Нефритовая шпилька

Поиски начались в течение часа и продолжались до заката. Лань Цижэнь поначалу хотел обыскать Пристань Лотоса, вот почему они с Цзян Чэном не нашли общий язык в Зале Познания Меча. Разумеется, старик не имел никаких полномочий для подобных действий. А даже если клан Гусу Лань и мог попросить дружественный Юньмэн Цзян о такой огромной услуге, это полагалось делать лично Цзэу-цзюню, который почему-то отсутствовал в делегации. И такой простой факт встревожил главу Цзян даже больше, чем щекотливость ситуации в целом. Появившийся как раз вовремя Вэй Усянь выдвинул встречное предложение — заняться поисками за пределами Пристани Лотоса, в которой известный заклинатель попросту не смог бы спрятаться на целый день без содействия местных (которого Лань Ванцзи, как уверяли и Вэй Усянь, и Саньду Шеншоу, не получал). Мол, после ужина Лань Ванцзи по каким-то срочным ланьчжаневским соображениям и впрямь встал на меч и отправился обратно в Гусу, но по пути что-то привлекло его внимание, он остановился и оказался, к примеру, отравлен или временно захвачен в хитроумную ловушку, то есть, в таком состоянии, что был вынужден продолжить путь пешком. Иначе говоря, замедлился и не успел прийти вовремя ни в Облачные Глубины, ни вновь вернуться в Пристань Лотоса — то-то и всего. О том, чтобы он был серьезно ранен и сейчас ожидал помощи, и речи идти не могло — все-таки, это Ханьгуан-цзюнь. Вэй Усянь и сам не раз сражался с ним, бок о бок или лицом к лицу. И одно он понимал твердо. Лань Ванцзи не может пострадать или… или… Смутное беспокойство разливалось по телу и собиралось где-то в области диафрагмы в тугой комок неоформленных, но все-таки пугающих страхов. Что «или»? Вэй Усянь и сам не знал. Чувствовал только, что если что-то и вправду случилось или еще случится, то это будет на его совести. Не нужно было ему пить столько Улыбки Императора — все-таки, он уже не юноша. Все-таки… все-таки… он и сам не понимал, что таилось за этим словом. Но нападки Лань Цижэня и впрямь грели ему душу. Пожалуй, только необходимость позлить старика своей непрошибаемостью и держала Вэй Усяня в тонусе. Сложив в уме одно с другим, Вэй Усянь понял, что Лань Цижэнь подозревает некий сговор. Возможно (только возможно) он посчитал, что Лань Ванцзи, узнав о грядущем договорном браке, бросился в Юньмэн к, упаси всеблагие боги, тайной подружке. А он, Вэй Усянь, во всей этой истории, конечно, выступает в качестве сводника, ведь только такой порочный падший человек мог сбить с истинного пути чудесную капустку старика Ланя. Наверняка, истина была где-то рядом. Зачем еще Лань Цижэню пускаться в погоню, если только не из страха, что нечто (или некто) помешает его планам на супружество племянника? Лань Ванцзи всегда был завидным женихом, второй в списке лучших молодых господ мира заклинателей, Ханьгуан-цзюнь, обладатель непревзойденной мощи и талантов. Правда, все боялись, что суровая гусуланьская жизнь сделает его затворником, каким когда-то был его отец, и этот красавец, еще чего, станет монахом и уйдет куда-нибудь в горы совершенствоваться в одиночестве долгие столетия. Впрочем, заклинательницы все равно надеялись на лучшее. И, видимо, не прогадали. Хоть и не было понятно, по какой такой причине Цзэу-цзюнь, сам пока не собирающийся плодить наследников, согласился с Лань Цижэнем в необходимости принуждения по части брака, но старик, видимо, имел более чем серьезные намерения насчет его младшего брата. Вэй Усянь от души сочувствовал Лань Ванцзи. Все-таки, тот не был ни пятой дочерью в захудаленьком клане, ни даже прямым наследником какого-нибудь эгоистичного главы, от которого требуют внуков, способных продолжить дело предков. Более того, у Лань Ванцзи всегда была неумолимая воля и немалое самоуважение, как и положено прославленному воину, из-за чего многие даже ошибочно считали его гордецом. И теперь смириться с подобным? Вот уж нет! Вэй Усянь много лет назад уничтожил Тигриную Печать Тьмы, но ему казалось, что, окажись он в такой ситуации, это был бы повод вспомнить былое и объявить войну всему заклинательскому миру разом. И Вэй Усянь, и Цзян Чэн уже слишком давно были совершенно лишены «твердой руки старшего поколения», если не считать их шицзе, которая, к счастью, проводила в Пристани Лотоса вместе с маленьким наследником клана Ланьлин Цзинь добрую треть времени, а то и больше. Мнение тетушек, дядюшек и прочих свах их не слишком-то интересовало, а Яньли по обыкновению не вмешивалась в дела братьев. Двух Героев клана Юньмэн Цзян всегда считали слишком своенравными и дерзкими, точно они стали искаженными отражениями Двух Нефритов Гусу Лань. Никто не мог и не смел найти на них управу что в юные годы, что теперь, когда один стал прославленным победами на поле брани главой клана, а второй… Вэй Усянь и сам не всегда до конца понимал свой статус. Лучшим учеником клана его уже точно никто не называл, и ладно. Он много ходил по ночным охотам, истребляя или укрощая любую опасную нечисть на своем пути. Наставлял учеников и придумывал забавные штуки — вроде компаса тьмы, о котором размышлял, еще когда учился в Облачных Глубинах. Теперь Вэй Усянь, чувствуя себя в праве, практически возглавил «охоту на Ханьгуан-цзюня», как он называл происходящее про себя. На просторном тренировочном поле Пристани Лотоса собрался отряд юньмэнцев и прибывшие на поиски ученики Гусу Лань в своих «траурных» одеждах. — У меня есть на примете пара мест, куда он мог направиться, — подумав немного, сказал Вэй Усянь, и молодежь тут же прекратила галдеть и обратила все внимание на него (конечно, шум издавали только ученики Юньмэн Цзян, а вот мягкая речь их гостей скорее походила на приятный фоновый звук вроде журчания ручья или шелеста деревьев). — Это… — Откуда нам знать, что он там? — подразумевалось, конечно, «там, а не здесь», потому что Лань Цижэнь, поджав губы и нервно оглаживая бороденку, очень не хотел покидать Пристань Лотоса, не перевернув ее вверх дном в поисках своего Ванцзи. Вэй Усянь усмехнулся: — Разве