Нефритовая шпилька

Солнце за резными кронами мерцало, искрилось, точно по озерной воде, игралось переливами света, повинуясь легким вздохам летнего ветерка в листве. Вэй Усянь давно не припомнил такого погожего денька, когда и на сердце радостно, и глазам приятно, а на языке горчит нежная пряность — спасибо обеденному привалу. И он обернулся — ну конечно, кто же еще мог идти рядом так неспешно, с достоинством в каждом движении? — Ханьгуан-цзюнь, — невольно сорвалось с его уст. Тот поднял голову на оклик, и в светлых как солнечные лучи глазах едва-едва отразился вопрос. — А… ничего, ничего. Хорошо идем, верно? — Мгм. Скоро будем в Юньмэне, если не останавливаться надолго. Вэй Усянь самодовольно подумал: с каждым шагом навстречу он все лучше и лучше понимает Лань Чжаня. Когда они впервые встретились на границе Облачных Глубин, скрытых в переплетении горных троп, точно в кольцах дракона, это красивое лицо казалось траурной маской, которую изредка срывали взрывные эмоции — гнев, негодование, возмущение. Причиной этих чувств становился обычно Вэй Усянь, что удивительным образом тоже было весьма отрадно. Дергать за косу… или за ленту… не так уж и нелогично! «Все-таки мальчики такие глупые», — обижалась Цзян Яньли в детстве, когда кто-то не из Пристани Лотоса осмеливался дразнить молодую госпожу. Она имела в виду, что выражать симпатию агрессией неправильно, и лучше приготовить что-нибудь вкусненькое в подарок, чем причинять боль. Но прозвучало это именно как «Мальчики такие глупые» и никак иначе. Сначала эти слова звучали обидно — она же знала, что братья слышат! Но поразмыслив об этом хорошенько, Вэй Усянь глянул на Цзян Чэна, сотрясающего воздух словечками из тайных арсеналов шисюнов в адрес обидчиков шицзе, затем посмотрел на свои натруженные руки и побитые коленки (весь день напролет воровал финики в юньмэнских садах да гонялся за чужими курами по переулкам) и решил согласиться с Цзян Яньли. В конце-концов, кто он такой, чтобы спорить с шицзе? Ей-то виднее. Они шли по бескрайним лесам, корнями выходящим к юньмэнским озерам, уже вторые сутки. Позволив Лань Ванцзи выйти вперед, Вэй Усянь ненароком коснулся ленты в облачном узоре, ниспадающей позади белоснежной фигуры — приподнявший ее ветер стал ему сообщником. Странно, что заклинатель такого уровня, как Лань Ванцзи, этого не заметил. Странно и жаль. И очень, очень глупо. — Не хочу возвращаться в Пристань Лотоса так рано, — заканючил Вэй Усянь, скорее по привычке, чем действительно желая достичь этим эффекта. Лань Ванцзи всегда было приятно дразнить, и он не разбрасывался обидными словами, как шицзе. Днем он заставил их сделать привал и даже приготовил ужасно острую похлебку. Лань Чжань поддался уговорам, попробовал немного и не сказал, что это «мерзость», как обычно делал Цзян Чэн в ответ на кулинарные потуги Вэй Усяня. День шел просто великолепно, и тем сложнее было признавать, что это последний из череды прекрасных дней ночной охоты. И тут Вэй Усянь вспомнил наконец — все это, и лес, и тропа, и Лань Ванцзи, идущий рядом, и ночная охота, все случилось прошлым летом, почти год назад. Как такое возможно? — Что это? — вдруг услышал он. Зов. Вернее, шепот. Так ощущались мертвецы — как голос отовсюду разом, говорящий что-то на своем мертвом языке. Живые не могут общаться с покойными без специальных техник, вроде Призыва и Расспроса у клана Гусу Лань или Небесного Гнева у Мэйшань Юй — а Вэй Усянь ими не владел. На крайний случай он мог использовать Сопереживание — опасный метод, при котором заклинатель позволяет духу ненадолго захватить свое тело, но вместо того, чтобы поддаться его воле, заставляет дух поддаться своей и может видеть воспоминания мертвеца его глазами. Сопереживание имело важный минус и помимо того, что добровольно предоставляло мертвецу пышущее жизнью тело — оно к тому же не давало полной картины, не гарантировало всей правды. Когда заклинатель уровня Ханьгуан-цзюня исполнял Расспрос на своем цине, ни один дух, даже самый сильный и озлобленный, не смог бы солгать или уклониться от ответа. А при использовании Сопереживания как основного способа допроса… если дух считал кого-то своим убийцей, заклинатель мог увидеть этого человека в его воспоминаниях исключительно в отрицательной