К дверям в розовый сад

      Через месяц после побега в Буэнос-Айрес Кларисса Старлинг впервые одна поехала в центр города; Ганнибал не смог её сопровождать из-за срочного вопроса с арендой особняка, в котором они поселились сразу же, как ступили на землю Аргентины.       Кремовый, с треугольным фронтоном и колоннами, трёхэтажный дом очаровал Клариссу и польстил доктору Лектеру: новое жильё балансировало на тонкой грани между респектабельностью и роскошью, а расположение на престижной авениде Альвеар говорило само за себя: здесь живут обеспеченные и уважаемые люди, которые ни от кого не скрываются и смело смотрят в глаза окружающим. Именно то, что нужно.       Тем досаднее была оплошность риэлторской конторы, напортачившей с документами. Положение потребовало срочного участия арендатора, и доктор Лектер, договариваясь о встрече с рассыпающимся в извинениях агентом, не позволил проникнуть в свой голос даже нотке недовольства.       — Разумеется, сеньор Фернандес. Приезжайте ко мне домой в два часа пополудни, мы разберёмся с договором. Не стоит извинений, я рассчитываю, что всё поправимо. Буду рад вас видеть, — улыбнулся в трубку доктор, размышляя о том, насколько лучше была бы работа агентства недвижимости «Эсплендор», не будь сеньора Фернандеса в живых.       Доктор вздохнул и перевёл взгляд на свою прекрасную жену, сидевшую напротив него в большом коричневом кресле. На самом деле они с Клариссой не были женаты, но для знакомых аргентинцев представляли семейную пару — под ложными именами, разумеется.       Внешность Клариссы несколько изменилась, и это было связано прежде всего с безопасностью. В отличие от доктора, ей не пришлось прибегать к пластическим операциям, но ведь модная одежда и косметика способны значительно изменить облик. Из шатенки Кларисса превратилась в блондинку — несерьёзный цвет волос, который она никогда не позволила бы себе в ФБР. Яркая синева её беспокойных глаз, лишившись контраста тёмных волос, пригасла; казалось, изменился и сам их цвет, став серо-зелёным. Кларисса выглядела иначе и держалась иначе, только само выражение глаз осталось прежним: таким, будто когда-то давно перед ней промелькнуло что-то страшное, но она не успела разглядеть, что именно. Доктор подумал, что, будь он чувствительным человеком, его сердце всякий раз сжималось бы от сострадания при виде этого взгляда.       — Как ни жаль, моя дорогая, я не смогу составить тебе компанию. Ты развлечёшь себя сама? Конечно, в Буэнос-Айресе почти нет хорошей одежды, но в галереях «Пасифико» можно кое-что найти.       Кларисса улыбнулась почти светской улыбкой, но в её глазах промелькнуло удивление. Она не была пленницей — и всё-таки в город до этого дня они выходили только вместе. Это было естественно и не требовало объяснений: доктор Лектер был галантен и не мог оставить свою даму без сопровождения. Кларисса, конечно, видела в этом пусть ненавязчивый, но надзор; более того, иногда ей казалось, что доктор Лектер ведёт журнал поведения Старлинг, где отмечает всё, что кажется ему примечательным. Она знала, что он ждёт протеста с её стороны, но что пугает его вовсе не протест. Допускал ли он мысль, что она может выйти за порог и исчезнуть из его жизни? Вообще-то, доктор Лектер презирает мелочное ущемление свободы, он оставляет за людьми право поступать по-своему, если, конечно, не решает убить их, но Кларисса стала, пожалуй, достаточно весомой частью его личного мироздания, и он бы не стал мириться с её побегом.       Что ж, в уме она и сама вела журнал поведения доктора Лектера, и ждала шага с его стороны. Вот он — Ганнибал не против ослабить вожжи.       — Не беспокойся. Я выпью там кофе и куплю себе джинсы, — улыбнулась она, поймав неодобрительный взгляд доктора. Можно было завалить Клариссу дорогой одеждой, но не вытравить из неё любовь к рабочим штанам.       Когда, выходя из кабинета, она сжала в руке дверную ручку, то услышала за спиной тихий голос: «Надеюсь, ты не заставишь меня ужинать в одиночестве, Кларисса». Тон фразы сложно было истолковать однозначно: не просьба, не угроза, не опасение, не светское замечание, и всё же всё это сразу. Старлинг обернулась и увидела, что доктор Лектер успел выйти из-за стола и теперь смотрит на неё в упор, слегка опираясь на дубовую столешницу.       — Ни за что на свете, — она стремительно подошла к нему и обняла, уткнувшись носом в шею, охваченную хрустящим воротничком белой рубашки. Кларисса почувствовала лёгкий аромат туалетной воды, смешавшийся с почти медицинским запахом чистоты, исходившим от сорочки, и собственно запах кожи Ганнибала, тёплый и волнующий. Всё это вызвало в ней чувственный отклик, и она знала, что в его голове тоже создаётся сейчас целый ураган чувств и видений, её запах начинает мерцать в его сознании, а её прикосновения превращаются в созвучия. Она не знала только одного: сейчас в мыслях Лектера яркие картины странно исказились.       Когда за Старлинг закрылась дверь, Ганнибал ещё чувствовал это внезапное помрачение. Но было ли оно связано с Клариссой? Нужно было убедиться. Он мгновенно перенёсся в чертоги своей памяти и оказался в покоях Клариссы. Огромное окно с закруглёнными створками было распахнуто, из окон лился солнечный свет. Стол был завален книгами, на обложках которых мелькали итальянские слова — доктор знал, что Старлинг упорно пыталась прочитать сонеты Петрарки в оригинале. Ганнибал подошёл и заметил три строки на листе, выглядывавшем из-под закрытой книги:

Где в Скифии, в которой из Нумидий Укроюсь, коль, не сыт моим изгнаньем, Рок отыскал меня, предав обиде!