Under pressure

      Сара поворачивается на кровати и от неожиданности дёргается. У Эмбер на голове — спущенная на лоб смешная мордочка динозавра с вшитыми по краю капюшона белыми треугольниками в виде зубок. Она чуть морщится от чужого движения, но просыпаться не торопится, и Сара аккуратно встаёт с постели, ощущая, как немного побаливает спина из-за чужих ногтей. Она подходит к зеркалу, замечая в вырезе шёлковой пижамной рубашки пару красных пятен — на самых ключицах, — и мечтательно вздыхает, вспоминая вчерашний день. И ночь.       Вспоминает, как Эмбер всё-таки отпустила её домой после неудачного знакомства с друзьями; как пообещала поговорить с ними уже лично и попытаться всё прояснить и как вечером — абсолютно неожиданно и внезапно — позвонила в дверь с сумкой на плече и подарочной коробкой в руках, которую Сара забыла забрать. Вспоминает своё «Не хочешь войти?», короткий звонок матери, которая в очередной раз пропадает на работе, и «Что ты там говорила о фетише на динозавров?» от самой Эмбер с последующими многообещающими поцелуями.       Сара не замечает, как прикрывает глаза, теряясь в сладких воспоминаниях, и стоит на месте, не шевелясь, около пяти минут. Смит поворачивается на кровати, издавая слабые звуки, и Воннегут возвращается в реальность, подходя к ней и поправляя одеяло.       Она беззвучно выходит из комнаты, прикрывая дверь, идёт в ванну и, разместившись там, начинает спокойно умываться. Так спокойно, будто всё складывается так, как должно было быть изначально; будто ленивые будни с Эмбер и пробуждение вместе с ней в одной комнате всегда были неотъемлемой частью её жизни.       Сара убирает щётку на место, смывает остатки зубной пасты возле губ и медленно расстёгивает ночную рубашку прямо напротив небольшого зеркала. Но даже его хватает, чтобы в полной мере увидеть следы Смит, хаотично раскиданные по всей груди девушки. Мило, конечно, что Эмбер трудно сдерживаться перед обнажённой Сарой, но что теперь с ними делать? Проходить будут ещё, видимо, очень и очень долго.       Быстрый холодный душ кусает кожу, выбивает призрачную сонливость и рождает мурашки — одни за другими. На улице всё ещё по-зимнему морозно, и такая температура воды с утра мало уместна, но Саре это необходимо. Необходимо, чтобы после тёплого тела Эмбер, её горячих касаний и обжигающих поцелуев нервная система пришла в норму. И душ этому вряд ли сможет помочь, но сейчас для Сары это единственный возможный вариант.       Она аккуратно наносит гель, постепенно смывая с себя запах Эмбер. Ну вот опять — везде одна Эмбер. Должно раздражать, но почему-то не раздражает и, более того, даже нравится и радует. Впервые. Кто бы мог подумать, что её покорит девушка? Не какой-то богатенький мажор из Роксборо, не популярный капитан команды футболистов, не очередной «плохой парень» на скоростной тачке и диким нравом, а она — новенькая, на которую было поставлено глупейшее из всех условий.       Сара надолго задумывается, стоя под слабым напором воды. А если бы спора не было, потянулась бы она к Эмбер? Определённо, да — её характер зацепил ещё при знакомстве. А дальше? Сара бы просто забыла о ней, когда Смит отказалась бы стать её новой последовательницей подружкой. Но Сара не забыла; Сара тянулась и видела, как к ней тянутся в ответ, и всё это привело к таким странным, непривычным, но невероятно прекрасным и искренним чувствам.       Она выходит из душа в тёплом белом халате и с влажными волосами — сегодня ведь последний праздничный выходной, никуда спешить не нужно, а значит, они могут спокойно высохнуть и без фена. Девушка возвращается в комнату, аккуратно роется в столе, выбирая один из любимых журналов о моде, и поворачивает стул от стола лицом к кровати. Присаживается, закидывает ногу на ногу и за прочтением статьи о правильной модельной улыбке ждёт, когда проснётся Эмбер.       