Полуденный зной

Она не знала, стоит ли ей зайтись в безудержном хохоте, впасть в ярость или начать молиться. — Молчи, — подсказал хмурый Джон, и Эшара сочла этот вариант за лучший. Лишь на мгновение зажмурилась, отчаянно надеясь, что происходящее было безумным сном. Однако, вновь распахнув глаза, наткнулась на раздетого по пояс Джона с перевязанной грудью и трудящуюся над Ашиной рукой Ирму. Торопившаяся с важными новостями леди Дейн не застала их на утренней трапезе с королевской семьей, не нашла ни в спальне, ни в солярии. Какого же было ее удивление, стоило обнаружить дочь с мужем этажом ниже, в покоях его матери, изнуренных и побитых. — Лучше бы сказал это своей жене час назад! — прорычала ее разгневанная… сватья? — Бедная девочка вопила, словно резанная, а тебе и в радость! Ее губы изогнулись в знакомой презрительной ухмылке, что прежде была частой гостьей на лице Коннингтона. Увидев в далекой юности лорда Армонда, Эшара едва не спутала его с Джоном — столь велико было сходство, однако сейчас, несмотря на рыжину, он казался копией матери. Такой же упрямый, вспыльчивый и злопамятный. Ей никогда не понять, как Аша смогла принять и полюбить даже эти острые грани его характера, как не понять и того, каким образом она смогла сблизиться с озлобленной старушкой, вроде Ирмы. Но ее сердце наполнялось какой-то… светлой тоской при виде их странной гармонии, безмолвного понимания и заботы, прикрытой грубыми насмешками. Сама Эшара даже после стольких лет не смогла стать частью этой семьи. — Что с вами произошло? — воскликнула она, отгоняя мрачные мысли. Ирма рассмеялась, и Аша, к всеобщему удивлению, залилась румянцем. Она избегала взгляда Эшары, будто правда надеялась, что мать забудет о ее присутствии и уйдёт, не получив ответа, однако, чем дольше она наблюдала за нервными переглядками Сноу с мужем, тем крепче становилось желание докопаться до истины. Наконец Коннингтон вздохнул, очевидно, потерпев поражение в безмолвном споре. Он поднялся с обитого зелёным бархатом кресла у очага, чтобы сесть рядом с Ашей на тахту. По другую от неё сторону Ирма прощупывала кости запястья, и, судя по облегчению на ее лице, осталась довольна осмотром. — Вперёд, дорогой! — рассмеялась она. — Поделись своими постельными победами. Как наивна была Эшара, раз рассчитывала на что-то иное. — У кровати подломилась ножка, — бесстыдно и, кажется, с долей гордости произнёс Джон, поцеловав Сноу в плечо. — И один из столбиков, поддерживающих балдахин, свалился прямо на нас. Мне рассекло спину, а могло и разбить голову, если бы ее не прикрыла Аша. — Два сломанных ребра, вывих запястья и множественные ушибы, — подвела итог Ирма, закатив глаза. — Ты, девочка, в бойцовских ямах не получала столько травм, сколько в постели! Они обменялись красноречивыми взглядами, полными бессовестной насмешки, и, к неудовольствию Джона, рассмеялись. — Я страдаю не меньше! — притворно возмутился он, коснувшись носом ее шеи. — Разве забыла, как мне пришлось зашивать горло после твоих зубок? — Разве забыл, почему я вцепилась тебе в горло? — прошипела Аша, опасливо озираясь на свекровь и мать. Эшара с понимающей улыбкой опустила взгляд. Даже самые «невинные» подробности их личной жизни заставляли нормального человека смутиться. Ей оставалось лишь гадать, о чем могли умалчивать Аша Сноу и Джон Коннингтон… Гадать и завидовать. — Ты выглядишь взволнованной, — наконец сказала ее дочь, оторвавшись от томных переглядок с мужем. — Что-то произошло? Ох, Семеро! Она уже и думать забыла, зачем