роли, ведь как ни крути, а память — странная и запутанная штука, особенно у погибших. «Так это воспоминание?» — каким-то образом осознал Вэй Усянь, оглядываясь по сторонам. Во сне такое бы не сработало. Во сне невозможно понять, что ты спишь. Невозможно ведь? Все было реальным — тепло лета на коже, лесной душистый шепот, солнечный зайчик, пляшущий на высоком гуане в черных волосах его спутника. Вэй Усянь невольно поразился — разве его память настолько хороша? Ляньфан-цзунь, к примеру, всегда славился тем, что мог в точности воспроизвести любой текст, лишь единожды его увидев. А Вэй Усянь в основном занимался новыми придумками, и если требовалась какая-нибудь классификация, инструкция или справка, он частенько создавал либо описывал ее сам. Хотя он не жаловался на память, запомнить все до мельчайшей детали, а затем воссоздать в разуме столь искусно никак не мог. Ведь не мог же? Если подумать, это больше напоминало Сопереживание, только вместо чужих он видел свои воспоминания — собственными глазами, будто мятежный дух, захвативший свое же тело. — Вэй Ин, — услышал он глубокий чистый голос и обернулся. Лань Ванцзи смотрел на него и казался необычно задумчивым. Похоже, Вэй Усянь слишком погрузился в размышления, вглядываясь куда-то в лесную чащу. — Похоже, тут была тропинка, — он неопределенно махнул рукой туда, откуда ключом била темная инь. Мертвечина… может быть, забытое кладбище, требующее подношений? Или группа охотников заблудилась в лесу и осталась непогребенной? — Ты слышал что-то? — Лань Ванцзи сделал к нему шаг. Вэй Усянь обычно не делился рассказами о побочных эффектах Темного Пути, но он никак не мог припомнить, как все-таки поступил в тот раз, без малого год назад. Выделялось ли то возвращение в Юньмэн чем-то среди прочих, и почему он видел именно его и именно сейчас? И что будет, если избрать иную дорогу, сказать или сделать что-то такое, чего на самом деле не делал в прошлом, как это повлияет на чудесное Воспоминание? — Вроде того. Там… что-то есть. Он уже приготовился к тому, что все оборвется, точно из книги вырвали страницу, и лицо Лань Ванцзи исчезнет в ярком белом свете, обычно заполоняющем все вокруг при прерывании ритуала Сопереживания, но ничего этого не случилось. Птицы щебетали где-то в высоких кронах. Юньмэнское лето было в самом разгаре, будто и не подозревая, что его время давно вышло. Лань Ванцзи кивнул и предложил, едва касаясь ледяной рукояти Бичэня: — Проверим? — И Вэй Усянь ощутил смесь восторга и горькой досады. Лань Чжань тут же понял, о чем шла речь, не задавая вопросов и не сомневаясь в его суждениях. И это одновременно радовало и разочаровывало. Ведь на что еще такое мог указать великий и ужасный Ушансе-цзунь, как не на какую-нибудь особо хитроумную опасность? Компас зла привычно болтался на поясе, но Вэй Усянь не нуждался в его помощи, и сам будучи намагничен темной энергией, пропитан ею, как особый, единственный в своем роде артефакт. Но Лань Чжань не мог этого знать, и все же предложил проверить… Впрочем, двое заклинателей вроде них вполне могли сойти с главной тропы в погожий денек, ничего не опасаясь. И совсем не обязательно подозревать в Лань Чжане подозрения. Не обязательно ведь? Вскоре они вышли к поросшему вьюном зданию, на первый взгляд отчего-то напомнившему Вэй Усяню библиотечный павильон Облачных Глубин, точно так же стоявший в отдалении. Они с Лань Ванцзи когда-то провели немало времени под его навевающими тоску сводами. Длинные ряды книжных полок, окружающие учеников, что сидят за низкими столиками, смиренно не поднимая взгляда от священных текстов… Это никогда не было уместной шуткой, даже спустя столько лет, но пожалуй, задержись Вэй Усянь в Гусу дольше трех месяцев, и кто знает, возможно, библиотеку не пришлось бы спасать от Вэней, потому что спасать было бы уже нечего. — Да что такое? Вэй Ин? — спросил Лань Ванцзи, и Вэй Усянь засмеялся в голос, поняв, что все то время, пока они осматривали здание снаружи, бесстыдно хихикал себе под нос. — Ничего, ничего, — глупо повторил он, будто хотел убедить не собеседника, а себя самого. На лице Лань Ванцзи едва заметной игрой света отразилось недоверие, но как обычно, достойнейший Ханьгуан-цзюнь решил промолчать, и Вэй Усянь был ему