***
Это был весьма забавный диалог. — Невыносимо думать о том, чего я больше не могу сделать с тобой после потери руки, — вздохнул помрачневший Джон. Единственная правая, израненная осколками бокала и перевязанная отрезом чистой ткани, несмело пробежалась по ее щеке и шее. Аша подалась навстречу вожделенному прикосновению, чувствуя, как ревность обращается в жгучую страсть. — Есть много способов доставить удовольствие, — порочно улыбнулась она, соскользнув с его коленей на пол и приспустив бриджи. — И не для всех из них нужны руки… Сноу оказалась права. Как всегда. Но сейчас, когда она отдыхала, привалившись к его плечу, и задумчиво игралась с завязками рубашки, Джон сожалел, что не может ее обнять. Как прежде ухватиться за полное бедро, а другой рукой погладить спину, медленно поднимаясь вдоль позвоночника, заставляя вздрагивать от прикосновения между лопаток, а после зарыться в волосы и помассировать затылок, чтобы избавить девушку от головной боли. Джон сожалел, что никогда больше не поднимет ее на руки, никогда не разомнет вечно ноющую шею, не сможет ухаживать за ней во время купания или помочь с затягиванием корсета. Пекло, Коннингтон сомневался, что в его жизни осталось хоть что-то кроме сожаления. Он сомневался, что однажды сможет прикоснуться к Аше, обнять детей или просто пожать руку Эртура без этой нестерпимой боли в груди. — Я могла бы оскорбиться, — хмуро бросила Аша. — Я все ещё чувствую во рту вкус твоего семени, а ты где угодно, но только не со мной. Его взгляд, прежде устремлённый в пустоту, теперь сфокусировался на взволнованном лице девушки. Она встала с его коленей, чтобы оседлать их и прижаться грудью к его груди. Ее ладони накрыли щеки Джона. Такие тёплые, такие ласковые… Аша осторожно прижалась к его губам собственными. Без прежнего жара, без прежней страсти, лишь с безграничной нежностью, вытеснившей боль в сердце. Рука Коннингтона обвила ее талию, так крепко прижав к себе, что Сноу уже не могла дышать, но продолжала целовать его, понимая, что чувствовать тепло друг друга им было необходимее, чем делать новый вдох. — Я буду любить тебя до самой смерти, — прошептала Аша, не отрываясь от ласкающих ее губ. — Буду любить и после. И найду тебя в следующей жизни, чтобы влюбиться вновь… Джон стиснул зубы, опасаясь, сколь опасные слова могут сорваться с языка. Я не достоин твоей любви. Он думал об этом каждый час каждого дня с тех пор, как впервые поцеловал ее, как впервые взял, но с недавних пор они звучали особенно громко. Убедительно. Коннингтон предпочёл бы слышать в кошмарах колокольный звон Каменной Септы, просыпаться в холодном поту, вспоминая, скольких людей подвёл своим поражением, но во снах к нему приходила Аша. Не достоин. Не достоин. Не достоин, — повторяла она, и Джон сходил с ума от боли, опасаясь открыть по утру глаза и не найти ее под боком. — Я не оставлю тебя, — пообещала Аша, чувствуя ход его мыслей. — Никогда. Ни за что. Она собрала губами одинокую слезу, сбежавшую по его щеке. — Ни за что, — повторила Сноу настойчивее. Дверь без стука отворилась, и Джон уже рассвирепел, собираясь содрать шкуру с незваного посетителя, но им, вернее, ими оказались мрачный Эллард и печальный Алин. Аша немедленно вскочила на ноги, внимательно оглядывая сыновей. Как и сам Коннингтон, она не заметила следов ни драки, ни ссоры: уж слишком близко держались друг к другу мальчишки. Зачем бы мальчики ни нарушили родительский покой, они пришли как союзники. — Санда всю ночь провела в нашей гардеробной, — пробормотал Алин, усаживаясь на стул. — Спала на подстилке рядом с котами… Эллард стоял, гордо расправив плечи и сложив руки за спиной. Помимо холодного гнева в разномастных глазах ничто не выражало его истинного настроя в то время, как Алин шмыгал носом и закусывал дрожащую от подступающего плача губу. Джон, разумеется, любил их обоих, но выбор наследника был очевиден… — Ей страшно оставаться в своей спальне, — пояснил Эллард, смерив раскисшего брата раздражённым взглядом. — По понятным причинам… — Но почему она прячется, а не приходит за утешением? — спросила вдруг побледневшая Аша. Джон прижал ее руку к губам, надеясь хоть так успокоить. — Не хочет усложнять нам жизнь, — пожал плечами Алин. — Она считает себя обузой из-за того, что не может защищаться. Санда думает, что нас достаточно взволновало ее похищение, и не хочет беспокоить ещё и… своими страхами. Аша крепко зажмурилась, понурив голову. Эти страхи были