Орнейские хроники 2

Выйдя из дворца Справедливости, Лара на мгновение остановилась. Тягостное ощущение не проходило. Неприятно удивило то, что Пеан ощутил вмешательство. Впервые ее дар причинил страдание человеку. Она бросила взгляд на башенные часы. Большая стрелка приближалась к полудню. Не послать ли записку Светлой Алфее и отменить визит в госпиталь? Но упадка сил Лара не чувствовала и, сев в карету, велела кучеру ехать в обитель. По дороге она пыталась вернуть себе душевное равновесие. Что ее гнетет? Ведь выяснилась непричастность харчевника. Наверняка, Пеан скоро окажется на свободе и вернётся к своему ремеслу. Если Товье устроят его ответы в том, что касается этрурри. Который вовсе и не этрурри. Что-то знакомое было в том, как человек в ее видении наклонил голову, как протянул листочек бумаги сержанту. Если бы у неё было ещё несколько мгновений она увидела бы его лицо… Однако с какой лёгкостью ей удалось проникнуть в разум Пеана и вызвать нужные воспоминания! А если бы допрос длился дольше, могла ли она подчинить его волю себе, заставить не только вспомнить все до конца, но и рассказать? Или даже… сделать то, что она ему прикажет? Лара перевернула плечами от внезапного озноба. Дар — это тяжкое бремя. Так говорил Вальен, и она понимала его слова как неизбежность платы за способности физическим истощением. Но сейчас ей открылся и иной смысл фразы. Осознание власти над другим человеком. Великое искушение для души… Мимо окна проплыли стены обители, и Лара приказала себе выбросить неуместные мысли из головы. *** Хин лениво потянулся и внимательно оглядел переулок. На небольшой площади перед воротами жрицы устроили навес и поставили скамьи, где и расположились солдаты, в ожидании, когда сьера Оденар изволит покинуть госпиталь. Кучер, отогнав карету в тень платанов, дремал на козлах; там же, у коновязи, переступали с ноги на ногу и позвякивали сбруей несколько лошадей под присмотром грумов. Солнце жарило совсем по летнему, медленно перемещались по брусчатке тени. В будке скучал привратник. Прошел зеленщик, сгибаясь под тяжестью корзины. Бедно одетый старик привез на тележке замотанную в дерюгу жену и, выйдя уже без нее, уселся под навес, подальше от солдат, тряся седой головой и размазывая мелкие слезы. Посетителей было немного, и к часу вола почти все разъехались, зато возле открытых ворот устроились нищие, числом десять человек обоих полов, в ожидании дармовой жратвы. Две жрицы в передниках поверх хламид и белоснежных чепцах уже разливали из казана похлебку в подставляемые миски. Все это Хин отмечал машинально, прислушиваясь, не раздастся ли стук колес и не появится ли обещанная повозка. Может, сорвалось дельце? Отчего-то сосало в желудке. Хиг приложился к фляжке: воды осталось на глоток и вкус ее оставлял желать лучшего. Прополоскав рот, он сплюнул на камни. «Ишь, — с неприязнью думал он о добродетельной сьере. — Прихоть благородной. А ты жди, пока натешится!» Драгуны травили байки, не осмеливаясь, впрочем, гоготать в голос. Хин было встрял, но его шутку не поддержали. Ну а как же: вояки не считали сыскногоза ровню, точнее — попросту презирали. Хин внутренне усмехнулся и в следующий миг подобрался: в конце переулка показалась крытая повозка, запряженная парой крепких гнедых коней. Блеснул трилистник на тулье шляпы возницы, и Хин так и впился в того глазами. Сказано было, что солдаты — не его забота, что, возница в одиночку управится? «Не подведи, Трилистник», — хмыкнул он. Повозка остановилась, частично перекрывая выезд с площади, в тот миг, когда протяжный звон известил о наступлении часа вола. Кучер, встрепенувшись, присвистнул и щелкнул в воздухе кнутом, солдаты вскочили, оправляя мундиры, и устремились к лошадям. Притворившись, что натягивает сапог, Хин извлек из-за отворота завернутый в платок флакон с зельем и, осторожно вытащив пробку, сунул флакон в карман, затем поднялся на ноги и спокойно пошел к воротам. Он увидел приближающуюся сьеру Оденар. Старый привратник выбрался из будки, неуклюже кланяясь и что-то почтительно бормоча под нос. До ворот осталось пара туазов и Хин замедлил шаги, напряженно прислушиваясь. Зацокали копыта. Сейчас или… За спиной грохнул выстрел и сразу же еще два. Знойный воздух прорезали крики и лошадиное ржание. Пронзительно завизжали женщины. Сьера Оденар недоуменно вскинула голову, и Хин одним прыжком преодолел разделяющее их расстояние, на ходу доставая флакон и опрокидывая его содержимое на платок. Привратник разинул было рот, но Хин врезал ему локтем под дых, в следующий миг прижал пряно пахнущую ткань к лицу сьеры. Женщина забилась, но быстро обмякла. Лязг металла, крики и треск ломающего дерева перекрыл еще один выстрел. «Дери тебя демоны!» Хин подхватил начавшую падать сьеру Оденар и обернулся, охватывая взглядом площадь: оба солдата лежали на мостовой, кучер завалился набок. Карета, боком зацепив коновязь, накренилась, испуганные лошади бились в постромках. В руках у «Трилистника» дымился пистолет, и еще два — обнаружились у нищих! Вот так дела! Впрочем, удивляться было некогда. Жрицы голосили непереставая, и один из мнимых убогих угрожающе прицелился в них. Из госпиталя выскочили еще несколько фигур в серых балахонах, бросились к воротам. «А полгорода и погонится, — мелькнуло в голове Хина, пока он бежал к повозке. — Зря ввязался!» Он положил сьеру Оденар внутрь и запрыгнул сам. Возница с места поднял лошадей в галоп, и повозка понеслась, распугивая начавшихся собираться на переполох горожан. «И как уходить намерен?» — Хин кинул взгляд на бесчувственную женщину: кажется, зелье надежное. Сказать по правде — не был он в том уверен. Затем вытащив свой пистолет, отдернул край полога и выглянул наружу. Повозка пересекла оживленную Рю де Пьери и въехала на боковую улочку, свернула раз, затем другой и замедлила ход. «Рехнулся?! Накроют же!» Обомлевший Хин собрался уже гаркнуть на возницу, однако слева, из двора, выкатилась точно такая же на вид повозка. Вильнула, объезжая их, и понеслась в обратном направлении. А «Трилистник» продолжил неспешно править в сторону Старого порта. Хин понял замысел: затеряться в лабиринте узких улочек, где даже городская стража не сразу отыщет след. Однако это не придало ему уверенности. «Ведь схватят же второго! И выдаст!» — из потаенных глубин его души поднимался необоримый ужас. — «Пропаду…» — пришло вдруг в голову. Дрожь пробежала по телу, и пистолет выпал из ослабевшей руки. Хин обернулся: сьера Оденар немигающе смотрела на него и в ее глазах он увидел свою смерть.