На рубеже жизни и смерти

      Немцы отрезали группу Попеля от дивизии, и они оказались в окружении. Но зато этим перекрыли основную линию снабжения немецкого корпуса, и наступление другого немецкого корпуса на Острог срывается. Артуру об этом рассказал Грачёв, который узнал это от какого-то командира взвода мотопехоты, у которого, наверное, как и у многих других, сложилось впечатление, что Грачёв старше Артура по званию. Артур ничем не интересовался, сидел на одном месте, временами спал, пил, ел и чиркал что-то на листочке. Если бы не Грачёв, Артур бы умер от обезвоживания или от голода.       После потери танка, Артур и Грачёв оставались в резерве, на случай если кто-то из выживших танков погибнет. В общем-то бездельничали. Грачёв часто помогал другим механикам с починкой танка, Артур же целыми днями сидел на одном месте и смотрел в одну точку. Вспоминал Митю. Вспоминал, как они весело проводили время в Киеве во время увольнительных, как один раз на опере Митя случайно свалился в яму к музыкантам. Как же тогда ругались музыканты! А Митя всю неделю потом прихрамывал и не мог ничего делать левой рукой. Но Митя не унывал, он обратил всё это в шутку. А если бы упал Артур, то тогда это было бы скорее грустным событием, чем весёлым. Митя до самого конца вспоминал это событие и долго смеялся, с ним смеялся и Артур, который тогда не на шутку перепугался.       — А ты помнишь, помнишь лицо того трубача? Помнишь? Всю жизнь помнить буду! Насколько же у него было нелепое лицо! — восклицал он.       — Ты вспомнил бы ещё моё лицо! — говорил ему Артур.       Артур вспоминал, как, возвращаясь из театра поздно вечером, они нарвались на местную шпану и вместе дрались с нею, а потом вместе убегали от неё, как вместе драили туалеты в наряде в училище, опоздав с увольнительной. И сейчас его нет! Нет его! Он лежит там, возле остатков танка Павловского с дырой в груди. Его даже похоронить по-человечески нельзя. Командование уже высказалось по этому поводу: запретило любые попытки подобрать мёртвых солдат, чтобы не рисковать жизнью живых. Всё это, конечно, разумно, но… Что они теперь будут гнить на поле боя на радость немцам? И никаких почестей? Как Артур будет смотреть глаза старой, больной матери Мити? Ведь Митя — это всё, что было у старушонки. Муж её почти сразу же после рождения Митьки развёлся с нею, а потом, говорили, застрелился. Родители умерли от голода во время Первой Мировой. Даже подруг у неё не было. Она его так любила, так не хотела пускать его в это танковое училище… А Митька взял и сбежал туда без спроса. Правильно ли он поступил? Сможет ли теперь его больная мать пережить горе от потери единственного сына и одновременно единственного близкого человека?       Весь огненный пыл, который был у Артура, который гнал его в атаку, погас. Он не хотел воевать, его раздражала война. Он сидел на травке и кис. Грачёв иногда где-то пропадал, а в остальном сидел рядом Артуром и иногда говорил что-то, рассчитывая, что Артур ответит, но Артур молчал. Грачёв, наверное, скоро забудет его голос. Артур стал больше курить. В этом он нашёл некую «отдушину». Он уже и не считал, сколько пачек он скурил.        Танкисты долго пухли в окружении. Только на следующий день после штурма Дубно немецкий корпус предпринял попытку атаковать окружённых с Запада, но атаку отразили. Артур и Грачёв так и оставались в резерве. Раньше, наверное, Артур бы и сам сбежал на поле боя, но сейчас… Он продолжал сидеть мирно на травке, даже не шелохнувшись. Что же с ним происходит? Это точно Артур? Неужели горе так ломает человека?.. Вот же русский народ! Сидят в окружении и в ус не дуют. И не сдвинешь же их с места, пока они сами не захотят.       — Артур, Артур, послушай, — в один из вечеров решил попробовать разговорить Артура Грачёв. — Нужно поговорить.        Ответа не последовало.        — Ладно молчи, но послушай. Я не думаю, что Митька хотел бы видеть тебя таким. Может надо хоть как-то взаимодействовать с внешним миром? Я понимаю тебе больно, мне тоже больно. Но это же не повод… Я к чему это всё затеял-то… У Нефёдова механика-водителя убило. Помнишь такой лысенький с усами? Вот. Меня к нему определили. А тебя к Чугуеву определили командиром. У него КВ, хороший танк, говорят. Единственный, наверное, на всю группу остался. Уж не знаю, как вы с ним там уживётесь. Прощай, Артур. Может свидимся ещё.        