***
Как оказалось, это были остатки третьей армии Кузнецова. Они шли от самого Гродно, чуть ли не с первого дня войны. Розанова, Фугу и Хорышева отдали в помощь медсанбату, там этому были несказанно рады: рук не хватало. Динка понемногу отходила от операции. Она даже не поняла, как её принесли на операцию, где она и почему. Она помнила только ужасную боль, людей в белых халатах и масках, что окружили её и деревянный пол под столом… Она не могла думать ни о чём, кроме своей раны и сына. Она долго пыталась убедить себя, что до Москвы они добрались, просто письмо до неё дойти не может. Но подумав, оценив обстановку, она начала бояться, что поезд так и не доехал до Москвы, а его разбомбили самолёты или передавили танки. Во всём этом ужасе в хорошее уже не верилось. Она мучила, изводила себя этим вопросом. Врачи давали положительные прогнозы по типу «до свадьбы заживёт». До какой такой свадьбы? Какая может быть вообще свадьба, когда так всё плохо, когда у неё умер муж?! — Тело молодое, со всем справится, — сказал однажды врач. Жору это утешило, а её… Сейчас она не чувствовала в себе молодости, какая была раньше. Прежней лёгкости не было, и не понятно, вернётся ли она. Хотелось бы верить, что вернётся. Но вот только когда всё это кончится? — Давай, Динка, за маму, за папу, — Хорышев кормил Динку с ложечки. Динка была еле живая и не могла есть сама. Она хотела бы поприпятствовать тому, что её кормят, как ребёнка, но сил не было. — Ну давай глотай. За братьев, за сына, давай. Хорышев поторопился, и Динка подавилась. — Да японский городовой! — воскликнул Жора и стал активно стучать её по спине. Динка успокоилась, и кормление продолжилось. Хорышеву чего-то вдруг захотелось пофилософствовать. — Как крысы какие-то вынуждены ползать, прятаться на своей собственной территории. Что же это такое… Всё же должно быть по-другому, чёрт возьми! Армия шла, каждый день надеясь дойти до своих. Люди сбивались с ног от усталости и голода, и только надежда гнала их вперёд. Но фронт всё катился и катился на восток. Но они обязательно дойдут, дойдут…ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
4 декабря 2022 г. в 16:00
Ей было больно. Очень больно, и ради избавления от неё она могла пойти на всё, даже не смерть. Боль была хуже смерти. «Только бы всё закончилось», — думала она. Но Хорышев всё трусил нажать на спусковой крючок. Только бы он смог, только бы он смог и поскорей…
Мир плыл вокруг неё, она не могла отчётливо рассмотреть ни Хорышева, ни Розанова. Да и она и не отдавала себе отчёта о том, что происходит. Единственное, что хотела, это чтобы Жорка наконец-то выполнил своё обещание, и это бы всё закончилось. Всё. И это нерешительное лицо Хорышева, и проклятое окружение, и боль, и испуганное лицо Розанова, и её нескончаемое чувство вины перед Шурой и всей группой. И им всем будет легче.
Она зажмурила глаза и подумала о том, что может быть она умрёт так быстро, что боль от выстрела не почувствует, как вдруг в хату ворвались. Хорышев с Розановым похватались за винтовки (Хорышеву к пистолету ещё понадобилась винтовка), но это оказался Фуга. Он очень сильно запыхался. Всё ещё часто дыша, он сказал:
— Скорее, мы можем не успеть…
— Что не успеть, Никита? — спросил Хорышев, продолжая держать пистолет в руках. — И где Михин?
— Там из окружения прорывается целая армия, ну точнее её остатки. Мы нашли стоянку.
— Где Михин? — повторил Хорышев.
— Я не знаю, командир. Бежал за мной, а потом… Не знаю. Спешить нужно, товарищ младший лейтенант. Стоянка может закончиться. И ещё это, там врачи есть, они говорят могут помочь, — Фуга кивнул на Динку, понимая, что гложет Жорку.
— Неужели, ты не шутишь? — засуетился Хорышев. — Ну давайте, берите Динку, берите носилки, а я… Никита, покажи где стоянка.
Фуга отдал ему карту и показал, где на ней отмечена стоянка.
— Ты без карты дорогу найдёшь?
— Найду, — уверенно сказал Фуга, и Жорка ему верил.
— Я найду Михина. Собирайтесь, быстрее. Динке совсем плохо.
Когда Розанов с Фугой были готовы к выходу, Хорышев обнялся с ними, подошёл к Динке, потрогал её за щёку и сказал:
— Всё же нужно бороться до последнего. И за это не нужно винить себя.
