You're not mine

       Чонгук давно не был дома. Квартира в сеульской многоэтажке никогда не нравилась ему, однако он всё равно почему-то называл это место «домом». Было в её больших окнах и серых, словно пустых комнатах что-то необжитое, навевающее тоску и усталость, но всё же привычное, а сейчас — даже близкое ноющему сердцу.       Чонгук отпивает кофе, в очередной раз проходясь взглядом по строгому, минималистичному интерьеру, щурится от слишком яркого белого света лампы, рассматривает достаточно дорогой, но совершенно бессмысленно купленный шкаф у стены. Полки почти пустые, Чонгуку просто нечего на них ставить. Квартира всегда была слишком просторной для него одного, Чонгук всегда безрезультатно тратил деньги, чтобы заполнить это пропитанное одиночеством пространство.       Звонок в дверь эхом проносится по комнатам, тревожа слух. Чонгук встаёт с твёрдого дивана, шаркает тапочками к входной двери. Несколько оборотов, нажим на ручку, толчок. Он открывает дверь, впуская Тэхёна, принёсшего в руке пакет с закуской, а на волосах — запах мокрой листвы. — Дождь на улице? — вполне очевидный вопрос звучит тихо, словно задавленный тишиной неуютной квартиры.        Тэхёну никогда здесь не нравилось и Чонгук прекрасно читал это в широко открытых, проницательных глазах. — А ты и не слышишь грохота капель в своей берлоге. В твоей квартире даже звуки дохнут. — отряхивает волосы, с раздражением стягивая промокшую куртку и небрежно впихивая её в руки владельца жилища.       Чонгук чуть улыбается, рассматривая красивое лицо напротив, прислушиваясь к тихим ругательствам из-за насквозь промокшей одежды и обуви. — Принести тебе сменные носки и шорты? — Конечно да, зачем спрашиваешь? — альфа морщится, стягивая липнущую к бёдрам джинсу вместе с носками прямо в пороге и шлёпая голыми ступнями в гостиную.       Тэхён небрежно вываливает содержимое захваченного по пути пакета прямо на стол, поднимает упавшую пачку с какой-то хрустящей, химозной дрянью и разваливается на диване, ожидая возвращения хозяина. — Для фитнес-тренера у тебя больно паршивый рацион. — вернувшийся альфа садится на диван рядом с гостем, швыряет на его голые, накаченные бёдра одежду и подвигает к себе недопитый кофе. — Именно поэтому я ещё не сдох. Кому нужна жизнь без всех этих смертельных наслаждений? — Чонгук лишь кивает, ждёт пока Тэхён с наслаждением натянет второй носок и протягивает ему заранее подготовленный геймпад. — Боже, ты же знаешь, что я надеру тебе задницу. Серьёзно хочешь сыграть? — говорит, закатывая глаза и показушно растягивая звуки. — Тебе 25, неужели я должен уговаривать тебя, как девицу? — дразнит, игриво ухмыляясь прямо в оторопевшее лицо друга.       Тэхён задыхается в коротком приступе возмущения, но тут же собирается, разворачиваясь к экрану. Его лицо загорается огнём азарта, однако даже увлечённость игрой не мешает альфе периодически набивать рот вкусностями со стола. Чонгук болезненно хмурится, узнавая в Тэхёне столь знакомую привычку. *** — Да ну, быть не может! Ты что тренировался всё это время где-то? Ты никогда не выигрывал! — Тэхён дуется, отшвыривая геймпад на диван, раздражённо обхватывает трубочку напитка, сверкает в альфу молниями ярости.       Чонгук коротко посмеивается и горделиво вскидывает подбородок. Понимает — обида друга не серьёзна, хотя его достоинство безупречного игрока явно пострадало. — Неужели ты думал, что я брошу тебе вызов, чтобы проиграть? — в горле сушит и альфа присасывается к бутылке с газировкой, морщась от излишней сладости, но продолжая делать жадные глотки.        Тэхён не отвечает, однако его лицо искажает злодейский замысел и он медленно, угрожающе надвигается. — Так… Что бы ты не собрался делать, даже не… — не успевает.        Тэхён, с ловкостью кошачьего, валит его на диван, ловко седлая и пытаясь скрутить активно сопротивляющегося альфу. — Слезь с меня! Сдурел?! — голос возмущённый, с нотками напускной серьёзности.        Тэхён какое-то время теребит его волосы и одежду, мстя за проигрыш, однако вскоре давит ощутимее, пригвождая к дивану. Чонгуку не нравятся блики серьёзности в тёмных глазах напротив и он слегка хмурится в неприятной тревоге. — Я отпущу тебя только тогда, когда ты расскажешь, что с тобой происходит. На тебе лица нет и я прекрасно вижу за твоей напускной игривостью, что дело далеко не в этой крашеной потаскухе. — Тэхён едва успевает договорить.       