мы ищем не прославленного Ханьгуан-цзюня, того, кто всегда следует за хаосом? Юные Лани переглянулись, из толпы послышалось «верно!» и «таков наш Ханьгуан-цзюнь». Юньмэнские юноши тоже не скрывали уважения и даже восхищения Лань Ванцзи, правда, только не в присутствии Цзян Чэна, который в отличие от Вэй Усяня всегда негодовал, стоило заикнуться о талантах где-то на стороне. Возразить на такое Лань Цижэню было нечего, особенно если вспомнить о манерах — и тяжелом взгляде Цзян Чэна. Кланы Гусу Лань и Юньмэн Цзян никогда не враждовали, а их главы еще со времен Низвержения Солнца поддерживали хорошие отношения. К чему обострять и без того щекотливую ситуацию? Вэй Усяню собственный довод тоже показался вполне убедительным, чему он подивился про себя лишь позже. По его логике, разве мог Лань Чжань попасть в заварушку как-либо вне его безукоризненного поведения истинно великого заклинателя, защитника слабых и победителя всевозможных чудищ? Правда, сходу Вэй Усянь не мог назвать тварь, которая смогла бы серьезно его задержать, но все-таки... И они направились на места для ночной охоты между Пристанью Лотоса и Облачными Глубинами, которые сам Вэй Усянь старательно подбирал для Юньмэн Цзян. Если нечисть не мешала людям или находилась в заброшенном, удаленном от дорог месте, заклинатели предпочитали оставить ее про запас — например, впоследствии приведя учеников. Вэй Усянь хотел устроить ночную охоту с молодым поколением и парочкой товарищей не далее, как в конце недели, а потому активно собирал сведения обо всех происходящих в округе странностях. И все же время было против них. Низвергнуть еще куда ни шло, но вот обогнать солнце невозможно. Когда на землю спустилась ночь, стало очевидно, что они потратят больше времени на битвы с местными тварями, чем на поиски Лань Ванцзи. Вэй Усянь хотел продолжить, но и сам понимал, что при свете дня это будет результативнее. Оставив юношей и девушек из Юньмэн Цзян разбираться с наводнившими леса у старого кладбища чудовищами, он скрепя сердце пригласил гостей из Гусу вернуться в Пристань Лотоса, чтобы отдохнуть и набраться сил. — Вы правы, учитель Вэй. Все-таки Ханьгуан-цзюнь — могучий заклинатель, с ним ничего не должно случиться за ночь… — Юноши выглядели раздосадованными, рассуждая при этом трезво. Даже если Лань Ванцзи срочно требуется помощь, то, что заставило его остановиться в пути, либо недостаточно сильно и не представляет долгосрочной угрозы, либо было настолько сильно, что… уже убило бы его. И только старик Лань казался… разочарованным, но не удивленным. Вэй Усянь не успел обдумать эту странность, когда поднял взгляд на звездное небо и вдруг охнул. — Что такое, учитель Вэй? Несмотря на то, что у Вэй Усяня, как и у тех же Лань Ванцзи или Лань Сичэня, было прозвище, данное ему в бою, в обычных обстоятельствах люди зачастую стеснялись его использовать — ведь звучало оно, прямо скажем, внушительно, все равно, что оскорбление кинуть. Хотя сам он только посмеивался: «благородный муж» или «необычайный талант» — это одно, а вот зваться Величайшим Злом, то есть, Ушансе-цзунем, вероятно, может не каждый. Поэтому его называли учителем Вэем или молодым господином Вэем. — Сигнальные огни! — озарило Вэй Усяня. — Почему он не запустил сигнальных огней? Заклинатели всегда носили с собой что-то, что могло показать другим их местоположение. Как минимум, это позволяло младшим призвать кого-то из более опытных на поле боя. А если тварь попадалась непростая, то долгом любого заклинателя было не допустить жертв среди местных жителей — и потому подмога обычно не была делом зазорным, хотя покрасоваться и показать себя в одиночку любили все. Правда, никто никогда не слышал, чтобы Лань Ванцзи звал кого-то на помощь. — А у Ханьгуан-цзюня могли быть сигнальные огни с собой?.. — спросил Вэй Усянь у ближайшего юноши в белом. Тот вполголоса что-то сказал товарищам и покачал головой: — Вряд ли. Наверняка мы не знаем, но… — Ванцзи знает, что любой заклинатель должен носить при себе сигнальные огни, — не терпящим возражений тоном прервал ученика Лань Цижэнь. Похоже, что в его присутствии даже предположить, что Лань Чжань мог нарушить какое-то правило, пусть и неписанное, было для него попросту неприемлемо. — Только как это поможет нам? Я не вижу в небе никаких вспышек, — сварливо заметил он. — Так ведь это же хорошо, — широко улыбнулся Вэй Усянь. Все посмотрели на него, точно решили, что он спятил. — Это означает, что он не в беде. Он бы послал сигнал, как того предписывают правила, я уверен! «И вправду спятил», — было написано на лице стоявшего рядом гусуланьского юноши, самого разговорчивого из них. Кажется, его звали Лань Цзинъи. А Вэй Усянь между тем ощутил такое облегчение, будто натянутые тетивой донельзя струны души отпустили куда-то ввысь невидимые стрелы. Или как будто наконец снял с головы туго тянущую за волосы ленту в конце тяжелого дня. — Пойдемте домой, — предложил он, чувствуя себя слегка окрыленным. — Мы покажем вам юньмэнское гостеприимство! *** Еще была глубокая ночь, а Вэй Усянь уже открыл глаза, и более того, он понимал, что неспроста. В тот же миг, как проснулся, он осознал две вещи: что утро еще не настало и что в его комнате кто-то есть. Но никакого чувства опасности не было, только легкое беспокойство. Так бывает, когда спиной ощущаешь, что на тебя кто-то смотрит, и по затылку бегут мурашки. Вэй Усянь тоже их почувствовал, но только всем телом. Определенно, на него кто-то… — Лань Чжань?! — Он вскочил и спросонья ударился о спинку кровати. Непогашенный светильник на столе источал тусклый свет сквозь рисовую бумагу с акварельным узором горных вершин. В едва приглушенной им темноте послышался легкий вздох. — Вэй Ин, — безо всякого выражения произнесла тень в углу, видимо, заменив этим приветствие. — Что… Где ты был?! Мы тебя повсюду искали! Ста… Лань Цижэнь… — слегка разозленно начал Вэй Усянь, вскочив с места, но тут же осекся, заметив выражение лица Лань Ванцзи. И не только лица — весь он выглядел совершенно