искренне благодарен. Объяснить свое веселье он не мог — и сам не понимал, что именно не так. А объяснять шутку и вовсе было бы неприлично. И вроде бы это он сам, стоит рядом с Лань Ванцзи и слушает шепотки по ту сторону покосившейся двери, а вроде бы настоящий Вэй Усянь сейчас занят чем-то далеким, будучи в манящем, ускользающем в мыслях будущем — каким-то оно было? — Какое необычное строение. Мне кажется, нам не стоит входить внутрь, — протянул Вэй Усянь наконец, для верности коснувшись на удивление гладкой поверхности стены. Холодный камень не оттолкнул, но и не поддался вторженцу, надежно храня за собой то, что в нем сокрыли. Вэй Усянь ощущал странную двойственную опасность этого места. А разве не для того, чтобы устранять разного рода опасности на пути, они отправились на охоту? Уже готовясь услышать долгие ланьские наставления об Истинном Пути, Долге и Чести, требующим от них, как от благородных заклинателей, немедленного вмешательства, Вэй Усянь подошел ко входу. Путь, истинный или ложный, преграждали покрытые слоем пыли и грязи двери, которые явно давно не открывали. — Ты прав, — отозвался Лань Ванцзи вопреки ожиданиям, а затем сказал то, что заставило Вэй Усяня и вовсе удивленно отпрянуть от строения: — Думаю, это старый храм моего клана. А затем просто растворился в обжигающей, липкой тьме. *** Глубокий судорожный вдох вырвал его сознание из летнего денька у границы Гусу с Юньмэнем, где все было таким правильным и понятным, шло так, как нужно — пожалуй, кроме загадочного храма, появившегося столь внезапно. Ну точно как наяву: словно отпечатавшись на внутренней стороне век, белели перед глазами в оскале строгие линии стен. Что же это за техника такая?! — Молодой господин Вэй? — раздался встревоженный голос, и Вэй Усянь наконец постарался сосредоточиться на реальности, в которой вдруг очутился. Он сидел на полу в собственной комнате, которая почему-то была заполнена невесомой дымкой. Рядом сидели Вэнь Цин, деловито прощупывающая его пульс, и обеспокоенный Вэнь Нин, осторожно держащий какую-то склянку перед собой. — Эмм… ну, и как я? — осторожно начал Вэй Усянь, пытаясь вырваться из захвата главы Вэнь. Та помолчала еще несколько мгновений, слушая неверный стук сердца (ведь ток ци в его теле давно застыл, поэтому оценивать его состояние нужно было так же, как у простого человека), а затем констатировала: — Вы в порядке. Ее мнению как целительницы можно было доверять безоговорочно, но Вэй Усянь все равно неверяще оглядел собственное запястье — наверное, все еще не успел прийти в себя. — В порядке, — задумчиво пробормотал он. — Вас что, в детстве не учили, что заклинательские артефакты — это не игрушка? — тон Вэнь Цин можно было принять и за раздраженный, и за грубовато-заботливый разом. — Арте…? Вэй Усянь так резко повернулся к столу, что чуть не выбил у Вэнь Нина из рук склянку с приводящей в чувство гадостью. Курильница по-прежнему стояла там, куда он ее поставил. Но в ней больше ничего не тлело — очевидно, Вэни об этом позаботились. — Что это? Дурман, яд? — лихорадочно перебирал он варианты. — Но я, кажется, жив. Тогда… Он впился взглядом в пробудивших его целителей, но Вэнь Цин не спешила дать ответ, чинно поднимаясь с примятых им во сне подушек. — Похоже, просто снотворное, — ответил за сестру Вэнь Нин, получив строгий кивок одобрения. Видимо, младший брат до сих пор состоял при ней лишь помощником целительницы. Впрочем, не удивительно — Вэнь Нин никогда не проявлял склонности к врачеванию, и среди заклинателей он был известен как меткий стрелок (и брат знаменитой Вэнь Цин), а не как многообещающий протеже Старейшины Илина, способной исцелить мертвеца. Правда, протеже у Вэнь Цин все же был, если верить слухам, только из поколения помладше, еще совсем ребенок. Как его там звали, Вэнь Юйлун, или Вэнь Юань?.. — Уже началось? — вдруг вспомнил Вэй Усянь. Курильница могла подождать, всё на свете могло подождать. Даже чудесный сон, и тот пока не нуждался в объяснениях. Это темные силы, отнимающие у заклинателя ци во сне и питающиеся его воспоминаниями? А может, просто целительский прибор, помогающий наладить режим бодрствования и отдыха? Правда, Лани не страдали от бессонниц, так что обнаружить подобную вещицу в их семейном хранилище