Артур как будто бы проснулся. Встал, обнял Грачёва. На его лице появилось что-то на подобие улыбки.        — Обязательно свидимся, Кузьма Иваныч. И на этом и на том свете найду. Насчёт Чугуева не беспокойтесь, мне теперь всё равно.       Артур медленно и безразлично побрёл в сторону единственного выжившего КВ. Как вдруг он услышал знакомый звук летящих бомбардировщиков. Опять! Опять бомбардировка! Исчерпав возможности в бою уничтожить танковую группировку, немцы решили сравнять их с землёй при помощи своих любимых «юнкерсов» и «хейнкелей». Самый лёгкий способ ведения войны! Сидишь себе в штабе да названиваешь лётчикам, чтобы полетали, посбрасывали свои бомбы, а потом нужно только прийти и занять освободившиеся окопы. Любой ребёнок с этим справится. Главное, иметь хорошие самолёты, производить к ним бомбы и иметь хороших лётчиков, то есть развивать авиацию. Ну ещё желательно в первый день войны уничтожить почти всю авиацию противника. Делов-то!        Артур уже привычно нашёл какую-то ямку, лёг и так пролежал где-то час бомбёжки. Его уже расшатанные нервы приводились в ещё худшее состояние. Это уже не нервы, а «нервишки». Самолёты несколько не жалели боеприпасов, нещадно избавляясь от них. Где же они столько берут! Всё рвалось, гудело, визжало, ревело. Артур лежал на земле и считал разрывы снарядов. Интересное занятие. Успокаивает. Подсчитал где-то около сорока. «Что-то мало» — подумал Артур и продолжил своё путешествие.        КВ стоял в небольшом полуразрушенном здании, здесь у него была позиция. Хорошая позиция, надо сказать. Простреливались многие участки. Но немцы, сволочуги такие, здорово пристреляли танк, и людей косило с невероятной скоростью. А танк отсюда уже просто так не убрать. Нужно разгребать завалы полуразрушенного дома, ибо они окружили КВ со всех сторон, и большая машина не могла выбраться из груды камней. Поэтому танк оставался на месте, к нему постоянно присылали подкрепление из резерва, из тех, кто остался без танка или в чьей роли в данный момент не видели смысла, например, начхим, ну и, конечно, тут было несколько сапёров и полковой инженер, которые решали, как всё-таки вывезти машину с позиции. Похоже, они решили просто перетаскать все камни. Пока перетаскивают камни, танк будет стоять здесь. Людей будет косить, и сюда будут присылать пополнение. Пополнение может закончиться, но людей косить будет всё равно.       Когда пришёл Артур, работа кипела. Сапёры таскали камни, танкисты что-то активно чинили. Первым вошедшего заметил начхим Коротшенцев. Его можно было на все сто процентов назвать «паршивым интеллигентом». Во время случившегося иногда свободного времени он почему-то считал нужным рассказывать солдатам какие-то факты про химические элементы, которые иногда приводили к тому, что бойцы валялись со смеху.       — Вот возьмём, например, 51 элемент, — говорил Коротшенцев. — Сурьму. В Древнем Египте девушки использовали сурьму в качестве косметики для лица. А вот в Средние века сурьма использовалась в качестве слабительного. Она была столь драгоценной, что их иногда извлекали из собственных экскрементов, чтобы употребить заново.        — А экскременты это…? — спрашивал у него сапёр Короленко.        — Ну… — Коротшенцеву как интеллигенту было противно называть вещи своими именами. — Отходы вашей жизнедеятельности…        — Какашки в общем, — пояснял сослуживцу другой сапёр Емельяненко.       — В таком макаре, товарищ начхим, нам можно отседова вообще не выходить и помощи не получать, — сделал вывод Короленко. — Будем еду из своих «экскрементов» получать, а воду из мочи. Всё просто.        — Вам бы всё лишь бы в шутку перевести! — обижался Коротшенцев.        Последнее, что нужно солдату — это интересные факты про химические элементы, да и вообще вся эта сильно умная наука. У солдата есть одна наука: наука быть солдатом. Сложная наука, не для всех. В отличие от других наук, её не изучают, не пишут о ней книги. Каждый человек, попадая в армию, сам изучает науку и определяют свой солдатский путь.        