обыкновенно! Даже лента на лбу не сдвинулась ни на цунь с момента их последней встречи… которая случилась будто много-много дней назад. Вэй Усянь невольно опешил. — Я знаю, — почему-то Лань Ванцзи предпочел ответить только на ту часть спонтанных путанных слов Вэй Усяня, которая не была вопросом. Вэй Ин сидел на горячей после сна постели, вцепившись пятернями в ворох одеял, и понимал лишь, что очень хочет рассмеяться. Вся ситуация от и до была абсолютно нелепой. И даже то, что она так по-глупому разрешилась, тоже. Вот же он, Ханьгуан-цзюнь, прямо перед ним, уснувшем в одном только нижнем халате. Вэй Усянь про себя порадовался, что не додумался лечь спать голышом — в жаркую погоду он иногда так делал, хоть по всем правилам приличия и не следовало. Но вслед за жителями Облачных Глубин в юньмэнское лето точно ворвалась горная прохлада. От Лань Ванцзи тоже веяло холодом. Светильник на столе облепила мошкара. — Как ты… здесь оказался? — собрался наконец Вэй Усянь. Если Лань Ванцзи предпочитает делать вид, будто все как обычно, будто ничего и не случилось, что ж, он готов поддержать столь благое начинание. Весь день он хотел только отыскать его, помочь, если нужно, и потому было совершенно не до того, чтобы обдумать причину, по которой Лань Ванцзи тогда ушел. А Вэй Усянь не сомневался — все из-за его глупого внезапного поцелуя. Не сомневался потому, что тоже не понимал, как реагировать на такое. Но сейчас, когда Лань Ванцзи снова оказался в одной комнате, прямой и несгибаемый, точно скала послушания с пятью тысячами правил… он вновь почувствовал в себе неудержимую тягу выдать что-нибудь эдакое. Стыдно признаться, но очень уж ему понравился тот Лань Чжань, что смотрел на него не отрываясь и сжимал в объятиях, как будто желая вдавить в свои плечи, руки и губы. Особенно губы… Как ни странно, делать ничего не пришлось — Лань Ванцзи справился сам. Он сделал шаг в квадрат света, ближе к разбуженному, и тихо признался: — Разве ты не обещал обучать меня? Вэй Усянь уже дважды лишился дара речи за очень короткий промежуток времени, что было неслыханной дерзостью, которую нельзя было простить даже Лань Ванцзи. Но пока он смог только обескураженно уточнить: — Ты что, пришел на урок? Лань Ванцзи кивнул. То ли в этом было виновато неверное пламя свечи, то ли что-то в выражении его лица, но он очень напоминал себя прежнего — такого, каким Вэй Усянь изводил его много лет назад, будучи горе-учеником старика Ланя. Всего каких-то три месяца — а сколько всего тогда случилось! И тот Лань Чжань верил всем его басням и чуть что, тут же начинал смущаться и хвататься за меч. В следующий раз по-настоящему они встретились уже после того, как Облачные Глубины были сожжены, как и определенная доля невинности и очарования одного из Двух Нефритов клана Лань… Хотя нет, были ведь еще состязания в Цишане, но все, что там случилось — одно сплошное недоразумение да и только. Этим недоразумением, конечно же, был он сам, Вэй Усянь собственной персоной. И он ни о чем не жалел. Через несколько лет он все же узнал от Цзэу-цзюня, в чем истинное предназначение налобной ленты клана Гусу Лань, и еще долго подшучивал над Лань Чжанем на совместных охотах, требуя, чтобы он наконец взял на себя ответственность и заключил с ним брак, как полагается добродетельному господину, ведь иначе на поруганного ленточкой Ушансе-цзуня никто больше не взглянет. На это Лань Ванцзи лишь кидал ледяные взгляды, но в целом это его не трогало, и вскоре тема приелась даже самому Вэй Усяню. Теперь он вспомнил об этом и ощутил, как краснеет от натоптанных пяток до самых корней волос. Раньше он об этом не думал, но, должно быть, Лань Ванцзи и впрямь небожитель, если терпел его выходки и ни разу не попытался прикончить в отместку! Что ж, он действительно обязан своему ночному гостю за столь великодушное обращение. Выпрямившись и поправив ворот алой нижней рубахи, словно желая выглядеть представительным хотя бы отчасти, Вэй Усянь спустил ноги с постели и пригласил Лань Ванцзи присесть рядом. Тот колебался, но его сомнения не были поняты верно: — Мы и впрямь в тот раз прервались очень резко. Следует многое наверстать. И, конечно, ничего не выйдет, если ты будешь стоять там как истукан. Давай, садись ближе ко мне! Хоть это и моя постель, но посмотри на себя — уверен, на твоем белом как саван верхнем платье нет ни пылинки, так что я спокоен и не буду обижаться на тебя за нарушение границ. Для убедительности он похлопал ладонью по жесткому матрасу около себя, подняв небольшое облачко пыли. И впрямь, его постель почти наверняка была грязнее, чем дорожные одежды чистюли Лань Ванцзи. И то ли Вэй Усянь уже начал накручивать сам себя, то ли это и впрямь стало еще заметнее, когда тот наконец присел. — Итак, с чего ты хочешь начать? — поспешил отвлечь все внимание на себя «радушный хозяин». Опущенные ресницы Лань Ванцзи едва заметно трепетали, бросая длинные тени на нефритовые щеки. Вэй Усянь невольно залюбовался — впрочем, на его молчаливого друга было трудно глядеть, не любуясь хотя бы отчасти. Во времена обучения и после Вэй Усянь не раз спрашивал у товарищей, считают ли те красивым Лань Ванцзи, и даже Цзян Чэн, неизменно отвечавший бранью да ехидными намеками а-ля «ты постоянно говоришь про Лань Ванцзи, точно влюбленная девица», не отрицал очевидных фактов. Лань Ванцзи действительно услаждал взгляд любого, кто на него смотрел — только вот… «Его брат все же поприятнее будет», — однажды Цзян Чэн как всегда лаконично и четко сформулировал то, что и без того было у всех на уме. Когда Лань Ванцзи занимался своими делами, отрешенное выражение его лица можно было списать на добродетельную маску живого воплощения даосских практик и норм. Но стоило ему поднять взгляд или, и того хуже, посмотреть прямо на тебя, и точно в каждую его черту, как в кривом бронзовом зеркале, закрадывалось леденящее искажение. При первой встрече Вэй Усянь охарактеризовал для себя внешний вид Лань Ванцзи как траурный, и тогда он ничуть не преувеличил: белые