было бы странно. Он сам не раз видел, как Лань Ванцзи засыпал как по щелчку пальцев, повинуясь привитой с рождения привычке. Всегда в одно и то же время, не жалуясь и не придумывая оправданий, чтобы подольше не ложиться в постель, как всегда делал Вэй Усянь, тоже с самого детства. Иногда самой жуткой штукой оказываются семейные правила и данные в пылу юности клятвы… Вэнь Нин кивнул: — Я пришел позвать вас на пристань, стучал, но вы все не отвечали, я забеспокоился, а сестра отправилась следом, и затем мы еле пробились через барьер… Его торопливая речь звучала как извинения за непрошенное вторжение, а не слова одного из спасителей. Но ведь Вэй Усянь сам просил позвать его, когда Лани будут готовы, да и к чему Вэнь Нину чувствовать себя чужим в Пристани Лотоса? В конце концов, только благодаря им с сестрой клан Цзян не канул в омут истории. Это они помогли дяде Цзян и госпоже Юй упокоиться с миром. Пожалуй, Пристань Лотоса парадоксальным образом была в долгу у Вэней — хотя Вэни сожгли ее. В долгу, как и он сам, и этот долг не выплатить. Вэй Усяня кольнуло странное чувство, он глянул на Вэнь Цин, в тусклом свете кажущуюся мрачной до торжественности, и вновь представил ее рядом с Лань Чжанем — оба в красных одеждах, вэньских. Представил спокойные ясные взгляды, изящную ладонь на его предплечье, облака на ткани, залитые алым. Идеальная картинка, в которой все на своих местах. А морок с охотой и заброшенным храмом — всего лишь жалкое подобие идеала. — Если все в порядке, — целительница по-прежнему не отрывала от него взгляда с внимательным, смутно настораживающим прищуром, — пойдемте. Глава Лань не сможет откладывать ритуал долго. Вэй Усянь до сих пор не знал, что же Лани собираются делать. Быть может, им пригодится помощь? Хотя, должно быть, он уже сделал всё, что мог, так что, будь им что-то нужно, попросили бы Вэнь Цин. — Вы правы, глава Вэнь, пойдемте. Он успел сделать несколько неуверенных шагов к выходу, будто дитя, пробующее ходить, прежде чем сестра и брат Вэни, переглянувшись, пошли следом. Должно быть, в следующий раз не стоит вырываться из-под воздействия курильницы так резко — если она вообще выпускает своих хозяев или жертв по-хорошему, конечно. Лань Сичэнь уже ждал их в окружении учеников, это можно было заметить по напряженным едва-едва плечам, по позе, в которой он вглядывался в освещенный проулок — по тому, как он пытался казаться спокойным и отрешенным. Вэй Усянь даже был рад, что наверняка оказался единственным помимо членов клана Лань, кто мог понять, что на душе у главы Лань, ведь тот был куда менее одарен скрытностью чувств, нежели его брат. Учитель Лань отдавал какие-то распоряжения Лань Цзинъи и остальным. Всё вокруг казалось непривычно растревоженным, лихорадочным и спешным, особенно снующие туда-сюда обычно преисполненные недвижимого достоинства Лани. От такого открытия внутри у Вэй Усяня похолодело, а вот Вэни выглядели не в пример воодушевленными. Должно быть, когда рядом целый отряд превосходных заклинателей в белых одеждах и с лентами на челе, которые будто бы точно знают, что делают, любой человек почувствует себя в безопасности. — Молодой господин Вэй, вы вовремя, — улыбнулся Лань Цзинъи. — Скоро начнем, — кивнул Лань Сичэнь. Вэй Усянь посмотрел на него, затем на ученика, обернулся на Вэней. Все они прятали чувства за напускным спокойствием, но взгляды выдавали — Лани были точно натянутая до предела Смертельная Струна из запретной техники, тщетно пытающаяся не дрожать под пальцами мастера. Страхом полнились мысли юного Лань Цзинъи, а Лань Сичэнь только что не падал под грузом ответственности, которую возложил на себя, приняв решение действовать. Да что же тут происходит?! — Вы что-то обнаружили, глава Лань? — Вэй Усянь настолько деловито, насколько только мог, приступил к мучавшим его весь вечер вопросам. — Что вы собираетесь делать? Как это, — он махнул рукой на суетящихся заклинателей, сейчас склонившихся над узором печати, которая раскинулась в отдалении, чтобы не подступать к воде, — поможет вернуть…? Точно, а ведь это же печать! Лани работают над печатью. Не дожидаясь ответа, Вэй Усянь в несколько стремительных шагов оказался у ближайшего края круга, сейчас едва-едва подсвеченного льдистой ци. Ему