Нефритовая шпилька

Вэй Усянь торопливо переоделся, потому что показываться в таком виде хоть кому-то явно не стоило даже ему, известному нарушителю правил приличия. Заглянув в зеркало, он подумал, хоть бы не перепутать верхнюю и нижнюю одежды, — и обомлел. По-хорошему, не мешало бы помыться, привести себя в порядок, но времени не было. Волосы торчали во все стороны, ночью лента слетела и теперь валялась где-то в ворохе потных горячих одеял. — Ну и ну, Вэй Усянь, ты будто только что с битвы цветов! — присвиснул он, почесав затылок. — И что же делать с эдаким беспорядком?.. Хоть и шептались, что Ушансе-цзунь — порядочный модник и всегда подбирает наряды, в которых выглядит наиболее выигрышно, и кричаще алые ленты, а все равно он оставался Вэй Усянем, тем самым, который носил одну и ту же пару комплектов одежды, пока та не стиралась до дыр, и не обращал никакого внимания на то, что нацепил на себя нижнюю рубаху Цзян Чэна. Так что с него бы сталось напялить все наизнанку и выскочить с гнездом на голове. Обернувшись по сторонам в поисках гребня («и куда он вечно девается!»), Вэй Усянь заметил на столе красивую коробочку, там, где он и оставил ее в тот самый вечер. В груди вдруг стало тепло от воспоминаний — хотя, казалось бы, куда уж жарче. Ноги сами понесли ее открыть, посмотреть, подержать в руках. Ведь внутри лежала нефритовая шпилька, подарок Лань Ванцзи за так нелепо сорванные «уроки». Слишком уж щедрый подарок… Впрочем, клан Гусу Лань никогда не славился скупостью. Да что там, и самого Ханьгуан-цзюня нельзя было заподозрить ни в чем подобном. По правде сказать, Вэй Усянь не раз нет-нет, да и пользовался этой его чертой — то забудет кошелек в Пристани Лотоса, а сам пригласит отобедать, то потратит свои деньги на «всякие глупости», как сказал бы Цзян Чэн, не заставлять же благородного Лань Ванцзи ночевать вместе с собой под каким-то кустом. Зато потом Вэй Усянь мог накупить вкусностей на причале или подарить целую корзину вкуснейших семян лотоса. — Ну, хоть одна проблема решена… — протянул он, разглядывая драгоценную находку. Недолго думая, он соорудил немудреную прическу. Хоть и выглядело немного необычно, чересчур аккуратно и прилично для него, но ему понравилось. Может, так старик Лань станет наконец поприветливее? Впереди был долгий день. Сегодня, решил он. Все должно благополучно закончиться сегодня. И когда он вновь посмотрит в светлые, лучистые глаза Лань Чжаня, поймает на себе его понимающий бесхитростный взгляд, он поймет, что делать дальше. Сейчас ничего кроме этого неважно. Даже Цзян Чэн с его глупостями. Небось хочет засадить своего «помощничка» за бухгалтерский стол, мм? В чем-то они с Лань Цижэнем невообразимым образом были схожи. У Вэй Усяня все еще путалось в голове после выпитого накануне, поэтому он простил себе странную догадку — возможно ли, что госпожа Юй бывала в Облачных Глубинах? Он не забыл хихикнуть, вырываясь из душной спальни за порог. Ночью он… Вэй Усянь быстро отбросил и эту мысль — слишком она была невообразима. Лань Ванцзи, зная, что все ищут его и беспокоятся, никогда не стал бы прятаться, даже будь его жизнь под угрозой. Он непременно сказал бы, где его искать, или показался сам, а не жался по углам спальни Ушансе-цзуня, пока тот нетрезв. Разумеется, это были сны, и сны еще более странные и нелепые, чем то, что он предположил минутой ранее. Лань Чжань… он ведь правда… он бы сказал ему, верно? Сказал бы? Иначе… иначе просто невозможно! Лань Ванцзи не был таким человеком. Он не стал бы ради забавы или по глупости скрываться от дядюшки, от… от него, Вэй Ина. Да будь Лань Ванцзи и вправду здесь прошлой ночью…! Вэй Усянь с досады ударил колонну под террасой ребром ладони, и та пошла трещинами — плохо. И обидно. Эту террасу он помнил еще с детства, с нее взирала на мир госпожа Юй, когда у нее все же было настроение покинуть свои комнаты и выйти в люди. А ее верные компаньонки составляли ей, как и следовало из названия их службы, компанию. Цзян Чэну она говорила, что Вэй Усянь станет таким же компаньоном для него, наследника клана Юньмэн Цзян, будучи сыном слуги его отца, и тот хмуро кивал, а самому Вэй Ину затем говорил, что между ними «никакая не служба, а дружба», и он не будет пенять ему на происхождение. Это, конечно, были слова дяди Цзяна, а тот ласково касался сыновьего плеча и предлагал сделать еще одного красочного воздушного змея или отправиться охотиться на водяных гулей. Если подумать, Вэй Усянь никогда не знал мнения самого Цзян Чэна. Тот был недоволен, когда Вэй Усянь смотрел в сторону хорошеньких девушек невысокого статуса — мол, дочери слуг тебе не ровня. И пусть он желал лучшего, но иногда Вэй Усяню казалось, что на самом деле эта фраза означала «ты был первым учеником Юньмэн Цзян, обошел меня во всем, и смеешь принижать меня своим выбором?». Иногда Вэй Усяню хотелось, чтобы Цзян Чэн был кем-то вроде Лань Сичэня или Цзинь Гуанъяо — улыбчивым и открытым, без чего-то там себе на уме. Но его шиди был Цзян Чэн. И это все-таки было чертовски невероятным везением. Улыбнувшись во всю ширь, он сделал шаг под сень навеса и наконец смог разглядеть, с кем это Цзян Чэн с самого утра распивает чаи — обычно единственным делом, способным отвлечь главу Цзян от суеты рабочего начала дня, могла стать разве что полировка меча. — Глава Лань! — он невольно ускорился, не обращая никакого внимания на выражение лица Цзян Чэна, лишь слегка смягчившееся при его появлении. — Молодой господин Вэй, — поприветствовал в ответ Лань Сичэнь. Он кивнул на столик между ними с Цзян Чэном: — Вы вовремя. Служанка сказала, что это ваш любимый десерт. Цзян Чэн неожиданно покосился на Лань Сичэня, но ничего ему не сказал. Вместо этого он, как всегда, фыркнул: — Изволил наконец явиться? В следующий раз… Вэй Усянь не смог подавить ухмылку: — Вот если бы ты не ушел так рано вчера, сегодня не я один мучился бы от похмелья! Спасибо, — глава Лань любезно подвинул ему чашку, а Цзян Чэн взялся за чайник, вздохнув. Всем известно, что зеленый чай — лучшее лекарство после попойки. Пока Вэй Усянь, торопливо отхлебнув горячей жидкости, закашлялся с возгласом «ой, горячо!», Лань Сичэнь, глянув на него, вдруг застыл, не сводя с чего-то глаз. Казалось, главе Лань стоило больших трудов отвести взгляд и продолжить чинно пить чай, придерживая широкие рукава. Когда Вэй Усянь навел достаточно шума и почувствовал себя наконец в своей тарелке, он слегка самодовольно заявил: — Глава Лань, как вам десерт? Вы не съели ни кусочка. Сами сказали, мой любимый. — И ты еще смеешь попрекать в чем-то других? — тоном постигшего дзен монаха полюбопытствовал Цзян Чэн, делая очередной размеренный глоток. Кольцо Цзыдяня поблескивало на его руке, кидая фиолетовые блики на чашу с изображенным на ней лотосом, точно драгоценный камень, отражающий свет. Красивое лицо Лань Сичэня, по обыкновению украшенное ласковой улыбкой, словно накрыли тучи. Вэй Усянь было осекся — Цзян Чэн был прав, — но быстро пришел в себя. Он знал об этом и без напоминаний. Из расслабленной, точно в компании друзей, его поза и мимика стали вдруг серьезными и собранными. Вэй Усянь, будто оборотень, умел играть своим телом с непревзойденным мастерством. В юности он мог лишь маскировать истинные чувства за чем-то помощнее да побольнее — показушничеством, надменностью, напускным или истинным гневом. Но он учился у лучших и всегда схватывал на лету, да и сам поднаторел в обмане и фальши. Вот взять к примеру Цзян Чэна. Тот прятал лучшее в себе за колкостями и бравадой. Цзян Яньли таила за своей «обычностью» или даже невзрачностью не сравнимую ни с чем стойкость духа, умение сопереживать и прощать, таланты молодой госпожи — не великой заклинательницы, но искусной