Первые дня три Чугуев с Артуром вообще никак не общались, да и повода не было. А кто же без повода будет разговаривать с тем, кому раза два морду набивал? Собственно, на четвёртый день Чугуев не выдержал.        — А где же тот вор вёдер с водой?        — Его Митя звали вообще-то.        — Звали? Значит, погиб, — некоторое время он молчал. — Ну прости, я же не знал… Третий старенький… тоже?        — Нет, его перевели к Нефёдову, — Артур говорил безучастно, равнодушно.        — Понятно. Слушай, нам же как-то надо налаживать контакт, не думаешь?        — Ты не представляешь как мне всё равно. Я не злюсь, мне всё равно просто, понимаешь?        Столько всего потеряло смысл, после того как погиб друг Орехов…        Спустя несколько дней ада, обстрелов, покалеченных людей вокруг, бомбардировок, КВ всё-таки удалось вытащить из проклятого дома.        — Игорь, Игорь, — так звали механика-водителя КВ. — Немного влево дай, немного совсем, — командовал Артур. — Короленко, Короленко, убери камень, давай.        Немцы, заметив движение, открыли ураганный огонь. Артур спрятался за открытом люком и залез в танк.        — Надо, надо выезжать, пока не…       Осколок стукнул по башне. «Как бы башню не заклинило», — подумал Артур и как накаркал:        — Артур, башню клинануло!       Чёрт, чёрт, чёрт!        — Игорь, давай выкарабкиваться пока не поздно.        — Куда рулить-то не вижу, товарищ лейтенант!        — А! — громко выругался Артур и вылез наружу, закрывшись люком. — Давай назад прямо! Теперь влево немного, давай! Стой, чёрт!       Сапёр Короленко лежал навзничь то ли мёртвым, то ли без сознания, и мешал проезду танка. Обстрел тем временем продолжался с той же силой, и Артур не решался вылезти из безопасного места. Но и передавить человека, даже может быть мёртвого, он не хотел.        Он быстро спрыгнул, быстро побежал к Короленко, надеясь проскочить. Он даже не устанавливал жив Короленко или нет, просто оттащил его на безопасное расстояние и такими же быстрыми движениями залез обратно в танк. Отдышался.        — Что там было-то лейтенант? — спросил механик водитель.        — Сапёр. Мёртвый кажись.        — Раз он мёртвый, чего ты жизнью то рисковал? — решил поинтересоваться Чугуев. — И всеми нашими шеями?        — А вдруг живой?        — Товарищ лейтенант, ротный требует вывозить танк срочно, — донёсся голос стрелка-радиста.        — А мы чем по его мнению занимаемся?! — раздражённо вскрикнул Артур. — Игорь, давай по тому же направлению. Жми. А то вот слышишь, тупыми нас считают.       Танк продолжил двигаться в том же направлении. Экипаж был в напряжении, буквально считая каждый рывок военной машины. Артур снова высунулся из танка. Ещё немного усилий командирского голоса Артура и сил Игоря, и танк был освобождён. Сразу же после этого Артур увидел маленькую фигурку ротного, манившего танк за собой.        КВ остановился в небольшом углублении и занял довольно выгодную позицию. Танк наскоро замаскировали, разлеглись рядом на заслуженный отдых. Тут Артур вспомнил про Короленко. Нужно же забрать его документы! А может, он вообще живой… Артур тихо ушёл, стараясь не разбудить танкистов. Но Чугуев таки умудрился уцепиться за ним.        — Куда ты идёшь? — шёпотом и заговорщическим тоном спросил Чугуев.        — Короленко… Надо же документы забрать…        — Да больно оно надо!        — Ну тогда иди спи.        Артур оставил Чугуева спать, а сам пошёл в проклятый дом. Буквально через секунду он услышал сзади себя запыхавшийся голос Чугуева:        — Больно быстро ты бежишь, даже не угонишься за тобой.        Короленко был очевидно мёртв, а немцы открыли огонь, заметив движение. Артур шарил по карманам убитого, а Чугуев как мог подгонял:        — Друг, давай быстрее, вот же нагрудный карман!        — Не учи учёного! — недовольно отвечал ему Артур.        В конце концов Артур таки нашёл документы, и они с Чугуевым молнией понеслись к безопасному месту.        Через секунду они уже были рядом с танком. Чугуев улёгся на траву и, зевая, сказал:        — Надо заканчивать нашу войну, нашу с тобой, я имею ввиду, а то Бог знает, сколько мы тут простоим.