хватило несколько секунд, чтобы убедиться — это печать призыва. Однако в чем подвох? — Это же… — Печать призыва, вы правы, — Лань Сичэнь оказался за спиной неторопливой, но настойчивой тенью. И зачем он следует за ним, опасается, что Вэй Усянь по незнанию нарушит рисунок? Но ведь это попросту невозможно. Все знали, причем не только в Юньмэн Цзян, что Ушансе-цзуню нет равных в знании талисманов и создании артефактов. Печати такого рода обычно использовали при командном заклинательстве, так как они требовали подпитки ци на весь период действия, и Вэй Усянь редко прибегал к этому искусству, но разве то — показатель? Впрочем, сейчас им обоим было некогда об этом думать. Лань Сичэнь просто составляет ему компанию, любезно объясняя принцип действия необычной печати, только и всего, решил Вэй Усянь. — Но она…? — Вэй Усянь миновал несколько повторяющихся элементов у внешнего края печати, чтобы рассмотреть повнимательнее следующий. — Изменена, это так. — Лань Сичэнь сделал шаг следом. Вэй Усянь продолжил изучать иероглифы и знаки, начертанные густой темно-красной киноварью. Неужели эта печать как-то связана с талисманом перемещения? Об этом почти кричала подборка элементов в центре — несколько небольших кругов, заполненных мудреными иероглифами. Любопытная техника… и если бы не обстоятельства, при котором ему посчастливилось с ней познакомиться, Вэй Усянь был бы в восторге, запоминая каждый штрих и придумывая собственные улучшения и дополнения для любого из элементов в отдельности и всей печати в целом. Чудно. Клан Лань всегда считали самыми яростными приверженцами традиций. Но изменение узоров печатей и талисманов, будь то внесение нескольких штрихов, как когда-то поступил сам Вэй Усянь, придумав Флаг Призыва Нечисти, или вторжение в саму структуру заклинания, как несомненно произошло с этой печатью — это поступок, идущий вразрез с правилами благородных заклинателей, грубое искажение наследия предыдущих поколений. Разве не за это его самого прозвали Ушансе-цзунем? Тогда как у Ланей, прямо под носом Лань Цижэня и с его разрешения и помощи, творится такое! Впрочем, он сам бы использовал вместо киновари кровь — этот явно вопиющий приемчик Темного Пути позволял укрепить связи и создать идеальное течение ци внутри печати, почти такое же, как и в теле тренированного заклинателя. Кроме того, часть рядом с той, что перекликалась с талисманом перемещения, была совершенно непонятной и запутанной. Ее следовало полностью переделать — хотя бы ради того, кто будет использовать это поле печати. Ведь иначе активировать ее попросту опасно. Из раздумий Вэй Усяня вырвал мягкий голос Лань Сичэня, который по-прежнему стоял рядом: — Вижу, вы уже разобрались в построении. Тогда позвольте помочь вам с остальным. Каждый член главной семьи нашего клана имеет при себе специальный талисман, который используется в крайнем случае. Вэй Усянь кивнул, потирая подбородок. Он почти пропустил мимо ушей тираду о членах семьи Лань, будучи полностью поглощен изучением печати: — В крайнем, вот как? Что ж, мне непонятна та часть. Это она сможет вернуть Ханьгуан-цзюня домой? Он обернулся к Лань Сичэню, и на миг в нем вспыхнула неясная ярость: если у Ланей все это время была столь мощная штука, почему они не использовали печать раньше? Но он не ожидал столкнуться с затуманенным сомнениями взглядом Лань Сичэня. — Это как раз то, из-за чего дядя откладывал… Сердце Вэй Усяня забилось так быстро, что заглушило слова главы Лань. Он неверяще уставился на Лань Цижэня, величественно, свысока разглядывающего печать с противоположной стороны. Неужели все уже решено? И ничего не исправить? — …господин Вэй? — услышал он вновь и, едва двигая губами, проговорил: — Вы убьете его. Убьете… Так вот, что ему чудилось в глазах Лань Сичэня. Предчувствие скорой скорби. Это же настоящее убийство. Вэй Усянь набрал воздуха в грудь, чтобы не потерять сознание от накатившего ужаса, но почти не видел сияющий узор перед собой. — Другого выхода нет, — прошептал Лань Сичэнь, его красивое, столь похожее лицо на брата исказил страх. Неужели же он хочет вернуть Лань Чжаня живым или мертвым? — Выход всегда есть, — зло возразил Вэй Усянь, отшатнувшись от него. Он знал лишь одно — нужно остановить это. Нужно предотвратить