управительницы, готовой поддержать словом и делом, и доброй и заботливой матери, что не каждой под силу. А Лань Чжань? Он и вовсе жил, скрываясь за сводом правил и природной холодностью. Те стали его натурой, и подглядеть за них порой не мог даже он сам — да и нужно ли было? Кем они все были бы без своих игр, оставались бы самими собой, или обратились бы в незнакомцев? Вэй Усянь готов был поставить кисточку с Чэньцин на то, что и за улыбкой Лань Сичэня или его названного брата Цзинь Гуанъяо прячется не один секрет. Даже прямой как палка вояка Не Минцзюэ, и тот скрывал за вспышками гнева заботу о младшем Не Хуайсане, грозясь сжечь его коллекцию вееров, если станет отлынивать от тренировок с саблей. Хотя Вэй Усянь не раз пытался вразумить буйного главу Не — благодаря безделью да мирским развлечениям Не-сюн оставался единственным из своей семьи, кому не грозило умереть от искажения ци в расцвете сил. — Прежде всего, как я уже сказал главе Цзян, — начал было Лань Сичэнь, — я должен поблагодарить Юньмэн Цзян и вас в особенности за… Вэй Усянь тихо прочистил горло и сказал, четко и твердо, чуть не пронзив главу Лань насквозь пристальным взглядом: — Не стоит благодарности, Цзэу-цзюнь. Раз так, перейдем к делу. Как вы намерены искать Лань Чжаня, глава Лань? Лань Сичэнь, конечно, прибыл в Пристань Лотоса, чтобы помочь и возглавить поиски. Вэй Усяня удивляло только одно: почему он не появился раньше. Но у главы клана, разумеется, могли быть неотложные дела, да и Лань Цижэнь держал всё в своих руках. И все-таки теперь, видя такое знакомое, такое почти что ланьчжаневское лицо, и вместе с тем такое на него непохожее, слушая неторопливо журчащую холодным источником в Гусу речь, Вэй Усянь ощутил небывалую легкость. Как… в детстве. Будто большой и сильный Цзэу-цзюнь пришел, и теперь все точно будет хорошо. Вэй Усяню было хорошо знакомо это чувство. Даже в груди немного защемило на миг. И тут вмешался Цзян Чэн: — А если вы его все-таки не найдете? Цзэу-цзюнь и Ушансе-цзунь как по команде подняли на него глаза. И в них ему почудилось единение. — Цзян Чэн… — предупреждающе начал Вэй Усянь. — Но ведь такое возможно, — возразил тот, — иначе вы с учителем Ланем уже давно бы его нашли. Вэй Усянь и Лань Сичэнь переглянулись. Выражение в их глазах теперь сменилось чем-то, похожим то ли на озадаченность, то ли на отчаяние. — Есть один способ… — протянул Лань Сичэнь, отведя взгляд в сторону. Цзян Чэн насупился — очевидно, именно это они обсуждали в ожидании Вэй Усяня. Тот нетерпеливо посмотрел на одного, затем на другого. Ему очень нужно было узнать: — Что за способ? И тут, без лишнего шума или гвалта, как и подобает в этом случае, появились ученики Гусу Лань во главе с Лань Цижэнем. Стоило тому только услышать о прибытии племянника, и казалось, даже такого косного и строгого человека коснулась оттепель: черты оживились, приличествующе ровная лента развевалась позади, так он спешил на встречу. Никто, даже человек вроде Вэй Усяня, не рискнул бы встать у него на пути, тем более, что необходимости в этом не было. Зато теперь Вэй Усянь наконец понял, почему старикана не было видно до этого. Видимо, не послушав предостережений, он без сопровождения от клана Юньмэн Цзян продолжил поиски с рассветом. Никому, даже Вэй Усяню, лично просившему не делать так во имя добрососедства Пристани Лотоса и Облачных Глубин, не пришло в голову осудить его. В конце концов, каким бы чёрствым сухарем Лань Цижэнь ни казался, Лань Ванцзи все-таки был его племянником и любимым учеником. Вэй Усянь про себя пожалел, что «суматоха» и «семейство Лань» были прямыми противоположностями, точно пламя и лед — а то им с Цзян Чэном удалось бы удалиться от этого сдержанного, хоть и искреннего воссоединения куда незаметнее. — Что ты думаешь об этом? — прямо и даже с вызовом спросил Вэй Усянь, когда они с главой Цзян вышли на безлюдную пристань, точно как ни в чем ни бывало прогуливаясь перед обедом. — Не веришь, что поиски увенчаются успехом? Предлагаешь что, начать поиски на дне? Или, может… — Вэй Усянь, — оборвал его речь Цзян Чэн, напряженно вглядывающийся в противоположный берег. Солнце роняло косые раскаленные лучи на его золотой гуань, на острые черты, загорелую кожу, будто признавая в нем родственника. Фиолетовые одежды отражались в воде, окрашивая ее в цвета глубины. Вэй Усянь и сам не знал, что хотел сказать, и почему забыл, что делать этого не стоило. Еще больше ему внушало беспокойство то, что Цзян Чэн не желает на него смотреть. И все же это был бы не Вэй Усянь, не решив он продолжить паясничать: — Да, глава Цзян? — сказал он. Обычно он называл так Цзян Чэна только в случаях, когда помирить их удавалось лишь Яньли — слава Небесам, крайне редких. Цзян Чэн хмыкнул, то ли насмешливо, то ли понимающе, и приказал: — Вспомнил наконец, кто тут глава? — Его нервные грубые пальцы безотчетно игрались с колокольчиком Юньмэн Цзян, свисающим с пояса, как и полагалось, абсолютно бесшумно, так хорош был контроль движений, непоколебима рука. — Вот что. Возьми отряд лучших заклинателей. Собери кого хочешь, можешь оторвать их от любых дел. Не опозорь клан Юньмэн Цзян и найди этого засранца Лань Ванцзи вместе с Лань Сичэнем и остальными. Ты меня понял? Глаза Вэй Усяня округлялись от удивления с каждым его словом. Он даже не сразу нашелся, чтобы торопливо ответить на вопрос, как того требовал этикет и здравый смысл: — Хорошо! И… спасибо. Цзян Чэн снова усмехнулся, наконец обратив взгляд на шисюна: — И не оплошай на этот раз, — и пребольно шлепнул его по руке. Вэй Усянь, показушно потирая предплечье, засиял: — Слушаюсь, глава! *** Отдав необходимые распоряжения, Вэй Усянь никак не мог усидеть на месте. Исходив вдоль и поперек комнату для занятий, а затем и узкий дворик в глубинах Пристани Лотоса, он решил все-таки немного пройтись, чтобы избавиться от накопившейся энергии. Ноги сами понесли его на пристань, туда, где сновали лоточники и пахло вкусной едой в любое время суток. Несмотря на отсутствие гуляк, даже утром здесь было чем поживиться, благодаря рыбацким лодкам, плоскодонным сампанам с резной крышей и роскошным джонкам, то пристающим к берегу, то уплывающим вдаль. Где работа, там всегда есть еда и кров, снуют люди, кипит жизнь. Вэй Усянь обожал эту атмосферу, хотя находились люди, которые стремятся держаться подальше от суеты. Например, тот же Лань Ванцзи. Подумав об этом, Вэй Усянь мигом растерял весь свой энтузиазм и даже расхотел покупать лепешку. Он знал лишь одно, только одна мысль двигала им все это время, заставляла вставать с утра, пить до отбоя, видеть сны один другого хуже, скучать по Лань Чжаню и его безразличным выволочкам. Он должен его спасти. Найти, отбить, вернуть с того света — неважно. Даже если придется… Вэй Усянь пытался не задумываться о таком всерьез, но в какой-то момент времени, пока они сражались в юньмэнских лесах, шальная мысль сама пришла в голову и засела там упрямым ржавым гвоздем. Если бы он нашел не Лань Ванцзи, а его окоченевший, искореженный труп, он смог бы поднять его из могилы? Ну, чисто гипотетически, конечно. Ответа не находилось: ни с точки зрения своих возможностей, ни с точки зрения морально-этических соображений Вэй Усянь не понимал, как следовало бы поступить в таком гипотетическом случае. Лань Ванцзи был его другом и соратником, кроме того, у него была семья, близкие и родные. И оба этих пункта были одновременно как «за», так и «против» идеи сделать его лютым мертвецом, если такая вероятность гипотетически существует — все-таки, далеко не каждый заклинатель откликнулся бы на мелодию флейты, чтобы попрощаться с загробным покоем, даже ради мести своему убийце. Вэй Усянь мог бы представить, что в гневе и под влиянием момента