одежды — еще полбеды, но застывшая на его несомненно идеальном в остальном лице скорбная гримаса и окружавшая его и почти осязаемая аура холодности и нелюдимости лишь усилили свой эффект с течением времени. Он со всеми вел себя одинаково чинно и благородно, его слова и поступки заставляли восхищаться каждым его движением, однако чем дольше они были знакомы, тем больше Вэй Усянь замечал, что многие люди чувствуют себя неуютно в присутствии не только него, «того самого» Ушансе-цзуня, но и знаменитого Ханьгуан-цзюня, точно ледяной цветок источающего прозрачную чистоту, свет и… пронзительный холод. А глаза, эти глаза были просто безжалостны! Вэй Усянь ни у кого не видел таких глаз. Как подкрашенный хрусталь, пропускающий наружу лучи сияния его Золотого Ядра, а может, и самой души. И вместе с тем надежным барьером не позволяющий до них добраться — лишь подсмотреть, вздохнуть и поспешно отвернуться, чтобы не гневить богов. И хрусталь бывает острым на срезе… Хрусталь нельзя растопить, точно лед, или задобрить, как небо. Да уж, иногда Вэй Усянь слишком много думал о том, что таилось за этим взглядом. Возможно, в чем-то Цзян Чэн и бывал прав — не стоило зацикливаться на подобном человеке. Но разве Вэй Усянь хоть когда-то слушал предостережения? Все было решено, когда его поймали с поличным под луной, с двумя кувшинами бесподобного вина под бесподобным, хоть он тогда об этом еще не знал, взглядом. Много, много лет назад… Им было суждено встретиться глазами. И Вэй Усянь не собирался отводить свои первым и проигрывать в их долгоиграющих гляделках. Он хотел… хотел бы выйти победителем, разумеется. Разве не все бесстрашные мужи на свете стремятся к тому же? — Вэй Ин? — вытащил его из пучины размышлений тихий голос. — А? — встрепенулся Вэй Усянь. — Да, точно. На чем мы там вчера остановились?.. Он осекся, потому что в начале фразы еще не помнил, на чем, но когда договорил, в памяти ярким, чуть расфокусированным от вина и возбуждения пятном всплыло все, что случилось тем вечером. Жара. Объятия. Поцелуй. Бедра на коленях, колени в тисках бедер. Стоны в раскрытый принимающе, моляще рот. Вспомнил и сглотнул. А потом посмотрел на Лань Ванцзи — и тот смотрел на него, просто и открыто. Будто в ожидании очередной нелепой шутки. — Ты не злишься? — виновато спросил Вэй Усянь. Он знал, что перешел все границы дозволенного. Пусть даже удастся выдать это за стандартный урок соблазнения от Ушансе-цзуня. Он мог бы притвориться, что ничего особенного не произошло. Но сил на это не было, особенно вот так, сидя рядом с Лань Ванцзи под сияющим светом его глаз. Должно быть, у тысячелетних хули-цзин такие глаза, только с вытянутыми зрачками, как у диких зверей. Лань Ванцзи покачал головой. И Вэй Усянь выдохнул — на самом деле, физически, вздымающейся от волнения грудью. И почему рядом с Лань Ванцзи все леденеет, но воздух всегда точно раскален в легких?.. — Я хотел показать тебе… Чтобы ты оценил больше моих навыков. Раз уж я… мне… — очень серьезным тоном сообщил Лань Ванцзи, выглядя как настоящий прилежный ученик, в подобающей позе и с решимостью дойти до выпускного экзамена с самыми лучшими оценками из возможных. Вэй Усянь сглотнул снова, потому что нужно было сказать: — Да? И что же ты… что же…? — Лань Ванцзи как-то беспомощно склонил голову, и он догадался: — Хотя что такой человек, как ты, может знать о подобных вещах? Мне следует тебе подсказать? Ну, чего еще ты можешь до… достичь… А затем он приказал Лань Ванцзи раздеться. Было душно, и при тусклом свете Вэй Усяню казалось, будто он уже попал в преисподнюю за все свои прегрешения. Но ад, в котором есть Лань Ванцзи, замерший рядом с ним, сжавший кулаки на коленях, не в силах поверить в сказанное Вэй Усянем? Немыслимо. Или весь ад в том, что он никогда-никогда не выполнит приказ?.. — Ха-ха, я просто шучу! — пересохшие губы не подчинялись Вэй Усяню, но он все равно так и покатился со смеху, и впрямь упав на разобранную кровать. Лань Ванцзи укоризненно посмотрел на него сверху вниз, не оборачиваясь к нему всем торсом, будто наглец был недостоин такой чести, а только повернув голову. И Вэй Усянь, не подумав, брякнул: — А с этого ракурса ты еще больше походишь на статую в храме. Он имел в виду, что Лань Ванцзи выглядит величественно и возвышенно, но тот, и не успев расслабиться, резко отвернулся, не желая больше его видеть, и весь его облик вмиг точно похолодел. Лань Ванцзи только пробормотал сквозь зубы: — Не знаю, зачем я вообще к тебе прихожу… — Но ты все же приходишь, — возразил Вэй Усянь, поднявшись. — И я всегда тебе рад и готов тебя встретить. Разве не так? Ну, хватит дуться. Лань Чжань? Я научу тебя, чему захочешь, так уж и быть. Он не видел лица Лань Ванцзи, но розоватая мочка уха находилась прямо напротив. Ему казалось, что тот сердится на него, и причин всегда было предостаточно, но он не понимал, почему именно сейчас. — А что ты умеешь? — голос Лань Ванцзи был напряжен, как и плечи. Нет, это решительно никуда не годится. Этот разговор… просто водит их по кругу: — Повернись ко мне. Посмотри на меня, не будь таким занудой, — принялся увещевать упрямца Вэй Усянь. Когда его ладонь, большая и горячая, коснулась плеча Лань Ванцзи, тот вздрогнул и повернулся к нему. Возможно ли, что его глаза, глядящие с какой-то непонятной тоской, и впрямь покраснели? Вэй Усяню стало искренне за него обидно: — Я знаю, что твой дядя твердо намерен тебя женить, но неужели и впрямь ничего нельзя сделать? Если твое сердце так противится этому, то… — Что посторонний человек может знать о моем сердце? — тихо и почти мягко, даже кротко прервал его Лань Ванцзи. Вэй Усяня точно хлестнули Цзыдянем по спине. Он отпрянул, и рука, до этого твердо сжимающая чужое плечо, теперь подрагивала, как после ожога о ледяное лезвие меча, и он ничего не мог с этим поделать. — Зачем ты так? Я ведь хочу по… — Прости, но ты не сможешь мне помочь, — покачал головой Лань Ванцзи. Странно, но, говоря такие ужасные вещи, он как будто едва заметно улыбался и выглядел как