Через какое-то время Смит начинает слышать шелест страниц и чужое ёрзанье на стуле, но не открывает глаз — хочет полежать и побыть в этой простой, спокойной, мирной атмосфере ещё недолго. Однако от хлопка входной двери она вздрагивает, резко поднимается на кровати и сталкивается взглядом с не менее растерянной девушкой.       — Сара! — кричит кто-то внизу. — Живо иди сюда!       — О боже... — одними губами произносит Эмбер, когда чувствует неслабый испуг от того, что её мать вернулась.       Сара ничего не говорит — быстро откладывает журнал на стол, поднимается на ноги и, подойдя к двери, скрывается за ней, на прощание бросая взгляд на блондинку. Та не понимает, как его расценивать — он пуст и неясен. Сара тоже напугана? Взволнована? Равнодушна? Ничего из этого.       Королева школы по пути завязывает пояс на халате туже, чтобы ткань плотнее прилегала к телу; перекладывает волосы со спины на грудь, скрывая ключицы, и, наконец, входит в гостиную, где мисс Воннегут уже разбирает сумку.       — В чём дело? — спрашивает девушка, находясь на приличном расстоянии и опираясь одним плечом о стену.       — Ничего не хочешь мне рассказать? — недовольным голосом начинает женщина.       Сара отстраняется от стены, чуть шатнувшись от только-только зарождающегося страха, и от нерешительности приоткрывает губы, но — молчит. Ловит до невозможности злой и презрительный взгляд матери, а затем слышит от неё:       — Как тебе вообще такое в голову могло прийти? Ты считаешь, это нормально?!       Королева школы замечает, как мисс Воннегут оставляет сумку и, сжимая руки в кулаки, подходит ближе. Сара чуть отшатывается от неё, тряся своими прямо перед самым лицом.       — Подожди-подожди, ты всё не так поняла, — тараторит она. — Мы просто подруги, между нами ничего нет. Она переночевала-то у нас первый раз.       Мисс Воннегут скептично приподнимает одну бровь и складывает руки на груди.       — У нас что, кто-то в гостях?       Сара мрачнеет, застывая на месте. Не заметила обуви? И куртки? Насколько же злой она вернулась домой?       — Эм, ну... — начинает девушка. — Да. Подруга.       — Кейт?       — Не совсем.       — Что значит «не совсем»?       — Одноклассница — не важно, — как бы между делом бросает она. — Так что ты хотела?       Мисс Воннегут вспоминает, зачем звала дочь, убирает руки с груди и крепко хватает её за предплечье.       — Ты звонила отцу?       Сара прикрывает глаза и делает глубокий вдох, но выдохнуть не может. Он будто застрял в её груди, сжимаясь в ней до болезненных ощущений из-за невозможности вырваться обратно. Хочется задохнуться, но вряд ли таким образом она сможет это сделать.       — Сара!       — Да, — раздаётся тихий ответ.       — Зачем?! — мисс Воннегут повышает голос так, словно хочет своим криком выбить из головы дочери всю дурь, которая так часто в неё лезет. — Ты рылась в моих бумагах?       — Мам...       — Ты, — угрожающе начинает она, — рылась, — разделяет каждое слово, чтобы сильнее напугать девушку, — в моих, — щурится и сжимает чужое предплечье сильнее, — бумагах?!       Сара не может ответить — не в силах, — поэтому лишь неуверенно кивает и видит, как мать закатывает глаза и грубо бросает:       — Дура, — затем, не убирая руки с её тела, тащит девушку к дивану и с неприязнью толкает на него. — Я же тебе запрещала!       — Прости, — робко произносит королева школы, и женщина хлопает ладонью по небольшому столику возле.       — Объясняй!       Сара снова задерживает дыхание. Зачем она звонила ему? Зачем так хотела узнать, что он есть — где-то там, за полторы тысячи километров отсюда? Да чтобы понять, что любима им — любима хоть кем-то в этом мире. И она любима. Но далеко не отцом.       — Я просто хотела поговорить с ним, — неуверенно начинает она. — Хотела, чтобы он узнал обо мне.       — О-о-о, поверь мне, он узнал! И такой скандал мне закатил сегодня.       — Но я звонила ему не сегодня, — Сара опускает глаза на руки, теребящие кончик пояса на халате.       — Я знаю, — как-то равнодушно бросает мисс Воннегут. — Он сказал мне, что долго думал о том звонке.       