так спешила! — У нас проблемы, — нервно пробормотала Эшара. На ее дрожащей руке позвякивал браслет, золотая змея точь-в-точь, как у Элии. — Эйгон записался в участники турнира с твёрдым намерением не дать победить Эртуру. Коннингтон стиснул зубы, и на его щеках, покрытых густой рыжей бородой, заиграли желваки. Единственная рука, с неохотой оторвавшаяся от поглаживания Аши по бедру, сжалась в кулак. — Кто об этом знает? — осторожно произнесла Сноу, очевидно надеясь, что они смогут утихомирить Короля, пока о его участии не стало известно на всю Королевскую Гавань, но Эшара была вынуждена ее разочаровать. — Алин, — печально вздохнула она. Эйгон действовал наверняка, поделившись «сокровенным секретом» с названным братом. Какими бы грубыми прозвищами ни награждал близнеца Эллард, в одном он был совершенно прав… — Трепло, — разочарованно прорычал Джон, за что немедленно получил от жены удар по больным рёбрам. Он тихо взвыл. — И так… Если об этом известно по меньшей мере каждому в столице, отговорить Эйгона не получится. Саботировать его поединок, вероятно, тоже. Вопрос в том, сможет ли Эртур победить его в честной схватке. Ирма присвистнула, не отрывая взгляда от Ашиной руки. — Имеешь ввиду схватку между пожилым рыцарем, у которого колени ноют на погоду, и ловким парнем в самом рассвете сил, которого, помимо вышеупомянутого рыцаря, обучал ты сам? — хмыкнула она, заработав три неодобрительных взгляда. — Как по мне, расклад весьма оптимистичный! Эшара и сама понимала, что шансов нет, и все же в ней теплилась робкая надежда на то, что Аша выступит под личиной таинственного рыцаря и выбьет Эйгона из седла раньше, чем ему выдастся шанс встретиться на ристалище с Эртуром. Она, конечно, не была опытным турнирным бойцом, однако с копьем управлялась ловко, да и наездница из неё превосходная. Эта идея имела неплохие шансы, однако Эшара не брала в расчёт Коннингтона и его неуемные аппетиты. — Может ещё не все потеряно, — задумчиво пробормотала Аша, сощурившись. Ирма едва успела закончить перевязку ее запястья и недовольно цокнула, когда девушка вырвалась из ее рук и поспешно рванула к двери. Даже Джон впал в замешательство… — Как ты это терпишь? — вздохнула Эшара. Сама она чувствовала себя то ли глупой, то ли слишком старой, чтобы поспеть за дочерью и свободным полетом ее мысли. Зелёные глаза Ирмы выражали то же сожаление… — О, дорогая Эш! — рассмеялся Джон, натягивая рубашку, чтобы отправиться вслед за женой. — За это я ее и люблю. Она устала прикрыла глаза, стоило двери захлопнуться за Коннингтоном. В такие моменты леди Дейн особенно остро чувствовала своё одиночество… Джон, что на протяжении почти тридцати лет был ее ближайшим, если не единственным другом, теперь, разумеется, гораздо больше был заинтересован обществом молодой и прекрасной жены. Впервые в жизни он был счастлив, и Эшара не могла его винить. Сама Аша же, несмотря на понимание и уважение, обретенное к матери, так и не смогла с ней сблизиться и, как бы ни пыталась, не находила ни общих тем для разговора, ни развлечений для совместного времяпрепровождения. От неё отдалился даже Эйгон, слишком погруженный в служение государству, чтобы уделить время названой матери. Леди Дейн была несказанно рада вновь обрести Эртура. Она смела надеяться, что брат поможет ей обрести своё место в Красном Замке, вновь будет звать ее дорогой сестрицей, угрюмо молчать на ее бесстыдные уколы, но охотно расточать собственные. Однако Эртур прошёл через сущий ад в лиссенийском борделе и остаться прежним