Кто ты?

      Проснулась от дикого сушняка. Приняв сидячее положение с закрытыми глазами, мне стало еще хуже. — О, доброе утро, — Сережин голос послышался где-то слева. Открыв глаза, я поняла, что нахожусь в его офисе. — Как ты себя чувствуешь? — Никак, — прохрипела. Да-а, голоса у меня нет. Поорали песенки. На кофейном столике стояла бутылка с холодным зеленым чаем Липтон и лежали таблетки, а на полу тазик. Жадно отпив живительную влагу, сушняк немного отпустил меня. — А почему, — смотрю на себя, — я в какой-то футболке? Где платье мое? — В химчистке, — ответил, что-то писав на бумагах. — Я что, — шепотом, — ублевалась? — Нет, всего лишь упала в канаву. Со стыда я моментально залилась краской. — Неужели, — смеётся, — ты вообще ничего не помнишь? — Помню. — Ладно, — уткнулся в документы, — что последнее ты помнишь? — Как вы с Громом забирали нас. — И всё? — Да, — виновато прошептала. Смеясь, он отложил бумаги и подошел к дивану, присев рядом со мной. — С чего начать? — С менее позорного, — закрыла лицо руками. — Ты орала песни Ленинграда на весь Невский проспект. Он показал видео, на котором я, срывая голос, ору песню Вояж. — ВСЕ-Е-Е МОИ ПОДРУГИ — СУКИ! ЧАСТО ЕЗДЯТ ЗАГРАНИЦУ! В ИНСТАГРАМЕ СВОИ РОЖИ ПОХУДЕВШИЕ ХУЯЧА-А-АТ! Споткнулась. Дикий хохот Грома и Разумовского. — НА ФОНЕ ЭЙФЕЛЕВО-О-ОЙ БАШНИ, С АЙФОНА-А-А СЕЛФИ ЗАЕБА-А-АШИМ! Присела на дорогу. — БЛЯ, СЕРЁГА, ТЫ РЕ-Е-ЕАЛЬНО, О-О-ОХУИТЕЛЬНЫЙ МУЖИК! ТО НА ВАН ГОГА ВОДИШЬ ИЛИ ВОЗИШЬ В ГЕЛЕНДЖИК! — Убери это, — отворачиваюсь. — Ты гонялась за пакетом, думая, что это ворона. — Господи… — Потом, ты сбежала от нас, тебя увидел патруль полиции и забрал в отделение. Я сейчас со стыда сгорю, честное слово. — Но, благо, что Рома Доценко, с которым мы воспитывались в одной группе детского дома, был на смене в этом отделении и позвонил мне. А так бы, все еще сидела в ментовке. — Дальше, — вздыхаю. — Ты на все отделение орала песню Аллегровой — младший лейтенант. — Пиздец. Мне аж поплохело. — Гром даже не стал заходить в отделение. — Настолько стыдно и стремно? — Нет, — улыбнулся, — он ржал до уссачки. — Полный пиздец… — А по поводу твоего платья, — еле сдержал смех, — Юля захотела в туалет и пошла в кусты, которые были около клуба. — Так… — Она упала назад себя, — начинает смеяться, — и стала звать тебя, чтобы ты ей помогла. Подобно маятнику, ты рванула ей на помощь и когда поднимала её, пошатнулась и свалилась в канаву. Загадив все платье. — Я в таком виде еще и в отделении была? — Да, — заржал как конь, — от тебя несло так, что глаза слезились. — Мамочки… А почему я не дома? — Гром уехал на твоей машине. Она у твоего дома. Ключи мы не смогли найти. — Ещё позорные факты будут? — отпиваю чай вновь. — О, да-а, — смеётся громче, — когда я тебя привез сюда, то ты вроде была нормальная, но-о, ты сбежала от меня в ванну. — Продолжай… — Ты в нее залезла и включив душ, просто уснула. А когда я доставал тебя, то ты начала орать. Убейте меня. — Не трогай меня, уебище, ты знаешь, чья я жена?! Самого Сергея Разумовского! У тебя будут проблемы! — О-о-о-о, — схватилась за голову, — я в одежде залезла в ванну? — Да! Поэтому, я переодел тебя в футболку. — Это всё? — Почти, — задорно улыбнулся, — ты спрашивала у Грома, почему у Игоря такая фамилия. Без комментариев. — Игорь, получается, твоя мама — Молния, а папа — Дождь, следовательно, ты — Гром? — Ой, блять… — Не то слово, — улыбается, — у меня даже видео есть, как ты за пакетом бегаешь. Показать? — Удали, — падаю на диван, — а Юля чо? — О чем ты? — Она не опозорилась? — Нет. Тихо и мирно спала в машине. Игорь увёз её домой. — Я больше никогда не буду пить…