Глаза девушки загораются ярким, нездоровым блеском — настолько, словно привычный синеватый оттенок превращается в цвет самой кромки льда, что до сих пор украшает окна в доме. Она вдруг начинает дышать полной грудью, расправляет ладони и, упираясь ими в диван, подаётся навстречу матери.       — Правда?       — Да, — сухо отвечает женщина. — И попросил держать тебя от него подальше.       Сара внезапно закусывает губу — сильно-сильно, стремясь прокусить до самой крови, — сжимает кожаную обивку дивана до скрежета и зажмуривает глаза до побеления в веках. Одно предложение — и уже готова броситься в слёзы.       Мисс Воннегут наклоняется к ней. Хочет строго сказать: «Я пыталась вбить это в твою голову, но ты не хотела слушать», однако вместо этого внезапно смягчается, видя, как её ребёнку больно, и чуть поглаживает чужую голову, убирая обеими руками волосы ей за уши в успокивающем жесте. Но быстро замечает что-то на светлой коже, опускает ладони к халату и отодвигает его воротник в разные стороны, пока девушка пытается перехватить её руки.       — Что за... дрянь, Сара? — неприязненно спрашивает она. — Разве я тебя такой растила? Хочешь пойти по моим стопам?       — Нет! — коротко выдаёт девушка. — Это просто... Просто...       — Просто что? — женщина тычет пальцем ей в грудь. — Я вижу здесь только подтверждение тому, что ты в свои семнадцать лет занимаешься тем, чем не следовало бы.       — Мама!       — Ну и кто твой очередной... — она хочет произнести какое-то грубое мерзкое слово, делающее упор на том, что она увидела, но ей отвратительно даже представлять свою дочь под кем-то, — ...парень?       — Ты его не знаешь.       Мисс Воннегут наклоняется ещё ближе — прямо к самому лицу королевы школы — и угрожающим шёпотом произносит:       — Так познакомь, — а затем отстраняется. — Кто на этот раз? Диджей из нового клуба? Какой-то диллер? Или, может, вообще наркоман?       — Боже, что за мысли?       — Тебя же вечно тянет на какой-то мусор! — завершает женщина, поворачивая голову ко входу в гостиную.       Эмбер неловко стоит в дверях с поднятой рукой и открытыми губами в немом «Здравствуйте, мисс Воннегут», но после её «Мусор» не может произнести ни слова. Так вот, какие у Сары вкусы на самом деле — неприятные, отталкивающие личности. Что Эмбер вообще забыла в их цепочке?       — Прошу прощения? — удивляется женщина, видя уже переодетую в повседневную одежду гостью.       — Ох, да, — королева школы подрывается с места. — Знакомься, это Эмбер Смит, моя одноклассница.       Она замечает, как мать разглядывает девушку, как пробегается глазами по груди самой Сары, затем — снова по девушке, по Саре, по девушке, по Саре... Пока внезапно не озвучивает свою догадку:       — Так ты теперь лесбиянка? Ещё лучше! И за что мне всё это?       Смит нервно сглатывает, переводя взгляд на Сару; та, наоборот, с неё — на мисс Воннегут, обеспокоенно отвечая:       — Нет! Мы подруги.       — Вчера я уходила на работу, — начинает та, подходя к ним ближе, — и этого, — указывает на засосы, — не было. Сегодня я прихожу, — опускает голову на гостью, — узнаю, что у нас ночевала она, — снова поднимает на дочь, — и вижу это! — и повторно давит пальцем на самое яркое пятно. — Как вы это объясните? Ты, — поправляет она. — Ты, Сара, как мне это объяснишь?       Королева школы мнётся, не зная, что придумать. Хочется просто провалиться под землю, сброситься с моста, застрелиться — да что угодно, только не стоять сейчас здесь под пристальным холодным взглядом плечом к плечу со своей девушкой.       — Пожалуйста, давай отпустим Эмбер, и я тебе всё объясню.       — Фу, даже представить себе не могла, что ты опустишься до такого.       — Мисс Воннегут, — внезапно начинает блондинка. — На самом деле я пришла вчера довольно поздно и без приглашения, — она старается держать голос ровно, чтобы не поскользнуться на собственной лжи. — Ну, знаете, кое-что произошло, и мне было просто необходимо поделиться этим с кем-то. А Сара... Она проводила вечер со своим парнем, но ради меня оставила его и... И вот.       