уж никак не мог. После всего, что довелось пережить, никто из них не мог… От Элии она отстранилась сама, добровольно. Просто потому, что не могла омрачать бесконечное счастье подруги глупыми жалобами на скуку и одиночество. Ее принцесса наконец обрела возможность быть с мужчиной, которого любила с тех пор, как поняла, что это значит, но в остальном ей хватало собственных расстройств: неловкость в общении с сыном, тоска из-за потери дочери, что накрывала ее при одном только взгляде на Рейгара, и братьев, с которыми не улучила возможности попрощаться. Эшара была готова разделить с ней это горе, подбодрить всеми силами, но ее собственное подруге ни к чему… — Что ты ищешь в облаках, звезда моя? — улыбалась Элия, стоило леди Дейн задумчиво засмотреться в окно. — Тебя, мое солнце! — отвечала она, как прежде, в далеком прошлом, но придать голосу былой задор было выше ее сил. Будущее, — стоило бы сказать Эшаре. Будущее, где она не чахнет в саду, глядя, как там играют ее внуки, прогуливаются брат с любимой подругой и бесстыдствуют дочь с ближайшим другом. Глядя, как жизнь проходит мимо неё. — Я понимаю, — пробормотала Ирма так тихо, что леди Дейн подумала, будто ей послышалось. Женщина собирала повязки и мази по небольшим сундучкам, что после занимали своё место на полках, по соседству с пучками сухих трав, маленькими ступками и бутылками из цветного стекла, полными крепкого алкоголя для обеззараживания ран. Ее покои, несмотря на богатое убранство, дюжину бархатных подушек на креслах и золотой вышивке на парчовом балдахине, больше напоминали хижину деревенской сумасшедшей, что слыла на всю округу ведьмой. С растрёпанными волосами, снисходительной усмешкой на губах и всезнающим выражением изумрудных глаз, Ирму и нельзя было назвать иначе. Эшара вздрогнула, на мгновение подумав, что она читает ее мысли. — Что? — коротко пискнула леди Дейн, проморгавшись, но Ирма словно игнорировала ее: не ответила и даже не обернулась, пока не разобрала свои примочки. Наконец на низком столике перед Эшарой опустилась чашка ароматного травяного отвара, а на соседнее кресло Ирма. — Я понимаю, каково это — чувствовать себя лишней на этом празднике жизни и разврата, — вскинула она брови, осторожно сдувая пар, поднимающийся над глиняной кружкой. — Понимаю, какого это — раздумывать над каждым словом, чтобы не напоминать о своей печали. Мы с вами одинаковы, леди Дейн, за исключением, пожалуй, того, что даже в лучшие годы у меня не было таких грудей… Этот укол — или комплимент? — как ни странно, привёл ее в чувства: заставил глубоко вздохнуть и опуститься в кресло. Первый глоток предложенного отвара обжог язык, однако спустя мгновение раскрылся приятной сладостью. Эшара едва не рассмеялась, распознав в этом вкусе ромашку, но под тяжелым взглядом Ирмы она не находила сил даже улыбнуться. — К чему этот разговор? Казалось, она была довольна таким ответом. — Я ведь была лекаршей на протяжении почти всей жизни, — пожала женщина плечами, откидываясь в кресле. — Я смотрела, как люди истекают кровью по прихоти господ, слушала их предсмертные крики и видела агонию в глазах, когда они понимали, что смерть неизбежна… Эшара поёжилась от мороза пробежавшего вдоль позвоночника и с благодарностью приняла тепло нового глотка. — Но я спасала их. Многих… Не думайте, что я не верю в Семерых, миледи. Лишь ненавижу их за то, что они отвернулись от меня, а вот лéкарство… Лекарство давало мне возможность плюнуть в лицо Неведомому, когда он приходил за очередной душой, доказать, что