разрешает Лань Ванцзи отомстить тому, из-за кого он погиб. А потом так же ярко и четко представить, как Лань Ванцзи смыкает свои сильные руки в мертвецкой хватке вокруг его горла; его обычно спокойное лицо искажено ненавистью и злобой, присущей всем восставшим из праха — и в последние секунды жизни в его пустых белесых глазах Вэй Усянь видит упрек: «Это твоя вина, Вэй Ин, хоть убил меня не ты, но я мертв из-за тебя!». Но что… что, если бы Вэй Усянь нашел способ вернуть лютому мертвецу сознание? Конечно, это была лишь теория, и все же… Если и впрямь что-то случилось из-за него, как не попытаться это загладить? Еще немного жизни, хотя бы шанс попрощаться с родными. И бесконечная ненависть к Темному Пути, сделавшему его чудовищем, и к его создателю. Нет, никогда, никогда Вэй Усянь не должен был настолько поддаваться эмоциям. Что бы ни случилось, Лань Чжань, Ханьгуан-цзюнь, не заслуживал подобной участи. Для столь чистого и незапятнанного заклинателя, всю жизнь стремящегося к праведности и благочестию, стать сосудом темной Инь, орудием проклятой флейты… Вэй Усянь не посмеет так осквернить Лань Ванцзи, если ему хоть на миг была дорога их дружба. Тут и думать нечего. Но Чэньцин все равно всегда была при нем, заткнута за пояс — просто на всякий случай. Задумавшись о своем, Вэй Усянь не спеша прогуливался, лавируя меж стайками юньмэнцев, когда зрение выхватило фигуру в белом на показавшемся невдалеке судне. Сердце пустилось вскачь, и Вэй Усянь даже подбежал к краю дощатого причала, но довольно быстро понял, что это не Лань Ванцзи — легкие воздушные одежды не походили на практичные гусуланьские, к тому же, они отличались фигурами и прическами. А то, что он принял за налобную ленту, наверное, было простой повязкой. Человек на носу плоскодонки все не поворачивался к нему лицом, а вскоре и вовсе скрылся под навесом. Раздосадованный вдобавок к прочему еще и собственным разочарованием, слишком явным, чтобы притвориться, что его нет, Вэй Усянь пнул камешек, оказавшийся на беду поблизости, и тот недолго, но эффектно пропрыгал по водной глади. Пора было возвращаться в Пристань Лотоса — его наверняка уже ищут. На обратном пути Вэй Усянь заглянул к себе, пополнить запасы талисманов и проверить, все ли мешочки цянькунь с полезными в бою духами и прочим он переложил в рукава свежей одежды, еле разлепив веки с утра. Его и вправду ждали собравшиеся для инструктажа заклинатели Юньмэн Цзян — как лучшие из лучших, так и молодые, но способные ученики, которым хотелось набраться опыта. Заклинателям редко когда приходилось выступать не против нечисти, а против (или в данном случае, скорее за) другого заклинателя. Выслеживать призраков, хули-цзинь и прочих змеев-измерителей умели почти все, даже самые неподготовленные. Хотя благодаря изобретению Вэй Усяня, талисману призыва нечисти, ночные охоты вне соревнований между кланами по строгим правилам изменились, и искать добычу зачастую не приходилось — она сама приходила в руки, — все-таки базовые навыки никуда не девались, особенно учитывая, что талисман имел свои ограничения в применении, а собственные талант и умения — нет. Когда члены его личного отряда имени Лань Чжаня разбрелись кто куда, чтобы тоже пополнить запасы или переодеться в более удобную для поисков на воде одежду в соответствии с полученными приказами, Вэй Усянь покрутился еще немного то тут, то там, еле избежал встречи со спешащим куда-то к входным воротам Лань Цижэнем, спрятавшись за ширму в комнате для гостей, а затем заскучал. Он уже было решился пойти поискать Лань Сичэня и остальных Ланей, или, на худой конец, Цзян Чэна, как вдруг к нему подбежал один из самых младших учеников — должно быть, паренька совсем недавно приняли на обучение. Коренастый и крепкий, незнакомый ученик с гордостью носил фиолетовые одежды клана — те выглядели так, будто их только что пошили, и каждая складка, должно быть, была тщательно отутюжена и выверена. Несмотря на все его усердие и достойное похвалы прилежание, мальчик напомнил ему Цзинь-павлина в детские годы — к сожалению, его горделивостью и самолюбованием, а не чем-либо еще. Самыми аккуратными людьми на свете Вэй Усянь справедливо считал членов клана Гусу Лань, всегда носивших белое. Однако если смотреть на Лань Ванцзи или его брата, их непревзойденное изящество казалось абсолютно естественным — все сидело на них идеально, на подоле никогда нельзя было найти лишней складочки, а белые ленты благообразно завершали возвышенный образ небожителей, но выглядело это так, словно они родились таковыми, и, очевидно, сравняться со столь одаренными заклинателями было не под силу обычным смертным, тем более, только недавно вступившим на путь совершенствования, как этот юнец. Вэй Усянь вновь почувствовал себя неловко и попытался вспомнить, откуда на его собственном ханьфу пятно грязи, неожиданно бросившееся ему в глаза. — Учитель Вэй! — бесстрашно обратился к нему мальчик. Вэй Усяня парадоксальным образом любили дети, тогда как взрослые побаивались и сторонились — так что он отлично ладил с младшими учениками клана, при условии, что тех не успели наставить против него родители. Конечно, Ушансе-цзунь не стал персонажем детских пугалок — не дорос, оставшись лишь поводом для сплетен да слухов. И все-таки рассказы о злом-плохом дяде, заставляющем мертвецов вылезать из своих могил, не могли не повлиять на появление кошмаров. Иногда Вэй Усянь гадал, от чего это родители, отдававшие детей на обучение в Пристань Лотоса, таким образом пытались защитить своих чад — неужто от хороших снов? Вэй Усяню стало любопытно, как зовут мальчика и кто из шиди его наставник, но спросить прямо не решился — тот выглядел так, будто одно только предположение, что учитель Вэй не запомнил его имени, когда всех новых учеников представляли на церемонии, могло страшно его оскорбить, и никакие оправдания, включая отчасти правдивые, отчасти преувеличенные слухи о его ужасной памяти, не могли бы исправить еще не успевшие начаться отношения. Пусть дразнить таких людей было только в радость Вэй Усяню, но сейчас он был отнюдь не в приподнятом настроении, и лишнее напоминание о тех, кого дразнить было в радость, ситуации не способствовало. Так что он просто коротко вздохнул и спросил: — Что еще там случилось? — Учитель Вэй, там вас спрашивает заклинатель в белом, — сообщил ученик и попятился прочь с выражением выполненного долга на пухлощеком лице. — Заклинатель в белом? — встрепенулся Вэй Усянь, хватаясь за эти слова как за соломинку. — Какой заклинатель? Как он выглядит? Высокий? С мечом? Ты его знаешь? На нем есть белая лента? Мальчик покачал головой, видимо, удивленный его энтузиазмом. — Высокий, с мечом, — подумав немного, он добавил: — Похож на ученого мужа. И лента есть. Вэй Усянь как на крыльях подлетел к Залу Познания Меча, в котором обычно принимали гостей, но когда он ворвался внутрь, то немного замедлил шаг, а затем и вовсе остановился и прочистил горло, ожидая, когда человек в белом обернется ему навстречу. Это был не Лань Ванцзи, не стоило даже надеяться. При этом радость, отразившаяся на лице Вэй Усяня при виде знакомого лица, вовсе не была фальшивой. — Шишу! — Ноги сами понесли его вперед, чтобы оказаться ближе, положить руку на плечо, ощутить пальцами ткань одежд. Слова по обыкновению сами лились из горла Вэй Усяня неудержимым потоком: — Что ты здесь делаешь? Как добрался, ты голоден? Приказать подать тебе поздний завтрак, или все же лучше ранний обед? Сяо Синчэнь так же тепло улыбнулся в ответ: — Прости, что не предупредил о прибытии. Я слышал, что ты очень занят сейчас, и не хотел беспокоить, но потом подумал, вдруг тебе может пригодиться моя помощь? Даже сейчас, когда его никто не встретил, кроме самого