статуя Будды, примирившегося со всеми печалями. Просто и понятно — «Не лезь не в свое дело, Вэй Усянь, хватит строить из себя спасителя страждущих, ибо я не страждущий, и не твой друг, я просто…». — Нет, — Вэй Усянь не желал этого принять, — могу! — Разве может в мире быть что-то, чего Ушансе-цзунь и Ханьгуан-цзюнь не смогут добиться, взявшись за дело вместе? — Утром мы сможем поговорить со стариканом Ланем и решить все раз и навсегда, он не посмеет давить на тебя в Пристани Лотоса! Цзян Чэн… и я… Лань Ванцзи смотрел на него как-то странно. Будто был тронут такой заботой. Вэй Усянь никогда не видел у него на лице такого выражения. Воодушевленный, он продолжил: — Как-никак, мы, холостяки, должны держаться вместе и помогать… друг другу в таких делах. Знаешь, как на Цзян Чэна раньше наседали тетушки Юй? Но мы взяли и… — Не стоит. — Почему? — Он… тебя не послушает. Будет думать… Вэй Усянь со злости ударил кулаком подушку, и та чуть не разошлась по швам. — Вечно он предвзято ко мне относится! Это ваша семейная ланьская черта, что ли? И вправду, если подумать, Лань Цижэнь набросился на Вэй Усяня с первого его дня в Облачных Глубинах и с тех пор его мнение не изменилось ни на йоту. Как вполне здраво рассудил Вэй Усянь еще тогда, когда сбежал с занятий после громогласного «вон!», «что бы я ни сказал или ни сделал, он все равно поймет все не так, достижения принизит, ошибки раздует». Почему-то Вэй Усянь с юных лет частенько сталкивался с подобным отношением к себе, но он привык и обычно не принимал ничего близко к сердцу. Однако когда дело касалось не его лично, а других людей, он не мог позволить себе подобного великодушия. — Ты прав. Я ведь тоже отношусь к тебе предвзято? — Если Лань Ванцзи, чьи уголки губ едва заметно дрогнули после этой фразы, вновь начал подтрунивать над ним, возможно, все не так уж и плохо. — Лань Чжань, хочешь правду? — улыбнулся Вэй Усянь в ответ. — Вэй Ин? — На самом деле, я не столь хорош в том, чему учу, как может показаться. Лань Ванцзи помолчал, будто смакуя полученную информацию. Наконец он сказал: — Это не страшно. — Но ты в любом случае талантлив во всем, за что берешься, так что даже теория не пропадет зря! — задорно заявил Вэй Усянь, потянувшись за деревянную панель на стене. Там был тайник — вино, азартные игры, какие-то безделицы вроде незавершенных талисманов, которые следовало хранить подальше от несведущих людей, и, конечно, сборники иллюстраций из весеннего дворца — то есть, порнографии. Когда-то реакция Лань Ванцзи на подобную книгу превысила самые смелые ожидания его развратного товарища по учебе. Он не только чуть не подрался прямо в библиотеке клана Лань, но еще и разорвал книжку на мелкие кусочки. И теперь Вэй Усянь краем глаза поглядывал на второго молодого господина Ланя — что он будет делать теперь? Однако Лань Ванцзи и бровью не повел. Вэй Усянь почему-то почувствовал себя то ли разочарованным, то ли обманутым. Немного недовольно плюхнувшись на прежнее место, он полистал сборник и наконец нашел интересную страницу. Лань Ванцзи наблюдал за ним так смирно, точно ему собираются продемонстрировать даосский трактат, а не вульгарные картинки. На искусно выполненной иллюстрации мужчина и женщина слились в экстазе, совершенно обнаженные, и на их лицах довольно неплохо было отражено переживаемое ими несравнимое наслаждение. Совершенно некстати Вэй Усянь подумал, что уже показывал такую позу — и продемонстрировал ее лично, беспардонно усевшись на Лань Ванцзи прошлой ночью. Когда в последний раз он вообще так напивался? Обычно алкоголь его не брал… — Вот, — эта картинка особенно ему нравилась, поэтому горе-учитель показывал ее многим своим «ученикам», и заученные слова сами лились из уст. — Если делать это в такой позе, интенсивность повышается, а партнерша сможет сама управлять процессом и получит больше удовольствия. Правда, хорошо? Лань Ванцзи сосредоточенно, хоть и слегка отстраненно разглядывал все до детали, не принимая однако сборник из рук Вэй Усяня. В юности он даже чушь своего дяди слушал с необходимым прилежанием, будто каждое слово — драгоценная крупица истины, и теперь себе не изменял. Все-таки в нем мало что поменялось со времен их совместного обучения в Гусу, хоть при этом столь многое стало совсем другим. Вэй Усянь не мог не умилиться; так Лань Ванцзи смотрел на картинку, а Вэй Усянь — на Лань Ванцзи. — Я понял. Можно и наоборот, — заключил ученик, закончив изучение материала. — Что? — не понял Вэй Усянь. Светлые глаза непроницаемо поднялись на него. — Наоборот. Не лицом. Вэй Усянь задумался: — Хмм, но ведь так неинтересно, — возразил он. — Что значит «не интересно»? Разве смысл учить позы не в том, чтобы их менять? Ситуация была до смешного забавной. Мало того, что Ханьгуан-цзюнь ночью оказался в спальне другого мужчины, рассматривая пошлые иллюстрации после того, как его искали силами двух великих кланов, так теперь он еще и весьма нагло поучал Ушансе-цзуня премудростям секса! — Так ты не увидишь ее лица, — подметил Вэй Усянь, силясь не рассмеяться снова. — А разве это необходимо для процесса? — Лань Ванцзи пытливо пытался докопаться до правды. Тут уж Вэй Усянь не вытерпел и расхохотался. Отсмеявшись, он согласился, смахивая выступившие слезы: — Наверное, ты прав. Но разве не приятнее видеть весь процесс, чтобы ничего не упустить? — «Наверное» — это да или нет? — изогнул бровь Лань Ванцзи. — А? — не понял Вэй Усянь. — Ты подловить меня на лжи решил, никак не возьму в толк? Чего ты прикопался к этому лицу? Или хочешь попробовать? Он говорил это с вызовом, просто чтобы поспорить, но Лань Ванцзи так на него глянул, что даже Вэй Усянь слегка стушевался. И, видимо, это не осталось незамеченным: — А ты что же, боишься, что не справишься с демонстрацией? — Светлые глаза искрились, отражая в себе скрытое пламя светильника. — И… и почему это я должен все время играть для тебя роль жены? — нашелся Вэй Усянь, притворно надувшись. На самом деле, он и вправду боялся — что снова сделает какую-то глупость, за