Боги не властны над нашими судьбами. Изумруды ее глаз блеснули яростью Дикого Огня, но Эшара не дрогнула. — А потому мне ненавистно смотреть на твоё смирение! — прорычала Ирма, с громким стуком опустив чашку на стол. Будь он стеклянным, посыпались бы осколки. — С чего ты решила, будто тебе суждено прятаться в тени и растить детей своей дочери, пока она делает новых? — Потому что я понятия не имею, что ещё мне делать! — рискнула возразить леди Дейн. — Я никогда не имела высоких целей! Я служила своей принцессе в качестве фрейлины, я растила ее сына в качестве септы, а теперь забочусь о детях своей дочери, потому что никогда не заботилась о ней самой! Мне и самой ненавистно это отчаяние, но что еще остаётся? Только читать молитвы и вышивать у огня… Ее запал иссяк. Будто остатки жизненных сил, что она рассчитывала растянуть на долгие годы, прогорел в один миг, оставив после себя горький пепел. Эшара спрятала лицо в ладонях. — Не то, что я слышала об Эшаре Дейн, — бесстыдно хмыкнула Ирма. — Она-то была роковой красавицей и безжалостной сердцеедкой. — И она мертва! — Но ты сама ее похоронила, — заметила женщина с всеведущей улыбкой, и от осознания, сколь правдивы ее слова, у Эшары сдавило грудь. Глаза застлала пелена слез. — Быть ею было больно: потерять брата, лучшую подругу, ее детей, которых любила, как собственных, лишиться мужчины, потому что он предпочёл тебе другую, и добровольно отказаться от дочери, чтобы не вспоминать о ее отце. Ты спряталась от этой боли за маской септы Леморы, но срослась с ней настолько, что сдирать придётся вместе с кожей. Ты боишься и этой боли, а потому прячешься все глубже и глубже, чтобы никто не услышал, как ты воешь в темноте, потеряв саму себя! Эшара не знала, что плачет, пока на последних словах Ирмы с ее губ не сорвался судорожный всхлип. На ладонях полумесяцами кровоточили следы ногтей от того, как сильно она сжимала кулаки. Хотелось сорваться с места и бежать, пока не оставит позади ненавистную старуху, Красный Замок, столицу, саму себя… — Ты не сможешь найти своё место, пока не найдёшь себя, — закончила та спокойна, вернувшись к уже остывшему отвару. — Вопрос в том, где искать… Она осушила содержимое кружки, смакуя на языке его сладость, и поднялась, давая понять, что разговор окончен. Но как бы не так! — К чему эти нравоучения? — просипела Эшара. Собственный голос ее не слушался. — Зачем они тебе? Ирма окинула ее раздражённым взглядом, каким обычно одаривают приставучих детей, и закатила глаза, однако ей хватило терпения ответить. — Не имеет значения, смогу ли я зашить порез, залечить перелом или остановить нагноение. Гораздо важнее и тяжелее заставить человека поверить, что эта травма не меняет его сути, не делает беспомощным или жалким. Не было ничего сложного в том, чтобы спасти то, что осталось от левой руки Джона, как и в том, чтобы вылечить четырежды разбитую голову Аши, но не дать им опустить руки, заставить бороться… Вот, что меняет судьбы. Вот, ради чего я живу. Ирма приблизилась к ее креслу. Даже стоя, она была едва ли на голову выше сидящей Эшары, однако внушала ни с чем не сравнимый трепет. Наконец леди Дейн смогла разглядеть в ее зелёных глазах то, перед чем преклонялись и Аша, и Элия: скрытую за снисходительной, презрительной усмешкой тоску, отчаянное желание бороться за тех, кто не в силах сделать этого сам. Потому что однажды никто не встал на защиту Эрмесанды Морриген. — Ты не хочешь стать такой, как я, — убежденно покачала она головой. — И я тебе этого не позволю.