младшего из учеников клана, и не предложил присесть, перекусить или освежиться, он оставался самым тактичным человеком во всем Юньмэне. Критически оглядев стройную фигуру в белом, Вэй Усянь досадливо цокнул языком. Ему все стало ясно, еще когда он узнал ожидающего со спины. Теперь же он смог внести в сложившийся образ последние штрихи. На Сяо Синчэне и впрямь была добротная белая одежда, однако она не имела ничего общего с покроем и стилем клана Гусу Лань. Должно быть, именно его Вэй Усянь и видел на лодке, когда прогуливался по причалу ранее. Несмотря на то, что Сяо Синчэнь и впрямь был высок и серьезен на вид, его воздушное телосложение делало их с Лань Чжанем похожими как отражение лунного диска на неверной воде и саму Луну в небесах. Знаменитый меч Шуанхуа, как и Бичэнь Лань Ванцзи, излучал холодную ауру, но его легкие морозные узоры, создающие нежность инея и сияние снегов, не имели ничего общего с ледяной решительностью Бичэня, непреодолимым айсбергом встающего пред любым, кого желал усмирить его хозяин. А прозрачная лента, обвивающая его шею, свободно струилась по спине — на ней красовалось незамысловатое украшение, подарок Сун Ланя в честь основания ими единственного и неповторимого клана на двоих. И конечно, сообщивший о прибытии его шишу юный ученик не мог знать всего этого, а сам Вэй Усянь в спешке не уточнял, например, какую именно ленту имеет в виду. В последний раз они виделись за пределами Юньмэна, когда случайно встретились на охоте — и то было еще в начале весны. Наверняка ученик пока не застал Сяо Синчэня в гостях в Пристани Лотоса. Сяо Синчэнь был учеником Баошань-саньжэнь, как и мама Вэй Усяня, Цансэ-саньжэнь. Через пару лет после Низвержения Солнца он спустился в мир с горы, на которой скрывалась от суеты легендарная наставница, как считалось, прожившая более тысячи лет. Как и Цансэ-саньжэнь в свое время, он избрал собственный путь, желая помогать людям и изгонять зло, но за это лишался возможности вернуться обратно к наставнице и соученикам. Поэтому, а также благодаря легкости и даже схожести их характеров, Вэй Усянь и Сяо Синчэнь, прославившийся почти сразу после своего появления среди заклинателей, быстро нашли общий язык и стали поддерживать связь как шишу и шичжи, хоть формально Сяо Синчэнь был младше Вэй Усяня, что заставляло того бесконечно посмеиваться над ним. Смешливый и чистосердечный, Сяо Синчэнь был идеальным партнером для такого любителя посмеяться да сбить кого-нибудь с истинного пути, как Вэй Усянь. Картину портил только его спутник на тропе совершенствования, Сун Цзычэнь из храма Байсюэ, который позволял называть себя Сун Ланем только Сяо Синчэню. Он был столь же благороден и разделял мечты Сяо Синчэня об изгнании скверны из этого мира. Но в отличие от его мягкого друга, Сун Цзычэня невозможно было смутить или запутать. Аж уж рассмешить — так тем более. Иногда Вэй Усянь шутил, что если бы Лань Ванцзи каким-то хитрым заклинанием разделили на двух человек, ими были бы Сяо Синчэнь и Сун Цзычэнь, так что они хорошо знали знаменитого Ханьгуан-цзюня. Да и сами были не менее прославлены в народе. Они «основали» свой клан на двоих, объединившись ради исполнения великой цели по уничтожению зла. Иногда Вэй Усянь совсем не по-доброму им завидовал — не принадлежа к великим кланам, Сяо Синчэнь и Сун Цзычэнь могли идти куда пожелают и делать то, что велит сердце. Куда бы отправился он, Вэй Усянь, будь он на их месте? Чем бы занялся? Ему уже давно казалось, что он хочет уйти на покой. Найти тихое местечко вдали от суеты, самому добывать необходимое и не более того, готовить, собирать урожай, делать припасы. А может быть, он хочет уйти в бродячие заклинатели, как его родители когда-то, расследовать интересные случаи и спасать людей от нечисти. Но его место всегда было в Пристани Лотоса подле Цзян Чэна. Здесь он вырос, возмужал, охотился на фазанов и воровал кур, здесь он становился сильнее и учился достигать невозможного, здесь он всё потерял, а затем обрел нечто новое. Здесь прошла вся его жизнь. Он сражался за Юньмэн, убивал за Юньмэн, нырял за лотосами, поднимал тосты, устраивал ночные охоты — и все ради того, что он имел сейчас. Конечно, главное — не место, а люди, но все же. Какой человек в здравом уме уйдет от всего этого в неизвестность? Если подумать, на такое был способен только Ушансе-цзунь. Но и он с этим не торопился. В конце концов, уйти, да и вернуться, можно всегда. А вот пока ты не принял решение, любой вариант возможен. Однажды его тело предаст его, не в пример заклинательскому превратится в свою бледную тень, и все станут говорить, что темный путь наконец проявил себя, показал свое истинное лицо. Что вред, нанесенный темной энергией телу, это лишь рябь на поверхности воды, ведь больше всего она вредна для души — хотя что сделается такой черной душонке и есть ли она вообще? Однажды. Но пока… Он пригласил шишу посидеть с ним и выпить, так что они прошли в беседку у причала. Сквозь резные стенки проникали слабые дуновения прохлады, которыми еще могла поделиться вода за островками камышей. — Улыбка Императора? — удивился Сяо Синчэнь. — Разве она продается в Юньмэне? — Не знал, что шишу так хорошо разбирается в винах, — уклончиво ответил Вэй Усянь, наполняя их чаши. — Ты прав, совсем не разбираюсь. Когда я жил в горах, у нас был лишь один сорт вина, которое делали из растущих там фруктов, — кивнул Сяо Синчэнь. — Но это не значит, что я ничего о них не знаю. Вэй Усяня забавляли и вместе с тем восхищали редкие и скупые рассказы даочжана о жизни с Баошань-саньжэнь. Сохранение секрета было одним из правил, которые обязывался соблюдать любой, кто спускался с той горы в мир. Возможно, Сяо Синчэнь не хотел случайно проговориться о чем-то важном в обычной беседе. Но было в этом и кое-что еще. Узнавая разные детали о жизни его шишу вдали от мирской суеты, Вэй Усянь испытывал необъяснимый трепет, будто таким образом приобщаясь к ней хотя бы отчасти. Ведь когда-то так же жила и Цансэ-саньжэнь. Ему было интересно, смог бы и он. В изоляции, тайне, всегда одни и те же лица вокруг, совершенствование на первом месте, и даже применить его толком некуда — заклинательские кланы, к примеру, уничтожали нечисть, избавлялись от темной энергии, помогали душам обрести покой. А чем заниматься на горе, кроме бесконечных медитаций? Наверное, это… до ужаса скучно. — Расскажи мне, чем ты и вся Пристань Лотоса так занята, что по пути сюда мне не встретился ни один знакомый заклинатель? — полюбопытствовал Сяо Синчэнь, пригубив свой напиток. Солнце неумолимо двигалось к своему зениту. Впервые за долгое время Вэй Усянь ненадолго позабыл о проблемах — все отошло на второй план перед приятной беседой за чашей вина. Цзян Чэн будет недоволен — Вэй Ин попросил принести последнюю припасенную для него Улыбку Императора. Впрочем, узнав о том, с кем ее распили, даже Цзян Чэн не станет буянить… — Давай лучше ты, — предложил Вэй Усянь, подкладывая шишу самые аппетитные кусочки из закусок. — Как ты оказался в Юньмэне, да к тому же один? — Что ж, как тебе будет угодно, — вздохнул Сяо Синчэнь и начал свой рассказ. По всему выходило, что в Ланьлине они с Сун Ланем столкнулись с любопытным случаем. — Последователи темного пути, говоришь? — мрачно заключил Вэй Усянь, выслушав краткий пересказ совсем недавних событий. Можно сказать, из первых уст. Хотя обычно в подобных историях самые «первые» уже не могли ничего рассказать без специальных техник. Когда-то Сяо Синчэню и Сун Цзычэню уже приходилось разбираться с нелегкими последствиями выбора, сделанного Вэй Усянем. Пути, по которому он пошел, и который так влек к себе безумцев всех мастей или отчаявшихся. Они и познакомились-то по большей части из-за той