которую потом будет стыдно. Несмотря на то, что сейчас он был трезв как стеклышко, по непонятной для себя самого причине он не мог сказать точно, что выкинет (или не выкинет) рядом с Лань Чжанем в следующий раз. А ведь если подумать, так было почти всегда с самого момента их знакомства. — …Можем поменяться, — после небольшой паузы предложил Лань Ванцзи. Вэй Усянь запричитал, точно терпел сильную головную боль: — Ты пришел учиться или со мной обниматься, а? Давай лучше изучим и разберем что-нибудь в книге. Или ты попросту опасаешься читать подобную литературу в чужом обществе? — неожиданно развеселился он под конец. У Вэй Усяня, как у многих молодых господ, проводящих дни и особенно вечера в компании других юношей, всячески лишенных понимания приличий, выработался иммунитет к обсуждению откровенных тем. На посиделках в Облачных Глубинах молодые господа только и делали, что обменивались своими сборниками из весеннего дворца, сплетничали о девицах да рассказывали байки о собственных похождениях за чаркой вина. В свою очередь, Лань Ванцзи, будучи образцом нравственности и морали, небось и помыслов таких не имел. Конечно, человек вроде Лань Ванцзи вполне может быть не знаком с простейшими физиологическими… эмм, вопросами. Вэй Усяня одновременно пугала и забавляла идея, что Лань Ванцзи может физически возбудиться на их импровизированном уроке. В этом явлении самом по себе Вэй Усянь не видел ничего постыдного, а потому считал своим долгом настроить на этот же лад своего нынешнего ученика. Но если не считать Цзян Чэна, в детстве делившего с ним комнату, он никогда не смотрел на другого мужчину, когда тот обнажен снизу — не было даже стремления. Интересно, у Ханьгуан-цзюня велик не только...? Так, отвлекшись на непотребности, сами собой вспыхивающие в голове, Вэй Усянь бесцельно перелистывал страницы. Вдруг Лань Ванцзи схватил его за запястье, останавливая. — Здесь, — указал он на изображение. — Что там происходит? Наконец сосредоточившись на книге, в которую смотрит, Вэй Усянь задумчиво протянул: — Кажется, что-то интересное. Он чувствовал себя весьма озадаченным. Человеческие тела и ткани пышных одежд на картинке были так тесно сплетены в столь запутанной позе, что наверняка можно было сказать лишь одно: физический контакт однозначно присутствует, но остальное... Мужчина, похоже, был сзади, и, кажется, придерживал ногу лежащей на его плече партнерши под коленом. Похоже, Лань Ванцзи очень интересовали способы занятия сексом, в которых женщина находилась бы спиной к партнеру… — Лань Чжань, — начал Вэй Усянь, смягчившись, — скажи мне честно, ты… не хочешь видеть лица своей будущей супруги? Лань Ванцзи опустил взгляд, точно окаменев. Внезапно Вэй Усяня как будто окатили из бочки с горячей водой. Неужели…? — Неужели у тебя уже кто-то есть? — выпалил он, забыв обо всех приличиях. Лань Ванцзи напрягся, его всегда идеально ровная спина, казалось, стала еще прямее. Вэй Усянь загорелся идеей: — Тогда почему вы не вместе? Вы могли бы сбежать и… Сбежать и сочетаться браком втайне — не такая уж плохая мысль. В любом клане, особенно столь благопристойном, как Гусу Лань, людям придется принять супругу Лань Ванцзи перед Небом и Землей и расторгнуть помолвку по договоренности — иначе это блуд и грубое нарушение всех приличий и норм морали. Но Лань Ванцзи все молчал, потупившись, и Вэй Усянь наконец понял: — Оу… наверное, вы по какой-то весомой причине не можете быть вместе? Он лихорадочно перебирал в уме, почему же девушка могла не захотеть пойти под венец с одним из Двух Нефритов клана Лань, но ему самому это казалось форменным безумием. Как можно было не влюбиться во второго из числа благородных молодых заклинателей их поколения? И ни одни родители в мире также не стали бы препятствовать столь выгодной партии. Если только… неужели Лань Чжань мог полюбить замужнюю даму?! В таком случае… и впрямь исключительное дело. А ведь она может даже не знать о развернувшейся вокруг нее драме. — Эх, Лань Чжань, Лань Чжань! Зная тебя, ты наверняка держишь все в секрете… — Вэй Усянь хотел положить ладонь на его руку, в отчаянном стремлении не выдать чувства сжимающую колено до побеления костяшек пальцев. Но Лань Ванцзи отдернул ладонь и наконец поднял глаза. В них Вэй Усяню почудилось все разом — от сожаления, вины и раскаяния до неприятия, холодности и даже некоей горделивости, граничащей с безумием. И тут его точно ударило молнией. В Пристани Лотоса… замужняя дама… невозможно! Вэй Усянь прикрыл рот рукой, отпрянув. Единственной женщиной в Пристани Лотоса, подходящей под описание, была его шицзе, которая как раз приехала погостить вместе с маленьким Цзинь Лином и как раз на днях должна была вернуться в Ланьлин. Теперь понятно, почему Лань Цижэнь так вел себя с ним. Всем было известно, как Вэй Усянь близок со своей шицзе — во многом из-за похабных слухов, не затихающих даже спустя стольких лет ее общепризнанно счастливого брака с Цзинь-павлином. — Лань Чжань… — медленно начал он, тщательно подбирая слова. Только что тут подберешь? «Тебе нравится моя шицзе, госпожа Цзинь?». Кажется, где-то Вэй Усянь уже что-то подобное ему говорил. Так что он выпалил, не церемонясь: — Неужели тебе нравится кто-то из Пристани Лотоса? И поэтому ты не хочешь жениться? Лань Ванцзи коротко вздохнул, по-прежнему ничего не говоря. Может, и к счастью, подумал Вэй Усянь. А вслух предложил: — Могу я как-то помочь?.. Он и сам не знал, что имел в виду — посредничество, утешение? Будь это не Лань Ванцзи, а кто угодно другой, он предложил бы напиться вусмерть или пойти плавать при луне — это всегда бодрило его и успокаивало. Что можно было предложить этому молчаливому зануде: сыграть дуэтом, отправиться на ночную охоту? Но ведь это было самым обычным для него времяпрепровождением. Где тут скинешь стресс? А теперь, глядя на Лань Ванцзи, как всегда собранного, идеального, с прямой спиной и каменным лицом, и вместе с тем какого-то необычного, даже взволнованного отчасти, точно тщательно скрываемые им чувства