Чонгук, пользуясь расслабившимся из-за монолога альфой, отталкивает его резко, напирает в ответ, решая одержать верх в негласной схватке и тем самым избавить себя от необходимости отвечать. У него кипит кровь от азарта и нервов. Он боится, что рассказать придётся. Он не уверен, что о Чимине стоит рассказывать. Омега — его самое уязвимое место. Ему страшно вкусить последствия собственной откровенности.        Завязывается потасовка. Подушки, давно сброшенные, тоскливо покоятся на полу. Чонгук шипит от боли, когда Тэхён едва не сваливает его с дивана, ударяя головой о стол. Он отталкивает его рукой, мебель с тихим скрежетом отодвигается, позволяя обрести место для манёвра. Чонгук разворачивается, скидывает крепкое тело, снова наступает, но не успевает перехватить несущуюся ему в живот ногу. Тэхён пинает не сильно, лишь чтобы выбить из равновесия и повалить. Чонгук злобно хрипит, когда его валят на диван, вдавливают покрасневшее от усталости лицо в грубую обивку. — Ну всё, всё, красавчик. Смирись — проиграл. — Тэхён задыхается от усталости, однако издевательские, самодовольные нотки победителя из его тона не исчезают, как и угрожающая докопаться до правды серьёзность.       Чонгук из последних сил барахтается, но Тэхён буквально сидит на нём, придавливая немаленьким весом и скрутив руки за спиной. Тяжёлое дыхание отталкивается от обивки и обжигает лицо, он недовольно сопит, упёрто отмалчиваясь. — А теперь рассказывай, раз альтернатив у тебя не осталось. — Тэхён показательно давит на него, напоминая о бессилие — Дело в каком-то омеге, с которым ты познакомился во время своего отсутствия?       Чонгук резко распахивает глаза, чувствуя удивление и тянущее грудь холодное волнение. Тэхён догадался или видел их вместе? Что из этого хуже? — О да, вот теперь я точно уверен, что дело в омеге. Твоё лицо такое красноречивое. — альфа чуть издевается, расчёсывая спутанные волосы на затылке мужчины. — Да, дело в омеге. Доволен? — шипит, жмуря глаза и пытаясь спрятаться от собственного бессилия в голосе. — Расскажи мне. — тон спокойный и убеждающий, Чонгук его ненавидит, потому что всегда слушается.        От этого хочется плакать. Почему он так безоружен перед Тэхёном? Почему именно перед ним? С другой стороны — у него нет выбора, да и хочет ли он и дальше молчаливо вынашивать в себе чувства, давно переставшие быть ему одному по силам?       Он не вдаётся в подробности, не описывает Чимина и даже не называет имени. Ему тошно от собственного разбитого тона, о том, как много боли и дрожи вызывают в нём слова об омеге, о красоте его глаз и воспоминаниях проведённого вместе времени. Тэхён слушает совершенно молча, лишь тяжело сопя и заметно ослабив хватку на руках альфы. Чонгук и не пытается сопротивляться. — Я тренировался, пока учил его играть… Он даже геймпад держать не умел, представляешь? — жмурится, прикусывая постыдно дрожащую губу.       Тэхён слезает с него, наконец позволяя полноценно вдохнуть, избавится от давящего жара в груди. Чонгук садится, чувствуя себя совершенно разбитым. Альфа вытащил все те чувства и воспоминания, которые Чонгук так старательно заколачивал досками все эти дни. Но он не злится. Носить тоску, боль, сожаление, раскаяние, вину, сомнения — невыносимо. — Если ты так любишь его, то почему не рассказал, как есть? Он бы принял тебя с ребёнком, это же не смертельно… — чуть растерянно, внимательно выискивая в точёном профиле ответы. — Потому что он маленький… — усмехается грустно, прикрывая глаза горячей ладонью. — Маленький? Чонгук, ты… — Ему всего 18 и в его жизни нет места альфе с ребёнком и бесконечными проблемами в семье. Совсем юный, с отвратными родителями и радужными планами на будущее. Ему нужны нормальные отношения, а не всё это дерьмо. — почти рычит от раздражения, до боли оттягивая чёрные волосы на голове.       Чонгук не смог перестать винить себя, сколько бы не пытался. Не смог просто отпустить Чимина или забыть о нём. Хотя не заслужил ли он эти страдания? Определённо заслужил. Быть слабаком, который может лишь убегать, уже стало его кредо. — Хуже всего знаешь что, Тэхён? — смотрит чёрными, пустыми от выступивших слёз, глазами.