трагедии, разыгравшейся в поместье семейства Чан. Тогда некий ученик Ланьлин Цзинь, Сюэ Ян, в одиночку уничтожил около пятидесяти его жителей, включая женщин и детей, не пожалел даже собаки. Разумеется, ради мести главе семейства он использовал нечестивые методы — такие же, что ради мести клану Вэнь изобрел и без устали совершенствовал Вэй Усянь. Разумеется, его судили и приговорили к смерти. А поймали преступника как раз Сяо Синчэнь и Сун Цзычэнь. Вэй Усянь знал, что даже гиблая слава Ушансе-цзуня не спасет желающих пойти в обход истинного пути (а может, как раз она и окажется для кого-то привлекательной). Из-за него, несмотря на использование инь, темных заклинателей никто не преследовал, пока они не причиняли вреда. Ведь заклинателю, идущему путями праведного дао, даже не всякого призрака полагалось уничтожать — сперва необходимо было выяснить, что удерживает его среди живых, каково его желание, как помочь ему уйти на перерождение. Что говорить про людей, верно? Никто помимо него не мог добиться и десятой доли его успеха в обуздании темной инь, но Вэй Усянь всегда опасался, что однажды появится тот, кто еще натворит бед. Вернее, опасался за него Лань Ванцзи — и предостерегал тоже он. Вэй Усянь отшучивался, говорил, что совесть его чиста — учеников он не брал, наработками не делился, не призывал никого становиться таким же отступником. Если кто-то и оступится, начнет использовать темный путь ради темных целей, то это будет его выбор и его ноша — причем же здесь Вэй Усянь? При этих словах Лань Чжань всегда отворачивался, забавно поджав губы, будто одна только мысль о таком упорном избегании ответственности во всем выводит его из себя. Когда Лань Чжань вот так злился, Вэй Усянь чувствовал ностальгию по прошлому. Он никогда не верил, что Лань Ванцзи по-настоящему хочет его убить, как говорила молва — ну разве что немного усмирить. И все-таки этот взгляд всегда таил угрозу и будоражил кровь. Как послание, предупреждение, как незаконченное дело, о котором ты забыл. — Темный путь несет в себе много опасностей, — осторожно проговорил Сяо Синчэнь, вглядываясь в помрачневшее лицо своего шичжи. — Не все заклинатели, следующие истинному пути — добры и справедливы. Что уж говорить о прочих? По его рассказу получалось, что они с Сун Цзычэнем прибыли в Ланьлин по запросу местного главы горного храма — к ним мог обратиться за помощью любой желающий, и они как могли отвечали каждому. У подножья горы находится маленький городок — скорее даже, деревушка. Туда-то они и отправились в поисках свирепствующего призрака. Местные сообщили, что на пути в старый храм стали появляться неясные фигуры. Казалось бы, дело ясное — оказалось, что в горах было целых два храма, причем один жителям пришлось забросить. Много лет назад случился оползень, и путь туда был отрезан. К счастью, жители того храма смогли добраться до людей в обход, но не было и речи о том, чтобы продолжать посещать его, особенно старикам и детям. И тогда местные жители порешили поставить новый — в более надежном и безопасном даже при землетрясении месте. А в спешке оставшийся пустым и ненужным храм с тех пор никто не посещал. — И вы решили, что это чудище? — уточнил Вэй Усянь, щурясь от яркого солнца. Сяо Синчэнь кивнул. — Разумеется, заброшенный храм, оставшийся без подношений и молитв столь непочтительным образом, мог напитаться темной энергией и привлечь духов. На первый взгляд, необходимо было очистить храм — тогда все прочие проблемы могли решиться сами собой. Чудищами называли неживое существо, озлобившееся и ставшее опасным для людей. В свое время Вэй Усянь сам вносил правки в классификацию темных существ — в основном, конечно, в раздел о мертвецах, но и все остальное он помнил прекрасно. По правилам храм, который люди предполагали покинуть, полагалось с почестями и благодарностью запечатать, воскурив очищающие благовония. — Однако дело было не в храме? — Вэй Усянь подпер рукой подбородок, время от времени косясь на почти полный сосуд с Улыбкой Императора. И никто даже не сказал ему сесть подобающе — Сяо Синчэнь был слишком тактичным для того, чтобы отпускать замечания другим, а Цзян Чэна или Лань Ванцзи здесь не было. — Не совсем, — Сяо Синчэнь с улыбкой подтолкнул к нему вино, но Вэй Усянь, собрав всю волю в кулак, подвинул его на прежнее место, твердо сказав: — День в самом разгаре. И ему предстоит быть долгим. Выпить, как говорится, для пищеварения — это благое начинание, но нельзя же напиваться посреди охоты, пусть и не ночной! Даже Вэй Усянь не был настолько безрассудным. Сяо Синчэнь словно хотел что-то сказать, но промолчал. Вместо этого он продолжил: — Так или иначе, нужно было все выяснить. Не всегда можно полагаться на слова местных жителей — как в тот раз с лже-мертвяком, помнишь? Мы встали на мечи и полетели по направлению, указанному настоятелем нынешнего храма. Он был одним из тех, кто спасся из прежнего, еще будучи послушником. На полпути Сун Цзычэнь заметил внизу движение. Даочжаны снизились и увидели разрушенную горную тропу, заваленную землей и камнями, на которых даже не росли деревья, словно опасаясь доверить ненадежной почве свои корни. Они убедились, что в этом случае было невозможно даже поставить навесной мостик, а края пропасти осыпались бы прямо под ногами прихожан, вздумай кто пойти в храм. Жители деревни не преувеличили опасность, когда были вынуждены забыть о старом храме, в который ходили еще их предки, и построить другой. Еще более странным на фоне этого им показалось то, что привлекло их внимание поначалу — а именно, движение на тропе. Обсудив все, даочжаны решили вернуться в деревню и расспросить еще. — Мы спросили у старейшины деревни, много ли человек погибли на том опасном склоне, но он сказал, что даже когда храм функционировал, дорога была вполне безопасной. Там почти не бывало смертей, хотя люди очень любили посещать храм на праздники. А сейчас там и вовсе никто не ходит, кроме дровосеков и охотников. Вэй Усянь издал удивленный возглас: — Так что же там случилось? — Про себя он уже составил вполне ясную картину произошедшего, во много благодаря подсказке, данной его шишу в самом начале беседы. Но он понимал, что у них с Сун Цзычэнем-то такой подсказки не было, так что история будет куда запутаннее и интереснее, если не забегать вперед раньше времени. — Это было странно, — согласился Сяо Синчэнь. — Если на тропе появляются духи, тем более, днем, этому должна быть причина. — Может, снова случился оползень, который потревожил могилы у старого храма? — попробовал предположить Вэй Усянь, беря дольку принесенного им слугой арбуза. — Спасибо, а там меня еще не искали? На тренировочном поле кто-то есть? — спросил он у слуги, но тот только покачал головой, и он отмахнулся. Если кто-нибудь захочет найти его, труда это не составит. — Сун Лань сказал то же самое, — заметил Сяо Синчэнь, тоже кивнув слуге на прощание. — Так что мы дождались вечера и вновь отправились к старому храму, чтобы проверить теорию. Новичку это покажется странным, но духи и другие существа, полные темной энергии, появляются в основном ночью, и чтобы разобраться со всем разом, Сяо Синчэнь и Сун Цзычэнь пошли именно на ночную охоту. Вэй Усянь и сам сделал бы так же — но причем тут темные заклинатели? — Дай-ка угадаю… — протянул он, а затем выплюнул арбузную косточку в кулак. — В храме обосновались отступники от истинного пути, а духов они использовали для того, чтобы… пересекать разрушенную горную дорогу? Как заклинатели используют тех же собак-оборотней? Собачья, то есть, призрачная упряжка? Сяо Синчэнь рассмеялся. — Ты как всегда проницателен, шичжи. Да, эти люди оказались контрабандистами. Низкоуровневые темные заклинатели, которые способны вызывать