Орнейские хроники 2

Запечатанное гербом Альби письмо от принчепса и шкатулку принесли после полудня. В письме месьер Эрнан выражал сожаление по поводу постигшего Лару несчастья и благодарность за содействие в деле Пеана и просил принять скромный дар, «что лишь в малой степени отражает нашу признательность». Она отложила письмо и открыла шкатулку. Внутри оказалась диадема из черного серебра. Две переплетающиеся веточки мирта, сапфирные ягоды. Лара отстраненно отметила искусную, но без вычурности работу ювелира, и особенно то, что по цвету серебро совпадало с тем, которое использовалось для кулона со Звездой, и лишь самый взыскательный взгляд заметил бы разницу в оттенках камней. И, судя по всему, диадему заказали заранее. Мирт — символ благоденствия и счастья. Но в давние времена, еще до Эпохи Тьмы, он обозначал отрешение от всего мирского и Вечность. Знал ли об этом принчепс Эрнан? Ну а какое это теперь имеет значение? Лара осторожно положила диадему на прикроватный столик, рядом с футляром, хранившем в себе реликвию. Украшение, даже не наделенное магической силой, будто ставило некую точку, окончательно завершая метаморфозу Искры. Отделяя ее от обычных людей. Она вернулась к чтению письма. Принчепс приглашал провести несколько дней в загородной резиденции Монтего — разумеется, когда она будет в силах пуститься в путь, добавив, что его супруга будет безмерно рада, если сьера Оденар согласится. Лара попросила Вивьен принести письменные принадлежности и бумагу. В ответном послании она сдержанно поблагодарила и уверила, что при первой же возможности приедет в Монтего. Однако понимая, что вряд ли в обозримом будущем примет приглашение. Ей хотелось быть как можно дальше от беззаботности и веселья, неизменно царящими при «малом дворе» Альби, состоящим из сьеры Магдалы и ее фрейлин. Затем она сообщила, что погибший Блесуа «был тем самым этррури, в установлении личности коего заинтересован господин Товье». И с досадой прикусила губу: вряд ли телохранитель действовал по своей воле — а значит, существует целый заговор. Однако нить оборвана. Лара дописала просьбу доставить ей что-либо, принадлежащее Блесуа: пряжку ремня или пуговицу с куртки, затем запечатала письмо. Возможно, ей удастся считать что-то из памяти вещи. Весть о неудачном похищении сьеры Оденар молниеносно распространилась по Талассе. Лара в этот день получила еще несколько записок, среди которых ее порадовала лишь присланная Жанной Оверне, излучавшая тепло и обеспокоенность. В других за словами сочувствия она ощущала лишь любопытство или корысть. Вечером ее посетил магистр Вальен. Она видела, как он удручен произошедшим, его доброту и понимание. Однако впервые беседа со жрецом не сняла тяжкого груза с души и не принесла утешения. — Дитя, как бы ни была темна ночь, за ней придет рассвет, — сказал Вальен на прощание. — Как только вы почувствуете, что готовы открыть свое сердце — приезжайте. Вы можете пробыть в обители столько, сколько вам потребуется… — Благодарю, Светлый Вальен, я навещу вас на днях. Однако сейчас не время укрываться в обители, — твердо ответила она. Магистр кивнул: — Вы много достигли, Лара. И я верю, что в состоянии справиться с горем сами. Однако… — он не закончил фразу и вздохнул. Затем осенил ее знаком рассеченного круга: — Да пребудет с вами милость Странника. Три дня прошли, как в полусне. Лара послушно пила тинктуры, приготовленные Динье, послушно ела, не замечая вкуса пищи, затем вновь отворачивалась к стене. На четвертый, вопреки настоятельным рекомендациям мейстера врачевания, она поднялась с кровати. Дар все-таки помогал. Притупилась если не душевная, то телесная боль и даже кровоподтеки на правой руке и на боку побледнели и почти не беспокоили. День был солнечный и тихий, и Лара, опираясь на руку Вивьен, спустилась в сад. Они медленно прошлись по аллее, затем, отослав служанку, Лара присела на скамью в тени разросшейся сирени. Распускающиеся лиловые грозди наполняли воздух чуть горьковатым ароматом. Она задумчиво перебирала гладкие бусины нефритового ожерелья. Это занятие всегда позволяло ей сосредоточиться и очистить разум от суетности. Раймона раньше чем завтра ждать не стоит. Увидеть, где он сейчас? Поток с готовностью подхватил ее, но Лара остановила его течение. Не надо. Несчастье изменило все, и им предстоит непростой разговор. Она должна подготовиться. Мысли о живом артефакте продолжали преследовать ее. Она никому не хотела бы такой судьбы. Однако… Ее отец, рожденный в славе и богатстве, разве он волен был следовать своим желания? Вот только с мамой… А та? Рабыня, привезенная из дальних мест. Казалось, что она была счастлива с отцом, но что скрывалось в глубине ее сердца? Лара свела брови. Не должно сейчас думать о личном счастье. Попытка похищения, предательство среди солдат Раймона, подосланный заговорщиками Хин — разве это не признаки надвигающейся беды? Что же, она поручит себя милости Странника и будет уповать на его мудрость. Но как же тяжко это бремя! Вспорхнувшая за спиной птица заставила резко обернуться. Пришло узнавание, и Лара слабо улыбнулась: Месьер Кот. Нечастый гость — бывало, он пропадал на седмицы. Временами она видела стремительную тень, мелькнувшую меж деревьев или, как сегодня, он давал о себе знать вспугнутой птицей. Однако не всегда соизволял приближаться. Поначалу она недоумевала и даже пыталась мысленно его позвать, но Кот одаривал ее долгим взглядом и уходил. Впрочем, в эти месяцы хватало других забот, и она лишь пожимала плечами. Но сегодня зверь не собирался убегать, а направился прямиком к ней. Лара протянула руку, кот принюхался и, как прежде, боднул головой ладонь, затем мягко вспрыгнул на колени. В его горле родилось рокочущее мурлыканье. Лара провела рукой по черной спинке: — Что же вы, Месьер Кот… Ком встал в горле. О чем она хотела спросить? Или в чем упрекнуть? Что не защитил ее от нападения, как целую жизнь назад, в Джинере? Кот поднял голову. «Ты справишься», — убеждали янтарные глаза. Мурлыканье стало громче, даже воздух как будто завибрировал. Сама себе удивляясь, она вдруг почувствовала странное успокоение. Отчаяние и горечь растворялись в этом мерном рокоте. Вибрации пронизывали тело, изгоняя боль и питая новыми силами. Разлилось и погасло золотое зарево, наступила тишина. Лара встряхнула головой и потрясенно прошептала: — Кто вы, Месьер Кот? На мгновение ей показалось, что во взгляде зверя мелькнула печаль, смешанная с лукавством, затем кот совсем по-человечески вздохнул и спрыгнул с колен. Покачнулся и фыркнул, затем, утвердился на лапах и пошел по аллее, гордо помахивая хвостом. И, внезапно обернувшись, тихо мяукнул. «Прощай», — отозвалось в душе. — Прощайте, Месьер…