Они ушли. Жорка ещё раз посмотрел на хату, подошёл к могиле Шурки и присел на корточки рядом с ней.
— Шур, плохо так получилось… — сказал он вслух, обращаясь к могиле. — Конечно, все бы хотели, чтобы было по-другому. Для группы было бы лучше, если бы ты осталась, а не… — он не договорил. Мысль эта пришла ему в голову, когда наводил на Динку ствол пистолета. — Но ты решила так, и я не вправе осуждать тебя. Это твой выбор. И… Прости меня, прости. Мне очень жаль. Может быть нужно было дать Динке пистолет, и тогда всё было бы проще… Получилось, как получилось. Спасая одну жизнь, я потратил другую. Уж извини, что этой оказалась твоя. Вселенная расставила всё по своим местам. Ну всё, мне нужно бежать, спасать Михина. Прощай, Шурка.
Он слегка прослезился. Встал, поклонился и пошёл по направлению, указанном на карте. Он хотел изложить все свои переживания сразу после захоронения или даже до, но такое всей группе лучше не слышать, решил он. Пусть это будет их таким небольшим секретом.
Если Михин бежал за Фугой, то он должен быть где-то на этой дороге. Он внимательно осматривал все кусты и всё, где можно находиться, но знакомой тощей и высокой фигуры бывшего выпускника нигде не было. Он уже отчаялся и просто побрёл к лагерю, как вдруг что-то увидел в болоте поблизости. Он решил проверить, что-то ему подсказывало, что это может быть Михин. Подошёл к болоту и ясно увидел: чья-то голова. Стал пытаться вытаскивать, извазюкался весь в грязи. Его чуть самого не затянуло в болото. Сначала показались плечи, потом руки, туловище, и, наконец, ноги. Да, это был Михин. Наверное, он так спешил, что споткнулся, упал в болото, и его засосало, затянуло на дно.
Жорка проверил пульс, он еле-еле стучал по стенкам. Тогда он стал пытаться его откачать, как его учили в училище. Надавливая на спину, он сжимал ему грудь, пытаясь очистить ему дыхательные пути. Тина стала потихоньку вылазить изо рта Михина. Потом он сделал ему искусственное дыхание, но Сашка всё не приходил в себя. Хорышев снова проверил пульс и не нащупал. Третья могила. Он умер на его руках.
— Чёрт! Твою мать! — закричал он чуть ли не на весь лес.
Хотелось рыдать. Не плакать, рыдать.
Гоша пытался раскопать яму, но у него не получалось. В одиночку, да ещё и без лопаты, это сделать очень сложно. Тогда он психанул и, дотащив Михина в какой-то овражек, накрыл его веткой. Отметил это место на карте.
— Прощай, Сашка. Третий ты уже у меня. Третий! А если считать Бурана, то четвёртый… Прости, если был к тебе несправедлив и… Я очень уважаю тебя за то, что пошёл добровольцем после выпускного. Покойся с миром!
Он встал, последний раз посмотрел на Михина и пошёл к лагерю.
Он плакал и злился одновременно. Весь измазанный болотной грязью, он бежал до стоянки армии, временами спотыкаясь и утирая на лице грязь. Он боялся не успеть и в армию, и к Динке, которая в любую секунду могла умереть, спешил как мог, забыв смотреть под ноги.
Вдруг, ворвавшись на опушку, он нарвался на солдата в плащ-палатке. Наверное, это был часовой. То, что это был наш часовой, а не немецкий, Хорышев подумал ещё до этого. Солдатик был ещё совсем молоденький, но уже сейчас он был высок и широкоплеч.
— Стоять! — громко крикнул часовой.
— Смотри, солдатик, так можно и немцев к себе завлечь, — зло шутя ответил ему Хорышев.
— Кто Вы? — продолжал допрос часовой. — Предъявите документы!
— Младший лейтенант погранслужбы Хорышев, а документы достать не могу. Слишком грязный. Хотите, можете сами достать из нагрудного кармана.
— Оружие положите на землю пожалуйста, и я посмотрю.
Гоша аккуратно положил винтовку, пистолет и нож на землю и слегка пододвинул его к часовому.
— Давай только быстро, мне нужно узнать что с моими бойцами.
— Всё по правилам будет, не спешите.
Часовой полез в нагрудный карман и достал оттуда четыре красноармейские книжки и три комсомольских билета.
— Это погибших под моей командой. Мои с фамилией Хорышев, — стал оправдываться Жорка.
— Разберёмся. Вот сейчас позову товарища лейтенанта и будем разбираться.