духов природы и заставлять их выполнять несложные поручения. Я не вдавался в детали, но они переправляли шелк и прочие ценности через горы, а не по воде, минуя сторожевые башни, сборщиков налогов и проверки на подлинность. Они устроили в заброшенном храме склад и переправочную базу, из-за чего сущность храма была потревожена. — То есть, вы практически спасли их от неминуемого искажения ци? — ухмыльнулся Вэй Усянь. — Для искажение ци необходимо иметь порядочный уровень духовной энергии, а они даже Золотых Ядер не сформировали, — не согласился Сяо Синчэнь. — Но из-за них храм чуть не превратился в чудище, и все это пробудило тех, кто был захоронен у храма. Когда мы пришли, они были вне себя от страха — призраки пытались убить их, хотя раньше никогда не причиняли вреда. Мы упокоили мертвых и очистили храм. Но преступникам придется отвечать за свои действия перед судом, — вздохнул Сяо Синчэнь. Сам будучи готов жить в похоронных домах без крыши, он искренне не понимал засилья мошенников и воров среди простых людей. Но с другой стороны, вооружившись Шуанхуа, он всегда мог заработать на пропитание, уничтожив злого призрака или подчинив чудовище. А что мог сделать попрошайка, живущий на улице? Вэй Усянь невольно вспомнил, как дрался за еду с уличными собаками, и содрогнулся. Может, Лань Чжань тоже об этом слышал и направился в Ланьлин, чтобы помочь в поимке преступников? — А как давно это случилось? — спросил Вэй Усянь с отчаянной надеждой. — Всего два дня назад. Я сразу же отправился в Юньмэн, а Сун Лань прибудет следом. Он остался проследить за исполнением приговора. После истории с Сюэ Яном Сун Лань не доверял обещаниям власть имущих, и не зря: Цзинь Гуаншань очень хотел сохранить талантливому темному заклинателю жизнь и свободу. Восстановить справедливость помогло только вмешательство Цзинь Цзысюаня, которого поддержали другие кланы, а впоследствии и Цзинь Гуанъяо. Все-таки, у этого павлина были и положительные качества, хотя даже главное из них — любовь к супруге — уже делало его вполне сносным человеком в глазах Вэй Усяня. Только вот два дня назад Лань Ванцзи уже был неизвестно где. Не стоило и надеяться, что это дело как-то связано с его исчезновением. Но Вэй Усянь не мог не поинтересоваться, как бы между прочим: — А Ханьгуан-цзюня вы там случайно не встречали? — Где, в Ланьлине? — Сяо Синчэнь, казалось, припоминал что-то, и на эти пару мгновений Вэй Усянь забыл как дышать. — Не думаю, и в городке никто его не видел. Иначе он непременно пришел бы на суд, да и про еще одного заклинателя нам обязательно бы сказали. А разве он не в Облачных Глубинах? Вздохнув, Вэй Усянь присел на ступеньку веранды и начал свой рассказ. Он не стал упоминать про случившееся между ними с Лань Чжанем или описывать свои безумные сны, справедливо рассудив, что если уж сходить с ума, то не приплетая к этому хороших людей, особенно ни в чем не повинного Лань Ванцзи. Сяо Синчэнь не перебивал, и только услышав все до конца, задал пару вопросов и притих, словно о чем-то размышляя. — Ты же тоже не думаешь, что с ним случилось что-то… серьезное, шишу? — Вэй Усянь повернулся к нему, сидящему в глубине веранды, и из-за резкого перехода от слепящего света к расслабляющей тени его глаза немного заслезились, что мешало разглядеть выражение всегда такого улыбчивого лица, теперь кажущегося задумчивым. — Я не знаю, шичжи, — наконец сказал Сяо Синчэнь. — Добровольный побег? Это не похоже на Ханьгуан-цзюня. Может, его настигло… Он не договорил, и им обоим было понятно, почему. Эта мысль приходила в голову и Вэй Усяню, но она казалась еще невозможнее всех прочих. Искажение ци возможно, однако Лань Ванцзи так хорошо управлял собой, был столь сдержанным и самостоятельно мог обуздать любое волнение ци одной только нотой… — Вэй Усянь, гуй тебя подери! — как гром среди ясного неба раздался знакомый голос. Цзян Чэн в сопровождении одного из юных учеников клана Лань стремительно направлялся к ним по извилистой насыпной тропинке. Вэй Усянь, вскочив на ноги, поспешил задать шишу последний на сегодня вопрос, пока их беседу не прервали: — А как они умудрились дожить до вашего появления, если и духи, и храм жаждали их смерти? — Кто? — удивился Сяо Синчэнь. — Контрабандисты? — Да, да, — нетерпеливо спросил Вэй Усянь. — Неужели вот прямо никто и не умер? — Ну, там было старое защитное поле, — вспомнил Сяо Синчэнь. — Чудо, что оно сохранилось, но судя по всему, такими оснащали все храмы во времена смутных времен — ведь именно туда бежали искать защиты от нечисти простые жители. — Вэй Усянь, где тебя яомо носят! — Цзян Чэн прислонился к резной балке у выхода, сложив руки на груди. Он оглядел развернувшуюся перед ним сцену глазами, в которых плясали отблески фиолетовых молний, кивнул Сяо Синчэню и хмыкнул: — Так-так, это не Улыбка ли Императора? Юноша из клана Лань почтительно остановился в отдалении. Он склонился в приветствии: — Даочжан Сяо Синчэнь, учитель Вэй! Я — Лань Цзинъи, помогаю в поисках. — Приветствую, глава Цзян, молодой господин Лань, — Сяо Синчэнь не остался в долгу. — Я позволил себе ненадолго украсть у вас Вэй Усяня, это моя вина. Лань Цзинъи стушевался — наверное, слава Сяо Синчэня дошла и до высоких гор Гусу. А Цзян Чэн по обыкновению хмыкнул, только теперь уже скептически: — Если вы думали, даочжан Сяо, что сможете обмануть кого-то так просто, то нет, — он подошел к Вэй Усяню, схватив того под руку, чтобы не вырывался, повел на тренировочное поле. — Тебя ждут лучшие заклинатели Юньмэн Цзян, а ты тут мою Улыбку Императора распиваешь средь бела дня! А ну, шагай… — Цзян Чэн! — заканючил Вэй Усянь, еле извернувшись из его стальной хватки, чтобы помахать на прощанье Сяо Синчэню, наблюдающему за ними с растерянностью. — Я просто проявлял гостеприимство. Кто-то же должен был встретить как следует моего шишу! — Даочжан Сяо, — видимо, вспомнил наконец о том же Цзян Чэн, — можете отдохнуть в гостевой комнате или… присоединиться к поисковой группе? Как всегда изящный и одухотворенный, Сяо Синчэнь медленно поднялся с места следом за ними: — Благодарю вас, глава Цзян. Я всегда готов помочь, тем более, если в беде Ханьгуан-цзюнь. *** Все давно были в сборе, и солнце уже вовсю сияло над головами заклинателей Юньмэн Цзян, отобранных лично Вэй Усянем на тренировочном поле, так что он ощущал нетерпение и непонимание. Обычно это члены клана Лань подгоняли его, теперь же вышло так, что ему приходится ждать их — какая ирония! К тому же, Сяо Синчэня все-таки заставили удалиться в гостевые покои хотя бы на полчаса — умыться и переодеться, иначе «слава Юньмэн Цзян будет растоптана в прах». Лишившись и собеседника, и дела, чтобы отвлечься, Вэй Усянь начал ощущать себя загнанным в угол. — Да где же в конце концов Лань Сичэнь?! — всплеснул он рукавами, украшенными вышивкой в виде непокорных языков пламени. При мысли о пламени и языках Вэй Усянь вспомнил нечто неясное и невольно осекся, так и не закончив бранную фразу. И тут позади него, на другом конце поля, раздался голос, властный, но строгий и даже сдержанный: — …Вы правда считаете, что все настолько серьезно? Вэй Усянь круто обернулся, чтобы увидеть Лань Сичэня в окружении нескольких заклинателей в белом, терпеливо объясняющего что-то возглавляющей людей в алом… Вэнь Цин! Приближающаяся процессия разом обратила внимание на него, и Вэй Усянь запоздало понял, что прокричал имя вслух. — Молодой господин Вэй, — послышалось радостное приветствие, и из-за спины сестры скромно вышел Вэнь Нин, его старый приятель. На сердце у Вэй Усяня потеплело, хотя он и так таял от жары с головы до ног и кончиков ленты в волосах — уже привычно готовясь к отбытию на «дневную охоту на Лань Чжаня», он предусмотрительно снял дорогую