неизбежное. — Учитель Лань! Послушайте меня! — бросился он к Лань Цижэню. Родной дядя и наставник Лань Ванцзи, любивший племянника почти так же, как свои глупые правила, сейчас он по обыкновению смерил Вэй Усяня колким взглядом, но обошелся без привычных устных обвинений. Плотно сжав губы и поглаживая жидкую бороду, он выглядел так же, как во времена учебы Вэй Усяня в Облачных Глубинах, и при этом, пусть и неуловимо, совершенно иначе. От него исходила морозящая угроза, и Вэй Усянь знал, что меч в этой твердой руке сияет небесным огнем на поле битвы, разит без колебаний. И все же Лань Цижэнь молчал. — Учитель Лань, вы же не станете этого делать? — попробовал было образумить его Вэй Усянь, с ужасом чувствуя себя учеником, просящим отсрочки на выполнение слишком сложного задания, а не кем-то, от кого напрямую зависит чья-то жизнь. Нет, не «чья-то». — Вы понимаете, насколько это опасно? — Я понимаю больше тебя, Вэй Усянь, — с раздражением бросил Лань Цижэнь через плечо. — Не мешай ученикам клана Лань завершить их дело. Их дело? Дело? Их дело — убить Лань Чжаня?! Вэй Усянь не собирался отступать. — Ученики уважают Ханьгуан-цзюня, — твердо сказал он. — Зачем им совершать нечто подобное? Те Лани, которые не могли не слышать их разговора, будучи слишком близко, тут же дружно уткнулись в узоры печати, будто проверяя их напоследок и дополняя последние штрихи. Эта печать явно работала на призыв и относилась к секретным техникам клана, возможно даже, только главной семьи. Судя по тому, что увидел, услышал, а затем и додумал по реакции окружающих Вэй Усянь, она призывала в круг обладателя некоего парного талисмана, будучи объединена с ним нерушимой связью. По такому же принципу работала и знаменитая музыкальная техника Гусу Лань под названием Призыв, используя в качестве проводника вещь или часть тела покойника, чтобы вызвать из небытия его дух. Но так как люди — не призраки и обладают бренными телами, чтобы призвать в круг живого человека, нужно переместить не только его дух, но и плоть. Для этого известен лишь один способ — талисман перемещения, крайне полезный, но требующий огромных затрат энергии использующего его заклинателя. Иначе говоря, у Лань Ванцзи с собой есть некий талисман, который связан с этой печатью, и та призовет его в Пристань Лотоса, если ее активировать. Но чтобы сработать, талисману придется поглотить много энергии Лань Ванцзи — возможно, смертельно много. Вдруг он и так совсем без сил? Вдруг он на грани жизни и смерти? В обычное время заклинатель уровня Лань Ванцзи мог использовать талисман перемещения без каких-либо сомнений, пусть потом ему и требовалась бы медитация для восстановления. Но сейчас, когда ничего не известно ни о его духовном, ни о телесном состоянии, задействовать печать — все равно, что своими руками занести меч. И Лань Сичэнь это понимал. Вот почему Лани не прибегали к этому решению, пока не перепробовали все прочие способы найти Лань Ванцзи. Вэй Усянь вспомнил обсуждения на причале — все уверены, что искать больше негде. Они осмотрели окрестности на много ли вокруг, и Лань Чжаня не смог найти даже он сам. Но шанс все же есть, надежда есть! Вэй Усянь отказывался сдаваться. Лань Чжань не мог умереть так просто. Они найдут его и… — Молодой господин Вэй, поймите, нельзя больше медлить, — умоляюще проговорил Лань Сичэнь. Его темные глаза мерцали в потустороннем свете, исходившем от печати. — Пока еще есть надежда. Надежда. Вот, что собрало их всех здесь. Вот, почему Лань Сичэнь согласился на рискованный шаг. Судьба не сможет вернуть Лань Ванцзи без того, чтобы не потребовать что-то взамен. Но что, если этим «что-то» окажется жизнь спасенного? Если он тяжело ранен, без сил, если он без сознания, талисман перемещения заберет те крохи энергии, что еще остались в его теле, и прославленный Ханьгуан-цзюнь погибнет столь бесславно. А вдруг он в порядке? Просто застрял где-нибудь, не имея возможности выбраться самостоятельно — как тогда, в пещере Черепахи-Губительницы? Или уже успел накопить силы, потерянные в бою с какой-нибудь нечистью, и сейчас ждет спасения? В таком случае, стоит ли им рискнуть? Вэй Усянь вспомнил Лань Чжаня из своих снов. Пугающе реалистичных, и оттого еще более невозможных. Тот Лань