Королева школы совсем неслышно хмыкает — почти про себя, — прикрывает глаза и понимает, что обязательно расцелует Эмбер за такую великолепную историю. Но чуть позже — сейчас слишком опасно, даже если и очень хочется.       — Так и было? — недоверчиво спрашивает женщина, обращаясь к дочери.       — Да, — наигранно-спокойно отвечает та.       — Ладно, — всё так же скептично продолжает мисс Воннегут, отходя к дивану и расстёгивая пиджак. — Но мне всё равно не нравится, что ты спишь со всеми направо и налево, Сара.       Эмбер недовольно оглядывает девушку, хмуря брови и обиженно закусывая щёку, но та лишь молчит, позволяя матери продолжить:       — Серьёзно, завязывай с этим. Не хватало, чтобы ещё и у тебя появилась дочь-идиотка в таком раннем возрасте.       Сара хочет вбросить что-то резкое и неприятное, но снова делает вдох, затем медленно выдыхает, завязывая узелки на тоненьких порванных ниточках нервов, и абсолютно безэмоционально спрашивает:       — Мы можем идти?       — Да, — через плечо бросает женщина. — И желательно отсюда. Мне нужно отдохнуть.       Сара кивает. Может пообещать, что они не будут шуметь, но не хочет. Наоборот, сейчас желание только одно — сбежать: из дома, от матери, от собственных проблем, что наслаиваются друг на друга прямо поверх плечей и заставляют горбиться от всей этой невыносимой тяжести.       Она разворачивается к лестнице первая, бросает взгляд на Эмбер, словно говоря: «Не отставай», и поднимается обратно в комнату. Уже там поворачивается спиной к Смит, развязывает слабый поясок на халате и медленно обнажает плечи. Когда ткань оказывается на уровне бёдер, Эмбер с интересом начинает рассматривать чужую спину, а затем подходит ближе и касается кончиками пальцев нескольких красных полосок. Сара чуть вздрагивает, но не поворачивается, слыша тихое:       — Прости.       — За что?       — За это, — Эмбер уже ладонями накрывает неглубокие ссадины и аккуратно поглаживает их.       Воннегут слабо улыбается, чуть опуская голову, но продолжает стоять ровно.       — Давай просто договоримся, чтобы в следующий раз ты подпилила ногти. А ещё лучше — сделала маникюр.       Смит краснеет от этих слов — ей неловко. Очень и очень смущает. До того, что скулы сводит. Она отнимает ладонь от чужой спины, наклоняется к ней и невесомо проводит губами по каждому отпечатку, шепча в ответ:       — Хорошо.       Сара покрывается мурашками, и Эмбер это замечает, но не отстраняется, опаляя своим дыханием кожу. Чёрт, ну не идти же в холодный душ второй раз?       — Если хочешь, можем съездить прямо сейчас.       — Куда? — спрашивает гостья.       — В салон, — Воннегут, наконец, тянет руки к шкафу и открывает его, доставая чёрный бюстгальтер. — Как видишь, сегодня я даже волосы не уложила, так что нам обеим будет полезно.       — А мне нравится, когда ты с прямыми, — просто отвечает Смит, наблюдая, как девушка надевает бельё и заводит руки за спину. Она тянется в ответ своими и помогает той застегнуть его.       — А когда с завитыми, значит, не нравится? — Сара достаёт из шкафа тёмную полупрозрачную кофту в мелкую сеточку и неспеша надевает на себя.       — Не цепляйся к словам. Ты знаешь, что я люблю любой твой вид, а если отвечать честнее, то даже не его, а тебя.       Королева школы, наконец, поворачивается к лицу Эмбер, и та недовольно оглядывает одежду девушки.       — Я бы на твоём месте надела что-то другое.       — Откровенно?       — Видно, — и она опускает глаза на то, что сама и оставила на ней.       — Чёрт, — сквозь зубы шепчет Сара. — Думаю, нам стоит договориться ещё кое о чём.       — Да я уже поняла, — смущённо отвечает гостья. — Больше не буду. Извини.       Воннегут довольно улыбается, быстро чмокает Эмбер в лоб и отворачивается к шкафу.       — Итак, моё необузданное и несдержанное солнышко, — начинает она, оглядывая вешалки, — что мне надеть?