и хрупкую нефритовую шпильку, боясь потерять или испортить в лесах. Вэнь Цин нахмурилась, окинув его своим привычным оценивающим взглядом. За прошедшее время она стала еще… могущественнее? Увереннее? Вэй Усянь не мог подобрать правильное слово для описания впечатления, которое она производила, но зато мог сравнить ее с госпожой Юй, только в качестве более равнодушной ко всему и спокойной ее версии, если таковая вообще возможна. Стоило Вэнь Цин, как и госпоже Юй когда-то, просто войти в комнату, и на какой-то миг все невольно становились их преданными слугами. Пусть на краткое мгновение, но казалось, что, отдай та приказ пронзить свое сердце, и все присутствующие пали бы на месте, сраженные этой непреодолимой силой. Вэй Усянь не очень многое знал об остатках клана Вэнь, наверное, потому, что те намеренно старались не оказываться предметом слухов. После Низвержения Солнца тем из Цишань Вэнь, кто никогда не подозревался в причастности к их преступлениям, выделили небольшие территории на землях разных кланов, где они и проживали, трудясь на благо Великих кланов и мало-помалу возвращая к себе если не уважение, то хотя бы отношение лучше, чем «к тем псам Вэнь, что достойны смерти лишь за свое имя». Впоследствии Вэнь Цин своим влиянием и талантами врачевательницы, которую так и не смогли превзойти ни в одном из кланов, удалось объединить родных под одной крышей, с тех пор клан Вэнь официально стал кланом лекарей, и им позволено было вести дела по-своему с учетом уплаты Ланьлин Цзинь различных «налогов» за территорию. Как? Знают лишь Небеса, ее брат и, возможно, хвори и недуги глав разных кланов и членов их семей, но ее политические навыки поистине поражали. Вэнь Цин и до войны спасла немало людей, про нее никто не мог сказать дурного. А после того, как она возглавила последних из своего клана и принялась бесплатно лечить всех, кто обращается за помощью, будь то богатый заклинатель или нищий, простые люди даже стали величать ее Старейшиной Илина и приносить ей дары, словно перерождению Гуаньинь. Когда-то Вэнь Нин и Вэнь Цин спасли их с Цзян Чэном от неминуемой гибели, и даже больше, они спасли Цзян Чэна и весь Юньмэн Цзян, так что Вэй Усянь был перед ними в неоплатном долгу. Но Вэнь Цин не зря славилась в заклинательском мире. Она ни разу не просила его оплатить этот долг и с честью держала слово хранить секрет о Золотом Ядре Цзян Чэна до дня своей гибели и даже дальше, по ту сторону бытия. После обмена формальными приветствиями, Вэй Усянь поспешил пригласить гостей из клана Вэнь отдохнуть после дороги и распорядился было принести напитки и фрукты. Опять. Какой-то насыщенный отдыхом выдался день… — Вэй Усянь, — встревоженно оборвала его лихорадочную гостеприимность Вэнь Цин, — отбросьте церемонии. Сейчас следует думать не о нас, а о Лань Ванцзи. Наш путь не был долог, и было бы позорным для нас твердить об усталости. Самое лучшее — отправиться в путь немедленно. Наверное, было заметно, как сильно ему не терпится приступить к поискам. Ее речь была прерывиста и пряма, как и в те дни в Илине, когда Вэнь Нин притащил его и полумертвого Цзян Чэна в их дом, не побоявшись гнева Вэнь Чао. Как тогда, когда запертый в четырех стенах Вэй Усянь, от безделья не знавший, куда себя деть в ожидании, когда Цзян Чэн наконец придет в себя, обнаружил в столе ее труды о пересадке Золотого Ядра, и попросил ее о еще одной услуге. И она не отказала ему, лишь нахмурилась, прямо как сейчас. А ведь ему так и не представилось возможности поблагодарить ее и Вэнь Нина за всё — искренне, от всей души. Тогда, перед Низвержением Солнца, у них попросту не было времени и душевных сил. А все, что случилось после… …стоп, а что вообще заклинатели клана Вэнь вместе со своей главой забыли в Пристани Лотоса? Даже если исчезновение Лань Ванцзи и стало достоянием общественности, Вэни были врачевателями, а не какими-нибудь там следопытами. Кроме того, они не подчинялись ни главе Лань, ни главе Цзян. Вэй Усянь посмотрел на Лань Сичэня, и тот мягко улыбнулся, верно разгадав его немой вопрос: — Глава Вэнь прибыла, чтобы помочь в поисках ее будущего жениха, — деликатно пояснил он. — Ничего еще не было решено, — напомнила Вэнь Цин, взмахнув сережками. Вэй Усянь не мог оторвать глаз от их золотых отблесков в ее волосах. Невеста Лань Чжаня… Так вот, кого старикан сделал избранницей своего племянника! С первого взгляда это казалось нонсенсом: какой-то маленький, к тому же опальный клан из остатков их смертных врагов. Разве подобный брак будет выгоден клану Гусу Лань? Но если подумать, Вэнь Цин была самой искусной врачевательницей из числа заклинателей этого поколения, если не нескольких разом, что само по себе было большой редкостью. Обычно в каждом клане были семьи, из поколения в поколения передающие знахарские секреты, и Облачные Глубины тоже славились своими снадобьями, способными без следа залечить любую рану. И все же даже им было далеко до знаний и способностей членов возрожденного клана Вэнь — уж кому, как не Вэй Усяню об этом знать. На нем самом не осталось ни единого видимого глазу шрама после того, как он покинул брата и сестру Вэнь на безымянной горе в Илине. В общем и целом, Вэнь Цин, вступившая в клан Гусу Лань, была бы ценным активом. А Ланьлин Цзинь избавились бы от бельма на глазу в ее лице — несомненно, не без участия Цзинь Гуанъяо, названного брата главы Лань. И все в выигрыше! — Оу… — только и смог выговорить Вэй Усянь. Всё это промелькнуло у него в голове в считанные секунды, но переваривать информацию разум почему-то отказывался, и верные слова, например, поздравления с помолвкой, все никак не желали сформироваться на кончике языка. Теперь он смотрел на Вэнь Цин, грозную, решительную, ищущую своего будущего идеального во всех отношениях супруга, и не мог не представлять их вместе. Ее фигура была статной, а в движениях таилась сила — еще бы, когда приходится вручную вправлять кости! Ее внешний вид, несмотря на то, что несколько часов Вэни провели на мечах, был опрятен и даже изыскан — и Вэй Усянь впервые за день, а может, и за пару-тройку лет почувствовал стыд за то, в каком состоянии наспех собрался с утра, так и не приведя себя в порядок. К счастью, Вэнь Цин вновь его опередила, строго потребовав: — И даже не смейте сыпать поздравлениями, молодой господин Вэй. Как я и сказала, еще ничего не решено. Если… Она не договорила, но было ясно как день: если помолвка принесла столько проблем и вынудила второго молодого господина Лань сбежать, точно персонажа какого-нибудь легкомысленного весеннего сборника, пожалуй, не было смысла настаивать на ней. А уж в том, что этот брак во всех отношениях выгоден главе Вэнь, нельзя было сомневаться. Вэнь Нин как-то виновато посмотрел на Вэй Усяня и предложил: — Мы и так вас задержали. Может быть, молодой господин Вэй полетит на мече вместе со мной? Очевидно, он, прекрасно зная, что Вэй Усянь не может сделать это сам, захотел помочь с чистыми помыслами, но Вэй Усянь отчего-то отказался прежде, чем подумал над предложением всерьез: — Спасибо, не стоит. Раньше я летал на одном мече разве что с Лань Чжанем, — совершенно некстати брякнул он, вспомнив случай со времен своего ученичества в Облачных Глубинах. Вэнь Цин хотела что-то сказать, но Лань Сичэнь не видел ее лица и произнес первым: — Что ж, дядя уже давно отправился на поиски, пора и нам к нему присоединиться. Простите, молодой господин Вэй, нам пришлось несколько изменить планы, чтобы встретить главу Вэнь и ввести ее в курс дела. Юньмэн Цзян, как обычно, прочешет леса с земли? — вежливо уточнил он. Вэй Усянь невольно восхитился: все-таки Лань Сичэнь был бы идеальным военным командиром. К несчастью для всего воинского дела, и без того столь