знакомы и ей. Насилие, которое она познала в стенах Красного Замка преследует ее до сих пор и будет до самой смерти. Джоффри, Тайвин, Трегар — эти монстры никогда не покидают ее мыслей, лишь прячутся, выжидая момент, чтобы наброситься. Аша знала, что это такое — бояться засыпать в собственной постели. Но Санда? Маленькая милая Санда, что любила гулять в саду и заплетать косы. Это было не сожаление, не тоска, что захлестнула Коннингтона, а безграничный, необузданный гнев на тех, кто изуродовал светлую душу его дочери. — Думаю, ей было бы полезно какое-то время побыть вне Красного Замка, — сухо предложил Эллард. Не расстроенному брату, не подавленной матери. Отцу. Единственному, кто по его мнению способен принять здравое решение, руководствуясь доводами разума, а не чувствами. Джон был вынужден его разочаровать. — Нет, — твёрдо произнёс он. — Да, — так же твёрдо возразил ему сын. — Сейчас дело в ее благополучии, а не вашем желании проводить с Сандой как можно больше времени! — Может, если бы у тебя были чувства, сухарь, — фыркнул Алин, не поднимая головы. — Ты бы понял, что это взаимосвязано. Маска невозмутимости на лице Элларда треснула. Будто в оскале, у него дёрнулась верхняя губа. Совсем как у Аши в гневе. Джон напрягся, готовясь разнимать сыновей, вновь затеявших перебранку, но пока лишь выжидал… Эллард должен понять, как сильно могут ранить слова. Алин должен научиться пропускать их мимо ушей. Пекло, не были б близнецы так упрямы, давно бы усвоили этот урок! Но, как многие мальчишки, они были достаточно самонадеянны, чтобы мнить себя мудрее взрослых. Возможно, очередная ссора и нанесённые ею обиды, заставят Алина и Элларда впредь прислушиваться к словам отца или даже ценить друг друга… Но лучше бы Джон обернулся. Лучше бы увидел отчаянную мольбу в лиловом взоре любимой. — Может, если бы у тебя была голова на плечах, придурок, — прорычал Эллард. — Ты бы понял, что она боится оказаться новой Рейнис! — Довольно! — рявкнула Аша. Грудь тяжело и часто вздымалась от неровного дыхания, руки дрожали, а в глазах застыл холодный ужас. Мальчишки замерли. Джон понял, как велика его ошибка. Глядя на распри сыновей, он вспоминал Эшару и Эртура, саму Ашу и Сансу, порой Эйгона и Джона Сноу, но она видела братьев Клиганов, видела себя и Арью. — Идём, Эллард, — бросила Сноу, двинувшись к балкону. — Считаешь себя взрослым? Поговорим, как взрослые. Джон передернул плечами, чувствуя мороз, пробежавший по коже от количества льда в ее голосе, обычно мягком в разговоре с детьми. К его чести, Эллард не стушевался, а смело последовал за матерью. Оставшись наедине со старшим сыном, Коннингтон молча подмигнул Алину, предлагая найти утешение в отцовских объятьях. Он робко улыбнулся в ответ.***
Главное не показывать своего страха, даже простого волнения — урок, который Элларду преподала мать со страниц своего дневника. Держать спину прямой, а взгляд твёрдым. Не отступать, несмотря ни на что. — Я не стану поддерживать вашу вражду, — прошипела мама хмуро. — Не стану закрывать на неё глаза. Вы братья, Эллард! В ваших жилах течёт одна кровь, и вы должны оберегать друг друга, а не грызться при любой возможности! Он промолчал. — Отныне я не спущу тебе с рук ни одной провокации, ни одного оскорбления в сторону брата. Не позволю продолжать войну, что ты затеял! Теперь его глаза округлились от удивления. Эллард вдруг растерял все слова, и лишь одно с пугающей ясностью звучало в голове. — Война? — повторил он, глупо хлопая ресницами. — Не держи меня за дуру, мальчик, — строго проговорила мама. Она не повышала голоса, не кричала на него, не ругалась, но этот тон жёг, словно раскаленное железо, резал, словно валирийская сталь. Тон, что мама никогда не использовала в разговоре с Алином, ее любимчиком. Впрочем Эллард давно научился сносить обиду, что неотступно следовала за мыслью о том, как велика любовь родителей к старшему брату. С раннего возраста они возлагали на него колоссальные надежды, а теперь винили в том, что он ожесточился, чтобы не сломаться под их тяжестью. — Не держите меня за монстра, матушка, — осмелился возразить Эллард, отчаянно надеясь, что в его голосе не было ни следа подступающих слез. — Все, что я делаю, я делаю ради своей семьи, своих братьев и сестёр, а не назло им. Алин пустоголовый упрямец! Ему гораздо интереснее махать мечом и обжиматься с принцессой, но день за днём он идёт в библиотеку и садится за книги, чтобы доказать мою