вот-вот вырвутся из-под тугой перевязи налобной ленты и широкого пояса белоснежных одежд, Вэй Усянь ощутил себя ужасающе беспомощным. Он с сожалением осознал: пожалуй, Лань Цижэнь был прав, подозревая его в содействии побегу его племянника — если бы Лань Ванцзи попросил, он бы и впрямь сделал почти что угодно… в рамках приличий, конечно. Может, перед вынужденной женитьбой он захочет излить душу в письме возлюбленной? Вэй Усянь был бы не против его передать... Он не мог не удивляться его выбору, и вместе с тем вовсе не был удивлен — конечно, его шицзе самая лучшая, и конечно, это очевидно не только для ее шиди. Правда, вряд ли Лань Ванцзи часто с ней говорил или хотя бы виделся… но ведь это Лань Ванцзи. Кто знает, что у него на уме. Он такой закрытый и сдержанный — может, именно из-за своей симпатии он и избегал ее общества? Радуясь, что наконец обнаружил разгадку происходящего, Вэй Усянь понял для себя сразу два важных момента. Во-первых, шицзе ни в коем случае не должна не то, что узнать — хоть сколько-нибудь быть запятнана даже капелькой скандала. Положение в Башне Кои было непростым, а ее брак… не стоит давать злопыхателям повода порезвиться. Все-таки, она девушка из благородного семейства и не сможет даже толком защитить себя, если кто-то выдумает какую-нибудь чушь — например, что она использовала малыша Цзинь Лина, чтобы ездить в Пристань Лотоса и там развлекаться вдоволь с другом Ушансе-цзуня, еще одним красавчиком в гареме привороженных ею мужчин, ха! А во-вторых, он не может позволить Лань Ванцзи опозориться перед всеми, если что-то всплывет. Все-таки, они если не друзья, то не чужие друг другу люди. Да и чужому Вэй Усянь с радостью помог бы в таком деле и при таких обстоятельствах. Представив, как тот засмущается, если начать столь деликатный разговор напрямую, Вэй Усянь понимающе хмыкнул — будь он сейчас пьян, наверняка попробовал бы его завести, просто чтобы посмотреть, как тот отреагирует на обвинения. Влюбиться в замужнюю женщину и сбежать, чтобы не жениться на другой... Все предки клана Лань, должно быть, сейчас вертелись в своих гробах. Но Вэй Усянь теперь был трезв как стеклышко и полностью отдавал себе отчет в своих действиях. Кажется. Поэтому он решил просто помолчать, чтобы дать Лань Ванцзи собраться с мыслями. Тот и вправду скоро сказал, стыдливо опустив ресницы: — Все не так. — Не так? — в который раз удивился Вэй Усянь. Лань Ванцзи нахмурился, будто пытался подобрать слова, но никак не выходило: — Не совсем так, — поправил себя он. Подумав, он добавил: — Причина и следствие… — Перепутаны? — прервал его Вэй Усянь, вконец запутавшись: — Хмм, хочешь сказать, что… ты влюбился в кого-то, чтобы не жениться, так, что ли?.. В этом не было ни малейшего смысла. Услышав слово «влюбился», Лань Ванцзи вздрогнул, его невидящий взгляд, направленный на подушку позади Вэй Усяня, дернулся было вверх, но быстро был усмирен и подавлен своим хозяином, как и положено любому встречаемому тем на пути сопротивлению.  — Ладно, ладно, — Вэй Усянь вскинул руки перед собой в примирительном жесте, заметив столь резкую реакцию собеседника. — Не так уж ты и влюблен, верно? Положим, просто… ну, заинтересован, или… Теперь, пока он разглагольствовал, Лань Ванцзи прожигал его глазами — те смотрели осуждающе и даже будто бы слегка высокомерно. Не удивительно, что некоторые люди считали его надменным, если им досталась хотя бы секунда подобного взгляда, особенно если сверху вниз и при приглушенном свете. — Ну не смотри ты так, Лань Чжань, — взмолился Вэй Усянь, уронив руки на покрывало, точно сдаваясь врагу. — Я просто несу всякую чушь, чтобы поддержать беседу и мы не сидели в тишине и темноте, как полные… — Я не… — начал было Лань Ванцзи, но остановился. Его взгляд суетливо перебегал с одного глаза Вэй Усяня на другой, будто он не хотел упустить ни крупицы его внимания. Глотнув горячего юньмэнского воздуха, он продолжил: — Дядя узнал, что… что… — Что тебе кто-то небезразличен? — участливо подсказал Вэй Усянь. Лань Ванцзи несвойственно было недоговаривать. Вэй Усянь был так заинтригован, что даже слегка наклонился вперед, всем весом опираясь на руку в паре цуней от белых одеяний. — И поэтому решил выдать тебя… то есть, женить? Чтобы не было соблазна, да? Лань Ванцзи кивнул. Больше и говорить ничего не приходилось. — И поэтому я… Но договорить Лань Ванцзи не успел. Вэй Усянь вдруг прищурился, а затем вскочил и набросился на него, зажав рот ладонью. Его «жертва» и не думала сопротивляться, но немой вопрос повис в воздухе. Вэй Усянь сделал страшные глаза, призывая помолчать, однако ответ, точнее, звуки шагов снаружи, не заставили себя ждать. Не удивительно, что Вэй Усянь решил притвориться спящим и не издавать шума: если бы Лань Ванцзи после его пропажи обнаружили в спальне Ушансе-цзуня, что бы на это сказала его шицзе? Более того, горе-беглец ведь скрывался — и неужели в Пристани Лотоса, как и подозревал Лань Цижэнь? Как ни посмотри, ситуация странная и неприятная. Поняв, что Лань Ванцзи тоже услышал незваного гостя за порогом, Вэй Усянь ослабил хватку, но на всякий случай не отнял ладонь. Дыхание Лань Ванцзи, мерное, обжигающее, ощущалось приятно и влажно на коже. Они вновь оказались в опасной близости, и Вэй Усяню отчего-то захотелось закончить начатое прошлой ночью и приникнуть наконец к жесткой, точь-в-точь его деревянная кровать под ворохом одеял, груди Лань Ванцзи. Вообще, Вэй Усяню нравились женские тела, мягкие и приятные для объятий. Как будто прижимаешься к облаку с небес. А обниматься с мужчинами… это напоминало о спаррингах, борьбе, о потных телах и утренних тренировках с его шиди, которых уже давно не было в живых. В общем, ничего привлекательного. Но Лань Ванцзи спокойно смотрел поверх скрывающей нижнюю часть его лица ладони, смотрел тепло и лучисто, а его грудь вздымалась в такт с вырывающимся из цицяо рта и носа пламенем воздуха. Во рту Вэй Усяня тут же пересохло, как будто он ловил это пламя губами, нефритовая подвеска на поясе Лань