You're not mine

      За окном было пасмурно. Чимин вяло смаргивал налипшую на ресницы сонливость и следил за извилистой дорожкой капли, ползущей по стеклу. Она спускалась всё ниже, постепенно теряя объём и вскоре замерла, оставив после себя лишь неровный, один из множества, узор. Чем путь этой капли отличается от живущего человека? Люди такие же, выброшенные на стекло жизни, имеющие после себя лишь извилистый путь и воспоминания о нём. Множество иллюзорно различных, но в сути совершенно одинаковых лиц, судеб и историй.       Омега прикрывает глаза, стараясь прогнать бессмысленные и совершенно унылые размышления. Погода с самого утра отыгрывалась, сыпля холодными каплями и гоняя прохожих резкими ледяными порывами. Злостные завывания ветра были слышны даже в классе, где учитель монотонно объяснял материал урока, изредка тревожа слух поскрипыванием мела о поверхность доски.       Чимин уже давно перестал записывать, потеряв интерес к слишком однотипным задачам и гнусавому из-за простуды голосу преподавателя. Он чувствовал усталость и лишь мысли о скорой встрече с Чонгуком слегка подкрашивали серость окружающего мира. Под веками на долю секунды возник образ красиво улыбающегося альфы, тепло прокатилось по телу, прежде чем рассеяться в прохладном воздухе. Чимин выдохнул, ощущая тоску по мужчине и смежил тяжёлые веки. Лишь звонок вынудил омегу вернуться в реальный мир и начать шевелиться.       Ученики сонными мухами ходили по коридорам, толпились у окон, тревожно перешёптываясь о разбушевавшемся ливне. Чимин не взял зонт и это заставило его чуть поморщится в ожидании неизбежного намокания. Он достал телефон, по памяти набирая номер мужчины и надеясь на его помощь. ***       Чонгук уже припарковался у непривычно пустынных ворот школы. Со всех сторон на машину рушился град крупных капель, дворники ползали по стеклу, мало помогая, а холод и сырость из салона, казалось, не мог прогнать даже работающий почти на полную обогреватель.       Альфа чувствовал себя отвратительно. Его разъедало отвращение к себе, мучительные, однотипные мысли и вина за собственные поступки. Казалось, он, за эти несколько дней, начал сходить с ума, мало отдавая отчёт своим действиям. Сознание подводило, истощённое отсутствием отдыха и избытком кофеина.       Чонгук вздрогнул, отвлекаясь на зазвонивший телефон. Голос омеги чуть взбодрил, однако и сдавил измученное сердце очередным спазмом вины. Пройдёт ли это чувство когда-то?       Альфа вздохнул, сбрасывая звонок и вытаскивая такой обманчиво необходимый, но по сути совершенно бесполезный в ливень атрибут с заднего сидения. Он нехотя выбрался из машины, сразу же раскрывая над головой защитный купол. Помогло мало: ветер во всю старался вырвать зонт из рук, насквозь продувая пальто и тёплый свитер, залетающие под зонт капли неприятно холодили кожу. Навстречу бежали редкие школьники, старательно прячущиеся за зонтами или даже портфелями. Чонгук высмотрел омегу на крыльце школы под навесом и уже вскоре прижимал к себе его тёплое тело. — Ты промок и совсем холодный. — Чимин взволнованно и нежно обхватил ладонь мужчины, потирая ледяные пальцы. — Ничего страшного. В машине тепло, давай скорее туда. Я подогнал её так близко, как смог. — альфа прикусывает губу в болезненной истоме, вызванной заботливым, безупречно красивым лицом омеги.       Его терзает странная одержимость, нежелание отпускать. Становится почти противно от того, как много смешанных эмоций Чимин вызывает в нём своим существованием.       