Чжань, если подумать, совсем не походил на мертвого или раненного. Может, это знак, провидение, к которому стоит прислушаться? Затылком ощутив на себе чьи-то взгляды, Вэй Усянь обернулся — к ним, заметив странное поведение всех троих, подошли брат и сестра Вэни, чтобы узнать, что случилось. Но задать свои вопросы они не успели. — И вы согласны на это? — Вэй Усянь без обиняков обратился к Вэнь Цин. Та смотрела твердо, вскинув голову. — О чем вы? — настороженно, но решительно спросила она. — Глава Лань заверил меня, что… — То есть, вы даже не знаете, что тут происходит?! Вэй Усянь не мог поверить своим ушам. Вэнь Цин вот-вот может стать… как зовется невеста, которая лишилась жениха, «почти вдова»? — Я знаю, что клан Лань без устали работает, чтобы помочь Ханьгуан-цзюню. Мне этого достаточно, и вам тоже должно. А секретные техники других кланов, — она строго посмотрела на узор печати и тут же отвела взгляд, — не должны нас касаться. Вэй Усянь всплеснул руками. Что же делать, если здесь не осталось ни одного здравомыслящего человека? Точно! — А где Цзян Чэн? — Может, хотя бы к слову главы Цзян здесь прислушаются? Вэй Усянь принялся оглядываться по сторонам. Слева — озерные воды, прямо — высокий камыш. На причале в отдалении и впрямь стояли несколько человек в фиолетовых одеждах, но высокого гуаня главы Цзян Вэй Усянь никак не мог разглядеть. — Сожалею, но глава Цзян отбыл в Юньпин, — мягко проговорил Лань Сичэнь. Вэй Усяня точно пронзило молнией. А ведь и правда, из Юньпина местный клан докладывал о разгулявшейся нечисти. Об этом говорили и Вэй Усяню, но у него совсем не было ни времени, ни желания гонять низкоуровневых мертвецов, что не могут даже через порог перепрыгнуть, по узким, выходящим к воде улочкам. Почему же Цзян Чэн решил заняться делами именно в этот день?! Вэй Усянь рванул к причалу — искать поддержки у юньмэнцев. Все соглашались с тем, что затея рискованная, но как один утверждали, что это дело клана Лань, а не Цзян. В какой-то момент Вэй Усянь даже пожалел со злости, что не имеет никакого отношения к пресловутому клану благородных святош и не имеет права голоса. Он остался у воды один, глядя на последние приготовления Ланей. Каждая черточка, каждая песчинка под ней — все имело колоссальное значение для успеха ритуала призыва. Именно поэтому Лани проверяли узор снова и снова, выискивая малейшие погрешности заклинания. Печать едва заметно сияла — скоро она озарит все вокруг мерным холодным свечением, характерным для техник клана Лань. А под ногами, под влажными досками, было темным-темно. Почти так же, как на душе — и на черной глади отражался неверным призраком тот, кого все именовали Вэй Усянем, бледный, с мечущимся взглядом и непривычно гладко убранными волосами. Он поднял руку и неверяще потрогал собранную прическу — двойник в воде сделал то же самое. Белая шпилька виднелась в воде, нефрит нежно ласкал пальцы. Вэй Усянь жадно впитывал в себя этот образ. Когда он в последний раз видел Лань Чжаня? В смысле, настоящего Лань Чжаня, не ускользающее легко отражение. Отражение в этом мире — это духи мертвецов, верно? Но духи неосязаемы, даже если выглядят как при жизни. На своем веку он повидал разное — например, дух одной женщины как ни в чем ни бывало вернулся в дом и какое-то время жил с супругом и детьми так же, как при жизни, однако так и не смог выполнить долг матери и жены, будучи бестелесной тенью себя прежней. Правила заклинательского мира просты, как любил повторять Лань Чжань, если дух вредит живым, следует вспомнить о трех шагах, последним из которых будет ритуал упокоения. Но если дух безобиден, нет нужды прибегать с серьезным мерам. Странное семейство не беспокоили даже соседи, пока однажды дух несчастной, не способный помочь ребенку, упавшему в воду, не озлобился и не перерезал и супруга, и их старших детей. Призраки не могут жить как живые, а взаимодействие с миром живых для них заключается в силе темной энергии, сокрытой в них. Но чем больше инь, тем меньше человеческого в духе. В мертвецах, восставших из могил, энергия инь копится естественным образом благодаря физическим оболочкам, так что человеческого в них нет вовсе. Вэй Усянь как-то раз подумывал поэкспериментировать с возвращением разума какому-нибудь особо