Дела семейные

— Это че? Макс заглядывает с отвращением в сковородку, плюющуюся во все стороны вонючим пережаренным маслом, обходит ужасно неудачно и неудобно слева, положив руки ему на плечи и едва не задев торчащую в уголке рта сигарету, возвращается к раковине, снова обходит, морщится перед ним как можно выразительнее, чтобы подольше пробыть в поле зрения — позарез надо продемонстрировать сегодня, как хорошо он разбирается в вопросах кулинарии. Выходит вместо этого, правда, какой-то поганый московский снобизм. — Макароны по-флотски, — безразлично к происходящему на плите, к нему и к жизни отвечает Козлов. Они стоят практически вплотную, потому что Макс лезет настырно под руки и сует любопытный нос куда не надо. От Макса так просто не отделаешься, даже если прикинуться посреди кухни мертвым. — Ты уверен? — настаивает он, не наблюдающий на сковороде, как бы тщательно ни приглядывался, никаких макарон по-флотски в привычном понимании и окончательно сбитый этим с толку. Козлов развеивает тут же все его сомнения впечатляюще равнодушным «не нравится — можешь не жрать» и маленечко злобным «только не жалуйся мне потом, что еды дома нет». Макс есть хочет и больше не выкобенивается. Даже сам, когда время приходит, соскребает немного подгоревшие результаты его трудов в две тарелки и, проплыв мимо Козлова к столу, целует его в висок. С последним, наверное, перегнул палку — не настолько близки еще, Козлов закрывается раздраженно рукой и отпихивает его, идиота, подальше. Обедают они впервые за майские не перед телеком, потому что Максу приспичило сесть напротив и заслонить от Козлова документалку о сурикатах, не выдав взамен ни интересной беседы, ни, уж тем более, приятного зрелища. Хлюпнув в угнетающей тишине в свою порцию немного кетчупа, Козлов протягивает открытую упаковку Максу, но тот бормочет что-то нечленораздельное с набитым ртом и мотает отрицательно головой. Спагетти, смешанные с мелко нарезанными наггетсами, оказываются и без того на редкость вкусными.