Омега доверчиво жмётся к нему, крепко обнимая и неосознанно выводя Чонгука из относительного спокойствия. Они торопливо идут, прорываясь сквозь властвующую стихию и уже вскоре облегчённо вздыхают, спрятавшись в особенно тёплом после холода улицы салоне. Чонгук небрежно отбрасывает со лба чуть вымокшие пряди и поворачивается к омеге, который пытается отряхнуть мокрую сумку. Взгляд жадно скользит по лицу, цепляя нависшую на волосинках каплю непогоды, пухлые бледные губы и маленькие пальчики, ловко оправляющие застёжки рюкзака. — Надеюсь, что учебники не сильно вымокли… — чуть грустно выдыхает, закидывая сумку на заднее сиденье. — Я сказал родителям, что буду заниматься в школе, пока дождь не утихнет. Всё равно отец не может забрать меня сегодня. Проведём побольше времени вместе. — Хорошо. — отвечает безразлично и холодно, стискивая руль пальцами.       Внутри вскипает похотливая, нездоровая жажда и множество сбивчивых мыслей, противоречащих друг другу. Чонгук вслушивается в адский хор в собственной голове, непроизвольно усмехаясь ему и прикрывая воспалённые из-за недосыпа глаза. Неужели он способен на такое? ***       Омега чувствует нарастающую тревожность. Ощущение, словно что-то изменилось, не покидает. Чонгук смотрит на него иначе? Может сам альфа другой? Взгляд скользит по уже ставшим родными чертам, изучая, пытаясь понять причину собственного беспокойства. Чонгук выглядит бледным, залёгшие под глазами тени говорят о плохом сне и усталости. Он крепко сжимает руль, напряжённо вглядываясь за стекло, изредка устало прикрывая глаза и как-то нездорово, пугающе улыбаясь. — Ты хорошо себя чувствуешь? — собственный голос пропитан дрожью тревоги, он мягко прикасается к напряжённому бедру, обтянутому чуть влажной тканью. — Что? — Чонгук слегка растерянно смотрит на него, словно не расслышав, а затем отвечает — Да, нормально. — он закусывает собственную губу, наслаждаясь тяжестью маленькой ладошки на своём бедре.       Он скучал по этим прикосновениям. Стал слишком одержимым ими. Боже, неужели ему придётся добровольно лишиться их? Как много он может получить за их последний день вместе?       Омега не успокаивается. Противная до тошноты горечь расползается уродливым пятном где-то в душе, очерняя и без того безрадужные мысли. Чонгук скрывает. Почему? А главное почему так неспокойно и пугающе на душе? Что значит это холодящее предчувствие? ***       В доме альфы неуютно. Даже включённый свет не прогоняет полумрак задёрнутых штор, через которые нет шансов пробиться совсем тусклому дневному свету. Чимин ёжится от ползущих по спине мурашек, тревожно всматривается в крепкую спину, серое, измученное размышлениями, лицо. Чонгук заваривает для него какао, достаёт из ящика какие-то конфеты, печенья, настойчиво подвигает их к замершему за столом омеге. — Чонгук… — Пей. Я сейчас приду. — прерывает, резко вставая и покидая кухню.        Чимин подносит кружку к губам, делая жадные глотки чтобы избавиться от сухости в горле. Напиток не имеет вкуса и температуры, по крайней мере так кажется. Куда альфа ушёл? Он словно в затянувшемся кошмаре, чувство угрозы не покидает, почти сводя с ума.       Проходит несколько бесконечно долгих минут, чуть недопитое какао успевает остыть.       Чимин дрожит от холода и завывания ветра, пытается вслушаться в звуки на втором этаже, но не слышит ничего кроме тишины. Страх не проглатываемым комом встаёт в горле, ногти до боли впиваются в ладони, собственное ускорившееся сердцебиение глухо отдаётся в ушах. Что происходит? Чонгук сам не свой, Чимин и себя чувствует изменившимся, словно нездоровым. Он встаёт, преодолевая чуть скрипящие ступени, скользит взглядом по блёклым обоям, открывает немного прикрытую дверь в спальню.       