лютому мертвецу, но Цзян Чэн не позволил ему «измываться над усопшими». Нефритовая шпилька… Нефрит — проводник между живыми и мертвыми. Один из наилучших материалов для заклинательских артефактов, копящий энергию, как булыжники у дороги — солнечное тепло. Тепло и свет, вот чем было для него ощущение Лань Ванцзи, общепризнанно холодного, бесконечно далекого от суеты подлунного мира. С Бичэнем в руке, отрекаясь от всего мирского, прозванный Ханьгуан-цзюнем появляется там, где царит хаос — с тем, кто приносит хаос за собой, играясь с верткой Чэньцин в пальцах. Как тогда, в зачарованном сне. Сердце Вэй Усяня забилось как безумное. С чернеющей поверхности озера на него и смотрел безумец — лицо, озаренное надеждой, шпилька в высокой прическе. Озеро отражало его страхи, а теперь и его веру, точно подпитывая ее из своей глубины. Снова он у него в долгу. — Глава Лань! Он так спешил, что даже успел слегка запыхаться. Совсем чуть-чуть, никто и не заметит. — Молодой господин Вэй, — Лань Сичэнь склонил голову, выглядя непреклонным, но понимающим. — Дайте мне времени… до рассвета. Лань Сичэнь уставился на него нечитаемым взглядом, как никогда напоминающий младшего брата. — Простите, молодой го… — Немного времени, — прошептал Вэй Усянь. — Мне нужно совсем немного. Кажется, я кое-что нашел… Лань Сичэнь вздохнул. Вэй Усянь обернулся, ища взглядом Лань Цижэня. Правда, вряд ли этот ворчливый брюзга хоть на секунду позволит Вэй Усяню… Точно, он ведь так на него набросился, когда Лани прибыли после исчезновения Лань Чжаня. — Цзэу-цзюнь, — осторожно начал Вэй Усянь, — а почему Лань Чжань отказался от брака с Вэнь Цин? Вы знаете? Лань Сичэнь скользнул взглядом по шпильке в его волосах и вздохнул снова. Прикрыв глаза, точно терзаемый ужасной головной болью, он наконец ответил вопросом на вопрос: — А почему Ванцзи ушел из Пристани Лотоса? Он открыл глаза и ясным требовательным взглядом посмотрел прямо на Вэй Усяня — так, что по спине пробежал холодок. — Что? Неужели он и вправду собирается выяснять это сейчас? Лань Сичэнь набрал воздуха в грудь: — Ванцзи направлялся в Пристань Лотоса, чтобы увидеться с вами. А спустя несколько часов скрылся в неизвестном направлении после вашего разговора. Мне думается, на то… была причина? Глава Лань выглядел очень уставшим: черты едва заметно обострились, белоснежные сапоги притенены пылью. — Час! До часа Кролика я вернусь… или нет. Но мне нужен лишь час! Цзэу-цзюнь… вы сможете отложить ритуал ненадолго? Лань Сичэнь, казавшийся строгим, вдруг легко, одними уголками губ улыбнулся ему. — А есть ли для этого достаточный повод? — спросил он. Вэй Усяня озарило: — Конечно! Я прикажу накрыть столы для героев из клана Гусу Лань, которые денно и нощно занимаются поисками, совсем не отдыхая! Ведь это повод? Лань Сичэнь снова вздохнул, на этот раз еще тяжелее. — Думаю… это достаточный повод. Если это ради соблюдения традиции. — Безусловно! В Юньмэне есть традиция, устраивать празднества в честь героев на… полную луну! Лань Сичэнь помолчал, сжав губы так плотно, что те, казалось, сольются воедино. Ветер приподнял его белую ленту, увлекая ту за собой. В лунном свете одежды клана Лань всегда казались еще возвышеннее, чем обычно. — Пойду сообщу дяде о том, что необходимо почтить традиции клана Юньмэн Цзян, — Лань Сичэнь сделал пару невесомых шагов в сторону соклановцев, затем обернулся к Вэй Усяню еще раз: — Но до часа Крысы… — Да! Сейчас же прикажу готовить лучшие блюда и отправлюсь! — Вэй Усянь так и подскочил с места, не попрощавшись толком, как того требовал этикет. Если подумать, он всегда вел себя подобным образом, еще с тех самых пор, как перестал носить с собой меч. Лань Сичэнь смотрел ему вслед с тяжелым сердцем, но спокойной душой. Возможно, Ванцзи в беде, но по крайней мере, его в ней не оставят. Если подумать, так было всегда. Еще с тех самых пор, как Вэй Усянь на три месяца перевернул Облачные Глубины с ног на голову. Ванцзи всегда громко его ругал и втайне им восхищался — это Лань Сичэнь видел в брате и в те годы, и потом, много позже. И даже сейчас. — Молодой господин Вэй, — пронеслось в мыслях главы Лань, — вся надежда на вас. Вам придется спасти Ванцзи снова. Ведь только вам это сейчас под силу. Как и было всегда. ***