли бы… Джон подавился от возмущения. Аша была благородной леди, полноправной правительницей одного королевства и консортом другого, членом Малого Совета и влиятельнейшей женщиной во всем Вестеросе. Удивительно было уже то, что она кормила грудью собственных детей, тогда как прочие леди предпочитали отдавать их кормилицам, чтобы не портить фигуру, и Джон мог смириться с тем, что она кормила дочь Десмеры, очевидно, желая заявить не неё свои права, но делать из неё дойную корову для каждого младенца в Красном Замке он не позволит! — Конечно, — нежно улыбнулась Аша. — Принеси ее, Вилла. Маленькой принцессе тоже нужно позавтракать. Коннингтон недоуменно нахмурился, глядя вслед покинувшей их покои няньке. Он не понимал… — Ты ведь знаешь, что она дочь Джона, — чувствуя его смятение, пояснила девушка. — Я не смогла его защитить. Дважды. И теперь меньшее, что я могу, чтобы почтить его память, — это позаботиться об Эймме, стать ей матерью, которой не смогла Вель. Джон слышал, а может где-то прочитал, что, лишившись собственного потомства, дикие звери начинают заботиться о чужих детенышах, оставшихся без родителей. То были инстинкты, путь к выживанию. Аша, сколько бы раз ее ни называли Волчицей, диким зверем не являлась, но она была скорбящей матерью с зияющей в душе бездной, полной отчаяния и тоски по мертворожденному сыну. Тосковал и Джон, однако в нем жила надежда на светлое будущее, уверенность, что у них будет ещё много прекрасных дочек и несносных сыновей… Аша же пыталась заполнить эту пустоту заботой о сиротках, столь же одиноких, как и она сама. Пустоту столь глубокую, что одной лишь Джослин ей было мало. С маленькой принцессой на руках вернулась Вилла, и Аша беспомощно заозиралась по сторонам, судорожно раздумывая, куда деть одну девочку, чтобы принять другую. Она закусила губу, пока взгляд лиловых глаз метался от занятых рук няньки к липким от мёда рукам Эртура. — Давай ее сюда, — пробормотал Джон. Сноу насторожилась. Он ещё не брал Джослин на руки и, несмотря на то, что отсутствие одной из них было достойным оправданием, на деле же Коннингтон просто не желал прикасаться к отродью Десмеры, как не желал и называть ее своей дочерью. Даже мысленно. Но вновь и вновь он повторял, что делает это ради Аши, ради ее улыбки, радостного блеска в глазах, и тянулся к Джослин, зная, какой счастливой это сделает дорогую его сердцу женщину. И все же она колебалась. — А если ты ее уронишь? — осторожно прошептала Сноу, будто извиняясь за сомнение в его силах. — Не заставляй меня напоминать о случаях, подтверждавших мою аккуратность, — вскинув бровь, нарочито небрежно улыбнулся Джон. Наиболее памятным из таких случаев была их страстная ночь на балконе Звездопада много лет назад: внизу простиралось бушующее море, сверху мириады бесстыдно подглядывающих за ними звёзд, а Коннингтон усадил Ашу на узкий мраморный парапет и имел ее буквально в дюйме от смертельной опасности. Очевидно, о том же вспомнила и покрасневшая Сноу. — Бесстыдник! — спрятав взгляд, прошипела она, однако осторожно передала ему Джослин. Держать ребёнка одной рукой оказалось проще, чем ожидал — она не ворочалась, не брыкалась, как делали Алин и Дейси, стараясь удовлетворить любопытство наблюдением за окружающим миром. Даже смирные Санда и Эллард редко были так спокойны. Джослин лишь пристально уставилась на него, не смея ни шелохнуться, ни издать ни одного звука, будто чувствовала его враждебность. Враждебность родного отца. Человека, что должен оберегать ее от всех напастей этого жестокого мира, но ненавидел так сильно, что был готов намеренно на них обречь. — Она очаровательна, правда? — улыбнулась Аша, уже приложив к груди принцессу. Не так смело, как Джослин до неё, Эймма обхватила губами сосок. Однако, едва попробовав молоко, вцепилась мертвой хваткой: взялась за грудь маленькими ладошками и стиснула беззубые десны. Сноу мимолетно поморщилась от боли. — Мой бедный Джон, — рассмеялась она вдруг, а, поймав его недоуменный взгляд, пояснила: — Уж на троих меня точно не хватит, а поскольку ты самый старший, отлучить от груди придётся именно тебя. Эртур тихо прыснул, едва не подавившись виноградом. Вилла скрыла смех за приступом кашля. А вот Аша потешалась, не стесняясь ни посторонних, ни приличий. Даже Джослин на его руках осмелела и улыбнулась… Улыбнулся и Джон. — Миледи! — воскликнула запыхавшаяся Королева, без стука ввалившись в их покои. Нянька тут же присела в реверансе, а Дейн и Коннингтон поднялись со своих мест, приветствуя Ее Величество, но Аша не шелохнулась, пытаясь успокоить скуксившуюся принцессу, что уже собиралась разразиться пронзительным плачем. — Что такое? — нетерпеливо бросила она, будто перед ней предстала испортившая платье прачка, а не жена владыки Семи Королевств. Впрочем при таком владыке оно и не удивительно… — Это катастрофа!