Альфа сидит на краю постели, чуть согнувшись и уперевшись в колени. Рядом лежат какие-то вещи, у шкафа стоит собранная сумка, постель небрежно смята, одна из подушек и вовсе лежит на полу у стены, словно была отброшена туда в порыве эмоций. Чонгук выглядит очень уставшим и уязвимым, его заострённое, чужое лицо пугает. Он замечает вошедшего омегу лишь когда Чимин подходит совсем близко, преодолевая страх и укладывая чуть дрожащую ладонь на плечо мужчины. — Чонгук, ты меня пугаешь. Что-то случилось? — собственный голос звучит слишком громким на фоне поселившейся в комнате зловещей тишины, кажется, даже грохот дождя не проникает сюда, словно отрезая их от внешнего мира. Комната выглядит мёртво и пусто.       Альфа не отвечает. Он, словно из последних сил, притягивает к себе омегу, обхватывая его талию и утыкаясь лбом в тёплый живот. Его вздох, хриплый и тяжёлый, животный и жадный, заставляет Чимина содрогнуться, он запускает пальцы в чуть грязные волосы, дрожащими, неловкими движениями поглаживая их. Ему нечего сказать, словно слова бессильны или давно забыты. Омега чувствует дрожь мужчины, как крепко он стискивает ткань его кофты, слышит надломленный, словно насильно вырвавшийся всхлип. Внутри всё невыносимо стягивается, на долю секунды рвёт болью грудь. Чимин прикусывает губу, вздрагивая всем телом, его продолжает холодить страх и тревога, садистское предчувствие чего-то плохого лишь усиливается. Он распахивает губы, но не роняет и слова. Нет сил просить ответов, ему страшно просить их. Альфа стискивает его в объятиях, почти до боли обхватывая тонкую талию.        Омега закрывает глаза, чувствуя головокружение и слабость в ногах. Чонгук выглядит пугающим и незнакомым, но нуждающимся, заточённым в безмолвные страдания. Что Чимин может сделать сейчас для него? Не стоит ли ему бояться сейчас за себя? ***        Постель пахнет Чонгуком и неприятно холодит кожу чуть сырой тканью. Омега жмурится, стараясь забыться и согреться в стальных объятиях мужчины. Он не помнит, как они оказались здесь, не помнит, почему его мысли такие вязкие и затуманенные, не помнит, когда объятия Чонгука стали такими крепкими.       Альфа лежит сзади, прижимая слегка подрагивающее тело к себе, его чуть неровное дыхание тревожит волосы на затылке омеги, нежную кожу на шее и уже почти заживший след от укуса. Чимин дрожит от холода его пальцев, скользящих по обнажённой коже. Одеяло лишь давит, но совсем не греет и он крепче жмётся к горячей груди голой спиной. Разрозненные мысли не позволяют осознать ситуацию, лишь болезненно давят в виски, вынуждая хмурится. Где его одежда? Почему он голый?       Омега так и не смог заставить себя повернуться, посмотреть Чонгуку в глаза, не нашёл смелости для вопросов. Да и что он хотел спросить?       Он хочет лишь, чтобы этот день закончился. Закончился слишком холодный, безразличный дождь, закончились гнетущие недомолвки между ними, закончилось растущее, сжирающее изнутри чувство тревоги. На него давит этот день, похожий на сбивчивый, слишком реалистичный кошмар. Он до боли сжимает собственную кожу на руке, шепчет надломлено и напугано. — Почему этот день, как кошмар? Почему мне так страшно? — Это всё дождь. Поспи немного и скоро всё пройдёт. — голос глухой, совсем тихий прямо над ухом, совсем не голос Его Чонгука.       Чимин всхлипывает, мучимый неясным ответом и пугающим тоном альфы, он коротко рвётся в его руках, но вскоре затихает, видя лишь ползущие по стеклу одинокие капли. Перед глазами плывёт и он уже почти не видит ничего: комната, капли, смятое одеяло, собранная альфой сумка с вещами — всё смешивается, исчезая, становясь мучительными остатками памяти. Сколько прошло часов? Это всё ещё стучит дождь за окном?