***

Он мог бы благодарить Богов: Старых, Новых, Владыку Света, Многоликого, да хоть Квохорского Козла! Но это не они хранили Эртура Дейна последние семь лет, не они давали ему надежду на завтрашний день и причину его прожить. Всем безграничным счастьем он был обязан племяннице, и, несмотря на то, что никогда в жизни ему не вернуть этот долг, каждый день Аша продолжала поддерживать его и помогать. Как хорошему дяде, ему, наверняка, стоило склонять ее к чести и милосердию, с высоты своего опыта наставлять в морали, но… Эртур не был хорошим дядей, а потому с улыбкой наблюдал, как Аша вогнала нож в ладонь распорядителя турнира и настаивала на правках в жеребьевке. Совсем ещё парнишка, то ли младший брат, то ли бастард кого-то из лордов Королевских Земель, он стушевался уже при появлении Бестии и Меча Зари в своём шатре, и все же, к его чести, до последнего настаивал на справедливом распределении противников. По крайней мере Дейн думал так, пока из его карманов не посыпалось золото. Эйгон побывал здесь до них. Не мудрено, что они оказались одной из первых пар турнира. Его Величество планировал спешить Эртура в самом начале, не дав надежды на победу, унизить и сбить спесь. Поберите Семь Адов Коннингтона и его воспитание! Мальчик взял от названого отца даже слишком много. Теперь все зависло от того, чем больше дорожил распорядитель: королевской милостью или своими яйцами. Аша начинала терять терпение. — Я разделю их, миледи, — пропищал он, тщетно пытаясь отстраниться от ножа, воткнувшегося в стул прямо между его ног. — Клянусь, миледи, я поставлю их в разные пары, и они не сойдутся до самого финала! — И, — подскакала Аша. — И вашего таинственного рыцаря в участники запишу! Обязательно, миледи! Эртур едва разобрал его слова, перемежающиеся с заиканием и клацанием дрожащей челюсти. Белый, словно гвардейский плащ, парнишка трясся, будто его голым бросили в ледяное море, однако Дейн не испытывал ни стыда, ни сожаления, лишь толику злорадства… — Можно было и помягче, — усмехнулся Эртур, стоило им выйти за полог шатра. От количества разноцветных палаток, щитов и плащей рябило в глазах, и, щурясь, он едва не врезался в чьего-то оруженосца. Племянница с тихим смехом взяла его под локоть. — Нужно же поддерживать репутацию, — пожала плечами. — Так вот, ради чего ты ввязалась в это! А я-то смел надеяться, что хочешь по-родственному помочь любимому дядюшке, — криво улыбнулся Дейн, сверкнув глазами. Ашины, что были отражением его собственных, потемнели. — Помнишь, когда я была беременна Сандой, вы с Джоном устроили тренировочный поединок, надеясь, что у меня вскипит кровь и я отстану от него хотя бы на день? Эртур ухмыльнулся, воскрешая в памяти отчаяние, преследовавшее Коннингтона в те дни. Он может забыть собственное имя, но только не то, как Джон, слыша приближающиеся шаги жены, прятался в его покоях и умолял что-нибудь придумать. Славное было время… — Боги, я едва на стену не лезла! И можешь себе представить? Мы с Коннингтоном наслаждаемся друг другом, а этот обнаглевший… Король, вваливается без стука в наши покои и начинает болтать о том, как бы ему уговорить Блэквуда дать согласие на брак с Бетани! Надо же. Значит Эйгон перенял от Джона даже больше, чем Эртур мог себе представить. — Я думала так же вмешаться в их брачную ночь или любой другой день, когда Эйгон будет меньше всего этого ожидать, но его милая Королева тут не причём. Дейн замер на месте, тяжело сглотнув, и окинул Ашу настороженным взглядом. — С тех пор прошло больше пяти лет… — И я ни на мгновение не оставляла желания отомстить, — холодно улыбнулась она, а после как ни в чем не бывало отпустила его руку и двинулась между стройных рядов палаточного лагеря. — Удачи, дядюшка!