Альфа не отвечает, чувствуя как сдавил горло ужас перед слезами человека, слабость которого он никогда раньше не видел в такой силе. — Ему сейчас тоже плохо, нестерпимо плохо. Мой мальчик пролил так много слёз, я уверен… Но он не звонит и даже не пытается. А значит его ненависть ко мне намного сильнее всей любви, что успела расцвести между нами за эти недели. — голос надламывается, затихая и растворяясь в глухой тишине комнаты.        Они сидят в окутывающем, гнетущем молчании. Тэхён разделяет с ним эту отвратную, ненавистную атмосферу одиночества и бессилия. Он не говорит, потому что Чонгуку не нужна жалость или советы. Ему просто нужно, чтобы пока он задыхается, кто-то был рядом. И Тэхён рядом. Между ними почти метр, однако Чонгук не чувствует этого расстояния, не чувствует злости за то, что Тэхён вскрыл горло его страданиям. Пусть льётся кровь его мук, ему плевать.        Кекс тихо подходит, скулит, укладывая голову на колено хозяина. — Ты прав, мальчик. Пора тебя покормить. Совсем я охерел и забыл про тебя со своими страданиями тут, да? — он нежно теребит красивую морду, коротко чмокает короткую шерсть на голове и встаёт, удаляясь на кухню. ***        С Тэхёна словно снимают оковы. Он почти вскакивает, доходя до прихожей и вытаскивая из кармана куртки пачку сигарет. Возвращается в гостиную, распахивает окно, полностью игнорируя холодный, пробирающий до костей ветер. Дрожащие руки достаёт одну, вставляют между губ. Он с сомнением закуривает, давится горьким дымом и уже спустя пару затяжек с отвращением отправляет сигарету в далёкий полёт с 15 этажа. Он ненавидел эту привычку, ровно также, как и ненавидел человека, от которого ей заразился.        Мысли долго штурмуют уставший рассудок, не дают покоя телу и встревоженному сердцу. Он переживает за Чонгука, потому что никогда не видел его таким. Обычно альфа либо смиряется, либо избавляется, но никогда не делает, а потом сожалеет, мучимый собственным выбором. Хуже всего то, что сейчас они все бессильны. Эта боль может пройти сама, но скорее всего Чонгуку останется лишь одно — жить с ней, воспитывая нежеланного ребёнка, изо дня в день корить себя, ненавидеть, осуждать…       Люди, отягощённые прошлым — мертвые люди. Тэхён не хочет видеть Чонгука таким. Но видимо придётся. ***       Тэхён уходит почти сразу после разговора. Лишь напоследок, долго, удушающе крепко обнимает его. Чонгук давится запахом корицы с его шеи, но не отстраняется, лишь сильнее стискивая не высохшую куртку. От объятий не становится легче, боль не уходит и не забывается. Вряд ли ему вообще когда-либо теперь станет «легче». Однако по крайней мере у него есть эта близость.        Он ещё долго сидит на кухне, давясь горьким, отвратным кофе. Встречает пыльное, городское утро, игнорирует ноющую в висках боль и собирается на работу. Раз. Два. Три. Чонгук, жизнь продолжается. Хочется убедить себя в этом.