Хорышев разозлился, схватил часового за грудки и зло начал говорить:
— Слушай, мне нужно убедиться, что с моими бойцами всё в порядке. Я уже потерял трёх, а сейчас могу потерять четвёртого! Пропустите меня, где у вас тут медсанбат?!
— Не положено, товарищ младший лейтенант, нельзя так, — трусливо стал бубнить часовой.
— Я схожу в медсанбат, а потом ко всем твоим командирам схожу. Честное красноармейское. А ты давай, тебе нельзя с поста уходить. Тебя как звать?
— Семёном. Кондратов я.
— Молодец, Кондратов. Покажи, где медсанбат.
Часовой показал направление, и Хорышев пошёл в ту сторону. Он был зол до чёртиков и устал примерно до такого же состояния. Страшно было ему сейчас перейти дорогу.
Жорка пытался найти Фугу с Розановым, пару раз обознался. Он понял, что пришёл в санчасть, по стону и крику раненых. Он огляделся внимательнее и заметил у хаты Фугу и Розанова, упорно его не замечавших. Из хаты доносились ужасные крики, похожие на Динкины. Рядом с хатой был умывальник, где Жорка наконец-то отмыл свои руки и лицо от болотной грязи. Вода, к тому же, сняла все его бурные эмоции.
Жорка подошёл ближе, и Фуга с Розановым наконец-то взглянули дальше своего носа.
— Командир! — почти в унисон сказали они.
— Что с Динкой?
— Ей операцию делают в хате, — Фуга кивнул в сторону хаты. — Что с Михиным?
— В болоте Михин утонул. Кое-как вытащил, похоронил в овражке.
— Как я не заметил… — посетовал Фуга.
— Перед операцией врачи что-то говорили? — обеспокоенно спросил Жора.
— Старый дядька врач сказал, что ещё бы несколько часов и конец, и что он сделает всё возможное.
— Старый дядька это хорошо, у него опыта много.
Крики не желали утихать. Жору они очень беспокоили, он хотел как-то помочь, спасти её от боли, но он ничего не мог сделать. Только беспомощно сидеть на скамейке и слушать страшные крики.
Вскоре Жора увидел часового Кондратова, только без плащ-палатки, видимо его кто-то сменил, с каким-то командиром в придачу. Они шли прямо к нему, и Хорышев понял зачем. Опять Кондратов будет требовать, чтобы он походил по его командирам.
— Ну что вы проверили своего бойца? — спросил лейтенант, шедший рядом с часовым.
У лейтенанта был превосходный командный голос, какой всегда мечтал себе Хорышев.
— Никак нет, операция ещё идёт.
— Ну вот, пока идёт операция, вы объяснитесь. Историю ваших бойцов мы уже слышали, сочли довольно вменяемой. Они всюду на Вас ссылаются, — лейтенант вкратце пересказал правдивую историю Фуги и Розанова. Лейтенант мог бы и не пересказывать, Хорышев был уверен, что Фуга и Розанов ничего не придумали. — Вы подтверждаете их рассказ? Можно всё-таки Ваши документы?
— Документы, пожалуйста, — он достал из нагрудного кармана свои документы и протянул их лейтенанту. — Рассказ своих бойцов я подтверждаю. Что ещё от меня требуется?
Лейтенант вернул документы, отдал честь и удалился.
Жорка вернулся к хате и продолжил слушать крики. Он был рад долгожданной операции, но слова врача «мы сделаем всё возможное» звучат как-то отчаянно, как будто надежд остаётся мало. Жорка закрыл голову руками, сильно нервничал. Он потерял очень многих из своего небольшого отряда и не хотел потерять ещё одного. Он ещё не свыкся с ролью командира, с тем, что ему придётся жертвовать людьми ради общей цели. Он не был готов к таким жертвам, сильно уж он привязывался к людям. Жора много думал о том, что нужно бы выстраивать какую-то границу между собой и людьми, но уже только со следующими. С этими так не получится, уже привязался как собака.
И наконец-то крики в хате затихли, и стало слышно, как возятся с чем-то врачи. Гоша затаил дыхание. Старый врач в белом, измаранном кровью, халате устало выбрел из хаты. Трое пограничников встали, ожидая, когда врач заговорит.
— Ну что я могу сказать сейчас, — наконец произнёс он. — Нужно будет посмотреть, отправится ли она после операции… А так, операция прошла в штатном режиме. Сейчас больная отдыхает, её лучше не беспокоить.
Он сказал «больная», не «раненая», как будто бы всё ещё оставался в мирном времени.
— Спасибо, товарищ военврач.
Оставалось только ждать.