***

      Сара принимает ту же позу, что и с утра: длинная нога закинута на вторую, руки сжимают каталог трендовых причёсок, веки опущены в текст и совсем незаметно двигаются, когда глаза скользят по нему, а плечи неподвижны и чуть опущены. Выглядит такой спокойной, расслабленной и даже чуточку отрешённой, словно всё, что бы ни происходило вокруг, обошло бы её стороной, даже не задевая. Идеальная невозмутимость.       Эмбер внимательно наблюдает за тем, как Сара читает — абсолютно бесстрастно и равнодушно. Ей всегда казалось, что королева школы в такие моменты более несдержана, что с горящими глазами листает страницы и порой даже выкрикивает что-то наподобие: «Боже, какая причёска! Немедленно уложите меня так же», но Сара молчит. Однако через какое-то время поднимает взгляд, сталкиваясь с чужим, и выражение её лица моментально теплеет, наполняется мягким светом и тихой радостью. Смит смущённо улыбается в ответ, и Воннегут закрывает каталог, кладя его на колени.       — Уже готово?       — Сейчас подсушим, — отвечает ей девушка-мастер, занимающаяся ногтями.       — Хорошо, — терпеливо говорит Сара, всё-таки с грустью заглядываясь на парикмахершу. Так и не сделала привычную укладку. Чувствует себя как-то неуютно и неполноценно.       Эмбер замечает её взгляд и тихо произносит:       — Эй, — Воннегут поворачивается на кресле для ожидания, — ты очень красивая, Сара. Очень.       Королева школы по-доброму усмехается, опуская глаза на журнал. Хочет ответить что-то милое, что-то романтичное и, возможно, чуточку забавное, но повсюду эти люди, что вечно мешают, и она лишь бросает: «Я знаю», раскрывая каталог и делая вид, что вернулась к чтению.       Эмбер закатывает глаза, но улыбается. Да, Сара знает, что привлекательна, но можно было бы хоть на минуту прекратить это самолюбование, эту самовлюблённость? Хотя, наверное, это даже не проблема — блондинке нравится, что её девушка такая. Гораздо приятнее слышать от самой Воннегут игривое: «А я ничего так», чем от каждого второго подростка: «Я такой урод» с последующим выпрашиванием жалости. Сара никогда её не выпрашивает — это просто низко для неё. Низко и отвратительно. Это то, за что она бы никогда себя не простила.       Смит, наконец, заканчивает с маникюром, приподнимает обе руки и с интересом рассматривает простой однотонный бежевый цвет. Сара поднимается с кресла, подходит ближе, наклоняется к ней со спины и берёт одну ладонь в свою, расправляя пальцы девушки и оценивая проделанную работу. Затем переводит взгляд на мастера и спрашивает:       — Сколько с нас?       — Я могу и сама заплатить, — застенчиво отвечает Эмбер, и Сара выпрямляется.       — Считай, это подарок на День рождения.       — Он ещё нескоро.       — На мой День рождения, малышка, — поправляет королева школы.       Эмбер вдруг понимает, что не знает, когда он. Ей немного стыдно и неловко, и даже спрашивать об этом сейчас кажется ей глупостью. Но она берёт себя в руки, поворачивается к Воннегут и с едва проскальзывающим чувством вины в голосе спрашивает:       — А когда он?       — Восемнадцатого февраля, — спокойно отвечает Сара и двигается к своей сумке, чтобы достать кошелёк.       Смит поднимается со стула, решается не останавливать её, чтобы избежать глупого спора на целый час, кто же всё-таки из них заплатит, и лишь молча наблюдает, как девушка протягивает несколько купюр, подходя к ресепшену салона. Пускай Сара берёт инициативу здесь — Эмбер в ответ сводит её в кафе. Пусть обеим будет приятно. Но она только сейчас задумывается над её словами. Так, восемнадцатое. Это у нас... Кто? Смит путается, не понимая, и, лишь когда обе оказываются на улице, спрашивает:       — Так кто ты? — на эти слова королева школы вопросительно оглядывает её, и та уточняет. — Водолей? Или это уже Рыбы? — Эмбер на секунду смолкает, прежде чем продолжить. — Чёрт, астрономию я изучала больше, чем астрологию.       Сара пожимает плечами и лишь бросает короткое:       — Не верю в неё.       — И всё же?       — У меня двойной знак, — она произносит это так, словно это нечто обычное, простое, распространённое.       — Что, правда? — блондинка получает кивок от девушки и продолжает. — Это как?       — Я не Водолей и не Рыбы — что-то между.       — Или и то, и то в одном флаконе.       — Ну, или так.       — Теперь понятно, откуда идут корни.       Сара внезапно останавливается, поправляя уже успевший стать любимым шарф, и скептично осматривает Смит.       — Какие ещё корни?       — Характер, Сара, — поясняет Эмбер. — Ты очень странный и непонятный человек. Как будто ко всем остальным можно подобрать точное определение, но к тебе — нет.       — Ты сейчас меня так унижаешь? — с тихим смешком спрашивает Воннегут. — Очень мило, солнышко.       — Вот об этом я и говорю.       — Эмбе-е-ер, — тянет Сара, наклоняясь к девушке. — Вряд ли твои любимые звёзды расскажут обо мне больше, чем я сама, — она щёлкает ту по носу. — Так что не верь во всякую ерунду, — и отходит, продолжая двигаться дальше по улице.       Смит дуется, но быстро возвращается к прогулке и успокаивается. Сара просто рационалистка — её звёздами не впечатлить. Ни звёздами, ни созвездиями, ни тем более поверхностными суждениями о том или ином знаке зодиака. Вот только в ней есть это — черты и того, и того, как бы она ни пыталась это отрицать. И откуда на голову Эмбер свалилось такое «счастье»? Вернее, счастье. Самое настоящее.       — Итак, — издалека начинает Смит. — Что ты хочешь на День рождения?       — От тебя? — Сара наблюдает за ней краем глаза. — Да не имеет значения.       — Ненавижу, когда люди так отвечают, — бурчит блондинка.       Королева школы вновь останавливается, долго размышляет о вопросе, прежде чем выдвинуть свои предложения, и в один момент говорит:       — Тогда я хочу что-то, что ты бы сделала своими руками, — она полностью разворачивается к Эмбер и продолжает. — Какую-то вещь я могу и сама купить.       — Но я ничего не умею.       — Я тоже, — признаётся Воннегут. — Но того медвежонка сшила за неделю твоего отсутствия. Все руки исколола.       Смит краснеет. Да, та простая игрушка далеко не идеальная, и Эмбер видела где-то кривые стежки, но списывала это на случайный пошив какой-нибудь фабричной машинки. Вот только это — результат работы не машинки, а всей любви Сары, которая через подобные мелочи так трепетно ухаживает за Эмбер.       Блондинка строит изумлённо-слезливый взгляд, протягивая руки к её телу. Она обвивает ими чужую шею, зарывается носом в прямые пепельные волосы и тёплый шарф и неспокойно дышит, будто вот-вот расплачется.       — Ты чего, солнышко? — Сара проводит рукой по её голове и расстроенно произносит. — Ну ладно, что ты. Если не хочешь, я не заставляю. Можешь подарить мне какую-нибудь косметику или...       — Нет, — прерывает Эмбер, отстраняясь. — Я что-нибудь придумаю, обещаю!       Воннегут поднимает голову к небу, одной рукой придерживая новый берет, чтобы не спал; довольно улыбается и протяжно выдыхает, опуская её обратно. Она не говорит ни слова — лишь приподнимает чужой подбородок, внимательно всматривается в зелёные глаза и наблюдает за твёрдым, упрямым взглядом.       — Я хочу тебя поцеловать, — внезапно говорит Сара полушёпотом.       Эмбер снова теряется, хотя не замечает в чужом голосе нарочно смущающей издёвки, но королева школы почему-то отпускает её, отходит и отворачивается, шагая по тротуару дальше. Смит быстро соображает и догоняет её.       — Ну тогда...       — Я не могу. Мы на улице, — объясняет та. — И нам нужно начать привыкать к такому, потому что уже завтра снова начнутся уроки, ты же понимаешь это?       Эмбер послушно кивает. Школа ограничит их — и не только в своих пределах, но и за ними из-за постоянных домашних заданий. К Саре вернётся ежедневное внимание, подружки, тренировки чирлидерш и, ко всему прочему, одиночные — останется ли у неё хоть какое-то время на Смит? Эмбер довольно требовательна к вниманию — особенно со стороны девушки, — получит ли она его в той степени, которая ей необходима? Вряд ли. Но она не будет чересчур настойчивой, не будет ничего просить и тем более требовать — она возьмёт ровно столько, сколько Сара сможет ей дать.       Они разворачиваются в сторону маленького кафе и молча идут к нему, не желая думать о плохом. Эмбер тянется рукой к чужой, несильно сжимает её и с какой-то печалью входит в остаток дня, который они напоследок посвятят друг другу.