Ванцзи больно и будоражаще впивалась в бедро. Некто с фонарем в руках встал прямо за дверью. Вэй Усянь спохватился и принялся громко имитировать храп. Лань Ванцзи, казалось, напрягся, весь будто обратившись в камень, и напряженно вслушивался в происходящее за дверью. Дверью, которую он не запер, поспешив войти в комнату Вэй Ина, пока кто-то не заметил его во дворе. Потом послышались приближающиеся голоса. — Глава Цзян, выпейте с нами еще! — Да, глава Цзян, мы еще не закончили! — Не разбудите наших гостей, — осадил подошедших к нему Цзян Чэн. Вэй Усянь заметно выдохнул. Он-то боялся, что Лань Цижэнь, ведомый своими бредовыми, но на удивление верными подозрениями, пришел за ним шпионить или послал кого-то из юных учеников, что сделало бы подобный поступок еще более недостойным. — Они действительно ложатся спать, не дожидаясь наступления темноты! Поразительно, — заметил Лю Синь, один из лучших заклинателей Юньмэн Цзян. — Вы правда в юности учились в Гусу, глава Цзян? — восторженно поинтересовался второй голос, казалось, более молодой и полный кипучей энергии. Несомненно, это был Дун Сянь. Эти двое везде и всегда были вместе. — А вы пробовали Улыбку Императора вместе с учителем Вэем? Вэй Усянь не скупился на комплименты любимому напитку и при любом удобном случае, неважно, по какому поводу проходило пиршество, участвовал в обсуждениях лучшего и худшего вина из испробованных в его жизни. Так что все, кто когда-либо пил с ним, знали, что однажды в Гусу он залпом опрокинул целый сосуд, сидя на гребне крыши Облачных Глубин при прекрасной луне. Лань Ванцзи тоже слышал эту историю. Что удивительно, Вэй Усянь никогда не пенял ему на разбитый сосуд и на все остальное, что случилось потом. Возможно, если бы Лань Ванцзи сделал ночному наглецу поблажку, как он того просил, Лань Цижэнь не взъелся бы так с первого урока, Вэй Усянь не оказался бы притчей во языцех, не подрался бы с Цзинь Цзысюанем и не вернулся бы в Пристань Лотоса так скоро. Но Лань Ванцзи не мог его не «сдать». Он только-только вышел на ночной дозор, и он не мог проигнорировать нарушителя. Он отвечал за наказания учеников, это была его зона ответственности, и он не мог просто отмахнуться от этого — раньше никогда подобного не делал. А еще Вэй Усянь все равно рано или поздно становился героем дня, где бы ни появлялся и что бы ни делал. Лань Ванцзи просто ускорил неизбежное. Сделал тайное очевидным. Или нет? А если бы Вэй Усянь не был наказан переписыванием правил и Лань Ванцзи не пришлось бы следить за дисциплиной? А если бы Лань Ванцзи не нужно было следить за ним, за Вэй Усянем, не нужно было подавать пример на уроках у Лань Цижэня? Он бы медитировал в одиночестве дни напролет, читал бы священные сутры, помогал брату на ночной охоте и знать бы не знал, каким могло бы быть то лето? Иногда Лань Ванцзи просыпался в холодном поту, когда ему снилось, что так оно и было. Ни шума, ни смеха, ни первого в жизни наказания, ни кроликов, ни бессонных ночей, ни изведенной впустую бумаги. Облачные Глубины не стали бы чуточку иными, что с ним, что без него. Никаких нарушений правил. Никакого раскаяния и никаких сожалений. Что это была бы за жизнь? — Я как раз подумывал забрать один сосуд у Вэй Усяня — который он мне обещал, — но, похоже, он уже спит. Голос Цзян Чэна, резкий даже в приглушенном своем варианте, странным образом успокаивал. Вэй Усяню это напоминало время, когда они делили общую комнату, еще совсем детьми. В Пристани Лотоса не было недостатка в помещениях, тем более для наследника клана. Но дядя Цзян почему-то поселил их вместе. Когда они с Цзян Чэном изредка вспоминали его наедине, вдвоем распивая юньмэнское вино на ступенях Зала Познания Меча или же отправляясь кататься на лодках по лотосовым озерам, они всегда сходились в одном — это было самое мудрое решение из всего, о чем они когда-либо слышали, включая решимость охотника И, натянувшего тетиву, чтобы поразить девять солнц и спасти мир. Шумная троица забрала с собой фонарь и какой-то бессмысленный хмельной разговор о том, как именно людям из Гусу Лань удается сохранять свои одежды белоснежными даже в пыли и грязи. Цзян Чэн спорил со словом «белоснежные» — ведь он своими глазами видел обагренные кровью фигуры Двух Нефритов клана Лань на полях общих сражений. Дун Сянь был не согласен — «речь про ежедневное ношение, а кровь это кровь, как же ее избежать в битве?». Вэй Усянь глянул на Лань Ванцзи — теперь сверху вниз. Должно быть, из-за этого выражение полускрытого рукой лица казалось каким-то одухотворенным, как у человека, обращающегося к небесам. Ушансе-цзунь тоже прекрасно помнил, как Ханьгуан-цзюнь помогал клану Юньмэн Цзян во время множества стычек с кланом Вэнь. Однажды за ним пришел и Цзэу-цзюнь — Цзян Чэн шутил, что даже до главы Лань дошли слухи о том, как Лань Ванцзи и Вэй Усянь ругаются да спорят круглыми сутками, и тому пришлось проделать долгий путь, просто чтобы приструнить младшего брата и создать хотя бы видимость мира. Когда Бичэнь Лань Ванцзи отражал атаки вместо Вэй Усяня, лишенного меча и сражающегося с живыми людьми одной только флейтой да ловкостью, он просто говорил «спасибо». Это повторялось снова и снова. Когда Лань Ванцзи атаковал его пугающими занудными предостережениями о вреде Темного пути, Вэй Усянь отмахивался, ругался, спорил. В те времена они и впрямь были невыносимы. Светлые глаза манили Вэй Усяня склониться ближе… еще ближе… точно мотылька на огонь. И когда снаружи все вновь стало тихо, а ткань одежд взмокла от жара двух тел разом, Вэй Усянь, словно зачарованный, шевельнул было рукой, чтобы выпустить губы Лань Ванцзи из плена, как вдруг в сияющих глазах что-то потемнело, заискрило, а затем Вэй Усянь ощутил легкое прикосновение к пояснице и рухнул на свою постель. Когда наутро он открыл глаза, рядом с ним никого не оказалось. Вэй Усянь некоторое время лежал, уставившись в потолок, а потом решил, что это был очень странный и абсолютно нереалистичный сон, содержанием которого точно не стоит ни с кем делиться.