неправоту. Если придётся, я заставлю его возненавидеть меня, но дам стимул превзойти! Мама опешила. Руки, прежде скрещенные на груди, вдруг безвольно повисли, а ярость во взгляде уступила место тоске. Не жалости, уж ее бы Эллард не вынес, а мучительной вине. На мгновение ему пришлось поджать губы, чтобы сдержать всхлип и не броситься в объятья матери. Ведь они решили поговорить, как взрослые… — Я хочу отослать Санду не для того, чтобы избавиться от чувства вины из-за того, что не смог ее защитить. Она должна научиться этому сама. Больше не прятаться за чужой спиной, не ждать помощи. — Хочешь вложить в ее руку меч или лук? — едва слышно произнесла мама, не поднимая взгляд. Эллард знал наверняка, что она думает будто подвела своих детей: недостаточно любила, недостаточно защищала, проводила с ними недостаточно времени. Она смотрела на родного сына, как на незнакомца, и не узнавала в повзрослевшем мальчике голодного младенца, которого однажды держала на руках. Его грудь сдавило от сожаления. В разочаровании матери Эллард чувствовал собственную вину. — Бабушка и дядя Эртур много рассказывали о Водных Садах, — мягко произнёс он. — Думаю, Санде бы там понравилось, а общение с Песчаными Змейками пошло бы ей на пользу… Не манерам, разумеется, но ее уверенности в себе. Я слышал, Обара владеет копьем, а Нимерия кинжалами. Тиена разбирается в ядах, а Сарелла проходила обучение в Цитадели. Сестра могла бы многому у них научиться… Мама вздохнула, опустившись в плетёное кресло, и спрятала лицо в ладонях. Эллард втиснулся рядом с ней и погладил по плечу. — Может ты и прав, — наконец ответила она, глянув на юг, будто прямо из Красного Замка могла разглядеть побережье Летнего моря и бассейны Водных Садов, услышать царивший там детский смех. — Но разве ты не будешь тосковать по ней? Мама будет. Как и отец, и Алин, и Дейси. Как и Эллард. — Есть вещи поважнее моих привязанностей… Он едва удержался от тоскливого вздоха, но все же отвёл глаза. Благо, мама посчитала, что его расстройство связано с вероятным отъездом сестры, но не только он терзал сердце Элларда. Привязанности… Привязанности были тем, что он предпочитал держать при себе…***
— Однозначное нет! Джон закатил глаза на это мальчишеское упрямство. Пускай за последнее десятилетие Эйгон раздался в плечах, вытянулся почти на полфута, догнав в росте Эртура, и к подступающим тридцати годам вознамерился опустить бороду, Коннингтон порой не замечал отличий Короля Эйгона Шестого от Юного Грифа. Особенно, когда он так по-детски кривил губы. — Ты же понимаешь, как это важно для них обоих! — настаивал Джон. Его Король всплеснул руками, устало откинувшись на спинку стула. В палате Малого Совета их осталось лишь двое. Эйгон отослал даже гвардейцев, не желая оставлять их свидетелями обсуждения столь щекотливого вопроса… — Ты хоть понимаешь, о чем просишь? — Я прошу проявить сочувствие к моему другу и дать ему возможность, которую он ждал почти полвека, — вкрадчиво пробормотал Коннингтон, надеясь, что такой тон убедит Эйгона. Но тот, напротив, вспылил. — Возможность трахнуть мою мать! Пекло, Джон! Меня воротит только от вида их заигрываний: от того, как он лобызает ее руки, как… щупает, думая, что я не вижу, от того даже, как смотрит на неё. Я не хочу, ложась спать, думать о том, что он делает с моей матерью. И если для того, чтобы избежать этого, мне нужно всего лишь сказать тебе нет… Нет! Не в Элии ведь дело. Не в том, что какой-то мужчина оказывает ей внимание. Дело в самом этом мужчине. Он. Эйгон ни разу не назвал Эртура по имени. — Я думал мы друзья, — пояснил он, поймав красноречивый взгляд своего Десницы. — Мы с ним вместе пили, вместе развлекались. Делились весьма пикантными подробностями своей жизни, и я не желаю, чтобы Элия Мартелл становилась одной из таких «подробностей». Джон вздохнул, покачав головой. Что ж, это он мог понять. Особенно при том, какие вольности позволяла его собственная мать в общении с рыцарями Королевской Гвардии. — Но это другое, Эйгон, — постарался он убедить их обоих. — Элия — мечта всей его жизни, а не мимолётное увлечение. Не очередной пунктик в списке. Эртур любит твою мать сильнее всего на свете, как ты любишь свою Бетани, а я Ашу. Просто дай им обоим шанс обрести своё счастье! Таргариен задумался, хмуро глянув в окно. Между хмурых бровей пролегла морщинка, и Джон наконец смог разглядеть в названом сыне мудрого мужчину, которым тот стал. — У меня есть условие…