несвойственного совершенствующимся, и к счастью для клана Цишань Вэнь, во время Низвержения Солнца он предпочитал помогать страждущим на полях сражений, а не приумножать собственную славу — и, парадоксально, этим ее и добился. — Да, мы пойдем… на лодках, — кивнул Вэй Усянь. Ему было нелегко произнести эти слова, и Лань Сичэнь тоже понимал это, ведь пару часов назад Вэй Усянь с издевкой говорил то же Цзян Чэну как намек на несчастливый исход поисков. Однако и исключать бесконечные озера Юньмэна совсем не стоило. Раньше Вэй Усяню казалось, что Лань Чжань, встав на меч, оставил бы воду далеко позади за пару минут, и потому они искали дальше. Но что, если что-то случилось как раз в этот небольшой промежуток времени? — Тогда в путь, — и глава клана Вэнь, а следом ее сопровождающие встали на мечи. Вэнь Цин чинно кивнула Лань Сичэню и Вэй Усяню, и тем лишь оставалось следить за их фигурами, устремившимися к редким облакам. Лань Сичэнь любезно предложил проводить юньмэнцев к пристани, и только затем встать на мечи. Вэй Усянь чувствовал, что это неспроста, но торопить его не стал. У него было много и своих вопросов. — И давно решилась эта помолвка? — наконец в его голове сформировался главный из них. Но как только слова сорвались с губ, он почувствовал себя пристыженно. Стоило спросить о предпринятом для поисков в Гусу, о поведении Лань Ванцзи перед исчезновением, в конце концов, о том, почему Лань Сичэнь не появился сразу, как только узнал о новостях. Вместо этого он задал самый неподходящий и бесполезный вопрос из всех. Тот, который никак не поможет делу. И все же… может, если узнать больше о том, почему Лань Ванцзи был так против этого брака, возможно, получится понять его мысли… Так Вэй Усянь успокоил себя, с волнением ожидая ответа. Но глава Лань не спешил говорить. Только когда они пересекли тренировочное поле и вошли в украшенную гобеленами с вышитыми знаменитыми деяниями клана Юньмэн Цзян галерею, и в нос ударил запах благовоний из ближайших спален да аромат специй из кухни, Лань Сичэнь наконец произнес: — Дядя сообщил о своем решении всей семье несколько дней назад. Ванцзи поднялся с места, поклонился старейшинам и вышел за дверь. И больше, — он как-то настороженно посмотрел на Вэй Усяня, будто ожидая от него подсказки, — мы его не видели. Вэй Усянь споткнулся о небольшой порожек, отделяющий галерею от внутреннего двора, который переступал, наверное, сотни тысяч раз в жизни. Это совпадало с рассказом Лань Чжаня — тот действительно говорил что-то о том, что отправился в Юньмэн сразу, как только узнал о грядущем событии. Но Вэй Усянь ожидал, что это лишь фигура речи, и «сразу» означает «довольно скоро, но все-таки не в следующую же минуту». Все его мысли смешались, полученная информация не помогала — наоборот, только запутала все еще больше. — А ста… учитель Лань говорил, почему он принял такое решение? — пробормотал Вэй Усянь, не зная, куда девать глаза. Ведь брат Лань Сичэня отбыл к нему в гости, а затем бесследно пропал! Не удивительно, что старик Лань обвинил его — пожалуй, любой поступил бы так же. На этот раз Лань Сичэнь не обдумывал свои слова, и те разрезали вязкий горячий воздух журчащим потоком. Словно желая избавиться от них, передав тяготу знания кому-то другому, он легко признался: — Разумеется, он аргументировал свой выбор. По его словам, глава Вэнь — достойная будущая супруга, красивая женщина и многообещающая заклинательница. Несмотря на преступления ее семьи, сама она ни на миг не отступила от праведного пути и делала все, чтобы облегчить страдания и преумножить благие деяния в этом мире. Звучало до обидного просто. Вэй Усянь и сам все это знал — поэтому ему вовсе не хотелось, чтобы Лань Сичэнь напоминал об очевидном. Вэнь Цин — прекрасная партия даже для Лань Ванцзи, безусловно, заслуживающего самого лучшего. Самую лучшую, точнее. Какие красивые дети у них бы были, подумал Вэй Усянь и устыдился собственных мыслей… а ведь подобное случалось нечасто. Лань Ванцзи вновь совершил невозможное. Впрочем, ему это было не впервой. А его здесь даже не было. — Глава Лань, — так, выбросить лишнее из головы! — но это ведь еще не все, не так ли? — попытался он снова. Лань Сичэнь печально улыбнулся: — Вы правы, молодой господин Вэй. Дядя, он… Они вышли к пристани и остановились у широких деревянных перил, пока заклинатели принялись готовить судна всех мастей, что были пришвартованы рядом, к отплытию. Глава Лань, благородно вытянувшись словно по струнке, стоял рядом, спрятав ладони в широких рукавах с вышитыми облаками за спиной, пока Вэй Усянь самым беспардонным образом облокотился о перила, упершись упрямым подбородком в кулаки согнутых рук. — Вы чего-то недоговариваете, верно, глава Лань? — задумчиво спросил он, наблюдая за суетой у лодок. Двое младших учеников не поделили рыбацкую сеть, споря, пригодится ли она в поисках или стоит оставить ее у причала. Вэй Усяню сделалось тошно: и такая, казалось бы, мелочь сейчас решает судьбу человека? Тем более, человека вроде Ханьгуан-цзюня? — Молодой господин Вэй, — начал Лань Сичэнь после небольшой паузы. — Мм? — рассеянно ответил Вэй Усянь. Ему уже не хотелось ничего знать, хотелось только дождаться прихода Сяо Синчэня и поскорее сесть в лодку, взяв весло и уносясь подальше от всего этого. Куда-нибудь прочь, туда, где, возможно, будет Лань Чжань и решение большей части всех его проблем. Он найдет Лань Ванцзи и вернет его в семью. Тот женится на Вэнь Цин, и Вэй Усянь не будет хорошим другом, если не устроит ему свадьбу столетия, только немного уступающую церемонии его шицзе с павлином. И разумеется, напьется так, что… что… Вэй Усянь так сжал кулаки, что ногти до боли впились в ладони. Разве это не был бы счастливый финал, достойный занесения в летописи? Может быть, ему даже стоит как-то устроить так, чтобы официально Вэнь Цин считали той, кто нашла суженого? Это было бы романтично и возвышенно. Лань Ванцзи бы наверняка понравилось — о такой истории можно даже написать песню. Почему же все внутри кипит и протестует? Как глупо и недостойно. В духе злобного и порочного Ушансе-цзуня. И злость, и порочность клокотали в горле, требуя выхода. Хоть бы по пути попалась парочка речных гулей…  — Молодой господин Вэй, та шпилька, которая… с которой… Лань Сичэнь запнулся, а Вэй Усянь устало поднял на него глаза. Какое ему дело до шпильки? Он ведь не украл ее, это был подарок. Который он, к тому же, поначалу не хотел принимать. — Хотите знать, откуда она? — чуть ли не с вызовом переспросил он, блефуя. — Лань Чжань подарил. — Ванцзи подарил вам эту шпильку? — Что-то в беспокойном взгляде главы Лань встревожило и Вэй Усяня. Он встал прямо, невольно коснувшись рукой затылка, и только потом вспомнил, что снял драгоценную шпильку, собираясь на поиски. — А что здесь такого? Или это… — Может быть, это не он, а Лань Чжань украл ее? Немыслимо. Лань Сичэнь опустил взгляд, положив ладонь на теплое дерево перед собой. Он выглядел так, будто подтвердились все его опасения — но не самые худшие. — А вы… знаете, кому она принадлежала? — тихо спросил он, не глядя на Вэй Усяня. Тот остолбенел. Лань Сичэнь вздохнул и сказал то, от чего у Вэй Усяня зашумело в ушах, а к лицу прилила кровь, такая же горячая, как юньмэнское солнце. Немыслимо представить, чтобы благородный Ханьгуан-цзюнь что-то украл? А вот это — это попросту невообразимо! Невозможно! Не… не… Вэй Усянь понял, что весь его прекрасный план по идеальной жизни Лань Ванцзи с красавицей-женой где-то там, в Гусу, подальше от него и его плотских соблазнов, разбивается вдребезги прямо у него на глазах. Раскалывается на куски изящной нефритовой заколкой, украшенной сияющими даже в ночи камнями. Как и его собственная спокойная жизнь.